Концы в воду

      Альбус Дамблдор пребывал в задумчивости. Проблема была в том, что чтобы аппарировать прочь даже на фениксе, требовалось снять щиты, а снять щиты не удавалось, потому что по ним постоянно увлеченно долбили. Кто долбил, понять было непросто, но взрывы наблюдались с такой частотой, как будто его бомбило все Люфтваффе Геллерта. В его понимании оставалось только ждать и надеяться, что либо нападающим надоест, либо у них кончатся боеприпасы, либо опавшие щиты не пришибут его. Можно сказать, что Великий Светлый обманул самого себя, выставив такую систему щитов, которая защищала от всего, не давая ему самому убежать. Однако сейчас что-либо изменить было нельзя. И Альбус ждал, попивая чай.       — Расход у нас какой? — поинтересовался адмирал, входя в контрольно-диспетчерский пункт.       — Примерно треть, — отозвался вахтенный и спохватился. — Товарищ адмирал.       — И что делать будем? — поинтересовался командующий соединением.       — Можно подержать под обстрелом, отойти подальше и батончиками закидать, — предложил начальник штаба.       — А нас потом ничем не закидают? — спросил адмирал.       — Да не должны, товарищ адмирал, — ответил вахтенный. — У него щиты, скорее всего. Но против полусотни килотонн он вряд ли пляшет.       Вариант был вполне рабочим, но на него нужна санкция, которую и запросили. А пока шло согласование, невидимый остров продолжали долбить всем, что было под рукой.       Наконец все было согласовано, и санкция на удар двумя для верности изделиями получена. Корабли начали покидать квадрат, чтобы, как выразился адмирал, «самим не прилетело», что не мешало самолетам группы продолжать веселье. Наконец корабли отошли на необходимое расстояние, а самолеты вернулись. Вот все переборки задраены, идет предстартовый отсчет, за которым следует рев стартующей ракеты.       Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор обрадовался, когда долбеж его щитов наконец закончился. Искренне считая, что убежище следует сменить, он начал снимать щиты. Это не было мгновенно выполнимой задачей, потому заняло некоторое время, несмотря даже на бузинную палочку.

***

      Целуя и лаская возлюбленную, Гарри отмечал, что поначалу напряженная девушка начала едва заметно расслабляться. Затем он отметил, что при некоторых ласках поведение Гермионы меняется, она будто начинает более остро чувствовать его руки, и это было так интересно, что полностью увлекло юношу. Гарри наслаждался тем, как реагирует девушка на его поглаживания, ему отчего-то это было приятнее, чем даже ответные ласки Гермионы.       В какой-то момент пребывающая в сладком дурмане удовольствия Гермиона схватилась за сосредоточие ума Гарри. Было ли это случайностью или нет, девушка сама не могла понять, но, проведя рукой по тому самому, пугающему ее пещеристому телу, как оно называлось в книге, насколько девушка помнила, она ощутила его бархатистость, нежность и несколько увлеклась, изучая рукой спрятанное под одеялом, отрываясь от губ возлюбленного и сползая чуть вниз.       Гарри в ответ на ее действия шумно втянул воздух сквозь зубы и слегка, кажется, простонал, отчего девушка рванулась к нему, заглядывая в глаза. Глаза широко раскрылись, Гермиона ощутила подергивание тесно прижатого к животу органа и влагу на означенном животе. Юноша сильно покраснел, до девушки медленно дошло.       — Ой, у тебя, кажется, эякуляция! — обрадованно сказала Гермиона, не рискуя, впрочем, заглядывать под одеяло.       — А что это такое? — удивился Гарри, которому было очень стыдно.       — Ну, это… — Гермиона задумалась. — Когда из тебя извергается, когда тебе хорошо, как-то так, не помню точно.       — Ага… Да… — заторможено сообщил юноша, а девушка провела рукой по себе, обнаружив, что она несколько мокрая, несколько липкая и склизкая.       — Пошли мыться, — вздохнула Гермиона, вставая. Она совершенно забыла, что несколько не одета, но Гарри ей об этом сразу же напомнил.       — Ты прекрасна, — сообщил ей юноша.       — Мыться пошли, — повторила девушка, стремительно краснея.       — Эээ… Ты точно этого хочешь? — стал очень серьезным Гарри.       — Хочу попробовать, мама сказала… — Гермиона осеклась и виновато посмотрела в глаза юноши, на что он тихо рассмеялся и принялся зацеловывать свое чудо.       — Будет так, как ты захочешь, — наконец сказал юноша, и девушка замерла от того, с какой любовью это было сказано.       — Тогда пошли? — справедливо опасаясь, что ее решимость испарится, потянула любимого в сторону ванной комнаты.       Гарри не был уверен, что способен оставаться невозмутимым при виде обнаженной Гермионы, поэтому он просто подошел и обнял ее. Они снова замерли, смакуя свои ощущения. Наконец Гермиона включила воду, добавляя красок в водоворот чувств обоих.       — Действительно, ни с чем не сравнимо, — прошептала она.       — Ты чудо, — Гарри все еще несколько стеснялся той опять выпирающей части своего организма.       — Это ты чудо, — приникла губами к его губам девушка. — Ты огромное чудо, просто самый лучший.       Гарри гладил девушку под струями воды, лаская ее как мог нежно, отчего Гермиона закрыла глаза и чуть не упала, но юноша, разумеется, не дал ей сделать этого, а, намылив мочалку, начал медленными, ласковыми движениями мыть ее, отчего девушка замурлыкала. Правда, мыть ее в стратегически важных местах Гарри все-таки не решился, да и девушка на данном этапе не позволила бы, она едва-едва смогла перебороть свой страх перед тем органом, где у мальчиков находится мозг. Но мама сказала, что так будет правильно, а Гермиона была послушной девочкой, поэтому получала удовольствие от того, что творил с ней ее Гарри. Правда, его вымыть она не смогла, настолько разнежившись от прикосновений юноши, что даже стояла с трудом, поэтому была вытерта полотенцем и отнесена в кровать.       Лежа рядом с Гарри, медленно приходящая в себя девушка вдруг подумала о том, что было написано в другой книге — о подростках. Почему-то раньше ее чувствительность не была такой серьезной, да и… Девушка стремительно покраснела от своих мыслей, но тем не менее в книжке было написано, что мастурбация подростков вполне нормальное явление, а она же никогда, и даже не думала о таком.       — Гарри, — внезапно спросила покрасневшая девушка. — А можно я тебя спрошу?       — Тебе все можно, — расслабленно разглядывал потолок Гарри.       — А ты мастурбировал когда-нибудь? — очень тихо спросила Гермиона.       — А это что такое? — поинтересовался юноша.       — Ну это когда сам себя до вот такого доводишь, — объяснила девушка, которой краснеть дальше было некуда.       — Нет… — протянул Гарри. — Даже не думал о таком… А ты?       — И я нет, как оказалось, — сообщила Гермиона. — А в книжке написано, что думать о таком нормально, а если мы не думали, значит…       — Может, это из-за зелий? — поинтересовался юноша, не разделяющий паники девушки.       — Может быть, но если что-то не тренировать, то это что-то атрофируется, а вдруг я… Вдруг… — Гермиона неожиданно заплакала.       — Ну что ты, у тебя все хорошо, — убеждал ее Гарри, гладя и целуя.       — Нет, надо проверить! — девушка потянулась к неубранному полотенцу, которое накинула на себя, и рванулась к сумкам. — Ну где же она…       Гарри, смотря на фигуру Гермионы, едва укрытую полотенцем, почувствовал, как у него становится сухо во рту. Его взгляд зафиксировался на показавшихся из-под полотенца ягодицах Гермионы, точнее, части их, но от этого вид был не менее привлекательным. Наконец девушка нашла, что искала и вернулась к кровати, листая книгу.       — Где же он? — шептала она. — А, вот! Клиторис! Гарри! Помоги мне, а то я не вижу.       Девушка сунула книгу под нос Гарри и развела ноги, пытаясь что-то разглядеть, сверяясь с учебником анатомии.