Луна все еще прекрасна

Антон сидел в ожидании Арсения с прогулки и вспоминал, как в трудные, скажем так, моменты жизни девочки на работе винили во всем ретроградный Меркурий. Мол он в какой-то активной фазе, а потому ты нервный, и из рук все валится, и машина не заводится… и вообще из-за него все дерьмо. Забавно, что до недавнего времени Шаст все свои тридцать лет ни о каком ретрограде даже не слышал, но сейчас дурацкая планета, или ее какое-то дьявольское альтерэго — хер знает — основательно взялась за Антона, подкидывая все больше причин для бесилова. Но повод, по сути, был один — его желание не спешило сбываться. Блицкриг не удался. Да, он опять попался в собственную ловушку, намечтав себе, что после Нового года все кардинально преобразится и они с Арсением снова по-настоящему будут вместе. Но хуй там плавал. Арс в излюбленной манере не принимал во внимание чужие ожидания, даже не зная их, пока Антон недоумевал, что еще ему нужно сделать, чтобы наконец этот вертихвост угомонился и перестал ломаться. Душевный разговор со слезами и соплями не помог. Конечно, Антон задумал побеседовать с Арсением не только для того, чтобы как-то его к себе расположить. Вообще был риск, что Антон снова размотает хрупкую поповскую нервную систему, сделав хуже, но в итоге разъебался сам. Даже неловко стало, но ему действительно было важно донести свои мысли и чувства, излить душу, чтобы Арсений знал — они в одной лодке. С той лишь разницей, что Антон не съебался страдать домой в Воронеж. Попытка вызвать ревность не помогла. Пусть это был ебаный стыд и мерзость, и лучше бы вообще он сел на бутылку или еще чего получше, чем тратил время на самого кринжового актера Омской области, но какие-то эмоции Антон спровоцировал точно, но почему-то для Арсения и его более решительных действий они остались недостаточными. Ведение всей бытовухи не помогало тоже. По этому поводу раздражаться очень глупо — совместная жизнь, какой бы она не была, предполагает дела по дому и все такое, но здесь почти всем заправлял только Антон. Если раньше Арсения можно было оправдать его нестабильным эмоциональным состоянием, то теперь он все реже походил на несчастного страдальца. Выглядел вполне неплохо, уже куда охотнее ел и спал, но мыть ебучие полы что-то как-то не спешил. Как и не торопился переходить на следующую ступень их отношений. Если посмотреть со стороны, то придирка была довольно тупорылой: по сути, Антон просто хотел обниматься и целоваться без страха, что не нарушает какие-то выдуманные Арсением границы или что этот жест просто опять приведет к какому-то пиздецу. Но это и вымораживало — он же не просит многого, так откуда же такое сопротивление? Арсений его любит — Антон прекрасно знал это и не боялся отказа, но в то же время не понимал, к чему тогда все эти игры в целку, почему Попов продолжает строить из себя хуй пойми кого, пока Шаст выслуживается, как может. Можно было бы усомниться в чувствах Арсения, да только об обратном кричало немало всяких моментов: и полуночные объятия, и «я рад, что ты приехал», и приглашения к родителям и коллегам, и новый год в компании друг друга, и другие многочисленные мелочи в виде тех же якобы ненавязчивых прикосновений по поводу и без. Хотя даже это было как-то нелепо — раньше без зазрений совести вылизывали друг друга с ног до головы, а тут смущаются от легких похлопываний по плечу. Бред. В итоге, несмотря на все разговоры, выводы и прочие штуки, они вернулись к старой схеме отношений, где Антон терпит, а Арсений сомневается. Вообще, Шаст понял, что страшнее Поповских метаний для него нет ничего. Арсений ими так знатно выебал мозги еще семь лет назад, что сил переживать это по двадцать пятому кругу уже не было, но сраная тревога все равно подло щекотала нервы. Даже сейчас Арсений какого-то хуя решил, что прогулка на морозе отличная идея, и улизнул, не дав толком мыслям собраться хотя бы в кучу. Вряд ли Арс не понимал, чего Антон от него хочет, а раз он готов был отморозить жопу, лишь бы не оставаться наедине в одном помещении, то история, блять, повторяется по новой. Как бы Антон не пытался подкатить к Арсению, тот никак не поддавался: то кокетливо сливался, то просто строил из себя дурачка, то отшучивался, то еще чего. Бесило просто жесть. Зачем тогда было хвататься за руку и потом ворковать полночи, если в итоге это ни к чему не привело? Антон честно пытался не раздражаться, уговаривая себя еще подождать, но обстановка не способствовала смирению. Ему не нравился ни Омск, ни их квартира, ни его блядский удобный диван — ничего. Он хотел жить в собственной квартире в Москве с собственным Арсением, а не куковать приживалкой в сибирских пердях. Более того, это были не просто пердя — это была территория Арсения со знакомыми ему улицами, скверами, дворами и домами, где жили его семья, друзья и коллеги. Так что как бы Арс не думал, что он один, он не был один. А вот Антон… Да, чувство одиночества снова погано замаячило на горизонте, не обещая ничего хорошего. Макар еще вылез с каким-то всратым новогодним поздравлением и сообщением, что искренне хочет поговорить, будто уже сказанного недостаточно. В общем, настроение было просто охуенное. Может, Шаст излишне нагнетал, но даже здоровый сон и вкусная еда теперь не приносили должной радости — заебало абсолютно все. Антон не думал сдаваться, но и довольствоваться малым он устал. Из-за этого он злился и на себя, ведь очень тяжко терпеть собственное недовольство, основанное на дурацких капризах. Даже сейчас календарь показывал всего лишь пятое января, а Антона распирало, будто он прозябает который месяц без желанного внимания. Но с другой стороны, а что он может с собой сделать? Он даже стал понимать людей, что из-за недостатка любви шли разбойничать на улицу — он сам был в шаге от мало оправданного криминала, хотя максимум, на который он был способен, это учинить драку с ближайшей мусоркой у дома. Rvanie_Kolenki_na_Moroze 36 мин. Либо я окончательно ебнулась, либо я только что видела Арсения Ах, да, еще и это. По сути, их и без того ненавистная двушка стала для Антона настоящей тюрьмой — из соображений безопасности его прогулки были строго после захода солнца в специальной маскировке. И если поначалу его все устраивало, то сейчас это лишение свободы дизморалило просто пиздец. Не то чтобы Шастун горел идеей гулять в дубак или обожал посещать продуктовые магазины, но сходить с ума, сидя почти безвылазно дома, он как бы тоже не хотел. При этом Арсения нихуя не смущал тот факт, что он потащил Антона на свой нелепый корпоратив, спокойно засветив его перед всеми коллегами, где пришлось довольно унизительно шарахаться от любого направления камеры на себя, чтобы не палить щи, но это уже детали. Короче, условия просто хуйня. Нашлявшись, Арсений вернулся к ужину. Прийти в нормальное состояние к этому моменту у Антона не получилось, так что, сделав морду тяпкой, он не спешил окружать соседа заботой, рассчитывая, что Арс как-то сам проявит к нему внимание. Но Арсений себе не изменял и чужие расчеты в рот ебал, не помогая ситуации. Он даже толком не смотрел на Шастуна, и оставалось только догадываться, где он ходил и что увидел или надумал, раз теперь опять сидел никакущий. А ведь у Арса хотя бы была работа. Что-то там вроде двух спектаклей за каникулы для всех желающих. Нет, конечно, Антон безмерно счастлив отдохнуть от съемок и встреч, восполняя недосыпы за весь прошедший год, но он так привык постоянно куда-то ехать и что-то делать, что теперь ощущал себя недоделанным. Просто пень в ясный день. То есть, если подытожить, Шаст ради Арсения бросил вообще все, а тот по-прежнему воротит морду. За-е-бись. Боже, да его даже бесило, что Арсений съехал с первого места в списках друзей в контакте. — Хочешь мне что-то сказать? — вдруг спросил Арс, предварительно убрав со стола. Интересно, он по роже понял, что Антон в стадии желания от злости бить тарелки, или это всего лишь наитие. — Очень, — процедил Шаст, хотя и не планировал сегодня что-то выяснять. Помимо прочего, раздражала сама мысль, что он должен постоянно быть зачинщиком того или иного разговора. А на фоне претензии Арсения, что Шаст, блять, не умеет читать мысли, ситуация пиздец вымораживала. Неужели Арс реально не понимает, чего от него хотят? Почему это надо постоянно озвучивать. Сулил скандал. Хоть Антон обещал контролировать эмоции, да и в целом задолбался сраться, он уже видел эти чудесные картинки, как он будет агрессивно и бесконтрольно что-то орать, а Арсений в лучших традициях сначала отбиваться, а потом обреченно бегать от него по хате. Жаль, что до него иначе достучаться, видимо, никак нельзя. Стоит ли расшаркиваться с мелких претензий или сигануть сразу в карьер разборок? А вдруг в своих логических умозаключениях Антон опять что-то упустил, и Арсений не постесняется в очередной раз ткнуть его туда носом, да побольнее, чтобы вектор агрессии перенаправить именно на Антона? Впрочем, он уже достаточно рассержен, чтобы забить на это. — Чего молчишь? Заранее не смог придумать? — довольно высокомерно спросил Арсений. Ну конечно, нападение — лучшая защита, только в случае с Антоном это как чеку с гранаты сорвать, да в руках ее держать. — Смог, Арсений, просто думаю, как же мне так подобрать выражения, чтобы твоя тонкая душевная организация случайно не развалилась от одного неверного слова. Возможно, надо было как-то сбить градус раздражения прежде, чем лезть что-то выяснять, но Антон за несколько одиноких часов так себя завел, что успокоиться без криков и скандалов уже не представлялось возможным. Да и потом, он был уверен в своей правоте, так что подача здесь играла второстепенную роль, главное — суть. — Отлично, то есть ты опять хочешь развести срач, правильно я понимаю? — не теряя самообладания, уточнил Арсений. — Тогда я не собираюсь в этом участвовать. Он спокойно вытер руки кухонным полотенцем, поправил очки и, будто ничего не было, направился на выход из кухни, но почему-то в последний момент обернулся и поглядел на Антона, который уже ничего не думал — только пыхтел от злости. — Надеюсь, мои слова и действия правильные, и твоя душевная организация нисколько не пострадала, — заключил Арсений и кивнул, как бы кланяясь. — Долго ты еще будешь выебываться, а? — наконец сформулировал Антон все то, что так хотелось спросить без тирады на три часа. Он понимал, что ходит по острому краю, но фильтровать мысли не было никакого терпения. Тем не менее, Арсений не спешил прятаться, даже наоборот — вальяжно привалился к косяку и внимательно рассматривал Антона с занятой позиции. — Слушай, Антон, не думаю, что разговаривать сейчас хорошая идея, — решив все-таки не идти на конфликт, спокойно сказал он и опять педантично поправил очки, словно он какой-то крутой психиатр в камере у буйного пациента. — Не знаю, что тебя так разозлило, ведь я ничего не сделал… — Вот именно! — громче, чем намеревался, гаркнул Антон, решив все-таки на конфликт идти. — Меня бесит твое бездействие! Я стараюсь, а ты даже не пытаешься! Ты ни черта не пытаешься! И Арс так и стоял, молча наблюдая за зачатками истерики, что уверенно брала над Антоном верх, не давая даже секунды выдохнуть и обдумать целесообразность этой затеи. — Что я еще должен сделать, а, Арсений, что? Как еще мне надо выслужиться, чтобы ты, блять, пришел в себя? — Если вопрос ставится таким образом, то уехать отсюда, — без дрожи и должного драматизма произнес Арсений, будто он был готов к такому разговору еще за миллион лет до рождения Антона, и теперь стоит, преисполнившись вселенской мудростью, которую какими-то там претензиями ну никак не сломать. Это, вообще-то, драконило тоже. — Не-а, нихуя, я никуда не поеду. Бежать — это в твоем стиле, но никак не в моем. — Антон, — устало выдохнул Арс, снимая очки. — Зачем ты хочешь задеть меня? Неужели тебе станет от этого легче? — Потому что ты ведешь себя, как конченый эгоист, который думает исключительно о себе. И не видишь, что я… — Это ты эгоист. Я ничего не обещал тебе и вообще не просил приезжать, если ты забыл, — чуть жестче сказал Арсений, принимаясь протирать линзы очков о футболку. Другого времени для этого занятия, конечно же, нет. — Ты же знаешь, где дверь — можешь валить в любой момент. — Я здесь ради тебя, — с расстановкой ответил Антон, пытаясь не срываться на крик, хотя говорить одно и то же из раза в раз уже заебало невероятно. — Нет, ты здесь ради себя, — хмыкнул Арсений. — Тебе вообще плевать, что я делаю и зачем, преследуешь только свои цели. Лишь бы покапризничать, что снова все не по-твоему, что у твоих ног никто по щелчку не валяется. Отлично, Антон, просто супер. Он надел очки обратно и, судя по тому, как нервно тряслась его рука, его внутреннее состояние было расшатано куда сильнее, чем он показывал. — Знаешь, я ведь специально уехал подальше от тебя, а ты все равно приперся, и постоянно требуешь чего-то, — без злобы, но с явным сожалением продолжил Арсений. — Я уехал обо всем подумать без тебя. Может, я бы вернулся спокойно, и мы все обсудили. Но в итоге ты, будучи здесь, пытаешься навязать мне очередное чувство вины, как будто мне без этого мало. Зачем ты заставляешь меня еще сильнее чувствовать, что со мной что-то не так, раз я не могу быстро отойти от произошедшего? — Извини, конечно, а что такого произошло, что тебе нужно так дохуя времени? Никто не умер, тебя даже по факту не уволили, а я предложил помириться еще в сентябре. Что тебе, блять, еще надо? Как долго ты еще будешь корчить из себя страдальца? Но вместо ответа Арсений молча поджал губы, резко развернулся и двинулся прочь вглубь квартиры. Запросив у вселенной терпения, Антон двинулся следом, перехватывая беглеца у его комнаты. — Че ты опять убегаешь? Давай все обсудим сразу и не будем ебать друг другу мозги молчанкой. — Обсудим! И это обсуждение по-твоему? Светская беседа? Ты просто пытаешься меня обидеть. Если ты меня не хочешь понять, то и я не собираюсь распинаться. — Хочу, но ты не даешь зацепок! У меня складывается ощущение, что ты просто возомнил себя героем какого-то сериала и накручиваешь драму на ровном месте. — М-м-м, — протянул Арсений, оглядывая с осуждением собеседника с головы до ног. — Ты этим сейчас, конечно, не занимаешься. И ни разу ты не страдалец! — Вовсе нет. — Ладно, согласен, не драма — тебе постоянно нужен скандал, всплеск эмоций, поорать погромче, что-то доказать. — А че делать, если ты иначе меня не воспринимаешь? — Подобным образом вряд ли ты добьешься того, чего хочешь. Хотя я уже не понимаю, чего ты хочешь. Ах, да, — кинул надменно Арсений, пытаясь все же протиснуться к себе в спальню, — отомстить мне не забудь за что-нибудь, думаю, сейчас самое время. Антон злился так сильно, что его запросто можно было использовать вместо плиты на кухне. Жаль данная функция была недоступна во время отключения отопления. — Какая, блять, еще месть? — Разве не ты мне говорил, что мы больше друг другу никто? А? — резко спросил Арсений, чуть-чуть сбивая Антона с толку. — Ты, конечно же, этого уже не помнишь, но помню я, и довольно отчетливо. Во всех чудесных подробностях того вечера. Ты говоришь, что я не пытаюсь — а я пытался. Я старался изо всех сил все вернуть, умолял тебя простить меня, ведь меньше всего на свете я хотел сделать тебе больно. Я искренне раскаивался, но ты… Он стал ходить по комнате, пытаясь совладать, видимо, с нахлынувшими от отвратительных воспоминаний эмоциями. Из сдержанного Арсения с вызовом в глазах за пару мгновений он снова стал превращаться в человека, вдоль и поперек истерзанного прошлым и собственными загонами. — Ты доходчиво показал, где мое место. Но мало того, что ты устроил перфоманс, уничтожив меня, так еще и начал таскать везде эту ненавистную мне содержанку, которая при всей озвученной тобою идеальности, по факту, тупо изменила тебе. Но тебя это не смущало. Антон вспомнил их разговор в машине. Тогда он действительно перегнул палку и после сам чуть не сдох от горя. — Почему ты спустил тогда всех собак на меня и остался с ней? Почему она не заслужила ту же участь, что и я, а, Антон? Почему ты поверил ей, а не мне? После всех этих лет, почему? Ты так хотел отомстить мне, что ее выходка уже не играла роли? Видимо, не играла. Может, из-за того, что Шаст никогда к Ире и не чувствовал того же, что испытывал к Арсению, и предательство с его стороны переживалось куда острее. Плюс к этому, девушка не была дурой и выставила себя в той истории несчастной жертвой, не вдаваясь в детали, с чьей стороны была инициатива и так далее. — Я не хочу перекладывать ответственность — я реально сам виноват, что довел до этого, — Арсений застыл на месте и внимательно посмотрел на Антона, у которого лицо горело уже не сколько из-за праведного гнева, сколько из-за жгучего стыда. — Но ты даже не потрудился понять меня. Тебе просто хотелось сделать мне еще больнее, чем было. Он отвел взгляд и рвано выдохнул. — И самое отвратительное для меня во всем этом тот факт, что ты опять выставляешь меня сумасшедшим любителем драмы. Твердишь, что нам нужно вести разговоры по душам, а потом срываешься на мне, не разобравшись. Из раза в раз, из года в год. Арсений не срывался на крик, но трудно было не почувствовать, что он на грани. — У тебя столько ко мне претензий, что я искренне не понимаю, почему мы должны пытаться что-то восстановить. — Но ты не пытаешься, — решил додавить Антон, понимая, что это может обернуться полной жопой, но лучше он скажет это вслух сейчас, чем его опять от недомолвки разорвет в будущем. — И плохо пытался тогда. Ты почти ничего не сделал, чтобы… — А что оставалось? — с отчаянием перебил Арсений, срываясь на фальцет, и вновь хаотично зашатался от стены к стене. — Ты оставил меня, и ясно давал понять, что не хотел ни видеться, ни слушать. Я думал, как все исправить, но мне не хватило времени. — Не боишься, что его не хватит и сейчас? Хотя вряд ли Арс боялся. Наверно, единственный, кого может пугать такое, это сам Антон, который явно не рассчитал с наездом. — Ну ты то у нас эталон для подражания в этом деле, верно? — Нет, но… — Что но? Стоило столько времени выматывать меня равнодушием, чтобы в итоге в последний момент пытаться догнать поезд? Кататься просто так в Питер, нарушая покой моей семьи, примчаться, блять, сюда? Страдать самому и заодно мучить меня? — Слушай, тогда… тогда я осознал все, — на самом деле не хотелось добавлять пафоса, но была одна фраза, лучше которой о той ситуации не скажешь, — за миг до конца. — Ах да, а я и забыл, что ты у нас наместник Гондора, — скептически фыркнул Арсений. Антон пыхтел уже с меньшим энтузиазмом, передавая эстафету Арсению, напряжение которого можно было буквально почувствовать на коже — оно медленно оплетало тело, проникая внутрь, вселяя страх, что этот разговор ему еще аукнется. — Дело не в том, что мы не разговариваем, — продолжил он, — а что мы совершенно не понимаем друг друга. — Блять, Арс, именно из-за того, что мы не разговариваем нормально, нет и понимания! Почему ты постоянно куда-то деваешься, вместо того, чтобы по-человечески сказать, что происходит… — Заметь, что я пытался не распалять скандал, но ты… Ладно, мы можем не ругаться хотя бы пару дней? — Извини, но мы уже ругаемся. Казалось, они реально тупо ходят по кругу, обсуждая из раза в раз одно и то же, но не делая почти никаких выводов. И дело не только в последних нескольких неделях — это продолжается годами: что-то происходит, они не обращают внимания, потом тянут время, доводят друг друга до точки кипения, причем каждый по-своему, затем скандал, пиздец, руины и все по новой. — Что мне можно делать или говорить, чтобы тебя не травмировать? — Ну конечно! — воскликнул Арсений, чересчур наигранно тараща глаза. — Вопрос, долго ли я буду выебываться и строить из себя страдальца, меня, разумеется, ни капли не травмировал! — А что такого я прям сказ… — Ты тут и месяца не пробыл, а недовольства столько, словно я тебе все-таки что-то должен. Да, обещаний никаких не было дадено, но упоминание об этом каждый ебаный раз погоды не делает. — В смысле месяца? Арс, чего мне ждать-то? — Когда я приду в себя! — Я не понимаю, а что тебе мешает уже вернуться к нормальному состоянию? Сейчас ни жены, ни Иры, ни, блять, импровизации, у нас нихуя нет. И прошло достаточно времени, и я здесь, что тебе еще надо? Арсений устало поднял глаза к потолку, медленно прикрыл их и застыл, будто ответы на эти вопросы были на поверхности и ему невыносимо тяжело озвучивать очевидные вещи, хотя Антон искренне не вдуплял, что с ним происходит. — Ты вот, когда приехал, — начал Арсений, открыв глаза и бросив такой взгляд, что тут же стало не по себе, — что мне говорил? Разве не было такого, что ты все понимаешь, что ты не хочешь меня чего-то требовать? Твои слова и действия в этом случае не идут вразрез, нет? Или ты просто хотел сказать все, что угодно, лишь бы я разрешил тебе остаться? — Но я не врал. — А когда говорил, что рядом со мной ты только страдаешь, врал? — спросил Арсений и буквально одним вопросом резко поставил Антону шах. — Думаю, нет. Но не мат. Довольным жизнью человеком Антона сейчас трудно назвать — сама ссора лишь следствие этого, но не то чтобы Шаст здесь прям страдал. Вот тогда… — Тогда мне было обидно. Обидно и очень больно, и единственное, чего я хотел, чтобы ты пошел нахуй и чувствовал себя так же хуево, как я. Каждый раз, когда я чувствовал себя плохо, я хотел заставить тебя чувствовать то же самое, чтобы… чтобы ты понял, как это. Но сейчас все по-другому. Я не страдаю и я готов ждать, просто чувствую себя максимально по-уебски в этой неопределенности, с этими кринжовыми корпоративами, в этой проклятой хате, из которой даже не могу нормально выйти и… Это превращается во что-то невыносимое. — Так зачем нам нужны эти отношения? Если мы не делаем друг друга счастливыми, зачем? — спросил Арсений и трагично отвернулся к окну. — Потому что мы можем иначе. Блять, Арс, не надо опять устраивать скорбь. С другой стороны, если бы не злость, Антон бы тоже сто процентов поддался печальной ноте и загрузился тяжелыми думами. Тяжело отмахиваться от поставленных вопросов, уверяя себя, что все в порядке, когда они опять устроили бойню кто кого сильнее обидел. Но Шаст проделал слишком долгий путь, чтобы так бездарно все бросить сейчас. — А вдруг мы вообще все придумали? — обреченно спросил Арсений, жалко обняв себя руками. — Придумали что? — Отношения между нами. — То есть ты настолько сомневаешься? — ошарашено спросил Антон, начиная понимать масштабы арсеньевских загонов. Если Арс вот настолько не был уверен в их мутках, то шансы Шастуна были куда более призрачными, чем казались до этого. — Как внедрять новую игру для импровизации — ты сомневаешься, а как ломать себе жизнь — нет, — тихо сказал Арсений, поникнув окончательно. Антон в полтора шага подлетел и развернул к себе дрожащее исхудавшее тельце, заставляя Арсения посмотреть на себя. — Эй, успокойся, хорошо? Не надо о таком думать. На самом деле о таком думать тупо стремно. Во-первых, потому что даже при всех титанических усилиях это предполагает негативный исход их многолетней истории, во-вторых, с учетом всего ранее сказанного это уже не кажется абсолютно нелогичным. — Я уже не знаю, чего хочу или не хочу, я не знаю, что правильно, а что нет. Я запутался, понимаешь? — спросил Арсений, уставившись мутным взглядом Антону куда-то в шею. Он говорил негромко, но надломлено, будто это очередной монолог его жалкого персонажа из Бесприданницы, и такой вид наводил на Шастуна какую-то нездоровую тревогу. — Ты можешь спросить, что было у меня в голове, что там сейчас, о чем я думаю, но я не знаю. Он принял уж совсем печальный вид, съезжая взглядом куда-то себе под ноги. — Единственное, что я знаю наверняка, что не хочу пережить весь этот кошмар снова. Но я не уверен… даже не знаю, в чем. Наверно, в себе. Но, скорее всего, и в тебе. Заявление было справедливым, но от этого не менее болезненным. — И этот разговор является лишь подтверждением моим сомнениям. Грудную клетку сдавило как тисками, и Антону так хотелось возразить, заорать, что сделанные выводы полная туфта, но он понимал — Арсений прав. — Я понимаю, что находиться рядом со мной сейчас трудно, но… ты ведь говорил, что это неважно, и что ты все равно будешь счастлив рядом со мной. Получается, это не так? Мда, получается, не так. Какой ужас. Шаст ведь искренне верил и в себя, и в свое терпение, а теперь это все выглядит так, будто он просто умело напиздел, чтобы побыстрее добиться своего. Не понимая всех масштабов их дурацкой ситуации и не осознавая, как сам будет существовать в таких условиях. При таком раскладе у Арсения действительно были все основания не верить ему больше никогда. — Для меня в этом проблема, Антон. Что ты говоришь и делаешь одно, а потом оказывается все иначе. Проблема была у обоих, но сейчас об этом говорить не стоит. — Слушай, — еле выдавил из себя Шаст, — да, наверно, я хуевая жена декабриста, и здешние условия меня не совсем устраивают, но это не значит, что я хочу отказаться от тебя. — А что если я не оправлюсь? Что если я останусь таким навсегда? Ты готов к этому? — Арсений посмотрел совсем жалобно. — Или думаешь, что готов? Еще час назад Антон мог дать четкий ответ без лишних раздумий, но с учетом всех претензий и открывшейся правды он не знал, что и думать. Вдруг он реально не сможет смириться с ситуацией? С другой стороны, никто не сможет отобрать у него веру, что так или иначе все будет по кайфу — главное, они вместе. Хотя и тут были подводные камни. То, что Арсений в целом сомневается в своих чувствах, это не просто тревожный звоночек, это ебаная воздушная тревога, о которой нужно было как-то запретить себе думать… но только об этом теперь и были мысли. — Ты справишься. Мы справимся, — твердо сказал Антон, хотя верить собственным словам стало трудно. — Давай ты просто уедешь. Шаст устал быть гонимым, но сейчас данное предложение казалось наиболее разумным. — Закончим все мучения сейчас раз и навсегда, — продолжал Арсений. — Все равно видишь, что ничего не клеится, зачем продолжать эти жалкие потуги? Только Антон, несмотря ни на что, не собирался сдаваться. — Представляешь, — хмыкнул Арс, — не придется ничего терпеть, и драме придет конец — нужно просто расстаться. Тем более, ты просил оставить тебя в покое, я оставил, я тебе все оставил, что тебе теперь от меня нужно? — Но оказалось, что без тебя я не могу. — Оказалось! Оказалось! А потом окажется иначе? — Нет, потому что я знаю, какого без тебя. И хуже времени в моей жизни, если честно, не было. Арсений недоверчиво поднял глаза и уставился на Антона. — Сильное заявление, хоть и верится с трудом. Но не на коленях же мне тебя умолять уехать. Их взаимное недоверие не вселяло надежду на успех, но Шаст мог хотя бы попытаться ухватиться за последнюю соломинку. — А ты готов к моему отъезду? Ты готов со мной расстаться навсегда? — спросил он, понимая, что это последний шанс. — Или думаешь, что готов? Арсений грустно улыбнулся и, выпутавшись из чужих рук, молча вышел из комнаты, оставляя Антона одного со всем этим давящим грузом откровений. Он чувствовал себя просто отвратительно, на грани отчаяния. Возможно, все закончить реально единственный выход из их многострадальных отношений, но Антон тупо не хочет принимать такое решение. Он не желает расставаться, ни на данной стадии, ни вообще. Безысходность душила его, не давая и шанса хоть какому-то позитиву ворваться в этот парад говна. Хотелось бросить все и спиться нахуй, чтобы проблемы сузились до одной, а отношения приходилось выяснять только с продавцом в местном ларьке. Разумеется, это не выход, но что делать дальше Антон не представлял. Он понимал, что надо работать над собой, принимая ситуацию со всеми нюансами, но не знал, как это сделать. И как после этой ссоры, или что это было, выстраивать отношения с Арсением, для которого любое действие Шаста теперь будет доказательством в пользу скорейшего расставания. Как заставить Арсения передумать? — Алло, — внезапно и очень грустно раздалось откуда-то из кухни. — Наташ, сейчас вообще не вовремя. Антон считал иначе — если бы девушка пришла к ним, то это бы хоть как-то развеяло воцарившееся напряжение, а там он бы что-нибудь придумал. — Ничего я не въебал говна, либо говори по делу, либо пока. Что случилось? В смысле?.. Шаст стал красться ближе, вслушиваясь в разговор, который превращался в не менее нервный, чем их недавняя перепалка. — Подожди, а сколько дней прошло уже? Ну у нас с тобой да, а с другом этим твоим? Ты шутишь что ли? Выслушав девушку, изрядно поугукав и сказав «Ладно» примерно сто двадцать раз, Арсений сбросил вызов и еле слышно выругался, не сразу заметив, как Антон вошел в кухню. Что-то произошло, но из услышанного какие-то догадки были строить трудно. Арсений, сложив руки на груди, уставился на него нечитаемым взглядом, растягивая лямку неловкости до критического состояния. — Как ты себя чувствуешь? — внезапно спросил он, и если бы не конфликт, Антон с удовольствием бы узрел в этом былую заботу. — Отвратительно, — ответил он, хотя, пожалуй, это было очевидно. — Я не об этом, — устало выдохнул Арсений. — Температуры нет там? Может, проблемы с обонянием? — Э-э-э, да нет, вроде. А что? — Звонила Наташа. У ее дружка подозрение на ковид, а так как мы все активно контактировали, есть вероятность, что мы заразились. Антон особо не верил в знаки, но факт, что у них появилось, как минимум, время до прихода врачей и результатов осмотра, а если тест будет положительным, то и вынужденные две недели вместе без всяких «Пиздуй отсюда», не могли не заставить верить в вышние силы и прочие символы судьбы. — Наташа сделала тест, но нас врачам не сдала. Поэтому их вызов на наше усмотрение. Можем просто дождаться, когда придет ее результат. — Да давай вызовем, — решил гнуть свою линию Антон, выигрывая им побольше времени. — Вдруг болеем? Тебе нужна будет справка на работу. — Не делай вид, что тебя это заботит, ты просто рад, что теперь нет возможности оставить меня в покое. Антон не смог сдержать легкого смешка — он был действительно воодушевлен, что ситуация из полной жопы внезапно обрела возможный выход. — Но в ковиде очень сильно сомневаюсь. Прошло больше недели… Но Шасту это было абсолютно по барабану, единственное, что его волновало, как склеить лицо, которое грозило треснуть на миллион кусочков от такого поворота событий. — Ты еще смеешься? — отчаянно кинул Арсений. — Разъебал меня опять и стоит ржет. Это не было искренним весельем, скорее чем-то нервным на остатках былого гнева, который хоть и нашел себе выход, набрал куда больше вопросов, чем ответов. Антон терпеть не мог первые моменты после скандала. Подбирать слова, взвешивать их, напрягаясь от тишины с другой стороны. Но поговорить было нужно, ведь между ними явно осталось недопонимание, не решив которое они так и будут собачиться, пока кто-то не сдастся окончательно. — Не знаю, что говорить, — робко сказал Шаст, придерживаясь своей проверенной стратегии. — И нужны ли тебе мои извинения. — Нужны, — быстро ответил Арсений, будто его молчание вообще-то именно это и предполагало. — Прости. Взаимных извинений не последовало, но они и не были нужны. Хотелось лишь, чтобы эта образовавшаяся тяжесть в груди отступила, а во взгляде Арсения хотя бы на мгновение не мелькало сраное разочарование. — Я не хотел ссориться, — продолжил он. — Если бы не твоя провокация, я бы ни слова не сказал… — Моя провокация? — недоуменно спросил Арсений, присаживаясь на ближайший стул. — Да, твоя маленькая, опрометчивая провокация, — ответил Антон, продолжая стоять в дверях, как бедный родственник. Арсений всем своим видом показывал, что упрек его задел, но, видимо, не мог не согласиться, а потому лишь отвернулся к стене, давая возможность Шасту и дальше цедить свою корявую мысль. — Просто… мы уже это проходили. Когда ты отвергал меня, но на самом деле хотел. Делал вид, что я тебе не нужен, а сам… ну ты понял. — Понял. — И да, раньше между нами не было столько ебучего говна, но я делаю все, что в моих силах, чтобы все наладилось. И когда ты не идешь мне навстречу, мне начинает казаться, что ты сопротивляешься из вредности, что ты просто заигрался в образ несчастного одинокого Арсения, а это уже не так. Тот повернул голову и внимательно посмотрел на Антона, который от сказанного почему-то стал волноваться, да так сильно, будто он вот-вот развалится, как дженга без опорной палки, так и не донеся свою великую идею. — А когда ты меня немного подпускаешь, а потом резко отталкиваешь, я вообще в ахуе. Немного потупив, он все же устроился рядом за столом, чтобы разговаривать на равных, хотя пока это было похоже на монолог ребенка, который пытается объяснить строгому родителю мотивацию своих непонятных поступков. — Я так скучаю по нам нормальным. Ты даже не представляешь, как. И по тем временам, когда бы мы только два дня праздновали, что сможем вдвоем остаться на весь карантин, а не сидеть, как обосранные, на этой кухне. И когда созданы все условия, чтобы все было, как раньше, я переживаю и не понимаю, почему это не происходит. Антон осознавал свои чувства и до этого, но все равно расстроился. Без злобы, но довольно сильно. Понятно, что в точности как раньше уже никогда не будет, но может быть гораздо лучше, а Арсений будто не дает им и шанса, предпочитая унылую и печальную жизнь. Ком в горле подступил внезапно, не давая другим словам свободы. Но Шаст не хотел давить на жалость, растекаясь слезами по столу, чтобы Арс не воспринял это как очередную манипуляцию для достижения своих целей. Да и, в конце концов, с ним это не работает. Арсений сидел не менее опустошенный, продолжая смотреть во все глаза. Если верить его словам, то он тоже переживает, но лучше бы он говорил об этом вслух сам, чем после эмоционального взрыва оружия локального поражения по имени Антон. Даже в этом обоюдном безмолвии Шаст чувствовал надрыв, накал нервов, от которого нельзя было и вздохнуть спокойно. Каждая следующая мысль могла все перечеркнуть и разрушить до основания. О чем думал Арсений прямо сейчас? Какая такая мысль крутится в его голове, что он стремается ее сказать сразу? Просчитывает ли он реакцию Антона или просто не может решиться, боясь реакции на свои слова? — Антон, наши отношения в кризисе, — спустя мучительное время в тишине произнес Арсений. — Я… в кризисе. Понимаешь? Иногда единственное, чего мне хочется, это исчезнуть к чертовой матери, чтобы перестать чувствовать, чтобы всякие дурацкие мысли затихли наконец, прекращая отравлять мне жизнь. Он говорил без дрожи в голосе, будто мысли перестать существовать что-то вполне обыденное, хотя, как бы, ну, нихуя себе. Конечно, Антон предполагал, что Арсений задумывался о подобном, но это казалось, как минимум, пройденным этапом. Позитивная тенденция наблюдалась невооруженным глазом, если только Арс с особой страстью не ебет себе мозги ровно в те недолгие моменты, когда Шаст не рядом с ним. — Я вижу твои старания, но не могу ничего с собой поделать. Стоит мне задуматься о нас, как я вспоминаю сентябрь и все… Шаст, правда, я не хочу, чтобы ты страдал, так что хорошенько подумай обо всем еще раз. Весьма тактично с его стороны не упоминать про мучения, которые своим неуравновешенным поведением очевидно ему доставляет Антон. — Арс, я не уеду. Я не оставлю тебя одного наедине с этим пиздецом, — твердо сказал он, надеясь, что сам перестал быть его основной причиной. По сути, главный вывод этого вечера — доверять нельзя даже себе. Себе, возможно, даже в первую очередь, так что Антон дал слово сдержать это обещание, чтобы потом вновь с размахом не разочаровать Арсения. — Хорошо, — согласился тот, и Шаст понял, что на самом деле на такой ответ даже не рассчитывал, а потому опять чуть-чуть воспрянул духом. — Но говорю сразу — я на таких жестких эмоциональных качелях точно не вывезу. Нельзя было сказать, что Шасту самому нравились их американские горки, где путь из эйфории в беспросветный мрак занимал пару необдуманных фраз, просто как-то так само получалось. — Хорошо, — повторил Антон, чувствуя, как тревога быть навсегда отвергнутым из-за ненужного всплеска эмоций немного успокоилась, хоть он сам и был зачинщиком этого безобразия. — Но не торопи меня, — добавил Арсений, поднимаясь с места. — Ладно. Обнимемся? Арсений удивленно поднял брови. А на что он надеялся — на понимающее молчание? — Зачем? — Чтобы я знал, что конфликт исчерпан и у меня нет повода накрутить себя до беспамятства. Собственно, как и у тебя, — добавил Антон, вставая следом. Шаг был рискованным пипец, но он только что пережил стресс, а лучше объятий в их аптечке лекарства все равно нет. — Антон, ну можем мы уже просто это, — мямлил Арсений, коряво вертя в воздухе руками, как бы показывая «Отъебись уже, ради Бога». Но что-то подсказывало, что на самом деле Арсений хотел бы обняться, так что без лишних слов Антон мягко взял его за плечи и аккуратно притянул к себе, игнорируя чужое неразборчивое ворчание под ухом. Первые секунд десять их композиция спокойно могла быть определением слова кринж — Арсений стоял с руками по швам, не подавая никаких признаков жизни, пока Антон, боясь лишний раз выдохнуть ему в висок, нелепо еле-еле держался за плечи, как за спасательный круг. Еще пара секунд, и вот уже на арене желание отпустить этого непробиваемого козла, придав ускорения до спальни пинком под зад. Еще мгновение, и Шаст почти сделал шажок назад, как вдруг Арсений скользнул руками по талии и прижался всем телом, трогательно утыкаясь носом в плечо. — Прости меня тоже, — приглушенно произнес он. — Не люблю тебя злить. Но уже Антон почти забыл, что вообще была какая-то гневная ссора — все, о чем он мог думать, это как бы ему не раздавить Арсения от переизбытка чувств. Все переживания смыло приливной волной нежности, и если бы он мог, стоял бы так вечность, пока и чужие тревоги не отступят окончательно, давая шанс трепетным объятиям вновь стать обыденностью, а не какой-то привилегией. Как бы банально ни было, но реально казалось, что мир вокруг замер. Не слышен тик настенных часов, не гремит холодильник, не шумит посудомойка и даже капли из подтекающего крана впервые разбиваются бесшумно — только два чудака еле дышат, отчаянно цепляясь друг за друга. Отпустить Арсения казалось чем-то непростительным, хотя тот и не спешил размыкать объятия, поудобнее устраивая голову на чужом плече. Шаст закончился, пускайте титры.