Сборник драбблов 13 карт/невошедшие

Это была осень.Самая обычная. Куромаку не раз смотрел на кружащие за окном листья, но в этот год было что-то особенное, завораживающее в листве и дорогах, засыпанных разноцветными листками. Осенней хандры как не бывало, и он шлёпал носками черных туфель по лужам, спеша на трамвай с конечным пунктом «Университет имени П.В.» и подбегая к крыльцу под проливным дождем. Стекла очков, запотевшие от смены температуры, совсем не раздражали. ведь чужая ладонь аккуратно снимала их с кончика носа, протирая каким-то кусочком ткани. Он появился в жизни парня случайно, в первый день занятий. Вбежал в аудиторию, спрашивая не перепутал ли пары, запыхавшись и поправляя каштановые локоны, плюхнулся на стул рядом с ним. Куро кинул на парня косой взгляд, замечая всё. И растрепавшиеся волосы, и неаккуратно заложенные манжеты на рукавах, и воротник, с неправильно завязанным галстуком.и эти красивые темные глаза, смотрящие прямо в душу. Габриэль. Это имя было каким-то правильным, подходящим ему. —Куромаку!Я купил нам по стакану кофе, правда не знал какое ты любишь и решил взять латте, надеюсь ты любишь латте?Извини если нет, я не.. —Люблю Куро не любил латте до этого дня. Он просто не мог отказать этому взгляду на красивом личике. Куро не любил помогать с учебой, но ему нравилась квартира Габриэля и его бесконечные вопросы. Он не любил собак, но шел выгуливать Рекса с его очаровательным хозяином. Не любил он и осень, но они познакомились в сентябре. Это была осень. Холодная, пробирающая до костей и непривычная до дрожи в напряжённых пальцах. Непривычная до сухости на губах, которые ещё этим летом касались других губ, таких мягких и со вкусом корицы. Куромаку морщился, затягивая галстук потуже и мечтая повеситься на этом же галстуке. Непривычная до кома, поступающего к горлу при виде клетчатого шарфа, забытого на спинке стула, по одном взгляде на пустое место рядом в аудитории. Аудитории номер пятьдесят восемь. Он повторял это Габриэлю раз за разом. Пятьдесят восьмая. Куро размешивал в кружке так полюбившийся вдруг латте. По строкам барабанил дождь. Прямо как в тот день, на перроне перед отходящим поездом. Когда Габри, уже его Габри, уехал. Маку не был эгоистом, но ему иногда хотелось, чтобы больная мать шатена не позвонила ему несколько месяцев назад с просьбой приехать и заняться делами в магазинчике. Отвратительно. Все это противно. И его желания, и лужи, в которых промокают туфли, и дождь, под которым мокнут идеально уложенные волосы. Это была осень, и Куромаку жалел, что не родился поэтом. Ему хотелось писать стихи, или картины, или песни, описать всю ту красоту за окном. Ему хотелось отвлечься хоть ненадолго от работы, глянуть в окно и на цыпочках пройти в соседнюю комнату. За окном деревья полыхали в пламени осенних красок, сотнями ярких цветов, за окном стоял туман, придавая всему загадочные очертания, шел дождь, отражаясь в лужах. За окном темнело небо, такое же, как глаза его парня. Спящего в соседней комнате, невероятно мило посапывающего и укрытого тремя пледами. Габриэль вернулся в одном из последних вагонов плацкарта, в одно из последних чисел августа. Вернулся, принеся с собой запах корицы и дождя, теплые объятия и такие неловкие поцелуи в кончик носа. Куро каждый день, каждый час готов был бегать в другую комнату, смотреть на свое чудо и понимать, что тот не исчез. Габриэль лишь улыбался, пропуская пряди серых волос между пальцев и протирая запотевшие очки . Это была осень, и Куромаку вдруг обнаружил, что она удивительно красива.