***
После представления новому начальству, подтвердившему отпуск, чета Грейнджер отправилась на не такое далекое побережье присматривать новый дом, помня о мечте детей — жить у моря и растить детей. Полковник хотел, чтобы это был или дом на две полноценные квартиры, или рядом стоящие дома, потому что дети уже пожили в одиночестве, и им может быть некомфортно жить с родителями. Миссис Грейнджер тоже хорошо понимала это, несмотря на свое желание схватить и не пускать никуда настрадавшихся детей. — Вот тут им должно быть комфортно, как считаешь? — грустно спросил мистер Грейнджер, показывая на отдельно стоящий дом. — Думаю, да, но, может быть, сначала поговорим с ними? — поинтересовалась в ответ любимая жена. — Поговорим, конечно, как же без этого, — согласился Марк. — Мы сюда навсегда, муж? — для Эммы этот вопрос был чрезвычайно важен. — Думаю, да, — ответил полковник. — Не хочется возвращаться в Британию, хоть и провели мы там всю жизнь. — Обиделся? — вопросительно посмотрела на мужа мудрая женщина. — Не ожидал, что сольют, хотя это было логично, — проговорил муж, криво ухмыльнувшись. — Пойдем тогда в наш дом, — предложила Эмма, на что Марк кивнул, поднимаясь с камня. Дом, выбранный ими, был достаточно большим, на случай если дети захотят все-таки остаться с ними. Огромные окна смотрели прямо в волнующийся океан, по дому гулял соленый морской ветерок, мебель практически отсутствовала, частично они запланировали купить ее здесь, а частично — придет контейнером из Великобритании. На душе у Эммы было немного тоскливо: за это время она столько узнала о жизни ребенка, сколько и не ожидала узнать, несмотря на то, что девочке уже восемнадцать. Здесь Миона считалась совершеннолетней, в отличие от Англии, но по-прежнему оставалась ребенком для своей мамы. Еще ее мысли занимал Гарри — не будет ли юноша сопротивляться, если она попробует подарить ему толику материнского тепла. Мальчика было безумно жаль — всю жизнь у того не было никого, к кому он может прийти за советом и утешением. Не просто сирота, а никому не нужный сирота. Сейчас Миона стала центром его вселенной, понимает ли доченька это? Ведь неосторожным словом она может уничтожить парня. «Надо будет поговорить с дочкой», — решила Эмма.***
Очень сильно смутившись, но не желая отступать, Гермиона сбросила всю одежду, залезая под одеяло голышом, и попыталась успокоиться. «Чего это я? — думала девушка. — Мне же с ним всю жизнь жить, а я раздеться боюсь». Подумав еще немного, Гермиона поняла и приняла тот факт, что доверяет своему избраннику, поэтому нечего так нервничать. Не сказать, что это решение сильно помогло, но поспокойнее на душе стало. Из душа вышел Гарри, которому девушка сразу скомандовала: — Все с себя снимай и лезь ко мне. — Заметно, что для юноши эта команда явилась сюрпризом, тем не менее приказ он выполнил. — Ты уверена, любимая? — стоя перед ней в первозданном виде, несколько смущаясь этого самого вида, произнес Гарри. — Да! — воскликнула девушка, как зачарованная, следя за занимающим боевое положение сосредоточием мыслей любого мальчика. Сосредоточие внушало страх, но девушка взяла себя в руки. Оказавшись рядом с Гермионой, юноша замер, не зная, что делать дальше, а девушка привыкала к ощущению любимого всем телом. После она повернулась к нему и нежно поцеловала, Гарри, разумеется, немедленно ответил. В процессе поцелуев Гермиона ощущала его орудие, но, как оказалось, пока она его не видела, это самое орудие было не таким страшным, а вот Гарри заметно смущался, прикасаясь к ней этим самым. — Гарри, — заговорила девушка, оторвавшись от губ юноши. — Я тебя люблю и полностью тебе доверяю. Не стесняйся себя, ладно? — Я тебя очень люблю, — чуть хриплым голосом произнес юноша. — И доверяю больше, чем себе… Просто… Ну… он в тебя упирается… Тебе может быть неприятно. — Мне немножко страшно, — призналась Гермиона. — Но я не скажу, что это неприятно, он у тебя такой нежный, бархатный… Рука Гарри скользнула по спине девушки, породив приятные ощущения, и, не останавливаясь, скользнула на ягодицы, отчего Гермиона закусила губу. Почему-то именно это движение юноши заставило, казалось, целый полк мурашек промаршировать по ней. Это было приятно, хоть и необычно. — Твоя кожа удивительная, такая… Слов нет, чтобы описать, — проговорил Гарри, нежно гладя ягодицы своей замершей Гермионы. И они снова слились в поцелуе. Гермиона лишь успела отметить, что когда Гарри ее целует и гладит одновременно, ощущения усиливаются…