Пережить леса

Прекрасным было лето в Менегроте и в лесах Дориата, окружавших этот удивительный город. Прохлада весны сменялась мягким теплом, разительно отличавшимся от удушающей жары, которую Турин помнил с детства, проведённого в Хитлуме. Птицы пели и летали среди деревьев, их брачные песни разносились на всю округу. Маленькие эльфийские дети, увлечённые какими-то своими играми, со смехом бегали по пещерам и прилегавшим к городу лесам. Посланные Морготом лёд и снег уже давно растаяли, и густая трава и яркие цветы вырвались из-под земли, образуя покров столь мягкий, что даже ребёнок с самой нежной кожей мог бегать босиком. Турин ненавидел лето. Летом всё было намного хуже. Тингол и Мелиан ушли гулять по бескрайним лесам своего королевства, и их не видели уже несколько месяцев. В отсутствие Короля его советники осмелели, особенно Саэрос и Амартон, и куда чаще осыпали Турина всё более дерзкими оскорблениями. Они любили демонстративно замолкать, когда он подходил близко, только чтобы продолжить, как только он отходил, но эти разговоры подчёркнуто велись так громко, что он мог их слышать. Некоторые эльфийские дети были добры к нему и предлагали поиграть с ними, но он чувствовал себя чужим, глупым и неуклюжим, когда не понимал правил их странных, непривычных игр или не мог совладать со своей день ото дня растущей силой. Турин даже не знал, что может испытывать такие чувства — в Дор-Ломине, в окружении своей семьи и своего народа, он попросту не задумывался о том, на своём ли он месте. Но потом он попал туда, где не было ни единого человека, только эльфы — в Менегрот, построенный для осторожных эльфийских пальцев и лёгкой поступи дивного народа, не для грубых рук смертных и тяжёлых человеческих ног. Хуже всего было то, что в лес его не отпускали. Ему сказали, что стражи границы сочли безопасными лишь ближайшие окрестности Менегрота. Но в отдалении, за Эсгальдуином или в глубине Леса Региона, можно было встретить ужасающих созданий Моргота, прорвавшихся сквозь Пояс, которых ещё не выследили защитники Дориата. Стражи границ были хорошо организованы, вооружены и безжалостны к врагам, но они не могли быть везде и сразу, особенно когда их с каждым годом становилось всё меньше. Нелёгким и долгим было их обучение, но не только поэтому павших было тяжело заменить — в Дориате эльфов больше умирало чем рождалось. Турину каждое лето говорили, что Белег сражается с орками и не может позволить себе оставить границы беззащитными, чтобы прийти и повидать своего юного человеческого друга. Попытки нападения были частыми и стремительными, слуги Врага оживлялись с наступлением тёплой погоды, снег больше не затруднял их путь, так что Белег не мог оставить Димбар даже на несколько дней. Турин понимал это, но просто смириться с вынужденной разлукой он не мог. Дни его одиночества тянулись мучительно медленно, и он становился всё мрачнее, не в силах помочь Белегу, принести хоть какую-то пользу, вместо этого Турин был заперт в безопасности Менегрота, в оглушающей пустоте этих недружелюбных стен, когда он должен был быть вместе со своими друзьями, сражаясь с Тенью, продолжая битву своего отца. Пошла вторая половина лета, ему только исполнилось пятнадцать, и однажды Турин просто взял меч и лук — он хорошо владел луком, но, к разочарованию Белега, всё-таки предпочитал меч — накинул на себя серый плащ и ушёл. Никто не остановил его. Турин покинул Менегрот, и каждый шаг, отдалявший его от этого места, придавал ему сил, и он уверенно шёл на северо-запад. Если Белег не нуждается в нём, пусть лично отошлёт Турина. Турин не был настолько лишён такта, чтобы упорно оставаться там, где его не хотели видеть, но и послушно сидеть в тишине и покое, пока его друзья защищали Дориат, он не мог. В первый день Турин не встретил никаких опасностей на своём пути, но совсем без неприятностей не обошлось — он заблудился. Он столько раз ходил по этой тропинке с Белегом, что был совершенно уверен, что запомнил всё точно, и тем не менее он явно свернул не туда. Турину всё же удалось вернуться на правильный путь, и он провёл ночь в своём спальном мешке, с некоторой внутренней дрожью осознавая, что некому присматривать за ним, пока он спит. Он почти не сомкнул глаз. На второй день Турин, измученный бессонной ночью, съел несколько ягод, которых ему не следовало есть, и потерял несколько часов из-за тошноты и желудочных спазмов. Когда же он наконец смог продолжить свой путь, его недомогание вернулось, хоть и в несколько иной форме — теперь он ужасно потел и, несмотря на теплое лето, его бросало в дрожь. Он решил не тратить время на сон, но потерпел в этом неудачу — от усталости он заснул практически на ходу и свалился с ног. Прямо в грязь, как он обнаружил, проснувшись в луже. На третий день Турин осознал, что мог бы дойти до ближайшей хижины Белега за три дня, но всё же не сможет. Его настроение и так было испорчено его прошлыми неудачами, и сейчас стало только хуже, к тому же у него отвратительно громко урчало в животе. Ему удалось подстрелить кролика, но он вывихнул колено и сломал две стрелы, пока гнался за животным. Как Турин ни старался, он не смог найти наконечники стрел. Он громко и грубо выругался на двух языках и порезал руку ножом, пытаясь освежевать кролика. На четвертый день пошёл дождь. Голодный, мокрый, усталый, с болью в колене и руке, он свернулся калачиком под плащом у корней ольхи, с тоской ожидая, когда пройдет дождь. Когда-то он спросил одного из стражей границ, очаровательного эльфа по имени Силор, почему Пояс защищает их от врагов, но не от плохой погоды. Силор взъерошил ему волосы, засмеялся и сказал: — Мы любим дождь так же, как любим солнце, мой юный друг, ибо любая погода ведет к росту и обновлению. Дурацкий Пояс. Дурацкий дождь. Дурацкие эльфы. Он спал урывками, просыпаясь то от боли, то от голода, то от плохих сновидений. К утру дождь так и не прекратился. У него едва получилось встать на ноги, его колено сильно распухло за ночь и ужасно болело. Он споткнулся, и это спасло ему жизнь. Стрела с чёрным оперением вонзилась в дерево, на которое он опирался, ровно в то место, где только что была его голова, пока он не упал. Турин резко обернулся и увидел, как три орка несутся к нему через лес, издавая свои отвратительные боевые кличи. Инстинкт и практика двигали им больше, чем здравый смысл. Турин откинул плащ и обнажил меч, двигаясь как его учили, невзирая на свои раны. Его меч сверкнул в бледном свете пасмурного утра. Орки оказались сильнее, чем он ожидал. В тёплую погоду они двигались быстрее, и Турин оскалил зубы, глубоко вонзив меч в грудь одного орка и ударив ногой другого. Обычно такой его удар мог бы сломать орку шею; но сейчас, когда он был ранен и вымотан, он едва ли нанёс большой урон мерзкой твари. Его схватили сзади. Он сбил с ног орка перед собой, но почувствовал, как что-то холодное и острое скользнуло по его боку, лезвие разрезало кожу и оцарапало его рёбра. В зарослях закричал тетерев. Турин отчаянно боролся, но что-то обвилось вокруг его горла, сдавливая его и перекрывая воздух. Отвратительно зловонное дыхание орка коснулось его лица, и Турин закричал от ярости, вывернул рукоять меча, и нанёс удар врагу позади него, и с удовлетворением почувствовал, как лезвие вошло в плоть, и услышал, как существо завыло. Перед лицом Турина мелькнул меч. Он попытался блокировать удар, но когда один из орочьих клинков встретился с его, то смог подцепить его лезвие и выдернуть меч из руки Турина. Что-то ударило его в живот с такой силой, что его вырвало тем немногим, что он съел, и он понадеялся, что его стошнило на одного из орков. Удар; что-то твёрдое встретилось с плотью. Не с его плотью, но звук раздался где-то рядом. Снова-снова-снова- Стрелы, вяло подумал Турин. Стреляли так быстро… вряд ли это был один лучник. Перед глазами у него всё плыло от боли и нехватки воздуха. — Турин? Зубы Нахара, мальчик, что ты здесь делаешь? Сильные руки обхватили его, поднимая с земли. Турин попытался вырваться. — Мой меч, — простонал он. — Один из стражей вернётся за ним, когда они разберутся с орками. — Капитан! Мы нашли остальных! — Вперёд, возьми с собой Гвестабена и Нибениэль. Драведир, принеси его рюкзаки, уничтожь следы нашего присутствия. Я отнесу его в хижину. — Капитан, позвольте мне понести его, вы ранены… — Я отдал тебе приказ, не вынуждай меня повторять его. — …да, капитан. Турин почувствовал запах древесного дыма и кожи, терпких трав и сладких мазей и расслабился, прижавшись к широкой груди. — Белег, — вздохнул он, закрыв глаза. — Я нашёл тебя. — Ты? Нашёл меня? Ты искал меня и поэтому оказался здесь под дождем и орочьими клинками? — …мм. Белег вздохнул. Турин почувствовал его дыхание на своей щеке и потерял сознание. В какой-то момент Белег влил ему что-то в рот. Турин очнулся, хотя и не понял, что до этого спал, и слегка поперхнулся. Вкус был ужасен, и он скривился, пытаясь сморгнуть выступившие слёзы. Белег сидел рядом с ним, сжав губы и нахмурив светлые брови. — Лежи спокойно, — приказал он и, когда Турин всё равно попытался сесть, положил руку ему на грудь. — Я сказал, лежи спокойно. В его голосе проскользнула непривычная суровость. Турин затих, от этого тона у него сдавило горло, будто орочья верёвка снова обвила его, и он напрягся всем телом. — Ты злишься на меня, — смог выговорить он. — Да, — Белег мазал чем-то его бок, и Турин, посмотрев вниз, увидел, что рана зашита. Она выглядела довольно длинной и глубокой, вынужден был признать он, и когда он пошевелил ногой, то почти не почувствовал боли и ощутил, что её уже заботливо забинтовали. Турин молча лёг обратно на спину, обуреваемый безрадостными мыслями. Белег был зол на него. Он поступил глупо, потерялся, не смог сам добыть себе пропитание и практически позволил оркам прикончить себя. Белег так долго и старательно его учил, но выходило, что он так ничему и не научился. В глазах Белега он был очередным неуклюжим идиотским человеческим ребенком, не стоящим потраченного на него времени и усилий. Он должен был остаться в Менегроте. Он даже не смог уберечь свой меч, не смог уберечь себя, отвлек стражей от их важных дел, и разве они не сказали?.. — Ты ранен? Белега снова поднял на него взгляд. — Ничего страшного. — Но… — Турин, лежи спокойно и дай мне обработать твои раны, или я отправлю тебя обратно в Менегрот в мешке. Турин застыл. Белег нежно прикоснулся к нему тёплыми руками, и даже игла, пронзившая его кожу, не причинила боли. В какой-то момент Белег положил руку ему на грудь, когда потянулся за припаркой, и тыльной стороной большого пальца случайно задел один из сосков Турина. К своему ужасу, Турин почувствовал, что начинает возбуждаться. Белег раздел его, чтобы перевязать колено и зашить бок, но потом заботливо укрыл одеялом до пояса. Тем не менее, это было тонкое одеяло… жгучий стыд затопил Турина, и он в ужасе закрыл глаза, чувствуя, что начинает заметно натягивать ткань. Просто убей меня, Эру, подумал он в отчаянии. — Вот так. Ты должен оставаться в постели хотя бы эту ночь, — сообщил ему Белег, вытер руки от мази и погладил Турина по щеке. — Турин. Ты понимаешь, почему я злюсь? Турин моргнул, на мгновение отвлекшись от мучительного смущения и паники из-за эрекции во время лечения. Никто никогда раньше не спрашивал его, понимает ли он, почему на него сердятся. Все, казалось, просто считали, что он должен знать, а потом злились ещё больше, если он признавался, что не знает. — Нет, — сказал он и втянул голову в плечи, уверенный, что Белег вот-вот вышвырнет его из хижины обратно под дождь. — Ты совсем не заботишься о себе, — мягко сказал Белег и провел рукой по волосам Турина, всё ещё влажным от дождя. — Ты ещё не взрослый мужчина, хотя растешь быстрее любого эльфа. А если бы я не успел вовремя? Ты отправился искать меня, именно когда орки нападают так часто, а я нашёл тебя раненым и голодающим в лесу, почти как и в тот день, когда я впервые встретил тебя, ещё совсем ребёнка? — Значит, ты злишься, потому что я не усвоил твои уроки, — Турин горестно вздохнул. — Я заблудился, съел не те ягоды и забыл, как… — Нет, — перебил Белег, что он делал так редко, что Турин замолчал, широко раскрыв глаза. — Я злюсь, потому что из-за твоей неосторожности я чуть не потерял того, кого очень люблю. — Правда? — в ужасе спросил Турин. — Кого? — Это не смешно, — сказал Белег и замолчал, когда выражение лица Турина стало ещё более растерянным. — Тебя, — уточнил он и откинул с лица Турина волнистую прядь, хотя она упрямо соскользнула обратно, не желая оставаться там, где ей было велено. — Из-за твоей неосторожности я чуть не потерял дорогого друга — тебя, на случай, если тебе нужно ещё одно уточнение. — Ох, — Турин задумался над этим. — Это то, из-за чего надо злиться? — Да. Турин нахмурился и ткнул пальцем в недавно перевязанное плечо Белега. — Могу я, в свою очередь, рассердиться на тебя? Ибо я люблю тебя так же сильно, как ты любишь меня. — Нет. — Почему? — Потому что если ты будешь беспокоиться о том, кто тратит свою жизнь на защиту мира живых от орков, то это принёт тебе ничего кроме боли. Белег наклонился, поцеловал Турина в лоб и, к счастью, отвернулся, прежде чем успел увидеть, как недвусмысленно приподнимается одеяло ниже пояса Турина. Нет, ты только упал! в отчаянии подумал Турин и попытался представить себе орочьи кишки, вываливающиеся ему на руку, и их омерзительное зловоние. — Тебе следует что-нибудь съесть. Чего бы ты хотел? — спросил Белег. — Орочьи кишки, — не подумав, выпалил Турин, и Белег уставился на него. — Я… собирался предложить тебе выбор между олениной и фазаном, — мягко сказал он. — Неужели сыны человеческие начали есть такую мерзость? Униженный Турин схватил подушку и спрятал за ней своё пылающее лицо. — Не разговаривай со мной, — сказал он в подушку. — Не смотри на меня. Он услышал смех, но в нём не было злобы, и почувствовал, как Белег похлопал его по плечу. — Поспи немного. Ты устал. Если к утру ты всё-таки проголодаешься, я накормлю тебя — хотя я не буду кормить тебя орочьими потрохами. В ту ночь они лежали вместе в постели, как обычно бывало, когда Турин приходил к Белегу. Он боялся того дня, когда Белег скажет, что Турин уже слишком взрослый, чтобы спать с ним, но этот день ещё не наступил, и Белег до сих пор спокойно ложился на край узкой постели, оставляя Турину достаточно места, чтобы ворочаться и крутиться по своей человеческой привычке. Турин проснулся ночью и обнаружил, что его член снова встал, но в ужас его привело то, что он прижимался к спине Белега. Белег слегка пошевелился во сне, и это слабое трение оказалось настолько ошеломительно возбуждающим, что Турин откатился назад так быстро, как только мог, но так далеко, что свалился с кровати и рухнул на пол лицом вниз. Боль пронзила его колено и бок, и в то же мгновение Белег вскочил на ноги, словно и не спал, и Бельтрондинг уже был у него в руках. — Турин? Что случилось? Ты что-нибудь слышал? — Да, — быстро солгал Турин, изо всех сил стараясь подняться с пола с как можно большим достоинством. — Я думаю, я думаю, что это может быть медведь! — Оставайся здесь, — приказал Белег и бесшумно выскользнул за дверь в ночной рубашке, а Турин схватил подушку с кровати, уткнулся в неё лицом и закричал. К тому времени, когда Белег вернулся, Турин уже лежал в постели, свернувшись калачиком в позе эмбриона, и клялся самому себе, что только так и будет дальше спать. — Я не нашёл никаких следов, — сказал ему Белег, нахмурившись. — Возможно, тебе приснился сон. — Возможно, — согласился Турин, горячо молясь, чтобы Белег не увидел, как покраснело его лицо. — Прости, что разбудил тебя. Белег улыбнулся, снял тетиву с лука и повесил его обратно на стену. — Не извиняйся. Важно сохранять бдительность, а летом я никогда крепко не сплю. С тобой всё в порядке? У тебя болит колено? У могу заварить чай, который облегчит твою боль. — У меня уже почти всё прошло, — неубедительно солгал Турин. Ему было больно, и он хотел есть, и несмотря на недолгий сон он всё ещё чувствовал сковывающую усталость, а его проклятое тело до сих пор пребывало во власти неуместного возбуждения, как часто с ним случалось в последнее время, хотел он того или нет. — Белег… Не отсылай меня обратно в Менегрот. Я так скучаю по тебе летом. Позволь мне стать стражем, когда я достигну совершеннолетия. Белег помолчал, забираясь обратно в кровать. В комнате не горело ни единой свечи, но даже в кромешной тьме Белег двигался с кошачьей грацией. — Лето гораздо опаснее зимы. Я тоже скучаю по тебе, но пусть лучше мы будем видеться реже, чем ты кинешься в бой. ещё к нему не готовый, и будешь тяжело ранен или убит. — Тогда будь рядом со мной, чтобы я лучше научился защищать лес, — продолжил настаивать на своём Турин, замерев на своём месте. Всё осталось бы по-прежнему, если бы он не попытался это изменить. — Дориату нужно как можно больше защитников, ведь так? — Конечно, — медленно произнёс Белег. — Но я думаю, что тебе суждены дела куда более великие, чем охрана границ. — Я думаю, борьба с Врагом — самое великое дело из всех. — …Возможно, ты и прав. Почти всю свою жизнь я только и делал, что сражался против Тени, — Белег молчал, размышляя, и его плечо упёрлось в спину Турина. В этой узкой кровати не могло быть иначе. — Я сомневаюсь, что Тингол позволит тебе принести присягу, всё-таки ты его приёмный сын. Но когда захочешь, ты можешь послать за мной, летом или зимой, и мы вместе отправимся в лес. Эти слова будто бы сняли огромный груз с плеч Турина, он уже чувствовал, что жизнь в Менегроте уже не будет столь невыносимой. — Когда я захочу? Летом или зимой? — Я так и сказал. Турин решил, что он не так уж ненавидит лето. В Дориате оно всегда было прекрасным.