Чувство невесомости

Горький шоколад, сладкий чай — прекрасный завтрак, полдник, обед или ужин. Что там обычно бывает у людей, которые потеряли счет времени? Сидеть в большом кресле, забравшись на него с ногами, разместить на собственных коленях голову и слушать вполуха неинтересный, скучный и до боли приевшийся отчёт. Ран стоит перед Майки, читает монотонным голосом список совершенных ограблений, убийств, чего-то там ещё и думается параллельно, что там уже наверняка пошёл какой-то список покупок, ведь и самому Рану было ужасно скучно это зачитывать. Даже забавно стало. Уголки губ дрогают в несмелой улыбке от представлений читающего ровным тоном о купленных и не купленных продуктах. — На этом все. — оповещает на выдохе Хайтани и прячет уже ненужную бумажку в гущу таких же ненужных страниц ежедневных отчётов. — Что-то ещё? Заметил на себе внимательный взгляд главы и бровью вверх вопросительно вздернул. Манджиро отрицательно качнул головой и легко спрыгнул с кресла, кой тут же принялся кружить по своей оси заведенным волчонком. К окну подошёл, руки за спину убрал и вниз на людей бегающих посмотрел. — Подойти поближе. Посмотри — их так много, а отсюда они выглядят, как муравьи, которых хочется раздавить. Старший невозмутимо шагает к белоснежному и становится подле, глянув вслед за ним. Людей внизу было и вправду много, все куда-то спешили, а ещё за окном были слышны автомобильные сигналы, давшие понять, что сейчас самый пик для долгих пробок. Ран ухмыляется про себя, думая о том, как где-то там младший братец, вышедший на задание вместе с Коко, может пассивно-агрессивно материть всех и вся из-за столпотворения. — Вот смотрю я на них сверху вниз, — Ран слушает с интересом, слегка повернувшись к главе. — и испытываю какое-то чувство невесомости. Может это такой эффект из-за этих огромных окон? А окна реально были большими, занимали практически все пространство кабинета Сано. Струились своими прозрачными стенами от пола до потолка и сверкали на свету своей идеальной чистотой. — Всё возможно. Лилововласый пожимает плечами и прикрывает устало глаза. День проходил для него тяжело и напряжённо — работа в одиночку не красит мужчину, калечит и заставляет лишний раз волноваться по пустякам, кто бы что ни говорил, но это проверенный самим Хайтани факт — и как-то странно сегодня разбились коллеги по парочкам. Обычно ходили привычными квартетами или трио и лишь изредка попарно. А Рану, вот, досталось задание сидеть на жопе ровно и никуда не рыпаться по щучьему велению Майки, да заполнять тупой отчёт. — Без прелюдий. Слышится со стороны Майки коротким отзвуком. Ран хмыкает, закатывая сиренивые глаза, и чувствует, что внутри него что-то неприятно кольнуло в печенку. Наверное, разрушили его любимую ступеньку телесных издевательств, однако он все равно соглашается, ведь не мог же глава на него просто так смотреть с таким вожделением.

***

Просторное стекло быстро запотевает от горячего дыхания — Манджиро мажет по нему мокрыми от поцелуев губами, а потом высоко-высоко и жалобно стонет, когда Ран опускает свою ладонь ему на горло и не сдавливает, а заставляет повернуться, чтобы вновь увлечь в сладкий от персикового бальзама поцелуй. За окном все ещё ходят неуемные люди и ездят шумные машины — от этого возбуждение скапливается тягучими комками в желудке, горле и яйцах до приятной блаженности. Пусть даже их и не увидят — что было бы странно, ведь кабинет главы был расположен на самом верхнем этаже здания — но ощущение полной открытости и сплошной развратности заставляет откровенно скулить и поддаваться назад навстречу члену подчинённого без тени как-то быстро закончить эти скрашивающие будни утехи. Тот входит в Майки уже свободно, то толкается быстро и мелкими движениями, то выходит полностью, а потом снова оказывается так глубоко, что сложно не кусать влажные губы, в попытках сдержать отчаявшийся томный стон. Впрочем, Рану и не надо, чтобы Джиро молчал. Потому что раздражает. Потому бесит уже это его вечное молчание и замкнутость в себе. Хватит. Намолчались уже. Теперь только громко, только вслух, только так, чтобы ощущать друг друга всеми фибрами души. С Раном вообще молчать тяжело. И Манджиро это уже понял давно, но все равно придерживается своей старой привычки скрывать все в себе. — Так круто сжимаешь меня, — сбивчиво шепчет мужчина, — тебе нравится? — выходит полностью, а потом снова толкается внутрь с пошлым шлепком кожи об кожу. — Нравится, что они там ходят, а с тобой сейчас происходит такое? Сано эмоциями и чувствами захлебывается, жмурится и беспомощно пытается ухватиться за оконное стекло перед собой, а руки потные, до безобразия мокрые, предательски соскальзывают и оставляют нечеткие следы крошечных ладоней. Что за дебильный вопрос, Ран? Конечно, блять, ему нравится. На цыпочки, вон, привстает, лишь бы насадиться сильнее. А тот, как специально, приподнимает юношу, тянет вверх за бедра, чтобы ножки тонкие от пола оторвались, и улыбается триумфально, оставляя партнёру в подарок то самое чувство невесомости и ощущение, будто он вот-вот вывалится из этого чёртового окна. А ещё ему дико доставляет удовольствие их разница в росте, а ещё в телосложении, а ещё в размерах. Умилительно-маленький, чудесный, прекрасный, миниатюрный. Кажется с таким времяпрепровождением с Майки до Рана постепенно доходит, что же так сильно влечёт Санзу к их непобедимому главе. Впрочем Сано похуй на это голубоко — он Рану с собой позволит сделать что угодно, трахнуть где угодно, в какой угодно позе и с любым темпом. Знает ведь, что Хайтани за рамки не выйдет никогда, не обидит, не позволит остаться неудовлетворенным. Знает, что с ним всегда хорошо. Знает, что с ним всегда только лучший секс. — Ах, я все ещё жду ответа. — старший Хайтани прихватывает зубами мочку уха, напоминая о поставленном вопросе, — Ответь мне. — потом зарывается в белоснежные волосы и ведет ладонью по разгоряченной груди. — Ну же, давай, я хочу тебя слышать. ~ Но отвечать было крайне сложно, потому что мыслей в голове нет, потому что мыслей в голове — ноль без палочки, потому что Ран, блядина такая, заполняет его так хорошо и так глубоко, что, кажется, становится с ним единым целым и вытесняет все ненужные мысли из головы. То, как Хайтани держит Манджиро за бедро, сминая белую нежную кожу до алых отпечатков пальцев и насаживает на себя неспешно, свободной рукой оглаживает животик и чувствует, как он вздувается от его же члена — заставляет Майки ощущать себя самым настоящим извращенцем. То, как после этого Ран проходится пальцами по соскам, ласкает один пощипиваниями и мягко прикусывает плечо, тут же зализывая укушеное местечко. То, как глава весь целиком и полностью его, отдаётся весь так старательно из последних сил, хотя хочется коснуться себя самому и кончить, но нет, нельзя, Ран лучше знает, когда пора — Ран его уже почти наизусть выучил, почти каждый участок кожи пересчитал губами. — Н-нравится... — выдавливает из себя Джиро, а потом приглушенно вскрикивает, когда Хайтани надавливает ему между лопаток, заставляя прижаться к уже теплому стеклу грудью и оттопырить зад. — Мне все нравится... Знаешь, я- Он давится воздухом, когда угол проникновения меняется, когда Ран оказывается так глубоко и замирает, когда пальцы на ногах поджимаются от того, как же сильно хочется кончить. Остаётся только мутным взглядом словить частых прохожих где-то там внизу, а потом улыбнуться так странно и так необычно для самого себя, мысленно задать вопрос тем людям: и как вы живёте в своей обычной жизни, если у вас нет такого идеального любовника? С к у ч н о. Ответ очевиден. — Такой милый.. Послушный... — с улыбкой сообщает Ран, а у Манджиро от такой сладкой похвалы все буквально плавится. — Так хорошо принимаешь, так ахуенно сжимаешься, так классно смотришься в таком положении на мне. ~ Да милый, да, блять, послушный, да, хорошо принимаю, да, да, все да, только толкнись ещё раз, ради всех святых и не святых, только сделай что-нибудь ещё выбивающее, пробивающее на дрожь, ну, пожалуйста, ну, тебе же не сложно и не жалко, ну, Ран, ну, блять... Кажется Сано выстанывает какую-то непонятную конструкцию матов, когда Хайтани оттягивает одну из его ягодиц в сторону и замедляется чертовски несправедливо: у него эта отвратительно дебильная привычка смотреть на то, как его член скрывается в Майки, как плавно и скользко проходит без каких-либо препятствий в его маленький зад, а Майки от этого кроет похлеще алкоголя, сигарет и наркотиков — слишком медленно, слишком пошло, слишком хочется всего и сразу от любовника. С Раном у него вообще все слишком, но в этом, наверное, и есть какой-то свой особый смысл. — Чего ты хочешь? — у Хайтани тоже дыхание сбивается, переходит на сип, но на ногах он все же держится крепче, так что приходится перехватывать главу под живот, когда чувствует, что он вот-вот рухнет. — Скажешь вслух? А как будто тебе не ясно, чего он хочет? Чего хотел бы каждый, если бы его последние пару часов втрахивали в стекло окна собственного кабинета и не касались там, где нужнее всего. Но Рану чертовски н у ж н о, чтобы Джиро с ним говорил, а Джиро н у ж н о, чтобы Ран его слушал и одобрял каждое сказанное слово. — Хочу... К-кончить.. — лепечет шёпотом светловласый, опираясь ладонями на стекло и поддаваясь назад. — А ещё я хочу, чтобы т-ты- Он давится словами, когда член Хайтани так точно и в который раз проезжается по простате, жмурится до звёзд белых в глазах и с явным удивлением понимает, что ресницы мокрые от слез. Тут вообще все мокрое. Чего греха таить. А потом Ран опускает свою ладонь на его запястье, ведёт там подушечками пальцев щекотно и не касается дальше — и не коснётся, если Джиро дальше не договорит начатое. И тут созрел вопрос. Может они оба просто отбитые на голову извращенцы? И когда только Майки таковым вообще стал... — Я хочу, чтобы ты кончил в меня... Ладно, а? Пожалуйста.. Рана мурашками лихорадит от такой просьбы, ему до чёртиков нравится, когда Сано позволяет себе переступать эту черточку своих принципов: быть сильным и не под кого не гнуться. Рану нравится, что когда они вместе, Майки может наконец снять с себя маску безразличия и отдаваться в крупные руки без остатка, потому Ран позволяет ему почувствовать себя беспомощным и беззащитным, потому Ран понимает, что даже такой непоколибимости, нужна своя особая волна. И остаётся только скользить ладонями по стеклу, потому что Хайтани начинает двигаться на грани с грубостью, обхватывает ноющий член партнёра и дрочит крепко и быстро, сжимает и перебирает в ладони яйца, мажет пальцем по сочащейся головке и делает так хорошо, что слезы из глаз брызгают сами — да и плевать уже как-то, с ним всегда слезы большим концертом выступают. Ран словно сбежавший сумасшедший выцеловывает напряжённые лопатки и шепчет что-то, чего Майки уже не слышит, потому что подступающий оргазм звенит неизвестностью в ушах и наконец взрывается в момент, когда подчинённый смыкает зубы у него на плече до первых капель крови. Обладатель аметистовых глаз размазывает его сперму по его же члену, держит юнца крепко, когда тот растекается у него в руках и толкается медленно, чтобы потом тоже закончить глубоко внутри Сано — из дырки вытекает обильная белая жидкость, когда Хайтани аккуратно из него выходит. Приходит в себя Манджиро уже на ворсистом диване в комнате отдыха, нечетким взглядом бдит за тем, как Ран осторожно убирает налипшие белоснежные волосы у него со лба, а потом улыбается: — Принести Вам воды? Как заботливо. И снова формально. Да, вода сейчас была бы как раз кстати, она ему ой, как нужна, потому что колотящееся сердце все никак не хочет угомониться после таких вот игр, но Ран, как показывает очередная практика, нужен ему больше в этот момент. Ныряет в заботливые руки, прижимается всем телом, от чего у Хайтани происходит чувство дежавю, и едва заметно улыбкой озаряется, когда орхидея гладит его ласково по волосам. На оконном стекле виднеются подтеки спермы, а в голове обоих мелькает шальная мысль не убирать их, чтобы вошедшие после выполненных заданий подчинённые догадались, что тут сегодня происходило. Чтобы у кого-то что-то внутри надарвалось.