***
Гермиона забирает девочку у Уизли и по-эскимосски целует в нос — снова появляется свет и тепло. Девочка слегка хихикает и небрежно целует Гермиону в щеку, и та смеется, для Розы это звучит как музыка. От мамы пахнет книгами, а ее духи пахнут ванилью и корицей. Роза связывает мамин запах с выпечкой на кухне и находит в этом утешение. Гермиону встречает ревнивый взгляд мужчины, когда та забирает у него дочь. Но даже в объятиях матери, выглядывая через ее плечо, Роза продолжает бояться того, что произойдет ночью.***
Роза сломала что-то из его вещей. Что-то для квиддича. Это был несчастный случай, она просто играла, а отец не убрал вещь на место. Он кричит на нее. Роза понимает только каждое второе слово, остальные кажутся ей чужими и незнакомыми. Она не хочет на него смотреть. Не хочет смотреть отцу в глаза. Но он хватает ее за лицо, поворачивает к себе и продолжает кричать, не обращая внимания на слезы, струящиеся по ее лицу, игнорируя то, что она обмочилась, потому что он напугал ее. Затем входит мама, и для малышки она герой. Мама сердито кричит и встает между отцом и дочерью, побуждая девочку идти в свою комнату. Роза отступает и прячется за дверью. Она слышит, как мама говорит папе, что этого достаточно. На этом мирная часть разговора заканчивается. Папа использует свои размеры, чтобы запугать маму. Кричит и толкает. Унижает ее. Но он никогда ее не бьет. Это было бы слишком очевидно. Хотя, судя по тому, как он толкнул маму, она наверняка будет в синяках. Маленькая девочка все это видит и понимает, что позже у нее будут неприятности.***
Роза не помнит, когда это началось. Это было частью ее жизни с тех пор, как она себя помнит, поэтому она не подвергает это сомнению. Папа называет ее грязной, потому что она обмочилась, и настаивает на том, чтобы ее искупать. «Чтобы помириться»… Она плачет каждый раз, когда ей нужно принимать ванну. Она чуть ли не закатывает истерики, потому что просто не хочет этого делать. Мать не понимает причин ее поведения, а отец всегда настаивает на том, чтобы купать ее самому. Розе не нравится, что отец купает ее. Папа купает ее неправильно, он уделяет ей слишком много внимания. Намного больше, чем следовало бы. Девочка не понимает, почему она плачет. Почему это так ее расстраивает? Она ведь не плачет, когда ее купает мама. Но у папы грубые руки. Иногда он бывает слишком груб, когда купает ее. Он причиняет ей боль. Он купает те места, которые не купает мама. И Роза плачет. Отец говорит ей, чтобы она замолчала. Как «хорошая девочка». «Шумных девочек наказывают, это неприлично». Она плачет. Но мать ее не понимает.***
Уизли пугают ее. Они слишком громкие, слишком неистовые. Слишком похожие на ее отца. Она видит у них глаза и волосы своего отца. И боится. Роза не хочет на них смотреть, не хочет с ними разговаривать. Не хочет, чтобы они прикасались к ней. Их прикосновения причиняют боль, как и касания ее отца. Она просто хочет к своей маме. А когда той нет рядом, Роза просто хочет спрятаться, хочет, чтобы все было тихо. Хочет побыть одна.***
Северус потрясен, увидев себя ее глазами. Хотя воспоминания туманны и отрывочны. Невероятно высокий, почти комичный. Она смотрит в его черные глаза и на черные как смоль волосы. Она помнит его запах. Пергамент, дым и сандаловое дерево. Она не помнит слов, которые он говорит, но помнит его лицо, его выражение. Помнит, как он заставляет ее маму улыбаться и смеяться. Она помнит, как пыталась заговорить с ним… хотела заговорить с ним, но это было до того, как она научилась произносить слова. Но она хотела этого. Он обнимал ее и слушал, и его объятия были открытыми, а не душащими. Она чувствует себя с ним в тепле и безопасности. Она видит в нем почти продолжение своей матери, неотрывную ее часть. Она просто принимает этого человека без вопросов.***
Роза не понимает, почему больше не ходит с матерью. Почему они не ходят в то кафе с вкусными булочками и не видят того мужчину, который заставляет ее маму улыбаться. Мужчину с безопасными глазами и волосами, который пахнет дымом и обнимает безопасно. Роза не понимает и не может спросить. Она видит, что ее мать грустит, и думает про себя, что ей тоже не хватает человека, который делал их счастливыми. Роза понимает, что ее папа не делает маму счастливой. Она рисует его портрет, хочет сказать матери, чтобы та пошла повидаться с другим, безопасным мужчиной. Может быть, мама забыла? С тем, который делает ее счастливой и улыбается. Но ее папе это не нравится. Он наказывает маму за это. Затем наказывает Розу, когда ее мать в постели.***
Она видит своего отца каким-то двуличным монстром. Она почти демонизировала его в своем мозгу. У него два лица. Одно, которое он показывает ее матери. Второе, которое он показывает ей, когда приходит в ее комнату ночью. Папа вбил ей в голову, что это ее вина. Он говорит ей, что она должна молчать. Ничего никому не говорить. «Роза, ты ведь не хочешь, чтобы кто-нибудь узнал, как плохо ты себя вела, не так ли? Роза, ты же не хочешь рассказывать людям, что тебя наказали за плохое поведение? Правда?» Часть ее не понимает, что папа с ней делает… но другая часть знает, что это неправильно… но она слишком напугана, слишком напугана. Роза начинает верить, что заслуживает такого наказания.***
Когда Гермиона возвращается к работе, все становится еще хуже. Свободный от беспокойства о том, что жена его поймает, мужчина усиливает свое внимание к дочери. То, что было чрезмерной внимательностью при купании, становится полномасштабным нападением и за пределами ванной. Он начинает прикасаться к ней как изнутри, так и снаружи. Тогда Роза начинает плакать. И папа беспокоится, что сделал что-то такое, из-за чего его раскроют, и останавливается. В следующий раз отец садится к ней в ванну, и она прикасается к нему. Папа говорит ей, что она помогает ему мыться. Она снова начала мочиться в постель. Папа злится и заставляет ее снова принимать ванну. Цикл повторяется.***
Теперь она никому не смотрит в глаза, кроме своей матери. Она не пытается заговорить с людьми, даже не пытается лепетать, как раньше. Никто не будет прикасаться к ней или обнимать ее. Прикосновения мужчин — самые худшие. Она упала в Норе и закричала, когда ее поднял дедушка Артур. Её матери пришлось вернуться домой с работы, потому что она так сильно плакала, что ей стало плохо. Роза не ест при людях. Она ест только то, что готовят ее родители, да и то только определенные вещи. Она ничего не трогает и ничего не берет, если только это не от ее матери или отца. Она просто хочет обнимать маму, когда та дома, и плачет, когда ей нужно возвращаться на работу. Ее мать теперь никогда не бывает счастлива, и Роза больше не видит ее с тем счастливым мужчиной. Ее мать — единственное безопасное место.***
Она спряталась за дверью. Наблюдала. Папа кричит на маму. Роза не понимает, о чем идет спор. Но папа так сильно прижимает маму к стене, что та ударяется головой и падает на пол. Тогда он извиняется, но Роза знает, что отец не был искренен. Глаза ее матери красные и опухшие, когда она целует ее на ночь. Она задается вопросом: наказывает ли папа маму так, как он наказывает ее.***
Пока мама на работе, папа трогает ее все больше и больше. Она закатывает истерику и пинает его, а в наказание получает сильный шлепок по заду, который заставляет ее кричать и плакать от боли. В ту ночь он заходит в ее комнату. Отец говорит ей, что она причинила ему боль и хочет, чтобы она поцеловала его получше. «Тогда ты будешь прощена». Она делает то, о чем он просит, слишком напуганная, чтобы поступить иначе, хотя от этого ее тошнит и она плачет. Она хочет свою мать, она боится, что мать узнает, что она была плохой, и больше не захочет ее. «Мама грустит из-за того, что ты плохая», — вот что говорит ее папа. — «Если ты будешь продолжать вести себя плохо, а мама будет продолжать грустить, я заберу тебя у мамы». Это не последний раз, когда он заставляет ее целовать его лучше. Она не хочет быть плохой девочкой.***
Северус вырывается из разума ребенка, и у него перехватывает дыхание. Он пытается не заплакать, в то же время заставляет себя не умчаться из комнаты, как адская гончая, дабы разорвать мужчину на мелкие кусочки. — Роза, ты не плохая девочка, ты понимаешь? Ты не сделала ничего плохого. Ничего. Это твой папа плохой человек. В его голосе слышится дрожь, и он замечает, как у девочки дрожит нижняя губа, когда та шмыгает носом. — Ты хорошая девочка, Роза. Не слушай своего отца, слушай свою маму, хорошо? — Он тихо говорит… — Ты очень хорошая девочка, Роза… Ты лучшая девочка у мамы во всем мире. Ты никогда не была плохой девочкой, никогда. Если папа сказал тебе это, то это была очень плохая ложь. Мама очень сильно любит тебя, детка. У Гермионы на глазах выступали слезы, пока она успокаивала свою плачущую дочь. Северус встал, чтобы позвать авроров, но замер на месте, услышав тихое хныканье и резкий вздох. Вздох принадлежал Гермионе, а всхлип — Розе. Гермиона ахнула в шоке от нехарактерных для Розы действий, и Северус посмотрел вниз, туда, где пухлая маленькая ручка рванулась и схватила его, не давая уйти. Хотя, судя по выражению ее лица, малышка уже сожалела о своем поступке. Она заскулила, как будто собиралась заплакать, и опустила глаза в пол. — Роза, я не злюсь, — поспешил заверить он её, вспомнив увиденное. — Ты хочешь, чтобы я остался здесь с тобой и твоей мамой? — тихо спросил Северус. Девочка не смотрела ему в глаза, но и не отпускала его. Она кивнула, движение было еле заметным так как ее лицо снова уткнулось в грудь матери. — Хорошо, милая, тогда я останусь, — прошептал он и вернулся на свое место. Роза отпустила его, как только он снова благополучно уселся рядом с ее матерью. Малышка продолжала украдкой бросать на него взгляды сквозь завесу своих волос. С замиранием сердца Северус ясно вспомнил застенчивого мальчика, у которого когда-то развилась точно такая же привычка. Мальчика, который держал свои волосы длинными именно по этой причине. Не уверенный, что сможет вызвать патронуса в своем нынешнем эмоциональном состоянии, Северус использовал свою палочку, чтобы открыть дверь в комнату. Четкий сигнал для авроров. — Ты хочешь остаться здесь? — тихо спросил он Гермиону, когда та наложила на Розу заклинание уединения, чтобы оградить ее от взрослого разговора. — Нет. Нет, я не хочу иметь ничего общего ни с чем из этого. Но я должна, — прошептала она, и Северус сжал ее плечо в знак поддержки. Он извлек воспоминания, как только двое мужчин вернулись в палату, а затем начал объяснять, что он видел. — То, на что наткнулась мисс Грейнджер, было не единственным случаем неподобающего поведения, которое мистер Уизли проявил по отношению к своей дочери. Гермиона хрипло всхлипнула и зарылась лицом в волосы девочки. — Мы так и подозревали, — мрачно добавил Кингсли, — Когда произошел первый случай? — Я не смог точно определить первый случай, хотя его поведение усугубилось, когда Гермиона вернулась на работу. Я рассматривал случаи неподобающего поведения, начиная с того времени, когда Розе было около двух, — его голос задрожал, исчез твердый и устойчивый стержень, на который он полагался на протяжении всех своих шпионских лет. Северус не мог унять дрожь и заставить себя говорить монотонно. — Большинство инцидентов произошло в ванной комнате. Он всегда был более внимателен к ней, чем должен был быть. Уизли стал более настойчив, когда Роза достигла примерно двух или двух с половиной лет. — У тебя есть… Мне жаль, что нет более тактичного способа, которым я мог бы спросить об этом… Северус, ты был свидетелем какого-нибудь проникновения? — Да. Хотя я сомневаюсь, что слово «только» должно когда-либо применяться к этим обстоятельствам, но был только один случай, и только с его рукой… — он украдкой взглянул на Гермиону, которая все еще плакала, крепко сжимая его руку. — У них не было принудительного полового акта? — осторожно спросил Министр. — Нет. По крайней мере, у нас есть это маленькое милосердие. Он неоднократно заставлял девочку прикасаться к нему физически, как это видела мисс Грейнджер сегодня вечером. Он также заставлял девочку… целовать его в интимной зоне. Был один случай проникновения с небольшим кровотечением… — это слово буквально ранило его рот на выходе и заставило Гермиону всхлипнуть. — Но это испугало его. Уизли боялся, что его раскроют, поэтому больше не повторял подобных действий. — Я думаю, у нас есть все, что нам нужно, Северус, — сказал Шеклболт, вставая. Гермиона сняла с Розы купол тишины. — Будь уверен. Как только этот разговор закончится, я заберу Гермиону и Розу под свою защиту. Я не позволю девочке снова пройти через допрос, и я не выпущу их обеих из поля зрения, пока это чудовище не будет задержано. Аврор и Министр внимательно смотрели на него мгновение, затем переглянулись. — Мы закончили здесь, Северус. У нас есть все, что необходимо. Он резко кивнул мужчинам, когда те уходили, бросив последний печальный взгляд на Гермиону и Розу. — Давай уйдем отсюда, Гермиона, ты выглядишь так, словно еле стоишь на ногах, и Розе давно пора спать, — тихо сказал он, и женщина кивнула. Адреналин полностью выветрился, она дрожала от физического и эмоционального истощения и была смертельно бледна. Переутомленная девочка суетилась у нее на руках. Гермиона попыталась встать, но только для того, чтобы рухнуть обратно на кровать позади себя. Ее ноги подкосились. Северус быстро подошел к ней. — Ты в порядке? Как думаешь, ты сможешь дойти до точки аппарации? Я не могу переместить вас обеих отсюда, — с беспокойством проговорил Северус. — Я не знаю, смогу ли я с Розой, — печально прошептала она. — Роза, детка. Мамочка очень-очень устала, и нам нужно аппарировать с Северусом. Как думаешь, ты сможешь взять маму за руку и идти рядом со мной? Уставшая девочка покачала головой и уткнулась лицом в мантию матери, а Гермиона устало вздохнула и осторожно встала на дрожащие ноги. Северус стоял, сбитый с толку и жалел, что не может ничего сделать. Гермиона стояла неподвижно, пытаясь восстановить равновесие на дрожащих ногах.***
Мягкие голубые глаза смотрели на мать. Роза чувствовала, что руки держащие ее дрожат. Видела, как мама наклонилась к высокому мужчине, ища поддержки, и тот положил руку маме на спину, чтобы поддержать ее. Видела доверие в глазах матери. Беспокойство в глазах мужчины. Она не хотела, чтобы ее мама грустила или уставала. Она не хотела спускаться на пол. Она хотела, чтобы ее обняли. Она хотела быть в безопасности. Она понюхала носовой платок, который держала в руке. Пергамент, Дым, Сандаловое Дерево. Посмотрела на полуночно-черные глаза, одежду, волосы. Роза сделала свой выбор…***
Две маленькие ручки обхватили лицо Гермионы, затем ее небрежно поцеловали в щеку. Гермиона слабо улыбнулась. Затем эти же маленькие ручки потянулись к Северусу. Тихий звук, почти ворчание. Это было не совсем слово, но этот звук явно имел значение «вверх». Гермиона замерла. Северус замер. И все же девочка протянула к нему руки. Медленно и осторожно обменявшись взглядом с Гермионой, убедившись, что все его движения были видны, Северус осторожно взял малышку под руки и поднял, прижав к груди. Гермиона застыла так неподвижно, что он не был уверен, дышит ли она. Но с другой стороны он не был уверен, дышит ли он сам. Северус надежно прижимал Розу к своей груди, ее ноги обвились вокруг его талии, а руки обвились вокруг его шеи. Девочка замерла. Северус и Гермиона затаили дыхание, боясь, что все рухнет. Роза откинулась назад, положив ладошку ему на грудь, и посмотрела на него. В его глаза. Гермиона закрыла рот обеими руками, слезы свободно текли по ее лицу. Она смотрела, как ее малышка смотрит на кого-то и общается с кем-то. Не просто с кем-то, с мужчиной. Другая маленькая ладошка нерешительно и благоговейно коснулась его щеки. Затем его брови. Затем Роза провела пальцем по его носу. Северус старался не двигаться, но при этом слегка нахмурился. Губы малышки слегка изогнулись. Не совсем улыбка, но намек на нее. Он выгнул бровь, и губы снова изогнулись. Прерывистое дыхание. Не совсем смех. Не совсем. И все же… Внезапно его небрежно поцеловали в щеку, как Гермиону всего пару мгновений назад. Северус стоял затаив дыхание, Гермиона тихо плакала. Он держал девочку на своих руках впервые за более чем год. Затем крошечное личико прижалось к его шее, Северус почувствовал знакомое дерганье за волосы. По тому как выровнялось детское дыхание, он понял — Роза почти мгновенно уснула.