Do you blame yourself?

— Слушай, а че у тебя с глазом-то, если не секрет? — О, мой малознакомый, но от этого не менее дорогой друг, тут все просто! Дело в том, что эта повязка досталась мне в наследство от деда пирата, и… — Ахахаха, да не может быть такого! — А ты имеешь что-то против пиратов? — Двадцать первый, мать его, век, какие, нахуй, пираты?! Порядком выпивший собеседник не удерживает равновесие и тяжело падает с барного стула. Кэйя лишь про себя усмехается способности слушателя выдержать поток его бредней при абсолютной неспособности выдержать даже собственное тело. Стоит признать, это весьма иронично, ведь у него самого все в точности наоборот. Безымянный случайный слушатель очень вовремя самоустранился — пару шотов назад Розария писала, что закрыла смену пораньше, и вот-вот должна была подъехать. На улице Кэйе не нравится. Свет уличных фонарей больно бьет по глазам, а рука сама тянется в карман за зажигалкой. Кэйе иногда кажется, что у него зависимость не от сигарет, а как раз от этого старого потертого куска металла и сжиженного газа. Такое бывает с давно и безнадежно больными, когда лишь понимание присутствия рядом спасительного лекарства действует лучше его самого. Кэйя точно не знает, как оно работает, у него нет безнадежно больных знакомых, но ему нравится это сравнение. Иногда, когда в жизни особенно не хватает драматичности, он и сам представляет себя одним из них. Раз, и его дыхание еле заметно сбивается, пальцы трясутся чуть сильнее привычного, а по коже пробегают мурашки. Подыгрывать сильнее его тело, как правило, отказывается. Два, и в голове взрывается осознание скоропостижной кончины. Естественно он даст себе время на раздумья, стоит ли игра свеч и нужно ли ему вообще себя спасать. Эту часть можно было бы даже назвать лучшей из всего спектакля. Три, и Кэйя срывается с места и бежит к свежему воздуху. В особо тяжелые эпизоды он медленно бредет, но каждый раз почему-то доходит. Еще по дороге спасительный кусок металла сам находит руку в кармане. Кэйя на мгновение замирает, разглядывая царапину на корпусе старой зажигалки. Он может поклясться, что нарисует эту чертову царапину даже с закрытыми глазами, даже посреди ночи, даже находись он в пасти какого-нибудь ебанутого хищника, что не боится им отравиться. Но, разумеется, делать это он не будет. Хотя бы потому, что это действо абсолютно бессмысленно, ведь чертова зажигалка с чертовой царапиной всегда в кармане и готова показать себя любому любопытному. Позволять ей это Кэйя тоже не будет. Четыре, и сигарета наконец пускает спасительный яд в легкие. Его жизнь спасена, и Кэйе на полном серьезе нравится эта иллюзия контроля. Все хорошо, пока иллюзии остаются иллюзиями. Все на самом деле хорошо. На самом деле все ху… Что-то толкает Кэйю, но недостаточно сильно, чтобы он потерял равновесие. Прямо к боку парня прижимается продрогшее тело, пихается локтями, пока шарит по карманам в поисках пачки сигарет. Впрочем, Розария очень быстро сдается и по-хозяйски лезет в карманы Кэйи. Он молча позволяет ей делать все, что вздумается, потому что одно из непреложных правил их дружбы запрещает любые разговоры во время курения. С ней всегда было комфортно молчать, с этой странной девушкой с вишневыми волосами и напускным безразличием ко всему миру. До неприличия прямолинейная и несгибаемая… Кэйя правда любил ее. Он готов поставить на то, что в какой-нибудь долбанутой вселенной они могли бы быть соулмейтами. Не в том смысле, что они были предназначены друг другу как ниспосланная свыше единственная возможная любовь, к черту всю эту херню. Нет, Кэйя ощущал это как связь с давно потерянным однояйцевым близнецом. Знай он своих родителей, он бы обязательно обсудил с ними эту возможность. — Вернемся внутрь, или ты уже успел там что-то натворить? — наконец прикончив сигарету, подает голос потенциальная сестра. — Не, пошли дальше, тут совсем тухло. — Отлично, мне как раз прожужжали уши про нового бармена в баре неподалеку. Может, ты наконец засмотришься на смазливую мордашку, а я хоть раз напьюсь без твоего пиздежа. Кэйя лишь хмыкает на последнее замечание. Он прекрасно понимает, что на самом деле Розарию волнует далеко не его пиздеж, но это тот уровень недосказанности, который она готова себе простить, чтобы не давить на больное. Розария идет быстро, даже не пытается обходить лужи. Крупные капли периодически попадают на ее сетчатые колготки, и она сильнее обхватывает его локоть. В воздухе витает еле заметный запах гниющей листвы, и Кэйя запрокидывает голову, вдыхая полной грудью. Грязно-серое небо извергало редкие противные капли, будто пытаясь попасть прямо в единственный доступный ему глаз. Он все еще помнил, что небо могло быть другим, насыщенно синим с веснушками звезд. И он все еще помнил другого обладателя еле заметных, стыдливо скрываемых веснушек. Хватит. У этих воспоминаний должен же быть хоть какой-нибудь лимит, и он давно исчерпан. Дневной, недельный, годовой, — все переполнены. Доступ закрыт, как интернет первого числа каждого месяца. Кэйя не собирается платить, он давно банкрот. Розария первая тянет тугую дверь, и Кэйя наконец оглядывается вокруг. Местность смутно знакомая, но бар явно не из привычного маршрута. Внутри звучит приятная музыка, а у барной стойки удивительно многолюдно для вечера вторника. Отпустив Розарию искать свободный столик, Кэйя направляется к бару, чтоб наконец узнать название заведения. Он знает все места с алкоголем в этом районе, но это почему-то напрочь стерлось из его памяти. Кэйя вглядывается в обстановку, стараясь поймать ускользающие воспоминания. Он знает это место, ведь не зря сердце вдруг стало суматошным, а нервная дрожь вцепилось в затылок. Что-то здесь явно не так, но что? А после это становится абсолютно бессмысленным. Кэйя чувствует себя одновременно непробиваемо тупым, а еще счастливым и абсолютно несчастным. Он идиот. Абсолютный кретин, потому что в этом городе есть только один бар, который он обходит стороной. Потому что в этом городе есть только одно место, где можно встретить обладателя этих очаровательных еле заметных веснушек. Чертова «Доля Ангелов».