Луна все еще прекрасна

Как же не хотелось отпускать Антона. Почему-то только в его объятиях, длившихся без малого до самого утра, в голове было лишь кристальное ничего, приправленное блаженным спокойствием, хоть это и далось ему очередным нервным потрясением. И онемевшими руками. — Надо тебе тоже такие брюки купить, — раздалось справа. — Но я же не ковбой, — на автомате ответил Арсений, не вдаваясь в суть их беседы. Зря, конечно, он ляпнул Антону про свои сомнения. Да, слова вылетели на эмоциях, но для Шаста это явно стало ударом ниже пояса. Появилось стойкое ощущение, что Арсений самым безобразным способом абьюзит парнишку, заставляя его мучиться на ровном месте, хотя сам этого вовсе не хочет. Даже сейчас, несмотря на недавнее обнажение душ с последующими полуночными обжиманиями, он опять не мог расслабиться — словно он ничем не заслужил тихий вечер в гармонии и покое, наказывая этим и Антона. Арсений не мог позволить себе сесть ближе или проявить какое-то тактильное внимание — казалось, так он нарушит свои же личные границы и будет слишком беззащитным. При всем желании, пока это было недопустимо. С другой стороны, мыслишки о подлинности их чувств не появились из неоткуда — Антон так часто недоволен его поведением, не говоря уже о чудесно проведенной осени, что наличие так называемой любви с его стороны реально оказывалось под вопросом. Если Арсений столь сильно его раздражает по любому поводу, то не банальная ли привычка стоит во главе их отношений… — Что такое? — не отрываясь от кожаных штанов Роса, корячившегося на экране в ванной своей подружки, спросил Антон. — Ничего, — вяло ответил Арсений, уже почти не удивляясь способностям их миндальной связи. — Сижу, молчу. Думаю о своем. — Тебе вредно думать. Пф. — Лучше расскажи мне. Еще чего. Так вот, привычка. Отрицать ее глупо — они слишком долго так или иначе вместе. Да и в целом, потраченных сил и времени было бы жаль. Но выдержала бы привычка все их стычки, расставания и мучительные терзания в виде бесконечных метаний из стороны в сторону? Арсений хотел бы верить в любовь и ее безграничные чудотворные свойства, только по какой-то причине продолжал маяться. Антон был прав — веских причин этому как будто и нет вовсе, но почему-то поганые мысли все равно с маниакальным упорством дурят голову, поддерживая там нескончаемый хаос. Арс рад бы оставить эти смутные времена позади, воспрять духом и уверенно шагнуть в счастливое будущее, но он не может. Тупо не может найти и залатать в себе ту самую лазейку, через которую идиотские думы проникают внутрь, заставляя вариться в собственном соку из сомнений и тревоги. И он искренне ненавидит злить Антона, но претензии в выбранной форме… они точно не помогают справиться со всем этим дерьмом в голове. Сережа, не стесняясь, назвал их ссору петушиными боями и вообще заявил, что если Арсению так интересно его мнение на этот счет, то пусть спросит у Шаста, с которым они все обсудили часом ранее. И когда только успели. — Ладно, можем поговорить кое о чем другом, — раздалось справа, и «Друзья» были тут же поставлены на паузу. Антон чуть подвинулся и повернулся всем корпусом, сосредоточено глядя на Арсения, и от мысли, что их ожидает очередной разбор полетов, внутри все скрутило тугим узлом. Да, разговаривать полезно, надо делиться своими чувствами, бла-бла-бла, но еще один импровизированный психологический сеанс, откровение или замечание — и Арсений птичкой покинет помещение через окно. — Если честно, мне все еще интересно, где ты был вчера. Могло быть гораздо хуже. — По городу ходил. На спокойном лице Антона, не первый год тренированного подобными ответами, не дрогнул почти ни один мускул, не считая маленького спазма мышцы под правым глазом. Шаст не подавал виду, но сокращение было таким заметным, словно он делает это специально. Если бы не вся вот эта воцарившееся непонятная хрень между ними, то у Арсения не включались добрые защитные механизмы в виде незатейливых уходов от ответа. И сейчас так охота увильнуть и просто продолжить смотреть сериал, ни в чем не сознаваясь, пусть в этом и нет никакого смысла — скрывать ему все равно нечего. — Я разговаривал с Захарьиным, — почти переступив через себя, ответил Арсений, решив, что в непонятной хрени он, так-то, принимает самое активное участие. — Пять часов подряд? О чем? — Ну-у-у, — протянул Арсений, с ужасом вспоминая многочасовую пытку по телефону, — как и любой уважающий себя Антон, он сильно переживает и хочет приехать сюда с целью моральной поддержки. И я ему пытался объяснить, что в сложившихся обстоятельствах это невозможно. — Это при каких таких обстоятельствах? Что мешает? Это же так неочевидно. — О, даже не знаю, может быть, ты? — Да а че я. Мне кажется, Зохан все поймет. — В отличие от тебя, я не хочу всем направо и налево что-то рассказывать. — Повторяю, по своей воле я рассказал только матери! Остальным я не хотел ничего говорить. Антон резко помрачнел, превратившись из милого воздушного облачка в черную грозовую тучу. Судя по рассказам, раскрытие их секрета для него каждый раз было тем еще испытанием, хотя, скорее всего, дело далеко не столько в самой тайне, сколько в реакции на нее. Вряд ли, например, Антон рассчитывал потерять друга в лице Макара просто потому, что ему нравится Арсений. Но с этим ничего не поделать — к другому в голову не залезешь и ничего там не переделаешь. С другой стороны, тот же Илья уже мог вполне остыть и обдумать свое поведение. Хотя бы забрать обратно свои слова про противного пидараса, или как он там осмелился заявить. — Макар не объявлялся? — Объявлялся, — хмуро пробурчал Антон, принимаясь нервно крутить свои кольца. — Писал на Новый год. Хочет поговорить. Я ему не ответил. — Почему? — Я думаю, мы уже все обсудили, и как-то больше не хочется. Сам Арсений Илью не простил и вряд ли когда-нибудь снизойдет до этого. Но Антон всегда тепло к нему относился, и как бы сейчас не куксился, сто процентов он скучал и мучился от желания помириться. — Слушай, вряд ли он задумал наговорить тебе новых гадостей. Вам делить нечего даже, так что думаю, его намерения самые светлые. — Он отказался от меня, — ошарашенно, словно до него только дошло это, сказал Антон, поднимая взгляд. — Без раздумий, просто раз — я тут же пошел нахуй. «Ну и пошел он нахуй тоже», крутящееся на языке, Шаста вряд ли успокоит — если бы ему реально было все равно, он бы сразу ответил Илье без игр в жесткий игнор. — Ну давай попробуем поставить себя на его место, — аккуратно начал Арсений, самостоятельно толкая беседу к ненавистному психологическому сеансу. — Представь, что ты Макар — большой медведь, невольно заточенный в тело человека. Арсений задействовал все свое актерское мастерство для показа тучного животного, чтобы с лица Антона пропала дурацкая хмурая складка, и весьма успешно. — Всегда был таким мужицким мужиком, для которого трогать чужой член — мерзость, а лицезреть его каждые выходные в бане — норма. Шаст выдохнул интенсивнее обычного — хороший знак. — И у тебя, такого левобережного богатыря, есть свое мировоззрение, свое представление о мире и о своем не менее левобережном окружении. О человеке, который с тобой рука об руку с малолетства. И тут этот человечек говорит о своем образе жизни нечто такое, что вообще не укладывается в установленные тобой парадигмы. Конечно, ты охренеешь и, будучи в шоке, наговоришь всякого не благочестивого дерьма. — Но он не просто наговорил дерьма, он… — Но спустя время, в разлуке, ты начнешь вспоминать прошлое, старое доброе светлое прошлое, то самое, где так хорошо было рядом с этим человеком, где вы хихикали и мечтали о чем-то большем. И ты поймешь, что абсолютно неважно, с кем он делит постель, если тебя напрямую это не касается. Можно было бы сесть в позу лотоса и начать медитировать, пытаясь оторваться от дивана в нирване, только вот Антон почему-то не выглядел просветленным от этой мудрейшей мысли. — А если нет? Если он ниче не понял? — А зачем тогда он хочет поговорить? Думаешь, планирует провести воспитательную беседу, что спать с другими дядями плохо? Кольца были оставлены в покое, а взгляд, в котором читалась вся скорбь еврейского народа, вновь устремлен прямо в глаза. — Дядь, я не знаю, че ему надо, но я не готов в любом случае. И Арсений был бы сраным лицемером, если бы не поддержал такую позицию. — Это нормально, — ответил он и даже на мгновение поддался порыву протянуть к Антону руку, но одернул себя — ему все еще неловко и боязно. А вот Шасту нет — заметив несмелые телодвижения в свою сторону, он тут же перехватил чужую кисть и расположил ее на своем колене. — Просто знаешь, я до сих пор не могу поверить, что он меня кинул, — сказал он, сжимая руку так крепко, словно от этого было легче говорить. — Не думаю, что он тебя кинул. Ему просто нужно было время на осознание, — придумал Арсений. Не потому, что хотел найти уебку оправдание — сейчас он готов сказать все, что угодно, лишь бы Антон хотя бы немного взбодрился. — Ну не знаю… Мало ли, что он еще намеревается мне сказать. — Поговори с ним, и тебе самому станет легче. А если нет, то хотя бы расстанетесь по-человечески. Скажешь «спасибо» за все годы дружбы и отпустишь его. Хотя вряд ли Антон хотел его отпускать. Скорее, как раз наоборот — он ждет от Макара принятия, и оттягивание разговора дает ему возможность продолжать тешить себя надеждами об этом. А в противном же случае придется столкнуться с суровой реальностью, на что решиться ой как не просто. Старый добрый самообман, и где он только ему научился… — Но не думаю, что Илья настолько принципиальный человек, чтобы на полном серьезе закончить общение из-за своих каких-то убеждений, — продолжил Арсений, так и не дождавшись ответа. — Так что расстаться вам вряд ли суждено. Устало выдохнув, Антон прикрыл глаза и улегся на собственные колени, прижимаясь лбом к сцепленным рукам. — Я надеюсь на это, — тихо сказал он. Антон выглядел как несчастная креветка, заставляя воспаленный мозг Арсения выдавать идиотские решения его проблемы. Первое, что пришло в голову, — написать Илье самому. Но это может вызвать новую волну негодования и ухудшить и без того неприятную ситуацию. Вдруг тот надеется, что Антон оставил идею вернуть Арсения и пытается «вылечить» себя беспорядочными гетеросвязями? Тогда его ждет жесткий облом. Да и Антон вряд ли обрадуется. В перечне его претензий не хватало только чего-то вроде «Сначала ты ничего не делаешь месяцами, а потом лезешь, куда не просят». Наверно, как бы ни хотелось помочь, Шасту надо решить все самому. А Арсений просто будет по возможности рядом, если сам не расклеится от очередного загона. Вспомнив про целительные свойства прикосновений, он забил на царившие в нем спорные чувства и придвинулся ближе, аккуратно свободной рукой проводя по коротким кудряшкам. Раньше Арсений частенько прибегал к такому способу утешения, если была возможность — это не решало абсолютно никаких проблем, но Антон почему-то быстро восстанавливался. Да и сам Арсений любил эти незатейливые поглаживания по родной макушке. — Неудобно, — сказал тот, разгибаясь. И пускай на лбу остался смешной след от рук, он наконец-то улыбался. — Харе кришна, эврибади, — хихикнул Арсений, касаясь освободившейся рукой забавного покраснения. — Ну что, предлагаю досмотреть серию и пойти еще поесть, как думаешь? — Замечательно думаю, но ты не мог бы еще немного… — от смущения из-за еще даже не произнесенной просьбы маленькая красная точка стала распространяться на все лицо, заливая краской чуть ли не до самой шеи. — Ну… Он нелепо покрутил рукой вокруг головы, и Арсений мог бы поиздеваться, делая вид, что не понимает намеков, или сказав что-то в стиле «разве это не пидорские нежности?». Но он сам хотел продолжения, а потому охотно переместил руку обратно. — Спасибо, — мурлыкнул Шаст и довольно растекся по дивану.

***

Вообще, внезапный карантин на удивление проходил куда лучше, чем это виделось в злосчастный день Наташиного звонка. Арсений думал, что из-за ссоры о нормальном взаимодействии не может идти даже речи, что он сам будет гавниться, продолжая обижаться на «пиздострадальца». Ладно, «пиздо» это он уже сам додумал, но заявление все равно было серьезным. Но в итоге всем нутром тянулся к Антону. Они вместе готовили, ели, смотрели телек, играли в приставку и болтали о всяком, не приводя разговоры к надоевшим разборкам, и Арсений впервые за долгое время не успевал скатываться к ставшему привычным состоянию апатии. Антон не стремился грубо нарушать его границы, и самому не хотелось бежать или защищаться — они были в балансе и гармонии, о котором прежний Арсений мог лишь несмело мечтать. Единственное, спали они порознь, о чем Арсений пожалел практически сразу — полночи он ждал, что дверь вот-вот отворится и Шастун юркнет к нему под одеяло, деликатно прижавшись сзади. Но тот, видимо, был столь зашуган, что на сей отчаянный поступок не решился, а потому другую половину ночи Арсений ждал наступления утра для скорейшего воссоединения. Мда, тактика отчуждения явно в жопе. Врача вызывать не стали, решив, что раз никаких симптомов все равно нет, анализа Натали будет вполне достаточно, да и ждать свои результаты тупо нет времени — уже завтра спектакль. И хотя Арсений был уверен в отсутствии болезни, идти праздновать Рождество к родителям он не рискнул. Ну или ковид был лишь отмазкой просто поебланить еще один день только с Антоном. К вечеру, когда в ради Арсения скачанном Эркюле Пуаро они зашли в тупик с разгадкой очередной цепочки, позвонила Наташа, чей голос показался каким-то непривычно отстраненным. — Отрицательный, — раздалось по ту сторону трубки без всяких приветствий. — Ну и отлично. — Предлагаю отметить это дело. Устроим ковидпати. Можно даже сегодня. Что думаешь? Думаю, нет. — Ну-у-у, не знаю… — А-а-а, бля, спектакль же. Тогда завтра сразу после? — А где? У тебя? — Не, у моего друга Славика. М-м-м, перспектива провести вечер на квартире у какого-то левого парня, чьи натура и мотивы им неизвестны — звучит чудесно, просто прекрасно. — Не ссы, ему на вас похуй абсолютно, и он ничего никому не расскажет. И будем только мы вчетвером. Арсений, пожалуйста, приходите, а. Очень хотелось отказаться, сославшись на что угодно, но взгляд скользнул на Антона, чьи маленькие серые клеточки перестали думать над игрой и устремились понять суть разговора по услышанным обрывкам фраз. — Пожа-а-а-алуйста, прошу. Че угодно сделаю, но приходите! В целом, ради него можно было бы сменить обстановку хотя бы на вечер. Ради него и этого жалостливого голосочка в динамике. — Ладно, — все еще глядя на Антона, согласился Арсений, молясь, чтобы они не пожелали об этом.

***

Уйти захотелось, как только они перешагнули порог. Схватить Шаста за руку, убежать домой и всю ночь сидеть на их удобном диване, забыв дорогу в этот сарай. Арсений не осуждал квартиры без ремонта в старых домах, да и эта была не так ужасна, но царившая здесь атмосфера мгновенно задушила и без того умирающий энтузиазм. Вроде ничего такого, но на уровне ощущений было до жути некомфортно — даже лампочка вместо теплого света излучала неуютное голубое нечто, подчеркивая все изъяны представшего интерьера. Наташа, которая обычно пышела радостью и счастьем, выглядела под стать квартире — разочарованно и опустошенно, словно ей самой эта посиделка на хер не сдалась. — Ребята, знакомьтесь, это мой друг Слава. Дружок вписывался в обстановку максимально — серая мешковатая одежда была под стать не менее серому лицу, отросшие до плеч волосы спутались на затылке в подобие колтуна, а глаза не выражали к гостям никакого интереса. Не то чтобы Арсений ожидал падения в ноги от радости знакомства, но ради приличия можно было и притвориться. — Здарова, — кинул Слава, не удосужившись достать руку из кармана для приветствия. — Посидим немного и свалим, — прямо в ухо прошептал Антон, чье лицо тоже не отражало восторга от увиденного. Расположились они в не менее удручающей гостинной: часть обоев отходила от стены, в деревянных оконных рамах свистел ветер, сидушки кресел проваливались почти до пола, а диван был безжалостно разодран какими-то животными. — Я посижу на полу, — решил Арсений, впившись взглядом в растерзанную обивку. Не покидало ощущение, что на этом диване вполне мог и кто-то умереть. Передернуло. — И я, — подхватил Антон, разглядывая местный интерьер. — И я, — согласилась Наташа, занимая место напротив дивана, куда, громко фыркнув, запрыгнул хозяин квартиры. — Ну и сидите, как лохи, — сказал он, устраиваясь словно на самом комфортном лежбище на свете. Арсений так и замер у двери, вынуждая Шаста сесть спиной к окну. — Не дует? — спросил Арсений, вообще не подумав, как это могло смотреться со стороны. — Не, нормально. Но Натали, которая по идее должна была жадно ловить каждый момент их взаимодействия, даже ухом не повела, открывая банку крошечных маринованных огурцов. — А тебе? — обратился Арсений и к ней, начав подозревать неладное. — Все ок, котик, не переживай, — ответила девушка, натянуто улыбнувшись. — Ну, что будете пить? Есть сидр, портвейн и полбутылки водки. А вот об этом надо было думать прежде, чем припереться. В последнее время Арсений довольно часто баловал себя алкоголем, а потому чувствовал острую необходимость с ним притормозить. Только в этом случае непонятно, зачем он согласился прийти — без горячительного здесь находиться тяжко. — Я бы чаю попил, если честно, — неуверенно ответил Арсений. — И я, — вторил Антон, продолжая сконфуженно озираться по сторонам. — Хорошо, — без удивления и дурацких уговоров сказала Наташа, удаляясь на кухню. — Это вы молодцы, — вдруг подал голос Слава, что уже буквально слился с диваном. — Алкашка зло невероятное, я Пробке постоянно про это говорю, но она меня не слушает. — Кому, прости? — спросил Арсений, конечно же догадываясь, кому принадлежит столь мерзкое прозвище, но вступиться уже спешил Шаст. — Пробке? Не надо ее так называть. Тем более, она же не бухает каждый день, — сказал он, устремляя свою руку к добытым Наташей огурчикам. — Да и вообще, грубо как-то. — Ой, ладно, но это все равно такая туфта. Подумайте сами: где грань опьянения в слюни непонятно, можно отравиться, на утро башка болит и тошнит, а чтобы прийти в себя надо время и все такое. И это я еще не говорю, что это в принципе просто много воды. Печень и почки в шоке. Он невыносимо медленно подбирал слова, словно русский язык ему вовсе не родной, что тоже не придавало никакой привлекательности его образу. — То есть, ты не пьешь? — спросил Антон, дожевывая уже третий огурец. — Вообще нет. — Лучше бы пил, — сказала Наташа с двумя миниатюрными чашечками в руках. — Есть только такие. — Не волнуйся, — поспешил успокоить Арсений, хотя чашки реально выглядели, как из игрушечного сервиза — Шасту такие на глоточек. Забавно, что Слава даже не пытался присоединиться к Наташе, старательно обхаживающей гостей, словно она прислуга в его доме. Стало как-то неудобно, но все предложения Арсения помочь она вежливо отклоняла. Возможно, девушка осознавала, куда их привела, и хотела хоть как-то услужить, но лучше от этого Арсений себя не чувствовал. Интересно, могло ли что-то сделать обстановку еще более уебской? — Че, пацаны, артон канон? — ехидно спросил Слава. — Слав! — шикнула Наташа, с ужасом переводя взгляд на Арсения. — Ну а что, ты мне все мозги съела этой поебенью, а уже спросить нельзя? Но девушка не ответила, замерев в ожидании реакции Арсения на сказанное. Застыл и Антон, чей ахуй прекрасно читался по глазам. — А ты им про свой рассказ с ложками не говорила? Ложками? — Умоляю, просто заткнись! Ситуация была, конечно, из разряда «ну такое», хотя ложки вызвали даже интерес. Скорее всего, Наташа уже сама сто раз пожалела о своей затее с посиделкой, но в поведении друга винить ее было бы глупо. Как и закатывать скандал — он не хотел ее расстраивать. Да и сей лозунг в свой адрес Арсений видел и слышал куда чаще, чем слова благодарности или признания. Ладно, может, не чаще, но нередко. Разом больше, разом меньше — уже непринципиально. — Да похуй, — ответил Арсений, спокойно присоединяясь к поеданию огурцов под аккомпанемент облегченных выдохов. С другой стороны, он только что упустил шикарную возможность поскорее смыться отсюда. — Может, все же накатим? По рюмашке хотя бы, — предложил Антон, гипнотизируя Наташину бутылку. — Давай. Трезвым это дерьмо он точно не переживет. Сопровождаемые вялым осуждающим взглядом Славы, запивая водку чаем, они втроем быстренько прикончили заявленные полбутылки. Опьянение было идеальным — не слишком сильным, чтобы бесконтрольно делать глупости, но достаточным, чтобы забить на весь былой дискомфорт и даже немного подрыгаться под звуки из маленькой колонки. Наташа тоже заметно повеселела, и можно было бы задуматься о ее возможной тяге справляться с напряжением исключительно с помощью алкоголя, но сейчас она смеется, а значит нотация подождет. Нотация для Натации. Но легкое алкогольное блаженство вкупе с безэмоциональной и уже немного осточертевшей рожей Славика так и не стало весомым поводом остаться на подольше. Хотелось сменить картинку на более приятный глазу интерьер, не говоря уже о нарастающем желании провести остаток вечера только вдвоем с Антоном. Ну, может еще с Эркюлем — они до сих пор так не выяснили, кто грохнул рыжего урода! Судя по томным взглядам, их желания с Шастом совпадали, заставляя судорожно придумывать предлог для побега. В конце концов, они не оскорбили даму отказом прийти, так что вполне имели право свалить пораньше. Но озвученный Антоном вопрос завел раздумья в тупик. — Так че там с твоим рассказом? — он весело обратился к Наташе, кидая на Арсения быстрый, но очень хитрющий взгляд. Сигнал минтайной связи утерян. То ли это специальная тактика — заводить неудобные для Наташи темы, из-за чего она сама захочет выпроводить обоих вон, то ли Шаст свихнулся. — Кисунь, если ты хочешь высмеять меня, то окей, я смешна — смейся надо мной, бля, смейся в глаза, все дела, но давай тогда не будем вдаваться в детали. — Нет, почему, мне правда интересно! Это же творчество, так или иначе. Натали недоверчиво посмотрела сначала на Антона, а затем на Арсения, видимо, прикидывая, не развод ли это часом. С другой стороны, интрига с ложками ебейшая — может не сегодня, но Арс точно бы спросил ее об этом еще раз. — Ох… в общем, да, иногда я пишу небольшие тексты для развлечения друзей. Что-то вроде размышлений о тех или иных аспектах жизни, разворачивающихся в рамках какой-нибудь вселенной. Ну, например, аборты в Хогвартсе. У Роулинг об этом ни слова, хотя замок буквально набит пубертатными подростками, а значит кто-то точно мог ебаться в Выручай-комнате. Тот же Гарри с Джинни. Мы же взрослели вместе с книгами, было прикольно почитать, как бы Джоанн вуалировала средства контрацепции во все эти магические закидоны. Ну или их отсутствие с последствием в виде беременной семикурсницы из Пуффендуя, например. — И что, ты написала рассказ о том, что кто-то из нас какой-нибудь беременный омега в мире Гарри Поттера? С ложками? — предположил Арсений, не понимая, как они опять так резво скатились к обсуждению не пойми чего. — То есть… вы настолько в теме? — ошарашенно спросила Наташа, переваривая вопрос. — О да, — задорно подхватил Антон, как будто эта тема не напускает на них никакого стыда. — От этого не скрыться. Мне в прошлом году девчонка в директ каждый день строчила тонны текста своего какого-то романа. Но я даже втянулся, хорошо было написано, с юмором. Жалко, концовку слила. — Ебать… окей, — сказала Натали, все еще пребывая в ауте. — Нет, никаких беременных омег, только две ложки из сервиза Чудовища, что не могут нормально быть вместе, пока действуют чары. — Чего? Теперь в шоке был Арсений. Он знал, что Наташа девушка со своеобразной фантазией, но не настолько же. Какие нахуй аборты? Какие такие ложки из сервиза? — Ну представьте, они заложники ситуации — их будущее практически никак от них самих не зависит. Они даже целоваться не могут — рты не выпуклых частях. Один три раза в день во рту у Белль, другой — в пасти Чудовища. Все, что им остается делать, это изо всех сил тоже помогать им сойтись, участвуя в музыкальных номерах и уповая на лучшее. Это же пиздец драма. — Нет, это просто пиздец, — подал голос Слава, и Арс впервые за вечер с ним солидарен. — Слушай, ну, может, идея и не так плоха, — отозвался Антон, который слишком хорошо воспитан, чтобы не поддержать девушку хотя бы в противовес ее дружку. — Но при чем тут мы? — Через вас проще реализовывать какие-то идеи, не знаю. Прикольно засовывать в разные миры и лоры, придумывая какие-то сюжеты. Да и в целом, вы вдохновляете на творчество, почему же тогда не сделать именно вас главными персонажами. — И мы вдохновили тебя на вилку с ложкой? — спросил Арсений, все еще не видя в этом никакой логики. — На две ложки, — поправила Наташа. — Или ты хотел бы быть той самой вилкой в глаз? В рамках этих аналогий распределение ролей как нельзя правильное, конечно. Но Наташе лучше об этом не знать. — Ну скорее, вы просто стали проводниками моего замысла. Да и кому было бы интересно читать трагедию рандомных ложек. Хотя я и так это никуда не выкладываю. — Но почему? Мне кажется, у тебя было бы много читателей, — сказал Антон. — Про ложки я бы почитал. А какие еще идеи у тебя есть? Кроме абортов. Запиздевшись о вампирах, волшебниках, сыновьях различных богов и прочих воплощениях, Наташа с Шастом отбыли на перекур. Арсений мог бы присоединиться, но ему уж очень не хотелось куковать в прокуренном подъезде в своей любимой рубашке, обсуждая, как Натали крутит-вертит ими в своих фантазиях. Тем более компания ободрыша, что все реже стал подавать признаки жизни, его уже не смущала. Почти. Единственное, чего Арсений действительно не понял, зачем Натали водит с ним дружбу. На его скромный взгляд тип крайне неприятный, причем дело не столько во внешнем виде, сколько в его довольно хамской манере общения с той же самой Наташей. Она за ним ухаживает, а он ее зовет Пробкой. Пробкой, блять! Что такое невероятно сильное их связывает, что она не пошлет его, куда подальше? Закралось даже подозрение, что девчонка лукавит и на самом деле втайне влюблена в Славу, вуалируя их общение для социума сугубо братской любовью. Хотя это уму непостижимо. Непонятно откуда взявшийся в отношении Наташи отцовский инстинкт противился такой возможности. Даже не так — Арсений просто категорически против этого союза. Нельзя прекрасной во всех отношениях барышне путаться с этим безобразным парнем, который как безыдейно пялился в потолок весь вечер, так и пялится. Серьезно, он даже телефон ни разу не достал. Кошмар, а вдруг собственная дочь лет через 15 приведет домой такого же Славика и скажет, что это смысл ее жизни? Вот этот драный мешок из похуизма и деградации? Хотя любовь зла — Шастун же вон сходит с ума по мешку деградации и ничего. Мда, все-таки не надо было пить. Окончательно разочаровавшись в Славе и себе, Арсений решил для разнообразия посетить уборную. Да и ему всегда было интересно, что у других людей расставлено в ванной на видном месте — нет-нет, да и намажется чем-нибудь. Теперь он понял, почему Наташа пригласила их помыть руки на кухне — совмещенный санузел был столь же отвратителен, как и все остальное. Если стены вымазать красной краской, то вполне себе декорации для Пилы. Даже вода здесь текла какая-то поганая. В общем, рейд оказался неуспешным. Еле подавляя рвотный рефлекс, Арсений вышел из ванной, но нелепо застыл на месте, глядя на внезапно переместившегося на кухню Славу. Ничего такого, но из-за их недавнего знакомства Арс хотел остаться незамеченным. Он уже начал боком красться в сторону гостиной, как вдруг увидел, как ободрыш не просто столбом стоял посреди комнаты, а запивал какую-то таблетку. Блин, а вдруг он просто чем-то серьезно болен? Настолько, что апатия от неминуемой скорой кончины давно взяла над ним верх, отнимая интерес к жизни? А Наташа, как настоящий друг, просто не может бросить его в такой ситуации? На мгновение скрывшись за углом коридора, Слава вновь появился в поле зрения, развалившись на стуле прямо напротив двери, ведущей в коридор с замершим там Арсением. Парень, весьма довольный собой, глупо улыбнулся и даже помахал ему рукой — невиданная за сегодня активность. Может, от таблетки ему лучше, но ее нельзя принимать слишком часто? Вряд ли спрашивать об этом было уместно. Если бы Арсений ныкался ото всех, чтобы принять лекарство, то вряд ли бы он обрадовался расспросам от всяких залетных гостей, заставших его за сиим делом. С другой стороны, просто молча уйти тоже казалось полной хренью, а потому Арсений продолжать стоять на месте, придумывая выход из сложившейся неловкости, пока Слава без устали продолжал ему махать. — Пойдем покурим? — внезапно предложил ободрыш, бодро вставая с места. В несколько быстрых шагов он добрался до входной двери, прихватывая с тумбочки пачку. И зачем он зовет его с собой? Откуда вообще такой порыв? Буквально 10 минут назад он квашней срастался с диваном, а теперь пытался выглядеть самым бодрым человеком в этой квартире. Странно. Хочет ли он объясниться, или ему настолько неудобно из-за Арсения и воцарившегося молчания, что он пытается хоть как-то сбить напряжение наигранной энергичностью? — Нет так нет, — хмыкнул тот и безмятежно исчез за дверью. Ладно. Интересно, сколько тус им с Антоном надо посетить, чтобы понять, что здешние вечера с посторонними людьми выходят какими-то ублюдскими. Цель была благая — разнообразить досуг и компанию Антона, поддерживая просьбу Натали, но народная мудрость о благих намерениях снова не соврала. Он реально в каком-то аду. Хотя, возможно, у Шастуна вечер сложился все же чуть-чуть получше. Зато у Арсения появился шанс доесть огурцы. Словно почувствовав, что Арс думает о нем, Антон чуть ли не тут же появился в дверях гостиной. — Ребята там остались, — сообщил он так, что можно было уловить в его словах что-то странное. Не намек — преддверие намека, которое при желании можно раскрутить, как вздумается. Антон подобрал с пола колонку, чьи современные треки сменились репертуаром времен молодости его родителей. Горячо любимым репертуаром, между прочим. Настолько горячо, что Арсений почти успешно игнорировал тот факт, что они остались наедине. Конечно, живут они тоже наедине, но сейчас какое-то особенное наедине. Незапланированное, но весьма интимное. Такое, о котором он думал весь вечер. Такое, когда надо срочно целоваться, пока никто не видит. Блять. — Потанцуем? — спросил Шаст, делая погромче Рода Стюарта. — Я разучился танцевать за это время, — попытался отмазаться Арсений, отгоняя романтичные мыслышки в сторону, хоть они и донимали его весь вечер. — Неправда, ты ого-го как отплясывал с Наташей на корпоративе, так что не пизди. Или тебе нравится со мной танцевать иначе? Чего… — Может, мне подойти ближе? Видимо, мыслишки прибило к другому берегу, и Шастун пошел в наступление. Он атаковал со всех возможных флангов, клином двигаясь прямо на Арсения. А тот, как ни удивительно, готов был сдаться без лишних заигрываний — сама мысль, что Антон так открыто флиртует с ним, когда посторонние могут войти в комнату в любой момент, сносила крышу. — А чего ты вдруг стал таким смелым? — спросил Арсений, пятясь по единственному оставшемуся маршруту отступления — к окну. Уже и обои не такие страшные, да и диван не такой драный, даже ветер стих за окном — все вокруг резко перестало иметь хоть какое-то значение, когда Антон из простого милого парнишки за секунду перешел в режим самого искусительного совратителя. — Вот как ты заговорил, — сказал тот, понизив голос до бархатных вибраций. — А как же наша дистанция, как же «Не надо, я не хочу», «Пожалуйста, уйди»? Провокация. Грязная, будоражащая воображение провокация! Пара неуверенных шагов, и внезапно поясница уперлась в прохладный подоконник, а значит ретироваться больше некуда. Да и не особо нужно — когда Шаст вот так нагло и чарующе напирал, сопротивляться не было никаких сил. Арсений завелся тут же, а организм, словно повинуясь былым рефлексам, стремился лишь побыстрее сократить это невыносимое расстояние между ними и окончательно сдаться с потрохами. Но Антон никуда не спешил. Наверно, не понял, что ему не нужно стараться — Арсений и так в шаге от того, чтобы оказаться полностью в его власти. — Разве тебе не хочется оттолкнуть меня? — спросил Антон, продолжая свою грязную игру и непростительно медленно приближаясь. — Неужели не думаешь убежать от меня? Черт возьми, нет! Это неприкрытое доминирование было слишком соблазнительным. Арсений говорить уже не мог — только хотеть касаться. Но мучительные поддразнивания не заканчивались. Антон, упершись по обе стороны от Арсения в подоконник, навис сверху. Он был так близко, что его теплое дыхание ощущалось на губах. Он игрался с Арсением, наблюдая, как у того непроизвольно учащается дыхание, как взгляд мечется по его лицу, цепляя то похотливые глаза, то обольстительную улыбку. — Я же видел, как ты смотрел на меня весь вечер. Но слова не шли. Арсений на ногах-то еле стоял, познавая на уровне чувств все влияние Антона на него: достаточно тому было закусить губу и понизить голос, как из головы уплывали все мысли, оставляя лишь одно страстное желание немедленно раствориться в его руках. — Просто признай, что тебя ко мне тянет, — прошептал Шаст, заставляя мозг судорожно вспоминать, где Арсений слышал эту фразу и почему от нее так сладко отдавало напряжением по телу. Вряд ли сам Арс сейчас выглядел привлекательно — он чувствовал себя загнанным животным в полном коматозе, которое могло только трястись от предвкушения своей скорой, но освободительной гибели. Песня на фоне казалась бесконечной, а Наташа со Славой, по ходу, дорогу в квартиру позабыли. Они с Антоном сейчас будут целоваться. Арсений это прекрасно осознавал, но продолжал оттягивать неминуемый момент. Да, они сосались миллион раз, но то было в прошлой жизни. Теперь все заново, и он тупо боится этого шага. После прикосновения к чужим губам он уже не сможет обманывать себя, что желание сойтись терзает его сердце куда сильнее, чем перспектива провала. Вот и новый повод для загона… с другой стороны, он же может побаловать себя невинным чмоком. Просто чтобы уже перестать тянуть волынку и делать ситуацию до ужаса нелепой. От этого же ничего не будет? Прежде, чем мозг успел забить тревогу о принятом решении, Арсений легко качнулся вперед и поцеловал Антона прямо в его ехидную улыбку. Ответ был незамедлительным, словно все это время за напускной уверенностью скрывалось нетерпеливое волнение. — Все, — пискнул Арсений, еле-еле отрываясь от чужих губ. Еще пара секунд, и из этого чувственного вихря он самостоятельно бы не выбрался. — Ну уж нет, — ответил Антон, одним слитным движением быстро закидывая чужие руки себе на талию, притягивая Арсения обратно. Его действия были куда более смелыми — без лишних приблуд он открыл рот, углубляя поцелуй, а Арсений и не думал сопротивляться, жалко поддаваясь всем манипуляциям. Шастун льнул ближе, не стесняясь наглаживать ему спину и бока, впиваться ногтями в одежду и постанывать в губы, лишая Арсения последней капли самообладания. Было хорошо до пятен перед глазами, до гребанных клишированных бабочек в животе, до онемевших кончиков пальцев, до блаженной пустоты в голове. По всей видимости, Арсений хотел этого куда сильнее, чем предполагал. Он почти терял сознание от чужих прикосновений, в каждом из которых чувствовалась долгожданная победа. Да, они бесстыдно сосались в какой-то лачуге, чей хозяин, ни о чем не подозревая, тусовался практически за стеной. Черт, а если они с Наташей зайдут прямо сейчас? Натали-то вряд ли удивится — скорее даже обрадуется, но как объяснить сие ее дружку? Как ему поведать, что невыносимо приятно водить руками по широкой спине, прижимая Антона ближе? Как оправдать тот факт, что больше всего на свете он любит этот переход от нежного, неторопливого поцелуя до страстного и жадного вылизывания рта, когда проще задохнуться, чем попробовать оторваться друг от друга и вздохнуть? Шаст зарывался пальцами в темные волосы, приятно оттягивая за них голову назад, продолжая властвовать над разомлевшим Арсением. Казалось, еще немного, и Антон просто сожрет его. Слава высшим силам, что они не ебаные ложки! Но именно поэтому он столько времени отказывать себе в удовольствии целовать Антона — теперь, вновь поддавшись ему, Арсений уже не сможет сопротивляться с прежней силой. Но не успел он начать загоняться, как в коридоре громко хлопнула дверь, и через мгновение в комнату залетел Слава, мешком плюхаясь на свой любимый диван. Реальность обрушилась резко, напрочь ломая магию момента. Но вместо того, чтобы ритмично отпрыгнуть в разные стороны, они продолжали отчаянно держаться друг за друга, цепляясь за остатки былой эйфории. Что уже терять-то. — Блять, — еле слышно выдохнул Шаст, оборачиваясь к ободрышу. Трудно не заметить двух здоровенных мужиков, что, обнимаясь, тяжело дышали друг другу в лицо, однако Слава не проявлял к ним никакого интереса — спокойно что-то жевал и продолжал пялиться в серый поток, словно кроме него никого в комнате и нет. Это было странно. Настолько, что даже захотелось подойти к нему и хорошенько встряхнуть, но Арсений помнил про лекарство, так что тревожить беднягу было бы кощунством. Антон медленно взял Арсения за руку и стал аккуратно красться на выход — никаких резких движений, чтобы не разрушить иллюзию невидимости и не спалить тотчас их голубую контору. Они тихо пробрались в темный коридор, и, не успев толком прикрыть дверь, Антон прижал Арсения к себе. Но только губы вновь нашли друг друга, как из кухни раздался тихий всхлип. О Наташе-то Арсений эгоистично позабыл. Она стояла у раковины, как-то по-детски прикрывая заплаканное лицо руками. Стало совсем не по себе — увидеть самого жизнерадостного и непробиваемого человека на свете в таком состоянии вселяло неподдельное чувство тревоги. — Что случилось? — спросил Антон, подлетевший к ней первым. Арс же готов был сразу идти на разборки к субстанции, что зовется Славой, — кроме него никто не мог стать причиной ее слез. С другой стороны, возможно, что дело не в какой-то обиде, хотя он и вел себя, как последний мудила. — Ничего, — тихо ответила девушка, отворачиваясь от них. — Все в порядке. — Оно и видно, — хмыкнул Шаст, сгребая Наташу в свои неловкие объятия. Маленькие ручки неуверенно обвили торс, но вместо того, чтобы хотя бы немного успокоиться, Натали разрыдалась пуще прежнего, несчастно прижимаясь к Антону. Вечерок оказался богатым на эмоции — просто американские горки, ничего не скажешь. — Наташ, пойдем домой, — предложил Арсений, полагая, что в этой квартире на позитивный вайб настроиться все равно не получится. — Ну или к нам. Антон согласно, хотя и немного грустно кивнул ему в знак поддержки. Конечно, они явно не так предполагали провести остаток вечера, но самозабвенно сосаться с нечистой совестью будет невозможно. — Я не могу, — глухо раздалось из недр толстовки. — Но почему? — Я не могу его оставить одного. Страшно представить, что происходит со Славой, раз Наташа с ним так носится. Но если Арсений хоть как-то догадывался о причинах ее заявления, то Антон был в полном недоумении, строя из бровей и домики, и холмики. — Это из-за болезни? — как можно более тактично поинтересовался Арсений, хотя, может, и не стоило лезть в эти уточнения — это не их дело. — Можно и так сказать, — ответила Наташа, отрываясь от Шаста и утирая слезы. — Он наркоман. А-а-а, то есть это было не лекарство. И все как будто встало на свои места, хотя за детскую наивность захотелось легонько треснуть себе по лбу. — Я присматриваю за ним, особенно после… в общем, не было никакого ковида. У него по ходу был жесткий приход — он начал названивать в скорую с криками мол ничего не чувствует, а те в преддверии нового года не стали разбираться, что он не про нюх, блять. Простите за это, кстати… — А мы здесь причем? — Ну, вы тоже так или иначе попали в этот круговорот говна. Я только позавчера узнала, что никакого вируса ни у кого не было. — Да мы и не расстроились, даже не бери в голову, — ответил Антон, осознавая, видимо, роль зависимости Славы в их нестабильных отношениях. Наташа невесело хмыкнула и стала приводить себя в порядок бумажным полотенцем. Такой разбитой Арсений видел ее впервые, и от этого становилось натурально не по себе, будто затерялся последний оплот его радости. — В общем, после смерти бабушки он быстро разогнался от гашиша до более тяжелых наркотиков. Нашел себе где-то таких же друзей и организовал здесь подобие притона. Сначала вроде просто баловался, но затем… Не знаю, каким чудом удавалось избежать передоза, но стало ясно, что с такими темпами это лишь вопрос времени. Поэтому после новогодних приколов я разогнала всех отсюда нахуй, и теперь наблюдаю за ним, как могу, чтобы… чтобы хотя бы не допустить непоправимого. Но это невыносимо. Каждое предложение давалось ей с большим трудом, но Арсений слушал внимательно, с ужасом представляя сказанное. Одно дело читать романы про каких-то выдуманных торчков, а другое — иметь такого в качестве дружка. — Я больше не узнаю его. Это вообще не тот Слава, с которым мы подружились в детском лагере 14 лет назад. Он просто какая-то его бледная тень, деграднувшая до примитива и до которой почти невозможно достучаться, и я… я не понимаю, что делать. Я не могу заставить его завязать, не могу заставить его пойти в рехаб — ничего. И я уже готова сдаться, бросить все нахуй, потому что каждый день стучаться в закрытую дверь и терпеть вот это все заебало пиздец, но… он же мой друг. Все от него отвернулись, даже родители, и мне так его жалко, что я просто… блять… Глаза снова намокли и, кажется, не только у Наташи. — Я не хочу его бросать, но и быть рядом тяжело. С каждым днем любить его таким все труднее и… эта хуйня меня просто на части рвет. — Я понимаю, — спокойно произнес Шаст, только через мгновение тревожно поднимая взгляд на Арсения. Параллели очевидны — ситуация не один в один, но и правда очень похожа. Наверно, Антон подумал, что Арсений вновь накрутит себя, вынимая из памяти последнюю ссору и толкая их отношения на пару шагов назад. По сути, предпосылка для загона действительно идеальная и осознание их ситуации, конечно, вызывало какую-то грусть, но что-то успело измениться — почему-то фраза не стала очередным больным ударом. Удивительно, ведь и сам Арсений ожидал от себя прыжка в бездну переживаний, что он, как одеялом, укутается сомнениями, каждым новым слоем опять отгораживаясь от Антона. Но ничего подобного не происходило. Может, не будь ссоры, то ситуация стала бы страшным откровением с последующими истериками и самобичеванием. Но они все обсудили — Антон четко дал знать и о своих тревогах, и о своих намерениях, так что возникшее доверие, которое Арсений до нынешнего момента даже не осознавал, видимо, не давало провалиться в темные уголки сознания. В конце концов, у них точно были варианты решений. Куда сильнее сейчас волновала Наташа. Он так увлекся собой, что даже не задумывался о проблемах в ее жизни, а ведь тревожные звоночки точно были. Например, теперь понятно, из-за чего на все предложения переехать в Петербург Наташа отвечала отказом, толком не объясняя истинных тому причин. — Да, это его жизнь, и по факту он меня не ставит перед моральным выбором — после знакомства с синтетикой ему вообще похуй, кто че рядом… Но как я его оставлю одного? Как? И самое отвратительное, что он даже не осознает, чего мне это стоит… Сравнение так и напрашивалось само собой, но Арсений искренне надеялся, что в глазах Антона не выглядит так же ужасно, как Слава. — Среди всей этой хуйни вы реально единственное, на чем держится моя менталка. Спасибо, что пришли, — всхлипнула Наташа, сильнее прижимаясь к Антону, готового расклеиться следом. Арсений понятия не имел, как ей помочь. Ситуация выглядела безвыходной, и от того сжималось сердце — стало жалко даже ободрыша, что оказался в плену куда более страшных демонов, никого просто так из своих цепких лап не выпускающих. — Ладно, — сказала Наташа, немного успокоившись. — Пойдемте проверим его, и я вас провожу. — Ты уверена, что нам не надо остаться? — поинтересовался Антон, нехотя отпуская ее. — Да, — ответила Натали, осмотрев сначала его, а затем уже вовсе не печальным взглядом и Арсения. — Думаю, вам есть, чем заняться. Наверно, стоило хотя бы причесаться.

***

Ночь была ясной, а мороз неприятно пощипывал кожу. Отказавшись от идеи неспешной прогулки, Арсений и Антон семинили домой, похрустывая грязным снегом. После тусы не просто остался осадок — было ощущение, что Арсений с головы до ног вымазан в эмоциональном дерьме, да так, что уже никакие слова на ум не шли. Увиденное и услышанное реально повергло его в шок, напрочь отвлекая от приятных мыслей об их кратком уединении с Антоном. — Знаешь, — тут же раздалось слева, — когда мы курили, я дал послушать Наташе пару своих треков. — И как ей? — спросил Арсений, глядя под ноги, где то и дело через снег пробивались ледяные дорожки. — Сказала, что по стилю будто я эту музыку чисто для тебя пишу. Ох уж эта Наташа. — Здорово, конечно, но там буквально есть слова «Ты тратишь мое ебаное время», — вспомнил Арсений, причем даже не с целью как-то прибедниться — это просто факт. — Бля… но ты же знаешь, что это не про тебя! — Знаю, — ответил Арсений, стараясь нивелировать чужое волнение спокойным тоном без ноток обид. — Ты загнался, да? — обреченно спросил Антон. — Да нет. — Мне там самому хуево стало, если честно, еще эта квартира… и этот парень, короче… — Шаст, все нормально, правда. — Ты уверен? — Я сосался с крашем на вписке, конечно, я уверен! Слова вылетели куда быстрее, чем Арсений осознал их. Он замедлил шаг, а хруст снега слева стих вовсе. — Скажи еще раз, — с еле сдерживаемым восторогом в голосе попросил Антон. — Не буду, — обернулся Арсений, глядя на светящееся лицо напротив — с таким и фонарей не нужно. — То есть, я твой краш? — Не припомню, чтобы целовал кого-то еще. Делая вид, что сам сейчас не лопнет от переполняющих эмоций, Арсений двинулся дальше. Но Антон не спешил униматься, радостно повторяя «Я краш, я краш» и пускаясь вприпрыжку следом. — Сейчас грохнешься, тут скользко. — Я краш, я краш! — скача вокруг, продолжал Антон. — Краш-краш-кра-а-а… Нога быстро проехалась вперед, и тело словно без капли гравитации взмыло в воздух. Не успел Арсений сориентироваться, как с грохотом мешка не пойми с чем Антон упал на жопу, скуля от боли. — Доигрался, краш? — Бля-я-я, это очень больно! Он распластался у самых ног, несчастно глядя вверх на Арсения, явно не испытывая уже никакого восторга. — Ну что, Арс, загадывай желание — звезда упала. А еще я, кажется, не могу встать.