***
— Ты с параметрами вообще пробовал разбираться? — Ну, Вика пыталась мне что-то там объяснить... — Рома почесал затылок, упорно вспоминая дни, когда подруга уделяла внимание его успеваемости и сидела с ним за учебниками. — Ясно. Можешь не продолжать, — тяжело вздохнула девушка. — Хорошо-о. Эта тема не основная, поэтому пока оставим её до лучших времён. Тогда давай разберём твои ошибки в работах по квадратным уравнениям. Петровская уткнулась в Ромину тетрадь для самостоятельных работ, просматривала его решения, стараясь выявить главные пробелы в понимании темы. Их оказалось не так много, как она ожидала. Большая часть ошибок совершалась парнем по невнимательности. И Алеся посоветовала Павленко поработать над концентрацией. Пока Алеся сосредоточенно скользила взглядом по цифрам, Рома позволил себе исподлобья понаблюдать за ней. Из хвоста Алеси выбилось несколько коротких прядей, и она постоянно заправляла их за ухо. Порой девушка забавно хмурилась и недовольно морщила носик, что-то тихонько бурча. Рома с трудом сдерживал в себе идиотскую улыбку, грозящую растянуться на его лице. Павленко никак не мог понять, почему Алеся всё же согласилась ему помочь, ведь сначала она не была в восторге от этой затеи, говорила что-то про трату времени. Пожалела его, что ли? Если это так, то дела были реально плохи. Последнее, чего хотел Рома, — это выглядеть в чьих-то глазах жалким. Тем более, в глазах девушки. И прежде чем парень успел погрузиться в омут самобичевания, дверь в комнату распахнулась, и на пороге появился Макс. — Ох, какие люди! — воскликнул он, обратив внимание на гостью. — И даже без охраны. — И тебе привет, Морозов, — кивнула Петровская, не отрывая взгляда от тетради. — Чем обязаны такой чести? — Максим плюхнулся на кровать и схватился за свою гитару. Рома прочистил горло и поспешил объяснить: — Макс, это я попросил её прийти. Мы тут занимаемся, — Морозов насмешливо фыркнул,— алгеброй, — сделал акцент Павленко. — Ты попросил? Молодец, Ромыч. Растёшь! Ну, занимайтесь, занимайтесь, я вам мешать не буду, — сказал Морозов и тут же провел пальцами по струнам, доказывая обратное. Рома хотел было попросить друга попридержать свой характер хотя бы минут на 10 и не выставлять напоказ полное отсутствие такта. Но в комнату снова кто-то вошёл — на этот раз Вика с Дашей — и тут уже заговорила Петровская: — Я думаю, мне уже пора. Рома разочарованно выдохнул, но спорить не стал. Девушка и так сделала ему большое одолжение, согласившись позаниматься пару часов. Наблюдая за сборами Алеси, Макс не сдержался и обратился к ней: — А мне кажется, ты прекрасно впишешься в нашу компанию. Останься. И узнаешь много интересного. Парень дразнил её, и Петровская это прекрасно поняла. — Я и без вашей компании знаю много чего интересного, — хмыкнула она, от чего Рома слегка улыбнулся. — Даже больше, чем вы думаете. Вряд ли ты сможешь меня чем-то удивить, мальчик. — Как ты меня назвала? — парень перешёл из положения лёжа в положение "ещё-одно-слово-и-я-встану-а-ты-пожалеешь". — Тебя задевает? — девушка вопросительно изогнула бровь. — Да ты борзая, Петровская, — ухмыльнулся Макс, после чего поднялся с кровати и вплотную приблизился к стулу, на котором всё ещё сидела Алеся. Он немного наклонился, чтобы его голова была почти на одном уровне с её. — Тебе это идёт. Мы могли бы с тобой поладить, не думаешь? И тут Рома напрягся и занервничал, что не укрылось от наблюдательной девушки. Даша закатила глаза и осуждающе покачала головой. Кажется, Макс не изменится никогда. Благо, Лиза не видит, что он тут вытворяет. Алеся раздражённо дёрнула плечом, как бы отталкивая парня от себя, и сказала: — Я думаю, что тебе лучше держаться от меня подальше. В прямом и переносном смысле. — А если нет? — Морозов склонил голову на бок и заинтересованно прищурился. Петровская прикусила губу изнутри. Видит Бог, она не хотела... Алеся стремительно поднялась на ноги, отодвинув рукой стул, на котором сидела. Резкое движение заставило парня удивлённо отпрянуть. Девушка сделала шаг в его сторону, вцепилась в левое плечо Морозова тонкими пальцами, согнула ногу в колене и нанесла удар в область чуть пониже живота, тем самым заставив парня согнуться пополам. Она с хирургической точностью рассчитала силу удара, чтобы не навредить Морозову. Он, конечно, немножко сволочь, но калечить одноклассника Алеся не хотела. Реакция ребят на случившееся была смешанной: девчонки никак не могли отделаться от шока, они с беспокойством поглядывали на Макса, но вмешиваться не стали, — женская солидарность, как-никак, — а вот Рома смотрел не на пытающегося прийти в себя друга, а на воинственно настроенную Петровскую. Её губы сжались в тонкую полоску недовольства, руки скрестились на груди, а в глазах вспыхнуло пламя. Алеся могла бы испепелить Морозова, если бы позволили законы природы. В Петровской была сила. Та сила, которая привлекает, которая вызывает восхищение. Обладателю такой силы хочется поклоняться. И поражённый Рома готов был это сделать. — Я не терплю, когда нарушают моё личное пространство без разрешения, — процедила сквозь зубы Алеся. — Надеюсь, ты это усвоил. — Ты, кажется, хотела уйти? — скопировав тон Петровской, ответил Максим. — Сейчас самое время. — Я твоего дозволения не спрашивала, — фыркнула она. — Увидимся позже, Рома. — Девушка встретилась взглядом со своим одноклассником, кивнула ему на прощание и поспешила избавиться от компании сыщиков. — Ага, — с запозданием шепнул он, когда гостьи уже и след простыл.***
Вика вышла вслед за Петровской. Весь её вид буквально кричал: о боже, наконец-то это свершилось! Макса поставили на место. Когда-то это могла делать лишь одна Юля, и та впоследствии пала под натиском морозовских чар. Вика почему-то была уверена, что как раз Петровская на всего его приколы не купится. Эта девушка смотрела на Макса без заинтересованности, как смотрят на уже давно прочитанную приевшуюся книгу с заезженным сюжетом. Она не флиртовала, не заигрывала, отвечала либо сухо и коротко, либо с привычным сарказмом и высокомерием. — Ты бы знала, сколько раз я мечтала это сделать! Уважаю! — на секунду Алесе показалось, что Вика кинется обнимать её. — Ничего особенного, — пожала та плечами. Повисла неловкая тишина, но Кузнецова не желала заканчивать разговор: она давно уже хотела поговорить с Алесей. — Ребята сказали, ты вступилась за меня тогда на уроке у Воронцова. Спасибо. — Не благодари. Воронцов — скользкий мужик, действовать ему на нервы мне в удовольствие. Вика хотела спросить, чем математик ей так не угодил, но фраза так и осталась непроизнесенной, потому что, когда девушки уже дошли до конца коридора, из-за угла на Кузнецову что-то налетело. Точнее кто-то налетел. Опустив взгляд, девушка заметила, что врезался в неё не кто иной, как Митя Воронцов. За ним выбежали Надя с Алисой. — Ой! Что ж вы так носитесь, ребята? — С прогулки наперегонки в класс возвращаемся, — виновато ответил мальчик. — Разве Анна Михайловна вам не рассказывала, что нехорошо бегать по коридорам? Давайте, идите в класс, только помедленнее, пожалуйста, а то ещё кого-нибудь с ног собьёте. Дети кинули, обошли Вику с Алесей и продолжили свой путь к кабинету. Но Митя вдруг остановился, оглянулся на старшеклассниц и негромко поинтересовался: — А вы тоже на улице сегодня играли? Кузнецова удивленно распахнула глаза. К чему такой неожиданный вопрос? — С чего ты это взял? — Ну, от тебя землёй пахнет, — пожал плечами мальчик. Девушка нахмурилась. Что за ерунда? Она мотнула головой, втягивая в себя воздух, но ничего не почувствовала. Кузнецова переглянулась с отчего-то вдруг побледневшей Алесей. — Да нет, тебе, наверное, показалось. — Нет, у меня хороший нюх. Мне так мама всегда говорила, — сказав это, сын математика махнул рукой стоявшим чуть поодаль от него подружкам и последовал за ними, оставляя за спиной двух сбитых с толку одиннадцатиклассниц. Вика оттянула воротник блузки и уткнулась носом в белую ткань. Ничего, кроме приятного бельевого кондиционера, ей не слышалось. — Странно. Я вроде бы только вчера форму постирала. Откуда он это взял? Я ничего не чувствую! А ты, Алесь? Петровская как-то странно посмотрела на одноклассницу и заторможено покачала головой. — Нет, ничего. Слушай, а как твоё самочувствие? — внезапно полюбопытствовала она. — Да нормально. А почему ты спрашиваешь? — Да так, просто... Вике показалось, что она определённо упускает из виду нечто важное. «Что-то я совсем не врубаюсь: что, чёрт возьми, происходит?» — подумала Кузнецова.***
Алеся уже минут сорок колотила по груше в спортзале. На часах 23:42, а она всё ещё здесь. Совершенно одна в спокойной тишине, прерываемой лишь звуками ударов и её тяжёлым дыханием. Тренировки стали спасением для девушки. Сильные эмоции — то, от чего она постоянно убегала, словно трусиха. И только в спортивном зале она могла быть полностью честной с собой. Ей тяжело. Ей больно. Она злится. И снова заносит руку для прямого удара. То, что все эти чувства были вызваны физическими нагрузками, а не очередным действием, совершенным против воли, не резким словом отца или кого-либо из "начальства", успокаивало её. Эмоции только на тренировке, а в жизни она королева с холодной головой и льдинками в сердце. Жёсткий самообман. Но как иначе? По-другому здесь не выжить. Петровская усмехнулась своим мыслям. Она снова и снова возвращалась к тому, что где-то в глубине души её ранит всё, что она делает «против воли». Воля. То, чем она уже давно не обладала. Петровская стала послушной обезьянкой, оружием в руках помешавшихся на своих идеях учёных, хоть и всегда боялась этой участи. Алеся приспособилась ради собственной безопасности. Убедила себя, что все распоряжения, которые она выполняет, нужные и правильные. Она прилагала усилия, чтобы обмануть собственный мозг, лишь бы не сойти с ума. Но сердце обманывать не получалось. И порой на долю секунды его голос заглушал рациональные планы и схемы водимого за нос разума. И тогда Алесе срочно требовалось посещение зала. — Рад, что ты не забываешь мои уроки. Алеся резко обернулась на звук. — Ты что-то хотел? — девушка сняла с рук боксёрские перчатки и отошла к скамье. Бросив перчатки на деревянную поверхность, она схватилась за бутылку с водой, как за спасательный круг. Петровская открутила крышку и сделала несколько быстрых глотков. — Я могу помочь с тренировками. Помнишь, как раньше? — Вадим заметил, как напряглась девушка при упоминании прошлого. — Вместе веселей. — Пожалуй, откажусь, — сказала она, не глядя на мужчину, параллельно разбираясь с причёской. Волосы были слегка влажными от пота и отказывались собираться в приличный высокий хвост. Алеся зло чертыхнулась и отстала от собственных прядей. Пока она возвращала перчатки в каморку с инвентарем и забирала со скамейки полупустую бутылку, Вадим молча за ней наблюдал. Когда она прошла мимо него к выходу, опять же не удостоив даже мимолётным взглядом, мужчина бросил: — Столько лет прошло, а ты всё злишься? Петровская была вынуждена остановиться. Ей так не хотелось сейчас смотреть на Уварова, но она, как и всегда, засунула свои желания поглубже, и оказалась лицом к лицу с физруком. — Я не злюсь, Вадим, — девушка сглотнула образовавшийся в горле ком. — Я скорблю. Правда. Она жила дальше, но прекрасно помнила о том, что случилось. Не позволяла себе оставить всё в прошлом, словно именно это помогало ей всё ещё оставаться человеком, а не бездушной машиной для шпионажа. — Столько драмы из-за той девчонки... Как там её звали? — вызов со стороны мужчины, и Петровская его приняла. — Ульяна, — без колебаний произнесла девушка. — Её звали Ульяна. И скорблю я не только по ней. Ещё по маленькой Алесе Петровской и другим детям, которым не посчастливилось стать вашими пешками. — Было бы по чему скорбеть, — сказал он с некоторым пренебрежением. Словно те дети были недостойны его внимания. — Ты была слабой мечтательницей. — Мне было 13! — прорычала старшеклассница. — Вот именно. А сейчас ты стала взрослее и умнее. И мне удивительно, что ты не понимаешь очевидного. Всё, что ты сейчас можешь и умеешь — наша заслуга. Моя, в большей степени! — выделил он. — Где бы ты была, если бы не проект? Алеся притворно задумалась, а после пары секунд карикатурной мыслительной деятельности выдала: — Жила бы счастливой и свободной жизнью, вероятно. Я не хочу продолжать этот разговор, Вадим, — отрезала она тоном, не терпящим возражения. Уваров подумал, что вот сейчас она развернётся и уйдёт, но не тут-то было. — Но мне есть, что сказать на другую тему. Мужчина вскинул брови. — Заинтригован. — Это по поводу Кузнецовой. Вадим внутренне напрягся. И Алесе не нужны были никакие внешние признаки, чтобы понять: он не расположен к разговорам на личные темы. И дело было даже не в его неподходящем настроении или упоминании одной из одиннадцатиклассниц. Просто задушевные беседы о личной жизни для Уварова всегда были табу. Он мог по пальцам пересчитать количество разговоров, в которых он по-настоящему открывался кому-либо. А Петровская была уж точно не тем человеком. — При чём здесь я? — непонимающе нахмурился мужчина. — Я тебя умоляю, Уваров, — по её лицу скользнула усмешка, чем-то похожая на уваровскую по манере. — Ты сам меня обучал, прекрасно знаешь, на что я способна. В любой другой момент Вадим бы гордо хмыкнул, но сейчас был не тот случай. — Ладно. Говори. Алеся нахмурилась и приготовилась к не самой приятной беседе. — Мы сегодня наткнулись на того мальчика — сына Воронцова. И вроде бы ничего такого, но он сказал Вике одну странную вещь. — На секунду девушка замолкла, и Вадим раздражённо закатил глаза: что за мхатовские паузы? — Сказал, что услышал запах земли от неё. — И что? Уваров взглянул на ученицу как на умалишённую: «Это всё, что она собиралась сказать мне? Передать какую-то несусветную глупость, услышанную от ребёнка?» — Что «и что»?! — разозлилась Петровская. — Ты знаешь, о чём это говорит! Ещё в те времена, когда занятия по «биологии» у одарённых ребят вёл Войтевич, они разбирали вопросы типа ясновидения, яснообоняния и прочей мистики, которые Константин Викторович объяснял с точки зрения науки и разработок Ingrid. То, что Вадим проигнорировал её подозрения, слегка вывело девушку из себя — она крайне редко ошибалась! Как он смеет сомневаться в её словах?! — Это полный бред, Петровская. Вика совершенно здорова, и ей ничего не угрожает. Ребёнку где-то что-то показалось, это не повод панику разводить. Алеся подавила в себе возмущённый возглас и снова надела на себя маску холодной беспристрастности. — И всё же... Будь внимателен. Я предупредила. Петровская никогда не любила фразу «я предупредила». Ей казалось, что таким образом она якобы снимает с себя ответственность. А эта девушка терпеть не могла оставлять дела незавершенными и пускать всё на самотёк. Однако тут по-другому и нельзя было сказать. — Чего это ты так печёшься о ней? — кинул в спину удаляющейся ученице Уваров. — Она хорошая девушка, Вадим, — бросила та в ответ. — И заслуживает лучшего. — Что ты хочешь этим сказать? — вмиг ощетинился физрук, уловив в услышанном укоризненный намёк. — Лишь то, что сказала. Спокойной ночи, Вадим.