Do you blame yourself?

Кто бы мог подумать, что именно Дилюк сломает ту стену между ними, что они выстраивали годами. Хотя, сломает — слишком громко сказано. Скорее, они дали маленькую трещину, в которую Кэйя тут же вцепился и начал методично отколупывать края. Кэйя выпил те два бокала, назло самому себе. И ушел задолго до закрытия бара. Вернувшись в свою маленькую квартиру, он долго не мог прогнать глупую улыбку со своего лица. Оживились и чудовища в его голове, будто почувствовав вкус крови. Кэйя ненавидел виноградный сок, так почему сейчас он ощущался желаннее всякого нектара? Может, Дилюк ненавидит его не так сильно, как Кэйя привык считать? Может, у них и правда есть шанс? Но шанс на что? Неужели он и правда решил, что у него есть хоть малейший шанс снова играть в семью? Или он настолько свихнулся, что мечтает об ответных чувствах? И это только после ничтожной подачки в виде ненавистного виноградного сока? Может, принося его, Дилюк мечтал о скоропостижной смерти своего раздражающего бывшего братца? Но это было не похоже на его справедливого благородного Люка. Убивать медленно и незаметно больше бы пошло Кэйе. Это ведь хороший знак, правда? Кэйя думал об этом всю ночь. И весь следующий день. А вечером написал Аяксу и снова с ним накурился. В этот раз они не переходили границы, так что можно даже сказать, что это была мирная дружеская посиделка. Думать это не помогло, но Кэйя считал, что ему стало легче. А в следующую смену Дилюка в «Доле ангелов» Кэйя уже сидел за баром. Дилюк же делал вид, будто каждую смену видит его за этой самой стойкой и удивляться здесь нечему. Общаться с Дилюком было поразительно просто и невыносимо одновременно. Он не смеялся над его шутками. На вопросы отвечал односложно, если вообще отвечал. Вместо «полуденной смерти» наливал вино, вместо вина наливал сок. Если Кэйя начинал возмущаться подобному поведению бармена, тот прекращал наливать ему вовсе. Но он был рядом, так близко, что Кэйя мог протянуть руку, и тут же получить по ней. Он мог расслышать тихое раздраженное хмыканье, когда очередные подвыпившие клиентки пытались выпросить номер его телефона. Он почти мог разглядеть бледные веснушки под длинной алой челкой. За это можно было отдать хоть все невыполненные заказы. Но Дилюк никогда не подходил ближе положенного, даже если у бара было пусто, и обслуживать клиентов было не нужно. Он всегда держался на расстоянии, никогда первым не начинал то, что и разговором-то назвать стыдно. Розария называла их долбоебами и советовала Кэйе прекратить. Он и сам понимал, что ничего хорошего из этих его похождений не выйдет. Но каждые вторник и четверг он не мог отказать себе в очередном сладким в своей болезненности вечером. Но сегодня у него почти получилось. Последний день ноября встретил Кэйю ослепительной изморозью. Тонкие льдинки громко хрустят под его сапогами, заражают иглистостью, замораживают кровь. Когда-то Кэйя любил этот день, сейчас же он мечтал вычеркнуть его из календаря, как поступили с тридцатым февраля. Можно даже не ради его эгоистичной ненависти к этому дню, а во имя эстетики и симметрии года. Пусть и одного из четырех. Можно было бы наглотаться снотворного и проспать ненавистные сутки, но от реальной жизни так день не спрячешь. Реальная жизнь может оценить фокусы только в собственном исполнении. И вот Кэйя, будто со стороны, наблюдает за самим собой по пути в универ, на подработку, тихо ругается на себя за спорное решение пойти домой пешком. Холодный ветер пробирает до костей, и тот Кэйя, который зритель, искренне не понимает, почему он не додумался надеть сегодня что-то более подходящее концу ноября. Тот Кэйя, который другой, представляет, что конца ноября не существует вовсе. Конец ноября тяжело вздыхает, а Кэйя ежится от холода. Дома он первым делом идет в ванную, переключает воду на душ и выкручивает до упора красный вентиль. Ледяные струи резко бьют по спине, и Кэйе почти больно. И это почти приводит его в чувства. От холода сводит мышцы, хочется свернуться в клубок и хоть как-то согреться, но внутри все тоже покрыто льдом. И он стоит, прижимаясь лбом к такому же холодному кафелю. Дышит сквозь зубы и стискивает руки в кулаки. В тяжелой от холода голове мечутся звери, кусаются, воют и, Кэйя на это надеется, вот-вот разорвут друг друга в клочья. Может, тогда ему станет чуть легче. На самом деле, для человеческого мозга нет никакой разницы между болью от низких и высоких температур. Он просто дает понять, что дело — дрянь, а его хозяин — конченный идиот, если не собирается ничего с этим делать. Кэйя и сам не до конца понимает, как это работает. Но то, что из душа на него льется теперь обжигающе горячая вода, парень понимает только открыв наконец глаза и увидев залитую густым белым паром ванную. Кэйя еще некоторое время не двигается, прислушиваясь к блаженной тишине в голове, а после трясущимися руками перенастраивает температуру. С трудом, он позволяет себе наконец сползти по кафельной стене и расслабиться в медленно наполняющейся ванной. Усталость резко обрушивается на плечи, и мысль остаться дома выглядит как никогда привлекательной. Нужно лишь отмыть себя от остатков этого дня и дойти до постели. И он следует своему плану, утыкается носом в подушку и тянется к телефону, чтобы обновить будильник. Но взгляд цепляется за иконку календаря, и Кэйя резко вскакивает. Да, этот день был проклят всеми придуманными богами разом, но дьявол явно додумался его благословить. *** Кэйя залетает в бар за полночь и с мрачным удовлетворением отмечает, что его новое привычное место за баром свободно. Дилюк, чуть более хмурый, чем обычно, кажется, хмурится внезапному посетителю еще сильнее, на что Кэйя натягивает лучезарную улыбку. — Наливай «полуденную смерть», и давай без твоих штучек, я сегодня просто неприлично трезв, — запрыгивает он на барный стул и растекается по столешнице. Он старается собрать все имеющиеся у него остатки сил, чтобы не выглядеть так же ущербно, как он себя сейчас чувствовал. — Надо же, я рассчитывал, что сегодня ты напьешься еще до открытия бара и освободишь меня от своего присутствия, — отвечает Дилюк, но что-то в его тоне настораживает Кэйю, и он не может уловить, что именно. Впрочем, получив своей заказ, он решает не тратить время на ненужные мысли. — Может я весь день хранил себя для встречи с тобой, — сам себе удивляясь, игриво протягивает Кэйя, а после с жадностью ждет хоть какую-нибудь реакцию. Но Дилюк лишь закатывает глаза и отворачивается. Провоцировать Дилюка было его любимым развлечением в детстве. Люк, которого Кэйя знал раньше, уже давно бы очаровательно покраснел, обозвал его идиотом, проклял бы раз десять и послал бы куда подальше. Но новый Дилюк больше напоминал остывающее кострище. А Кэйе вдруг до невыносимого захотелось найти хоть тлеющий уголек, а уж хвороста у него хватит на полноценный пожар. — Ну же, поговори со мной, — наконец не выдерживает Кэйя. И он надеется, что это не звучит отчаянно умоляюще. — Я бармен, а не психолог, — не поворачивая головы отвечает его алоголовое чудо. Кэйя не хочет верить, что вся его юношеская пламенность в итоге без остатка ушла в волосы. — Зануда, — еще тише протягивает в итоге Кэйя и повторяет заказ. Дилюк продолжает его игнорировать. От этого ледяное в груди снова шевелится, давит острыми осколками. Быть может, Дилюк и правда его ненавидит. Быть может, только его повзрослевшее благородство не позволяет ему плюнуть Кэйе в лицо и прогнать как бездомного пса, пнув напоследок по тощим ребрам. А Кэйя, как наивный дурак, пытается сделать вид, что все в порядке. Быть может, все действительно не в порядке. Ведь не мог же Дилюк просто взять и забыть все, что он, Кэйя, натворил. Остатки коктейля Кэйя осушает залпом, сползает с высокого стула и нетвердой походкой плетется на выход из бара. По пути он достает сигарету и поджигает ее сразу, еще до глухого хлопка входной двери. Интересно, как быстро бы Дилюк ему врезал, если бы увидел, что за зажигалку он так крепко сжимает в кулаке. Все до нелепого похоже на их первую за долгие годы встречу. Кэйя жадно вдыхает в себя едкий дым, но на этот раз это не помогает. Он с раздражением выкидывает недокуренную сигарету и тут же достает новую, будто та чем-то отличается от первой. Сердце стучит где-то в висках, а Кэйе плохо, ему так, черт возьми, плохо, было так глупо надеяться, что тут ему будет лучше. И от безразличного взгляда плохо, и без него невыносимо плохо, и так хочется кричать от этой боли. Но его кожа цела, кости в порядке, все внутренности на месте, только воображаемые чудовища пожирают его изнутри, и это они кричат, они воют, и этот вой вот-вот вырвется из его, Кэйи, глотки. Кэйя медленно сползает по стене, до которой успел дойти, и утыкается лбом в колени. Пальто, которое он так и не сменил, собирается крупными складками, и что-то неприятно давит на горло. Кэйя некоторое время терпит, но потом глубоко вздыхает и нащупывает во внутреннем кармане бумажник. Обычно он пользуется картой в телефоне, а о его существовании почти и не вспоминает. Кэйя почти убирает его в другой карман, но что-то блестящее притягивает взгляд, и он вытягивает из маленького кармашка пластиковый пакетик с таблеткой внутри. Точно, он помнит этот вечер. Он был безбожно пьян, Розария отобрала его телефон, чтобы заказать такси, а Кэйя отошел в туалет. Там его поймал уж больно симпатичный парень, и Кэйя соглашался со всем, что тот ему говорил, рассчитывая на горячую ночь. Но тот хотел от него явно чего-то другого, того, что пьяный парень понять был не в состоянии. В конце концов он вытянул из кармана бумажник, надеясь записать его номер, но тот пробормотал что-то вроде «господи, я сам», а пока Кэйя пытался сформулировать далекую от оригинальности шутку, тот уже вернул бумажник на место и сбежал. На утро, разумеется, никакого номера Кэйя не нашел. Какое удачное стечение обстоятельств. Недолго думая, Кэйя глотает таблетку и тянется за новой сигаретой. Сейчас ему абсолютно плевать, что это, он лишь надеется, что оно будет работать. Остатки сигареты обжигают пальцы, и Кэйя с удивлением смотрит на тлеющий фильтр. Он щелчком пальцев выкидывает сигарету, и она рассыпается яркими искрами по асфальту. Чудовищам Кэйи понравились яркие искры, но те мгновенно погасли. Волосы на затылке цепляются о трещинки кирпича, когда Кэйя запрокидывает голову, всматриваясь в темное небо. Хотя... Никакое оно не темное. Стоит лишь присмотреться, как становится видно искрящую россыпь звезд. Мысль вернуться в бар больше не разрывает душу на части. Хотелось вернуться. Хотелось до того сильно, что Кэйя чуть не сносит собою дверь. Дилюк стоит все там же, за барной стойкой, а за его спиной неоном горит вязь букв, которые упорно не хотят читаться, но Кэйе это и нужно. Он уверенно возвращается на свое место и хитро улыбается Дилюку. Тот, ни слова не говоря, ставит перед ним новый бокал, после чего тут же хватается за новый, вертит в руке, но тут же возвращает обратно. Отчего-то поведение бармена кажется Кэйе очень забавным, и он прячет улыбку в бокале. — Я так и не поздравил тебя с днем… — начинает было Дилюк, смотря куда-то под стол, но несколько только что подошедших посетителей отвлекают его. Они выстроились в подобие очереди и один из них как раз оказался рядом с Кэйей, чем тот тут же решает воспользоваться. Энергия плескалась внутри, бурлила, и Кэйе кажется, что пара минут спокойного ожидания его просто прикончит. — Хей, а ты в курсе, что этот бар построен на развалинах старой церкви? — с наигранной скукой кивает он крайнему посетителю и с предвкушением замирает, ожидая реакции. Незнакомец окидывает его подозрительным взглядом, что еще больше веселит Кэйю. Он разворачивается на своем стуле, закидывает ногу на ногу и искушающе улыбается. — И откуда же тебе это известно? — сдается парень и садится на соседний стул. Дилюк пока занят обслуживанием других посетителей, так что у Кэйи есть немного времени, чтобы развлечься. — Дело в том, что на месте церквей всегда остается множество сокровищ, а я спец по сокровищам, — соловьем заливается Кэйя, не забывая и про выпивку. — Не веришь? — Да что-то с трудом, — протягивает незнакомец и косится в сторону пустеющей очереди у Дилюка. Что-то в Кэйе раздраженно и ревниво отзывается на этот жест. — А это у нас, потомственных пиратов, в крови, — резко отвечает Кэйя и тянет за свою повязку, не снимая ее. Примерно в это же время последний человек получает свой бокал, а Дилюк подходит к ним. — А вот и наше главное сокровище! — салютует ему Кэйя и парой глотков приговаривает остатки любимого коктейля. Пить залпом крепкий алкоголь — не очень хорошая идея, и Кэйя понимает это, только когда чуть не падает со своего стула, но чудом удерживает равновесие. — Мы скоро закрываемся! — оповещает Дилюк зал, на что бывший собеседник Кэйи что-то возмущенно лепечет. Дилюк же впервые за долгое время обращает все свое бесценное внимание на Кэйю, и тот готов расплавиться под взглядом его горящих глаз. Он протягивает руку к его подбородку, поднимает его голову, всматривается в его глаз, а Кэйя котом ластится, чуть не мурлычет. Такая приятная рука пропадает так же резко, как и появляется. Не ожидавший такого предательства Кэйя тут же роняет вдруг сильно тяжелую голову на барную стойку и краем глаза наблюдает за тем, как Дилюк выгоняет всех, прижимая телефон к уху. — Блять! Ты просто… — раздается у самого уха, и он не может понять, правда ли слышит страх в этом злом рыке, или он придумал его сам. Ему бы, наверное, хотелось, чтобы Дилюк за него боялся. Но разве за него стоило бояться? — Я в порядке, — улыбается Кэйя и теряет сознание.