Проигравших прошу удалиться

Он к нему подходил лишь изредка, чтобы сказать что-нибудь самое едкое, разъедающее, как будто бы не знал, что и так выел все, что можно. Изнутри и снаружи. Проще было бы окунуться в неправильно приготовленный напиток живой смерти. А как чудесно с его светлых волос стекали капли дождя и пота, когда, после тренировки, он смахивал кудрявые пряди с по-милому наглого лица Нотта. Как он глазами раздевал его в этот момент и кусал нижнюю губу, и, скорее всего, потом, в раздевалке, оставшись вдвоем, раздевал руками и кусал кожу на нежной горячей шее. А Нотт извивался. Извивался как самая грязная, засаленная, мерзкая змея. Тот ещё хищник, но даже сам не решался пустить убийственный яд в того, кто так жадно желал его тела. Потому что самым опасным хищником был он. Никто другой не мог быть таким. Рон это знал и не спускал с него глаз. По этой причине он, как отчаянный и смелый дурак, сидел на трибунах один и наблюдал за мелькающими зелеными мантиями. Слизеринцы и неимоверная грубость — два взаимодополняющих элемента. В этом году против них ни у одного факультета не было шанса. Хаффлпафф? Продули. Рейвенкло? Провалились с таким треском, что заставили нервничать самого Поттера. Он осознавал, что впервые за эти годы его команда прогорит с такой сильной досадой, что Оливер Вуд, узная об этом, впадет в кому, и ничего не мог с этим поделать. «Ко мне, вниз», — указывал он, и Рон послушно опускался. А теперь Нотт опускался перед ним на свои дрожащие от желания и нетерпения колени. До тошноты детальные картинки всплывали перед глазами и выжигали их. Вцепившиеся в скамью ногти могли бы сделать там дыры, если бы он не скрылся с виду. Пару минут, и его уже не было на поле. Он был, как и предполагалось, в раздевалке, и все мысли, все представления и предположения Рона с большой скоростью воплощались в жизнь. В духоте, в неприятном потном запахе. С Ноттом. Рон гневно, с душным отвращением сплевывал и шел обратно в школу. И так было постоянно. Он сам приходил на эти чертовы трибуны, и сидел там, как отчаянно смелый дурак. Дурак. Сам мучил себя этими сладкими взглядами двух парней, как всегда мокрых, потных, грязных. Мучился представлениями и гадко сплевывал, долго и мучительно. Хотел избавиться от них. «Больно? Отлично», — наверное, он говорил это Нотту слишком часто. С таким тихим, властным голосом и прерывистым дыханием. Это так нравилось Рону. «Ну, что ты, я ещё не закончил», — усмехаясь, предупреждал и готовился к повторному разу. Он чувствовал испытывающий взгляд на себе чуть ли не каждую секунду в Большом зале, в коридорах, на зельеварении. Рон думал о нем неприлично часто, и он пользовался этим. Забавно. Забавно было проводить языком по челюсти Нотта, и мокрой дорожкой приближаться к уху и целовать, пока Снейп отчитывал кого-то на первых партах. Целовать так по-собственнически, чтобы Рон, в конце концов, предложил кому-нибудь свои глаза в качестве ингредиента. Или сидеть на траве во внутреннем дворе и боковым зрением видеть приближающуюся рыжую макушку в компании Поттера. В такие моменты рука сама тянулась к ширинке на брюках Теодора, и он знал, что Уизли судорожно сглатывал слюну, так тягостно больно уходящую глубже в горло. А он только усмехался. Поттер часто злился. Не потому, что он был тем, кому он позорно продует в скором времени, и не потому, что эта бесстыдная слизеринская морда, не лишенная озорства, могла позволить себе горько оскорбительные высказывания о его матери. Злился потому, что синие круги под глазами друга напоминали беззвездное вечернее небо, чем кожу, характерную для рыжего человека. Потому, что друг мало ел и не засиживался с друзьями в гостиной. Потому, что друг был дико зависим от человека, лишенного хоть какой-то бывалой совести. Он читал эту ненависть во взгляде, когда встречался с Поттером в коридорах и знал, что она связана только с Уизли. — Не говори грязнокровке, что ее бывший смачно отсасывал мне в уборной в тот день, когда она ему не дала, — как-то поделился он, тут же отпрянув от поттерского удара, — поэтому он дал мне. После чего Рону пришлось неудачно увиливать от поступающих без остановки вопросов и в конце сдаться и выложить Гарри все, о чем он никогда бы не догадывался. Так возросла и его ненависть. «Думаешь, один такой?» — спрашивал он, спуская боксеры. — «Шлюшек, как ты, не счесть». Должно быть, Нотт выслушивал и это, и все равно оставался на коленях, получал пощечины и отсасывал до потери воздуха и сознания. Нагибался и сладко стонал, пока он, двигаясь в такт, выжимал из себя все соки дерзости, циничности и распущенности. Гриффиндорцы часто выходили тренироваться, хотя бы так убеждая себя в возможной победе, и как бы Рон не хотел, Гарри вытаскивал его из спальни и заставлял заниматься чертовски активно. При любом случае он целился в кольца и наблюдал, как рыжий, запыхавшись, ловко отбрасывал квоффл. Гарри был доволен. Нельзя быть сосредоточенным на ком-то другом, петляя перед кольцами и так гладко отражая летящие мячи, поэтому, после тренировки, чтобы окончательно добить Рона и любые появляющиеся мысли, они, изнемогая, описывали бесчисленное количество кругов внутри стадиона для повышения выносливости и чувства равнодушия к белобрысым аристократам. Перед тем как пойти в раздевалку, Гарри брел по полю, с живостью и страстью опытного капитана вырисовывал пальцем в небе линии и объяснял технику выполнения необходимых уклонов от грубых приемов слизеринской команды. Рон слушал особенно внимательно, энергично кивал, а за спиной сжимал кулаки, потому что на том месте, куда указал Гарри, он случайно столкнул Нотта, затем подмигнул ему и улыбнулся в предвкушении. Ногти чудовищно впивались в ладони, перед глазами так и плыла эта омерзительная змеиная пародия на романтику, что он видел днями ранее. Там, на другой стороне поля, кудрявый чуть ли не обвивал всем своим существом блондина, а тот лишь ухмылялся, слишком вольно бродил рукой по змеиной заднице и шептал что-то в ухо. Шептал долго, дразняще, пылко. Сбежав из гостиной от разговоров, глупых шуток и искренних улыбок, Гарри нашел Рона, лежащим в постели и зарывшимся в подушку. Его лицо не было красным от рыданий, когда он поднял голову, услышав вошедшего в комнату соседа. Оно было истощенным и выражало безэмоциональное ничего. Он так хорошо отбивал квоффл, представляя, как выбивает его прикосновения с кожи Нотта и все воспоминания о проведенных с ним ночах. Не нужно быть самым умным и раскованным, чтобы понимать, что их удачное соседство в спальне имело свои упитанные плюсы. Бессонница, наступившая вследствие таких размышлений, сопровождала Рона каждую ночь, и он кусал и губы, и разгоревшийся язык, и внутреннюю поверхность щеки, лишь бы унять трепещущее желание, тянулся рукой к пульсирующему члену и со злобой и досадой принимал теплый прилив, стремительно окутывающий тело. «Краснеешь, Уизли». Звучало раз за разом где-то за ухом, будто он был неподалеку. «А-ах, Уизли!» — трещали и дергались барабанные перепонки, будто натянутые струны. В горьком исступлении Рон представлял, как снова чувствует на своих плечах мертвую хватку, которая вынуждает падать в ноги и молить с членом во рту. Все началось в начале шестого курса, когда ученики вернулись с летних каникул и заметили, как он заметно повзрослел и дьявольски изменился. Все знали, что его отца упекли в Азкабан и ожидали жалкое подобие прежнего Драко Малфоя, забившегося в угол, но в школьном замке появился он, статный, посвежевший, на его лице часто застывало холодное высокомерие или обольстительная улыбка, отдающая кровожадностью; он знал, что хорош собой, да так, как никогда, но это его так сильно не возвышало, как усилившееся чувство власти, до сих пор существовавшее в виде детской самоуверенности и гордости за фамилию. Вместе с Гарри, Рон не мог терпеть непонятно откуда взявшуюся энергию божественной вседозволенности, исходящей от него, но вскоре, к своему стыду, понял, что ни один человек не способен так очаровать, и впал в соблазн, проклиная его имя и фамилию. Не мог же он впиться абсолютной зависимостью в человека, которого называют Малфоем? Легче было не называть имени, даже если оно впечаталось в голову кровавыми полосами. Впечаталось тогда, когда самого Рона впечатали в одну из колонн внутреннего школьного дворика и с дерзостью провели пальцем по щеке, по часто поднимающейся груди. Когда исходящее из уст негодование заткнули властным поцелуем, опьяняя рассудок и заставляя ноги подкашиваться. Это продолжалось долго и часто в самых различных уголках замка, частенько переходя во что-то большее. Со временем ему, кажется, надоело, и он перекинулся на новых парней, остановившись на соседе. Безусловно, в себе он видел неиссякаемый потенциал. Никакого труда не составило сменить капитана собой и заменить игроков на более искусных, ловких, и, конечно, одним из таких был Нотт, он стал охотником; ему не так тяжело было разбудить в слизеринцах присущую им жестокость, которую они часто подавляли, и выкрутить ее на полную, тем самым стать самым способным лидером из всех, кто когда-либо был в Сборной. Как и ожидалось, в конце года Гриффиндор продули. Позорно. Любой уважающий себя Оливер Вуд утопился бы в Черном озере. Он часто налетал на Рона заместо мяча, наплевав на штрафные и возмущенные крики профессора Макгонаггал. Не стоило беспокоиться о потерянных очках — его команда была лучшей во всей школе, и он об этом прекрасно знал. Гриффидорцы тоже знали и досадливо глядели на Рона, пропускающего голы. А как находить силы и вцепляться в квоффл, если единственное, чего ты хочешь, это ухватить Нотта за мягкие кудрявые волосы и крутить его тело над полем? Усевшись на скамейках и смахивая с подбородков капли пота, проигравшие обсуждали нечестную игру слизеринцев, не упоминая того факта, что в этом учебном году сами стали значительно слабее по сравнению с мощной командой. Ссутулившись, Гарри дышал в сложенные у рта руки и молчал. Оставив в раздевалке все еще приводящих себя в порядок участников команды, Гарри и Рон вышли оттуда с диким желанием побыстрее добраться до Гермионы и поделиться всеми жалобными негодованиями, что они припасли для нее, и резко остановились. Ближе ко входу стоял, элегантно опершись о стену, он, уже прилизанный, причесанный и чистый, с голым торсом, сложив руки, наблюдал за происходящим с довольным видом. — Проигравших прошу удалиться, — строго произнес он. Гарри закатил глаза. — Прекрасно, Малфой, мы и так уже уходим, — бросил он, потянув к себе Рона. — Нет, нет, — с учительским укором прозвучала реакция блондина, — этого оставь, он выиграл. Раздраженный вдох Рона не смог скрыть нарастающего интереса. Он кивнул Гарри, и тот, с крайне озлобленным и беспокойным видом, пообещав себе напомнить другу о таком нехорошем и тупом поступке, скрылся на выходе. Рыжий, вскинув бровь, выжидающе смотрел на все еще желанного мерзавца. Тот приподнял правый уголок рта, а потом хмыкнул. — Можешь забрать свой приз, — усмехнулся он, и, пригласив взглядом, зашагал в сторону раздевалки Слизерин. — Что ты имеешь в виду? — с неявным удивлением спросил Рон, ступая следом. Парни зашли в безлюдную палатку, участников команды там не было. Как только Рон зашел, волшебная палочка Малфоя взмахнула и вход палатки плотно закрылся. — Так и будешь стоять столбом? — прозвучал вопрос, и Рон оставался на своем месте, подозрительно оглядывая бледное тело. — Уи-и-зли, — этот малфоевский растянутый тон сидел в печенках, но Рон так был рад его услышать, — каким ты стал молчаливым. А как раньше было: «Драко, о, да, Драко», — простонал он собственное имя так сладостно, что Рону захотелось сделать то же самое. — Чего тебе, Малфой? — притворившись дурачком, спросил Рон. Конечно, он знал, что Драко собирался сделать, и с какой силой хотел притянуть к себе, почти задушивая, и был не против. Малфой приблизился и, к удивлению Рона, опустился перед ним на колени. У него широко раскрылись глаза на пару секунд, но потом он непринужденно напомнил: — Ты с Ноттом встречаешься. — Я ни с кем никогда не состою в отношениях, ты же знаешь, — поправил его Малфой. Он потянулся к брюкам Рона, и не смог сдержать разочарованный стон, когда тот отстранился. Драко встал с колен, взял рыжего за плечи и подтолкнул к палаточной сетке так, чтобы он стоял к ней спиной. — Так ты точно не попятишься назад. Малфой вновь опустился на колени, быстрым движением расстегнул штаны и, не удержав полного возбуждения вздоха, предварительно плюнув, сжал ладонью напрягшийся член. — Да, — из груди вырвался тяжелый вздох и Рон провел рукой по светлым волосам, — очень удобное положение. Ни с кем не встречаться и со всеми трахаться. — Со всеми? Любопытные выразительные серые глаза встретились с немного закатывающимися глазами Рона, а рука продолжала искать нужный ритм. — Со всеми, — повторил Рон с вырвавшимся предательским стоном. — И давно ты меня в шлюхи приписал? — игриво улыбнулся Малфой, и, приоткрыв рот, осторожно лизнул головку языком. Рон прорычал и откинул голову назад, почувствовав теплые вращения снизу. Он выгнулся, когда Драко постепенно обхватил член мягкими губами и принялся наращивать темп, доведя его до предела. — Ну, вот и, — Малфой поравнялся с Роном, теряющим сознание, и ухватил его за локти, — приз. С подозрением покосившись на Драко, Рон сел на скамейку и прислонил ладони к горящим щекам. — Почему я выиграл? — растерянно, по–детски поинтересовался он. Протерев влажные губы, Малфой уселся рядом, сложил локти на бедра и соединил перед лицом кончики пальцев. — Мне как-то не по себе стало от того, что я от тебя одного с ума схожу, — тихо признался он, не глядя на Рона. — Не мог я на тебя отвлекаться и к тебе привязываться, в итоге попробовал двоих, а твоей веснушчатой физиономии так и не забыл. — Ну, да, какое-то глупое решение проблемы, — подметил Рон, усмехнувшись. На душе заметно отлегло, он впился взглядом в изящно вырисованные на бледной спине лопатки и захотел к ним немедленно прикоснуться. — А Нотт? — Всего раз, Уизли, — он выпрямился и повернул голову к парню, виновато улыбнувшись и безмолвно прося прощения, а потом озорно хмыкнул. — Потом я над тобой издевался и, честно признаюсь, наслаждался, наблюдая за твоими попытками не накинуться на него с ударами, а на меня – с поцелуями. Рон что-то буркнул в ответ и кулаком слегка ударил Драко по руке, тот широко улыбнулся и задорно окинул Рона коротким взглядом, принимая вызов. Он резко навалился на него, дав почувствовать, как сильно его выпирающий член ожидал продолжения, а потом, словно вспомнив что-то, навис над лицом Рона. — После этого я предлагаю начать встречаться, чтобы я не трахался со всеми подряд. — Согласен, — рассмеялся Рон, и, пустив руку в слегка теперь спутанные платиновые волосы, отдающие жасмином с тонким ароматом соблазнительного мускуса, потянулся за волнующим поцелуем.