***
Первые минуты пробуждения сопровождали страх и непонимание, где он находится. А ещё была боль. Глухая, тянущая, копошащаяся внутри, словно выводок мерзких белых личинок. Майкл сложился пополам, давя рвотный позыв — на языке чувствовался привкус крови, и явно не человеческой. Звякнула цепь. Тореадор замер, прислушиваясь. Монотонно капала вода, едва слышно скребли и попискивали крысы. Вкупе с малоприятным запахом и затхлым воздухом, можно было предположить, что он в канализации. Майкл приподнял голову, вновь звякнула цепь. И только сейчас стало понятно, что шею, запястья и лодыжки обхватывают железные обручи с закреплёнными на них цепями. — Какого?.. — прохрипел Майкл, глядя на оковы и не узнавая собственного голоса. — Как с-спалос-сь? — совсем рядом послышался шипящий голос. — Я тс-сак рада, что ты з-саглянул в гос-сти. Майкл резко посмотрел в сторону говорившего и тут же отшатнулся в противоположную, ударяясь лопатками о холодную стену. Перед ним стояла та, с кем он когда-то имел общие дела, та, с которой он никогда бы не пожелал встретиться вновь. Носферату Маис.***
Он сидел, вжимаясь в стену и, то и дело, неосознанно дёргая цепь ошейника правой рукой — левую у противоположной стены доедали аллигаторы. «Доедят и за меня примутся», — билась отчаянная мысль мотыльком в липкой паутине страха. Все его попытки уговорить Носферату, отпустить его, закончились провалом. Той не нужно было ничего. Ничего, кроме мести. Она хотела, чтобы выскочка-Тореадор, некогда подставивший её, исчез. И это уж точно не было бы чем-то быстрым и безболезненным. Закончив трапезу, аллигаторы медленно, скребя по полу когтями, поползли к Майклу. Тот с ужасом следил за их приближением, понимая, насколько безнадёжно его положение. Когда расстояние между ними сократилось до метра, цепи неожиданно с глухим звоном упали на пол. «Беги», — на краю сознания змеёй скользнул чей-то шёпот. Майкл медлил лишь секунду, а затем, подорвавшись с места испуганной косулей, бросился в сторону коридора. Позади слышалось клацанье мощных челюстей и скрежет когтей по полу. Он бежал так быстро, как никогда не бегал, все инстинкты обострились, а усталость из-за недостатка питания была почти незаметна. У него есть шанс! Он сможет, сбежит!.. Канализация напоминает лабиринт острова Крит, и Майкл точно знает, что где-то бродит чудовище. Поворот, ещё один. Вдалеке мелькнул неяркий свет. Свобода?.. Майкл, едва ли веря в свою удачу, ускорил бег. Последний рывок и… Холодные жилистые руки смыкаются на его плечах, когти вонзаются в спину, проникают до самых рёбер. Влажный язык скользит по краю челюсти, касается уха. — Попалс-ся, — шепчет Маис, смеётся. А когти разрывают плоть, но нет сил на то, чтобы закричать…***
Майкл не знал, что больнее: чувствовать, как отрастает рука или осознавать, что повинная в этом Носферату находится рядом. Нет, даже не так, она не просто была рядом, а практически удерживала его на коленях, укачивала, словно малое дитя. Гладила по волосам, шептала что-то успокаивающее… Он содрогался от её голоса и прикосновений, подвывал от боли и медленно сходил с ума. Носферату пела колыбельную…***
Ко всему можно привыкнуть, даже к каждодневной экзекуции. К тому, что на теле появляются новые раны и ожоги, к ощущению влажного языка, проникающего в развороченную грудную клетку и лижущего сердце, к виду оторванных и разбросанных по комнате частей тала. Его собственных частей тела. Майкл истерически смеётся, покачивается, то и дело ударяясь затылком о стену. Плачет от безысходности. Проваливается в беспамятство, гостеприимно распахнувшее объятия… И вновь приходит в себя в руках Носферату, придумавшей новую изощрённую пытку. Маис поддерживает в нём не-жизнь, проявляет извращённую гротескную заботу. Она не причиняет вреда большего, чем Майкл смог бы вынести, подкармливает его кровью. Нет, не своей — подсадить Тореадора на Узы, по её мнению, было бы слишком просто и скучно. Иногда Майклу кажется, что это крысиная кровь, но порой он ловит себя на мысли, что — рептилий. А иначе как объяснить появляющуюся на коже чешую?.. Его тело меняется. Майкл не помнит, когда именно это началось, но замечает новые детали. Кожа выглядит как грязная серая стена, на которой вандалы оставили свой след в виде выбоин и росчерков краски. Иногда ему чудится, что свежие раны неестественно вспучены, будто бы что-то в них находится. От этого становится страшно, хочется вскрыть рану, вытащить это «что-то». И Майкл пытается, чешет рану, сдирая кожу, обнажая мясо, мышцы, кости… И останавливается лишь когда слышит самодовольный смех Носферату, которой нет в комнате, но которая навсегда поселилась в его голове, просочилась в подкорку. Стала его частью. После осознания этого, Майкл больше не думает о побеге. Они теперь связаны. Навеки.***
Он жмётся к её ногам, ластится, словно верный пёс, и жмурится счастливо от похвалы. Маис добра к нему, она защищает и оберегает его, дарит любовь и ласку. Она — его мир, смысл жизни… «Чудовище! Палач! Садистка!» — вопит едва слышно тоненький голосок на периферии сознания, но Майкл не обращает на него никакого внимания. Маис гладит его по лысеющей с выступающей кое-где чешуёй макушке, и в этом действии намного больше правды, чем в лживом тоненьком голоске. Он сделает всё, что она пожелает. Он. Принадлежит. Ей…