Неловкая ситуация

После закрытия «Последней капли» пол под ногами больше не вибрирует — наконец-то. Силко коротает ночь под золотым абажуром, дожидаясь Севику с новостями из Верхнего, пользуется недолгим затишьем. Похоже, что сегодня они опять засидятся до позднего утра. Хорошо бы спуститься в бар и захватить с собой в кабинет пинту-другую рома — глобус опустел стараниями визитёров ещё два дня назад. Но позже: нужно просмотреть ещё бухгалтерию «Капли» за последний квартал хотя бы бегло, потому что он почти уверен, что управляющий его дурит и… БАЦ! Вихрь из синих кос, звяканье металла и пряжек, голые руки уже на его шее — и Джинкс падает на него, как у последнего рубежа. — Ты здесь!.. Я… Силли… прости-и… Он скорее угадывает её слова, чем слышит, потому что и без того сиплый звук задавлен его плечом. Джинкс находит в его объятии утешение, передышку — на раз, два, три, — отрывается через силу, виновато прижимает ушки, вбирая голову в плечи, и глаза у неё такие круглые, что он сразу понимает — случилось страшное. Стреляла по своим? Взорвала завод? За ней хвост из инфорсеров? Ничего, он всё решит, они всё решат… Силко моментально берёт себя в руки, ладонями сжимает ей щёки — сильно, она должна чувствовать, — смотрит ей в оба глаза, не мигая, не даёт соскользнуть во тьму: — Что случилось? Джинкс. Тише… Говори. Что? — С… самоцвет, — шмыгая носом, только и может выдавить Джинкс. Держит его за запястья. — Я… я… Самоцвет. Уже ближе. Рванул? Нет, это бы уже весь город слышал… Кто-то выследил и отобрал? Кто? Джинкс с животным упрямством выворачивается из его рук и снова прячется лицом у него на плече: — Я ужасная, я… вечно всё порчу… мне так сты-ыдно… Силко обнимает её, соображая быстро и чётко. Нужно срочно выяснить, в чём дело, но с ней каждый раз, как со взрывчаткой — и недожать нельзя, и передавить. — Джинкс, пожалуйста… — Спокойствие. Уверенность. Поддержка. — Я помогу, только если ты расскажешь. Ты сможешь. Прошу. Но она лишь комкает ткань на его груди и шумно сопит в рубашку, боясь снова поднять глаза. Тогда Силко решает пойти по пути наводящих вопросов: — Самоцвет разрушен? Джинкс качает головой — нет. — Ты его потеряла? Снова нет. — Ты можешь сказать, где он? Джинкс отрицательно трясёт головой и издаёт стон невыразимого страдания и стыда, точно вот-вот заплачет. — Он сейчас у тебя? Джинкс зарывается в него лбом ещё глубже и начинает всхлипывать — секунда через три. Но при этом кивает. Силко с облегчением гладит её по волосам, накрывает подбородком макушку. Значит, самоцвет по-прежнему у них. Отлично. — Ты можешь… мне его показать? И тут Джинкс почему-то принимается опять заикаться навзрыд: — Я… так виновата… такая… глупая… я правда, я… не хотела… из-за меня одни… неприят… нос… ти-и… Силко выдыхает в приливе острой жалости, крепче прижимая её к себе. Нужно как-то её успокоить. Оба его сокровища целы — это главное; осталось только понять, что же такое ужасное она натворила. — Джинкс… ты же знаешь, что я не буду ругать тебя. Вместе мы всё решим. Но я не смогу помочь, если не узнаю, что делать. Правда? Она соглашается кивком — понимает. Силко продолжает поглаживать её затылок, выбирает самый нежный и проникновенный голос: — Самоцвет у тебя, но ты не можешь мне его показать. Это я понял. Осталось сказать, почему. — Он… — Джинкс, шмыгнув, собирается с силами. — Он… во мне. Та-ак. Первое, что представляет себе Силко: её накрыли пилтошки, и, чтобы камень не достался врагу, она его проглотила. Нормальная практика для заунской воришки, рефлекс — сначала делать, потом думать. От следующей же мысли волосы на его и без того седеющей голове просто встают дыбом: внутри его дочери артефакт мощностью в тысячи тонн динамита. Какое счастье, что этот кристалл стабилен. Но риск всё равно чудовищно огромен. — Сейчас же едем с тобой к Синджеду, — говорит он решительно, уже собираясь вставать. — У него есть… Но Джинкс в ужасе машет чёлкой, цепляется за него, как тонет: — Нет, нет, нельзя к нему… я не могу… никому, кроме тебя-я!.. — Джинкс, тебе нужен врач. Это опасно. Мы можем попробовать вызвать рвоту, но если… — Не-е-ет… это не п… я его… не глота… ла… И она снова прячет лицо в ладони. Та-а-а-а-а-ак. — Джинкс, прошу тебя… — Мысль, первой пришедшая Силко на ум, настолько невероятна, что он хочет думать её в самую последнюю очередь. — Это не шутки. Ты же не хочешь сказать, что… Джинкс сползает на пол, прячет голову в коленях и накрывает её руками. Пищит тонко-тонко «и-и-и», качась туда-сюда. Не может быть. Этого просто не может быть. Силко вспоминает, как она буквально всюду носилась с камнем, ни на минуту не расставаясь. Спала с ним, возила его по столешнице во время работы, бросала в стакан с соком вместо льда, гоняла его во рту, катала по телу, играла… доигралась. — Джинкс… Он должен что-то ей сказать, но впервые понимает, что не находит слов. Ему хочется закрыть пол-лица ладонью и отчаянно стонать. Хочется срочно оказаться в другой вселенной. Он уже представляет, как пытается объяснить ситуацию медику: «Видите ли… у моей дочери камень Аркейна в вагине». Блестяще. — Но ведь… его же можно достать? — Ему даже удаётся сохранить самый серьёзный тон из всех возможных. Проблема слишком смешна и страшна одновременно. — Я пы… пыталась… но у меня не выходит… — Видно, как у Джинкс краснеют даже кончики ушей. — Похоже, он слишком… глубоко. Силко вынужден представить, как именно шарик попал в такое деликатное место. Приходится затолкать нервный смешок обратно в глотку, чтобы её не обидеть. Вот кто её надоумил? Её тени? Её врождённое любопытство? Жажда экспериментов, чёрт возьми? Желание ощутить в себе что-то настолько мощное, смертоносное, что… Силко напряжённо выдыхает, когда воображение слишком уж живо отзывается на картинку ласкающей себя Джинкс. Как давно и где она этим занималась, что он ничего не замечал? Что ещё пробовала делать? О чём думала в этот момент?.. о том, как СТОП. Ситуация становится слишком щекотливой. Похоже, у них появились отягчающие обстоятельства. — Джинкс, — он пытается подойти к этому с рациональной стороны. — Послушай. Скоро здесь будет Севика. По крайней мере, она женщина, и… — Неееееет!.. — из-под рук подвывает Джинкс. — Только не Севи-ика-а!.. Она потом будет припоминать мне это ве-ечно!.. Пожалуйста, не говори ей, не вздумай даже, я… могу доверить это только тебе-е!.. Отлично. Потрясающе. — Но ты ведь понимаешь, что… Джинкс не слушает — горько рыдает от безысходности: — А вдруг он… а вдруг…?! Ыыы… Силли, мне стра-ашно!.. И смех и грех. Нужно с ней что-то делать. — Джинкс, — он отодвигает кресло, опускается возле неё на одно колено, касается мягко спины и расписного бока. — Я тебя не виню. Ты сделала правильно, что пришла ко мне. Мы всё поправим, и об этом никто не узнает, я обещаю. Но ты… должна успокоиться. Сам сначала попробуй. Джинкс под его рукой делает глубокие выдохи и вдохи, всё медленней и реже — видно, что честно старается. А потом наконец поднимает на него огромные заплаканные глаза, вытирает нос тыльной стороной ладони и говорит умоляюще, в искренней просьбе: — Пожалуйста… вытащи его из меня. Силко тут же представляет процесс, и в паху всё так и наливается предвкушением, пульсирующе, тяжело — едва дыхание не перехватывает. — Ты… точно не хочешь обратиться к Синджеду? — тихо уточняет он на всякий случай. А сам вспоминает его холодную лабораторию, и кушетку в чужой крови, и острые металлические инструменты, и понимает, что сам бы ни за что не привёл дочь в такой ситуации к нему. Джинкс качает головой — решительно и категорично. — К мадам Бабетте? — предлагает Силко, уже шутки ради. — Она видела и не такое… Но Джинкс смотрит на него абсолютно серьёзно — с укором и истинной мукой. — Ладно. Хорошо. Дай мне минуту. Он заставляет её перебраться в кресло, чтобы не сидела на полу, и выходит из кабинета. Прихлопывает дверь спиной, заводит волосы назад, в две ладони. Изумительно, чёрт возьми. Шикарно. Чудесно. Похоже, что ночь будет гораздо длиннее, чем он предполагал. В барном туалете просто чертовски холодно, но Силко всё равно ополаскивает лицо ледяной водой из-под крана. Страшно хочется курить, но портсигар остался в столе наверху. То, на что он так опрометчиво согласился… он понятия не имеет, чем это может закончиться для них обоих. Хотя всё вроде бы до банальности очевидно. Силко подозревал, что однажды до этого всё равно дойдёт. Даже если до конца и не отдавал себе отчёта. Ну почему именно сегодня? И почему именно так?.. А впрочем… с ней никогда не бывает по плану. Пока он тщательно моет руки, его посещает не лишённая смысла идея сбросить напряжение прямо сейчас — на всякий случай, — но Силко, брезгливо обведя взглядом разрисованные хлипкие кабинки, понимает, что не готов заниматься этим здесь. Он что, подросток? В конце концов, железное самообладание короля Зауна стало уже притчей во языцех, неужели он не сможет справиться с собой и на этот раз? Это ведь просто медицинская помощь. Всё равно что вытащить пулю из раны. Ага. Конечно. Никакой разницы. Когда он возвращается, Джинкс нигде не видно. Хорошо, что он уже привык смотреть в таких случаях на потолок. — Иди сюда, принцесса, — мягко говорит Силко, щёлкая замком на двери позади себя. — Будем решать нашу проблему. Джинкс медлит, но всё же спускается к нему тонкой, больной обезьянкой, виновато утыкается в объятье. Шепчет жарко: — Ты точно никому не расскажешь? Кажется, одного этого шёпота уже хватит, чтобы исчерпать весь его запас самоконтроля. Но Силко заверяет её, почему-то так же тихо: — Разумеется, нет. Хочешь, я не буду смотреть? И Джинкс согласно кивает, качая чёлкой. Интересно, насколько это ему поможет? В янтаре настольной лампы она снимает свои кошмарные ботинки и полосатые штаны, отвернувшись — стесняется, девочка, самое время, — и Силко тут же невольно нарушает договор. Узенькая, длинная спина между двух кос, изгиб талии в завитках дыма, округлая попка… Это будет непросто. Чертовски непросто. Бриджи падают на софу. Силко расстёгивает манжеты и закатывает рукава рубашки до середины предплечий. А ты настроен решительно, да? Он подходит к Джинкс со спины, чтобы успокоить тёплым, привычным контактом, кладёт руки ей на плечи. Хотя близость её голой задницы — последнее, что может лично его успокоить. — Ты понимаешь, как это будет выглядеть, — ободряет он ей в волосы, гладит по плечам сверху вниз. — Поэтому, что бы ты ни почувствовала… это нормально. Щёки у Джинкс пылают так, что он чувствует жар даже отсюда. А ещё она дрожит. И хочется согреть её всем телом, но Силко опасается прижиматься к ней, чтобы лишний раз не испытывать судьбу. — Будет лучше, если ты куда-нибудь сядешь, — тактично советует он. Джинкс послушно оседает вниз, прямо на ковёр — зверушка-воришка, мебель не для неё, — и Силко устраивается позади на полу, прислонившись к софе — неудобно, но пусть будет так, как комфортно ей. Чувствует, как Джинкс отчаянно ищет спиной его покровительства, его защиты, его утешения — там, где другие только посмеялись бы над ней. И это так… интимно. Его сокровище. — Думаю, тебе стоит развести колени. Он хочет, чтобы это звучало ровно, по-деловому, но видит, как кожа Джинкс ощетинивается мурашками в ответ. Силко ухмыляется в ушко под её косой — так легко, что почти не. Он прекрасно осведомлён о том, какой эффект его голос оказывает на людей. Особенно на женщин. Когда она раскрывается шире, Силко опускается на её промежность ладонью, накрывает поверх. Влажная по всей щёлке. Это хорошо. Будет проще. Почему она такая… лучше даже не думать. — Ну давай посмотрим, куда ты его затолкала… — вздохнув, говорит он. Силко пытается разрядить обстановку — словно это маленькая Джинкс просто сунула мелок в ствол его пистолета, и теперь его нужно оттуда достать. Давит средним, осторожно раздвигая нежные складочки, делает палец приятно скользким — вверх-вниз-вверх — и вводит его внутрь. Ах. Воздуха становится вдруг неожиданно мало, когда сбивается вдох Джинкс. Против воли пульсирует между ног там, где скоро станет слишком тесно. Он закрывает глаз. Просто… процедура. Просто первая помощь. Проникает в неё на одну фалангу — Джинкс, не противясь, поддаётся; две — влажно, ребристо, тепло; три — упирается основанием и нащупывает там твёрдую, гладкую поверхность инородного тела — действительно очень глубоко, учитывая длину его пальцев. Значит, она не врала. Сумасшедшая, в нездоровом восхищении думает Силко. Абсолютно. Несколькими движениями он сразу пытается поддеть шарик, но предсказуемо не выходит — слишком далеко, скользко, да и форма не та, не за что уцепиться. Дыхание Джинкс тяжелеет, и она нервно ёрзает на нём голенькой попой. Член тут же мучительно твердеет от прилива крови, набирающейся крупными толчками. О нет, милая, пожалуйста. Только не начинай… Хотя бы не так быстро. — Всё хорошо… — Контролировать себя ещё никогда не было так сложно. — Но одного нам здесь точно не хватит. Добавим ещё? Меньше всего это напоминает уже чёртову медицинскую помощь. Джинкс кивает, застенчиво опустив взгляд. Какая… красноречивая готовность. — Я так понимаю… раз сюда поместился самоцвет… ты уже не девочка? — уточняет Силко. Джинкс качает головой, сгорая со стыда. Вот это новости. — У тебя… есть мужчина? — вынужден спросить он, холодея от одной только мысли. Скажи «нет». Скажи «нет», пожалуйста, скажи «нет»… — Нет, — признаётся Джинкс еле слышно, окунаясь в новую бездну неловкости. — Я это… сама. — М-м… Ясно. И облегчение тут же сменяет такая волна возбуждения, к которой он просто не был готов. Ах ты, маленькая проказница. Чем ещё ты себя ублажала?! Силко заводится от этих откровений безумно, ревниво, необоримо. Как же он вырастил такую развратную дочь? Сейчас он заодно проверит, насколько далеко она зашла… Добавляет к среднему безымянный — почти без труда. Но чтобы сделать то, что им нужно, её нужно растянуть сильнее. Силко целует её в висок, гладит изнутри смелей, слегка разводя пальцы. Джинкс жалобно хнычет: м-мф, хватается за его брюки. — Всё хорошо… — шепчет он. — Всё нормально… А у самого буквально голова идёт кругом — от того, какая она узкая, и горячая, и как стыдливо жмурит глаза, как будто её здесь вовсе нет, и как будто она совсем не развлекает себя сама, пока папочка её не видит… Не останавливаясь, Силко второй рукой соскальзывает вниз по митенке до её кисти, вплетается в пальцы. — Ты слишком зажата, принцесса… — тихо говорит он ей на ухо. — Не нужно. Впусти. Это же я… Когда присоединяется указательный, Джинкс выгибается с протяжным ха-а-а, пытаясь справиться с телом, выходящим из-под контроля. Вытаскивает из-под себя длинные ноги, тянет перед собой, сгибает в коленях — не может найти им места. Падает затылком на его плечо, закидывая шею. Часто-часто дышит, разделяя губы — так близко от его лица, что Силко едва не забывает, ради чего они здесь делают всё это. Но когда она меняет позу, округлый камешек вдруг чуть смещается внутри. И это хорошо. Кажется, что шанс у них есть. — Попробуй… вытолкнуть его, — просит Силко негромко, гладя большим пальцем её крепко стиснутую руку. — Ближе ко мне. Джинкс, заломив бровки, напрягает пресс — видно, как проступает под топом рельефный рисунок, — но этого всё равно мало. Силко высвобождает вторую ладонь и кладёт ей на низ живота. И как только Джинкс делает новый вдох, давит ей сильно, но мягко по направлению к лобку, одновременно глубже вводя в неё пальцы. — О-о-обоженетсиллиблядь… — бессвязно выдыхает Джинкс, вцепляясь в его рубашку изо всей силы, хватает воздух воспалённым ртом. — Всё в порядке. Давай ещё, — хрипло требует он. «В порядке». В каком ещё, нахрен, порядке. У него сейчас просто крыша отъедет… Маленькая. Смущённая. Сладкая. И течёт от него так, что между ножек и ниже всё уже давно влажно. Нормальная реакция. Нормальная. Ты сам её предупреждал. Остаётся надеяться, что она точно так же считает абсолютно нормальной его впечатляюще твёрдую эрекцию, об которую трётся спиной так томительно и тесно. Не-вы-но-си-мо Когда внутри всё вновь напрягается ему навстречу, Силко ухитряется чудом запустить в неё и большой палец тоже. Упирается в чёртов самоцвет всеми четырьмя, пытается поддеть, подцепить… Близко, так близко — но… слишком скользко. Всё равно не вынуть. Джинкс разочарованно, шумно выдыхает, и Силко на время сдаётся. Убирает почти все пальцы, успокаивающе гладит её снаружи. Вся уже истерзанная, бедняжка, ей наверняка больно… Нет, силой здесь явно ничего не добиться. Нужен другой способ. — Похоже, так у нас ничего не выйдет, — замечает он вслух. — Если бы были какие-то… — Силли, — на пределе слышимости шепчет Джинкс. — М-м? — Он же… магический. Камень. — И-и? — У меня есть одна идея, — она кусает губу. — Какая? Этот бесхитростный диалог звучит так невинно, как будто она не лежит тут, возбуждённая и с раздвинутыми ногами, а он вовсе не хочет сию же минуту взять её прямо на этом ковре. Джинкс без лишних слов отползает от него к столу — пустота, словно часть тела отняли, — и, перегнувшись, тянется через всю столешницу к ящикам с той стороны, открывая чудесный вид на… Не смотреть. Чёрт. Сам ведь предлагал. Она возвращается к нему через минуту — с фломастером. Синим. Чпокает колпачком. — Дай мне руку. — Зачем?.. Но Джинкс только сдувает чёлку с лица, укладывая его кисть себе на колени, и… тут понимает, что та вся влажная из-за неё. Видно, как она тут же осекается, вспыхнув — и это невероятно мило. — Только сначала… ну… Не найдя под рукой ничего лучше, Силко по одному вытирает пальцы своим карманным платком. Похоже, теперь это будет его любимый. — Что ты задумала? Но Джинкс не отвечает — подпирает кончиком фломастера нижнюю губу, шарит глазами по потолку, словно вспоминая что-то. А потом вдруг принимается покрывать тыльную сторону его ладони какими-то угловатыми закорючками. Это настолько похоже на то, как она увлечённо разрисовывала его в детстве, что Силко невольно улыбается уголком губ, втайне ею любуясь. — Готово. — Джинкс защёлкивает фломастер обратно. — Попробуй сейчас. Силко осматривает свою руку — и тут же напрягается, увидев набор из рун. — Ты… уверена? Джинкс кивает утвердительно — и сразу вслед, неразрывным движением, отрицательно машет головой. Прекрасно. — Но это может помочь, — уверяет она горячо. — Правда может. Ох уж эта её тяга к экспериментам… Джинкс не даёт времени на раздумья, уже льнёт спиной к нему, занимая исходную, щекочет ноздри облаком своего порохового, пудрового тепла, разводя под ним голые ноги. Силко будто собирается играть со взрывчаткой — так же, как любит она. Непредсказуемо. Затягивающе. Опасно. — Значит... готова рискнуть? Что они делают, боже?.. Джинкс доверительно кивает, облизывая пересохшие губы. Силко настороженно накрывает рукой её раздражённую, чувствительную щёлку, проникает между влажных складочек вновь — очень влажных, — и с первых же секунд чувствует это — странное покалывание в кончиках пальцев. — Джинкс… Судя по её удивлённо раскрывшимся глазам, она это чувствует тоже. — Да-а-а-ха… — выдыхает Джинкс, тазом подаваясь навстречу. Силко ищет, окунаясь ещё глубже, и ощущение стремительно нарастает, превращаясь в лёгкую… вибрацию. Камень отзывается изнутри эфемерным зудом, словно звучит. И ещё… нагревается. И будто тяжелеет. — Ах… ре… м-м… — Джинкс изгибается всем телом, бьёт ладонью в пол, закатывая глаза. Скулит. Силко совершенно не уверен, что то, что происходит, нормально и правильно — во всех смыслах, — но реакция Джинкс оттесняет все сомнения на задний план. Он хочет, чтобы это закончилось как можно быстрее — и в то же время не заканчивалось никогда. Слишком уж великолепно зрелище. Шарик поёт и щекочет, посылая волны электричества по стеночкам вокруг себя, вверх по его изукрашенной письменами руке, и всё же этого… недостаточно. Камень явно движется, перекатываясь под его пальцами, дразнит, но в руки даваться не желает. Лишь провоцирует непроизвольные, гладкие спазмы мышц, каждый из которых так и отдаётся у него в паху. — Похоже, твои руны работают не совсем так, как надо, — замечает Силко мягко, украдкой вбирая носом запах её волос. Порох и конфеты. Какая же она сладкая, боги… почти невозможно устоять… — Они… их… нужно вырезать… а я… нарисовала… — с перерывами задыхается Джинкс. — Поэтому… — Тшш… у меня есть идея получше… Всё это и так уже чересчур затянулось, превращая распирающее давление под тесными брюками в настоящую пытку. Силко принимается уверенно забирать поглаживающим жестом на себя, ритмично, вот так, ещё и ещё, накрывает твёрдую бусину клитора подушечкой большого, поводит круговыми движениями, не переставая ласкать внутри. Джинкс вцепляется зубами в кисть его второй руки, выдыхает, судорожно втягивает воздух. — Ты же… я же… я же… сейчас… — жалобно жмурится она, умирая от стыда и слишком сильного, острого блаженства. Знать, что она в шаге от пика, слышать её полудетские стоны — до одури, дико заводит, просто сводит с ума… Камень дрожит, словно перенимая её напряжение, считывая его, резонирует желанием в пальцах, и Силко даже представить не может, каково сейчас ей. — Всё в порядке… — заговаривает он, почти баюкает, а сам еле дышит, потираясь о её спинку, и она окутывает его своим запахом, своим конфетным теплом, тянет в омут за собой. Изнывает на самом пороге, насаживается сама. — Просто сделай это, милая… давай… — Дай мне. — Джинкс вдруг срывается нетерпеливо, спихивает его руку сверху и растирает себя в два пальца так яростно, как он никогда бы не рискнул. Она делает это при нём — открыто и жадно, потому что бесконечно ему доверяет, и это слишком откровенно, и Силко восхищается ей. Выдох. Выдох. Вдох. — Я… почти… Силко чувствует, как за секунду до она стискивается вокруг его пальцев так, что ни для чего больше не остаётся места, а потом гнётся в дугу — а-ах! — волнами-волнами-волнами сокращается, бьётся в них неподконтрольным пульсом, и подхваченный им шарик — наконец-то! — выскальзывает вниз, ему в ладонь — вместе с тёплой и сливочной влагой. Есть! Джинкс давится всхлипом и полукриком, содрогается бесстыдно всем телом, сжимает колени, и Силко откладывает самоцвет — небрежно, быстро, — обнимает её, прижимает к себе: — Вот и всё. Мы справились, принцесса. У нас всё получилось, видишь? Ты умница… Всё… тише… всё позади… Её отпускает далеко не сразу, и он гладит её по волосам всё это время — синий, повлажневший шёлк. Она лежит в его руках такая раскрытая, счастливая, и розовеет по скулам, и радостно смеётся, и плачет, и тушь и тени ссыпались так трогательно и пошло, что ему очень хочется довести её ещё раз — и потом ещё, потому что он чувствует безошибочно, что это не всё, она может больше, гораздо, но… нет. Не будет. Потому что он обещал ей другое. Потому что она просила его о другом. И пользоваться её состоянием он не станет — сделает это только тогда, когда она попросит. Сама. Потому что её доверие — вот, что действительно важно. Он берёт её на руки, укладывает на софу, где она тут же сворачивается кошачьим клубком. Подумав, накрывает её своим пальто. Целует в висок. — Никогда больше так не делай, — наставительно говорит он, и Джинкс истово качает головой, укутываясь плотнее. Её глаза так сияют, что Силко тут же вспоминает ещё об одной остро стоящей проблеме. — А теперь отпусти меня ненадолго, — натянуто улыбается он. — Мне нужно… помыть руки. И камень. …он замыкает дверь кабинки, дрожа, спиной припадает к стене. Вот сейчас ему абсолютно плевать на антураж — желание кончить жжётся настолько сильно, что ничего больше значения не имеет. Силко роняет самоцвет в карман, чертыхаясь от нетерпения, судорожно расстёгивает пуговицы только с одной стороны лацбанта, обхватывает колом стоящий член, крепко сжимает — о-о бож-же… Проезжается по стене затылком, давит глубокий стон — не дай Сол кто-нибудь услышит. Кистью правой руки накрывает подбородок и губы, жадно собирает ноздрями острый, пряный запах своей девочки вдоль пальцев, закрывает глаз до дрожи ресниц. С рычанием грубо вталкивается в ладонь — раз, и другой, и третий, и… закинутая шея Джинкс стон жалобные брови тесно под пальцами тесно — Я же… я же… сейчас… Ему хватает всего ничего, пары глубоких и резких движений, чтобы сорвать наконец туго стянутую жажду и брызнуть беспомощно на пол — в кулак — сильно — не важно — трижды, четырежды, ч-чёрт — это унизительно, и жалко, и жарко, и сладко, так сладко, м-мф… От сполохов на время меркнет в глазах, слух заволакивает звоном — гормональная эйфория, — и Силко шумно выдыхает от облегчения, едва держась на подгибающихся коленях, упирается в противоположную стену ладонью. Пытается отдышаться, выровнять выдох-вдох. Дёргает шеей, отбрасывая волосы со лба. Вот тебе и самообладание короля Зауна. Что она делает? Что она делает с ним, чёрт возьми?.. Дышать и соображать получается не раньше, чем через минуту — зато теперь это гораздо легче. Всё произошедшее, кажется, случилось в опьянении или во сне — и им ещё предстоит встроить это помешательство в привычную реальность. Надо вернуться к Джинкс и убедиться, что она в порядке. Только сначала привести в порядок себя. Приходится открывать дверцу локтем, чтобы выйти из кабинки — хвала богам, что здесь никого нет и никто не видит, в каком он состоянии. Ополоснув руки под краном и влажно загладив волосы, Силко наконец застёгивает брюки, вынимает из кармана липкий, мутный самоцвет, поднимает его на уровень глаза. Любуется приглушённым сиянием внутри. Да уж, Талис. Твой хекстек и впрямь универсален. Истинное сокровище. Он аккуратно опускает кристалл под струю воды, протирает осторожно, почти благоговейно… — Босс? Силко вздрагивает от неожиданности. Одним неловким движением шарик мокро выскальзывает у него из рук, обегает раковину по дуге-полуспирали и… проваливается в отверстие слива. Силко замирает на мгновение, округлив глаза. Спохватившись, вырубает кран, бросается вперёд — поздно. Непоправимо. Вместе с ним растерянно замирает и Севика, так некстати появившаяся в дверях. Самоцвет мерцает ему откуда-то со дна трубы ровным синеватым светом. Хрена с два ты его теперь достанешь. Немая сцена длится секунды. Силко упирается в раковину обеими руками, хищно сгорбившись над ней. Сжимает зубы. Закрывает глаз. Делает глубокий вдох. И произносит со стоном: — ДА БЛЯДЬ.

___