***
Северус был занят приготовлением завтрака на четверых, наблюдая, как бледная Гермиона ухаживает за обоими маленькими детьми. Скорпиус попал в «аварию» во всей этой драме, поэтому Гермиона искупала его, переодела и в настоящее время расчесывала мальчику длинные светлые волосы. В это время удивительно интуитивная Роза предоставляла мальчику личное пространство, вместо того чтобы вести себя, как большинство малышей с явной ревностью, поскольку Скорпиус монополизировал все внимание ее мамы. Роза снова проявила интеллект и сочувствие не по годам. Обычно разговорчивый и счастливый мальчик тихо сидел на коленях у Гермионы, весь в слезах, посасывая большой палец одной руки, в то время как Роза держала его другую ладошку. Девочка сидела рядом с ними на диване с книжкой с картинками и время от времени указывала на вещи, которые, по ее мнению, понравились бы другому малышу. Скорпиус был нежен со всеми, кого знал, и был совершенно без ума от Розы. Но мальчик сформировал особенно сильную привязанность к Гермионе, получив от нее материнское тепло, которого он никогда не видел от своей собственной матери. Северуса это не удивляло. Астория была достаточно милой девушкой, но ей пришлось несладко. Она потеряла свою мать еще в детстве и старшую сестру на войне, обеих из-за одного и того же проклятия крови, которым страдала сама. Ее отец был Пожирателем смерти, хотя и сосредоточенным только на известности своего собственного дома. Но именно его давление подтолкнуло Асторию произвести на свет наследника в столь юном возрасте. Лорд Гринграсс, имеющий только двух дочерей, на которых наложено проклятие родословной их матери, хотел убедиться, что Астория выполнит свой долг, прежде чем она в конечном итоге погибнет от проклятия своей семьи. Как послушная дочь, которой она и была, Астория забеременела незадолго до окончания Хогвартса, дабы успокоить своего отца. Лорд Гринграсс умер от множественных боевых ранений еще до рождения Скорпиуса. Он умер, не зная, был ли ребенок желанным наследником мужского пола или опять девочкой, продолжающей проклятую родословную своей матери. С появлением Скорпиуса Астория стала последней женщиной, на которой наконец-то закончится проклятье ее рода. Однако сын стал ценой ее здоровья. И без того хрупкая молодая женщина с момента его рождения только все больше и больше слабела. Северус придерживался убеждения, что, если бы не ее болезнь, она могла бы быть хорошей матерью. Если бы у нее было время. Но здоровье и обстоятельства означали, что девушка в лучшем случае игнорировала ребенка, а в худшем — обижалась, обвиняя Скорпиуса в том, что он сократил ее и без того короткую жизнь. И тот факт, что мальчик родился позже положенного, и ее отец умер до рождения внука, означал, что она так и не получила долгожданного родительского одобрения за выполнение своего долга и обеспечение наследником мужского пола рода Гринграссов. Он также сочувствовал Драко. С годами мальчик становился все более бледным и напряженным. Несмотря на то, что они с Асторией с самого рождения были сосватаны друг другу, они действительно испытывали привязанность. Их брак в общем был основан только на школьном товариществе и семейных ожиданиях произвести наследника для великой семьи. Как бы то ни было, было ясно, что Драко любил своего сына. Драко тратил много времени на заботу об Астории и работал до изнеможения, чтобы вытащить семейное имя из грязи ради будущего своего маленького сына. Это означало, что чаще, чем обычно, Скорпиус оставался с Гермионой и Северусом на «игровое свидание» с Розой. А собственное воспитание Драко означало, что ему было трудно показывать свои эмоции. Нарцисса и Люциус явно любили своего сына, но они воспитали его так, как их самих воспитывали… с викторианскими чистокровными манерами и этикетом, а не открытой привязанностью и теплотой, которые Гермиона проявляла к Розе. Нарцисса любила своего сына так же сильно, как Драко любил своего собственного, эта женщина бросила вызов Волдеморту ради своего ребенка… Она просто не знала, как это показать, и Драко тоже. Люциус и Нарцисса также любили своего внука Скорпиуса, но время, проведенное Люциусом в Азкабане, и время, которое они оба провели с Волдемортом, преждевременно состарило их. Они устали. Это было заметно, они все чаще и чаще с тоской говорили о переезде в их дом во Франции. Хотя они осыпали Скорпиуса подарками и похвалами, именно «дядя Северус» обнимал мальчика, играл с ним и поощрял его задолго до того, как Гермиона и Роза появились в их жизнях.***
День превратился в ночевку, и только в середине следующего дня они услышали что-то еще. Они устроили детей для послеобеденного сна в импровизированном «форте» в гостиной, сделанном из одеял и кухонных стульев, и Северус с Гермионой удобно устроились на диване с чашкой чая, когда по оберегам прокатилась более вежливая просьба о входе, за которой последовал приглушенный стук в дверь. Обменявшись встревоженными взглядами, они поставили несколько оберегов тишины и уединения вокруг детей и вместе направились к двери. Люциус стоял, все еще одетый в ту же одежду, в которой он принес Скорпиуса утром накануне, только более помятый, как будто он спал в ней. А жидкие волосы и щетина показывали, что обычно безупречно одетый мужчина не принимал душ и не брился с тех пор, как они видели его в последний раз. Затравленный взгляд и мешки под глазами вернули Северуса в то время, когда они вырвали Люциуса из Азкабана, и это так его потрясло, что первой заговорила Гермиона. — Люциус, что случилось? Ты выглядишь таким усталым, ты вообще спал? Тебе следует войти и присесть, я могу приготовить чай? — Она успокаивающе положила руку ему на плечо, а другую — на спину, пока почти не обняла его и посмотрела на него с беспокойством. И снова Северуса до глубины души согрела красивая женщина рядом с ним. Да, Гермиона давно помирилась с Малфоями. Прошло не так много лет с тех пор, как Люциус и его семья оскорбляли ее и говорили о ней уничижительно, но сегодня Гермиона увидела его горе и без малейшего колебания попыталась утешить его как друга. Легкая теплота в глазах Люциуса и грустная улыбка, когда он положил свою руку поверх женской ладони, показали, что его мысли отправились точно туда же, куда и мысли Северуса. — Я благодарю тебя за твою доброту, Гермиона. Я не могу остаться, слишком многое еще предстоит сделать, и на это не так много времени. — Астория? — тихо спросил Северус, и последовала секундная пауза, прежде чем Люциус кивнул. Гермиона втянула воздух и крепче обняла мужчину, заставив его снова грустно улыбнуться. — Мне жаль, что я больше ничего не мог сделать, — печально произнес Северус, и это было правдой. Он пробовал зелье за зельем в течение многих лет, чтобы спасти девочек Гринграсс, но это было старое магическое проклятие. Связанное с самой их кровью и магией, без возможности отделить проклятие от них, не превратив их в лучшем случае в овощ. Северус долго ненавидел себя за это, прежде чем позволил себе перестать винить себя во всех проблемах в мире. В его обязанности не входило лечить всех, как бы ему этого ни хотелось. — По крайней мере, это закончилось на ней, никому другому не придется так страдать, — сказал он, и Гермиона как следует обняла мужчину. — Я сожалею о твоей потере, Люциус, ты уверен, что не зайдешь? — ее тихий вопрос заставил мужчину отряхнуться и прочистить горло в попытке восстановить некоторые приличия. Гермиона, точно оценив ситуацию, отступила к Северусу, положив руку ему на поясницу. — Нет. Спасибо, но нет. Слишком много нужно сделать, организовать похороны и все такое. Мне неприятно навязываться вам дальше, но Драко… Точно оценив ситуацию, Северус тихо произнес: «Скорпиусу будут рады здесь столько, сколько потребуется. Не беспокойся на этот счет, друг». — Спасибо тебе, дружище. Я понятия не имею, как сообщить об этом мальчику, а Драко не в лучшем состоянии… — Мы скажем ему, Люциус. Иди и делай то, что должно, мы можем взять на себя это бремя. На этот раз рука Северуса легла на плечо Люциуса, и мужчина сжал его руку в безмолвной благодарности, прежде чем повернуться и медленно пойти по улице, прежде чем аппарировать прочь. — Бедный Драко, бедный Скорпиус, — тихо сказала Гермиона, и Северусу ничего не оставалось, как обнять ее прямо в дверях.