Не кусайся

— Не кусайся, — угрожающе шепчет Чимин, наглаживая вредную задницу. — Хочу, — парень обхватывает чужие плечи и с удовольствием оставляет отметины от зубов на коже под ухом. — Не кусайся, говорю, — он убирает свою ладонь с подтянутой мягкой части и хватает шею, сжимая пальцы под подбородком, тихо проговаривая, — ещё раз укусишь и за сегодня больше не кончишь. — Чимин, я люблю кусаться! — дуется Юнги и жалобно тянет бровки вниз. Манипулятор. — Я как будто это не знаю, но сейчас нельзя. Как я пойду на встречу? Делай, что я говорю, и не зли меня! Юнги пыхтит и зло смотрит в глаза Чимину, пока тот усиливает сжатие сильных пальцев и резко притягивает его лицо к своему. — Жди выходных, — жёстко рубит и грубо целует в губы, захватывая то нижнюю, то верхнюю. Проскальзывает языком внутрь, жадно вылизывает, а Юнги плывёт от такого напора, начинает не успевать за рьяным поцелуем и только царапает своими ногтями предплечья Чимина. Он же переворачивает Юнги на спину, сжимает ладонями шею, вынуждая его выше поднять голову, и целует почти что яростно. Ухмыляется, когда у Юнги не получается глотнуть воздуха, и замедляется. Сплетает язык с чужим, делится слюной и переходит на щёки. Облизывает и покусывает их, пока Юнги выгибается и из-за безумного возбуждения хватается пальцами за чиминову талию, приоткрыв рот. Щёки приобретают ярко-розовый цвет, губы уже давно алого, а Чимин всё продолжает изводить, будто специально, сам смыкает зубы на тонкой коже под челюстью. Кусает сильно, что Юнги аж скулит и с силой сжимает кожу на смуглых бёдрах, куда ранее сползли его похотливые ладони. — Ещё, — шепчет так тихо, что приходится повторить, и Чимин возвращается к незащищённой шее и кусает вновь, больно и одуряюще. Так, как нравится Юнги, так, как нравится самому Чимину, так, что сходят с ума оба, так, что, когда он дорожкой находит чувствительное место на стыке шеи и плеча, укусив до выступивших капель крови, Юнги кончает, едва пошелохнувшись с плотно закрытыми глазами. Чимин слизывает солёные капли и приподнимается на локтях, чтобы увидеть лицо его кусачего парня. Юнги открывает глаза, совершенно осоловелым взглядом ответно смотрит, громко и глубоко вздыхает: — Я теперь продержусь дольше, — и подмигивает так развратно. — Нечестно. — Хочешь, чтобы одинаково было? — спрашивает, а сам наглаживает уже плотные ягодицы, прижимая Чимина ближе, полностью укладывая на себя. Всё, кончил, теперь и подразнить может. Кончил, теперь что угодно сделает. Кончил и рад теперь. Улыбается мило, похлопывает задницу кистями рук, потягивается и чуть ли не зевает. Самый настоящий манипулятор, которому очень многое нравится. Вертится, вжимается своим пахом в чужой, возбуждается опять. Первая волна сошла и сейчас уже не так бьёт в голову. Ему-то бьёт не сильно, а Чимину простреливает так, что он не знает за что хвататься. С минутку думает и, отцепив небольшие ладошки со своего мягкого места, садится Юнги на грудь, снова почти что у горла. Ещё чуть-чуть, и сможет задушить. — На, — толкается тазом вперёд и тыкает членом в припухшие, изогнутые в улыбке губы, — хочу. Юнги с готовностью облизывается, обхватывает руками сильные ноги, ещё больше возбуждаясь от сладкой тяжести на груди, и тянется взять в рот. Немного приподнимается, удобнее положив подушку, и принимается сосать аккуратную обрезанную головку, подняв взгляд вверх. Укусы на шее начинают гореть именно сейчас, поднимая возбуждение Юнги на пик, и он решает не затягивать, чтобы наконец заполучить этот невероятно-прекрасный-самый-лучший-член-в-мире в себя. Так, как этого хочет он. Юнги берёт до половины, всасывает всю слюну, глотает, оставляя член более-менее сухим, и продолжает сосать, увеличив темп. Чимин закрывает глаза, пытается отсрочить всё это хоть на минутку, но Юнги, конечно же, сделать этого не даёт. Так, как сосёт он, никто не сосёт. И каждый раз Чимин убеждается в этом всё больше и больше, даже если убеждаться уже некуда. Поэтому он, будто побеждённый, коротко вздыхает и правую руку запускает Юнги в волосы. Не чтобы потянуть или сделать больно, а потому что волосы у него мягкие и просто приятно их держать. Рассматривает старательного хулигана, что аккуратно прикусывает зубами середину ствола и ведёт выше, к головке. Смыкает зубы и там, решив, что там уже никто ничего и не увидит ни на какой встрече. Чимин смотрит и молчит. Сглатывает только чаще, но молчит. Упорно не ведётся, не толкается, хотя кончить хочется так сильно, что совсем уже не смешно. Юнги оставляет свои игры и полностью вбирает в рот член, так и не добавив больше слюны. Видит, как дёргаются губы у Чимина, и плотнее обхватывает член губами. Ещё полминуты, и он чувствует поглаживания по голове, разносившие мурашки по всему телу, и тёплую сперму на языке. Не отпускает чужое достоинство, а так и высасывает до последней капли, делая даже немного больно. — Юнги, — укоряет Чимин. — Что, котёнок, больно? — невинно спрашивает с полуулыбкой, хлопая глазками. — Да, котёнок, — отвечает просто и гладит красивое лицо пальцами. — Пожалеть котёнка? — тянется чмокнуть красную головку. — Пожалей. — Ну ладно, котёнок, — Юнги виноватым не выглядит, но жалеть собирается, всё внимание отдавая одной хорошенькой части Чимина, — кому это тут больно стало? Кто это тебя так отличненько пососал? Давай сделаю тебе полегче, мой малыш, — вбирает медленно головку в рот, где полно слюны. Берёт чуть больше и катает туда-сюда, обволакивая член прохладной слюной, и протяжно облизывает языком. — Лучше, котёнок? — поднимает голову и смотрит повелительно, будто не он сейчас лежит под ним, а наоборот. — Лучше. Спасибо, котёнок. — Пожалуйста. Теперь ты меня трахнешь? — Да, конечно, — говорит и сползает ниже. Нежно целует любимые губы и садится у ног. Из флакончика рядом выливает немного смазки и, смазав два пальца, подставляет ко входу. — Давай, котёнок, чего ты ждёшь? — Юнги шире расставляет стопы и чуть приподнимает таз, укладывая руки себе на живот. Чимин проталкивает пальцы и растягивает следующие десять минут, пока Юнги внимательно наблюдает. Наблюдает и лениво дрочит свой член, пока Чимин облизывает губы и тяжело дышит. Тянется одной рукой к своему паху, но натыкается на приподнятую бровь и мрачный взгляд. Убирает руку обратно, на одеяло, а потом ползком она добирается до юнгиевой лодыжки. Пока пальцы правой руки ходят взад-вперёд и подготавливают к акту, другие гладят стопу и гладкую коленку. — Ох, Юнги! Достаточно? — он страдальчески вздыхает, когда случайно касается своей головкой чужой ноги, и склоняется к худому животу. — Да, — Юнги улыбается и опускает ладошки в волосы Чимина. Проводит ими и массирует кожу. — Боже, я так люблю, как ты пахнешь, — шепчет куда-то в живот и вдыхает, вдыхает и вдыхает, — хочу носить тебя всегда с собой… Юнги смеётся от щекотки и ласкает ему затылок: — Чимин. — М? — Я тебя хочу, — намекает на продолжение, и он, не разгибаясь, укладывается на Юнги, подставив один локоть у его головы, и входит ровным движением. — Ах… — Юнги тихонько стонет и обнимает ногами талию Чимина, чтобы проникновения были ещё глубже. Чимин же начинает двигаться размеренно, прижимает его крепче и трётся кончиком носа о его висок: — Малыш мой, — проговаривает и целует в зарумянившуюся щёку. Они оба питают слабость к ласковым прозвищам и оба щедро одаривают ими друг друга. Любовь — не иначе. — Твой конечно, — подтверждает Юнги, сладко заключает в объятия, дурея от любимого тяжёлого тела сверху. Юнги — лучшее, что случалось в жизни Чимина. Юнги — самый родной человечек на свете Чимина. Юнги — его радость и вредная задница. Чимин для Юнги — такая же необходимость — встретившись однажды, останешься вместе навсегда. Поэтому Юнги сворачивается клубком в одеяле рядом с Чимином, залезает носом в чужую подмышку и умильно посапывает после хорошего секса. Чимину остаётся только закинуть на него руку, чмокнуть в макушку и лечь рядом, чтобы иметь возможность дышать Юнги во время сна.