А потом бывает так

– Куда ты собрался деться? Тот, кто говорил, был Гарри незнаком – высокий, с тёмными волосами, и весь какой-то… ну вот если б он был профессором – все замолкали бы, едва он войдёт в класс, и не потому, что он снимал бы баллы ни за что, как кое-кто, – ну или, будем честными, почти ни за что, – а просто потому, что вот бывают такие люди, которые могут принести с собой покой и всем его внушить. Этот, впрочем, человеком не был. Он и спокоен сейчас не был – раздражён, взволнован? О, Гарри помнил это выражение – когда кто-то как будто беспокоится и одновременно сам в недоумении от того, что беспокоится. Как будто они не привыкли к этому вообще. Но ведь они и жили в каком-то мире за морем, где ничего ужасного… – Я никуда не собирался, – отозвался второй. А его-то Гарри помнил! Это он был отцом тех семерых, которые всех желающих катали на собаке, и хохотали, и бесили Гермиону, и обещали ему, Гарри, помощь, между прочим! И вот на лице этого, Феанаро, беспокойство смотрелось как родное. – Я никуда не собирался, но ты сам знаешь, что-то назревает. – Поэтому ты меня просишь присмотреть за отцом? Как будто с ним и так не проводят время – и я, и ты, и Арьо, и твои сыновья… – И твои сыновья, – откликнулся Феанаро эхом, – и твоя мать. Да, да, я это знаю. Но её я владеть мечом не учил, а тебя – ещё как. – Да почему ты думаешь, что это может пригодиться? – Не знаю. Чувствую. Всё как перед грозой. Уж это-то Гарри знакомо. То за камень беспокоишься, то твои письма исчезают, то Снейп потом говорит: «Кто-то вас преследует, знал бы я, кто», а ты и сам слышишь голоса, только Снейпу о том не сообщаешь – ну, ещё чего! Сплошное, в общем, «как перед грозой». – Ты передумал отплывать? – спросил тот первый. – Покамест да. Покуда мы все не поймём… И вот тут-то вошёл ещё один. Рыжий, и будто бы за время, что они не виделись – ха-ха, «не виделись», да будто бы они друзья, – как будто бы за время, что Гарри его не видел, он успел сделаться ещё выше. И печальнее. – Отец, – сказал Нельо, наклоняя голову, – я лишь хотел узнать, не нужно ли… – Да что ты думаешь, мы тут подерёмся? Что я на него что? С мечом полезу? Какие тебе ещё нужны доказательства, что я не собираюсь… Первый фыркнул, и Феанаро осёкся: – Что я такого сказал? – Представил, как ты гонишь беззащитного меня. Теснишь, наверное, прижимаешь к стенке… А я даже ответить не могу, так, что ли, Нельо? – Да ну тебя, – сказал Феанаро, – родич. – Не знаю, – Нельо мотнул головой, – простите. Всякое мерещится. Будто вы никогда и не мирились. – Мне интересно, почему твой главный страх – моя ссора с Нолофинвэ, – сказал Феанаро ворчливо, – а не, к примеру, чья-то смерть. – Это потом, – сказал Нельо, – смерть будет потом. Всё начинается с вашей вражды. – Да нет никакой вражды, – взорвался Феанаро, – нет никакой вражды давно уже! Что ты ходишь за нами скорбной тенью, ну? – А ты за отцом не ходишь, можно подумать, – сказал этот, Нолофинвэ. Они с Феанаро братья, что ли? Рон иногда вот так же ругался с Перси – вроде бы всерьёз, а вроде никогда бы они друг друга не бросили, случись что. – …можно подумать, ты сам не мечтаешь так ходить! Нельо хотя бы не подсылает других за тобой следить. Нельо смущённо кашлянул. – Что? Подсылаешь? Ну тем более – вы похожи. Иногда кажется – я вижу меньше тёмных снов, чем любой из вас, и потому и не могу понять… Всё завертелось и размылось темнотой, и напоследок Гарри уже привычно увидел зелёную вспышку и услышал женский голос («Только не Гарри, я прошу, только не Гарри»), и услышал ледяной смех. И наконец проснулся. *** Вообще-то, если разобраться, это всё было не особенно и честно. Сперва они являются, переворачивают твою жизнь вверх дном, побеждают какую-то тёмную тварь у тебя же в голове, не разрешают тебе драться с Волдемортом, а потом исчезают, будто так и надо. А ведь сами тогда сказали: каждому, кто ещё мал, нужен кто-то, кому можно доверять! Правда, себя на эту роль не предлагали. Гарри так ярко вспомнил, как они с Нельо сидели в одной из гриффиндорских спален, и как Нельо его расспрашивал, мол, есть ли кто-то, кому ты можешь всё-всё рассказать, и как потом вместе они соврали Дамблдору… Ну как соврали – не поведали ему полной истории. И Снейп был с ним заодно. Ха! Иногда Гарри думал: лучше бы Снейп так и продолжил к нему придираться ни за что, и никогда бы Гарри не узнал, каким он может быть нормальным, даже классным – потому что теперь не сделать Зелья было вообще категорически нельзя. Не потому, что Снейп, к примеру, снимет баллы, подумаешь, он всегда снимал. Не потому, что скажет что-то унизительное. А потому, что потом сделает это вот лицо: – И это всё? А я-то думал, что вы можете и лучше. И вообще – одно дело не хотеть проблем, а другое – не желать разочаровать. Трудно разочаровывать человека, который отчитал тётю Петунию – да так отчитал, что теперь за работу по дому она давала Гарри карманные деньги, да и самой работы сколько там осталось… Трудно разочаровывать человека, который накричал на Люциуса Малфоя. Или ещё – трудно разочаровывать человека, который в Тайной комнате орал на феникса: – Плачь, плачь уже, никчемная ты птица! Придушу и всё! Правда, каждый раз после того, как Снейп вступался за Гарри перед кем угодно или же просто говорил что-то хорошее – каждый раз после этого он делал вид, что ничего такого не было. Поттер и Поттер, гриффиндорец и гриффиндорец. Разве что на занятиях снизился накал. Разве что Малфой… Гарри помнил до сих пор, как тот уже совсем было собрался что-то такое крикнуть Гермионе, что-то, наверное, непростительное, а потом осёкся. – Я уж подумал, – сказал Рон, – он сейчас скажет… А что сказал бы – Гарри никто так и не объяснил, потому что потом Малфой и Рон всё-таки подрались, а у Рона была неисправна палочка, и всё это вносило, как сказал бы Снейп, элемент неожиданности. Да откуда же снова этот Снейп! – Мальчишка, – спросил дядя Вернон угрожающе, – э, то есть Гарри. Ты меня слышишь или нет? С дядей вышло ведь забавно. С одной стороны – он ненавидел волшебство. С другой – волшебников он боялся. С третьей – любил деньги, откуда бы они ни появлялись. То есть если поставить на весы ненависть к волшебству и любовь к деньгам, то ненависть, как ни удивительно, проигрывала. И вот Снейп в тот визит на прошлый день рождения Гарри сменил ледяной тон на просто презрительный и сказал, что он понимает, материальные трудности, всё дорожает, и удивительно, что об этом никто не позаботился, а впрочем, сами знаете, какие сейчас нравы… В общем, он предложил Дурслям какую-то компенсацию за то, что они его, Гарри, содержат и позволяют жить у себя в доме. Гарри сперва испугался, что Снейп решил потратить собственные деньги, но нет, Снейп потом объяснил: – Ваши родители оставили вам столько, что вы могли бы в этом золоте купаться. Почему бы часть не переводить в маггловские деньги и не отдавать этим никчемным людям – разве вам, если вас перестанут попрекать каждым куском, не станет легче? Снейп сам обменивал деньги, сам их заносил – от Гарри потребовалось только какое-то замороченное письменное разрешение, скреплённое чарами. Удивительным казалось, что ещё несколько месяцев назад он мог всерьёз подозревать Снейпа в желании разбогатеть с помощью философского камня – ну да, конечно, делать ему больше нечего! Так вот, если раньше дядя Вернон старался Гарри попросту не замечать, то теперь, из страха и из алчности, порывался вести себя вежливо, и это было ещё смешнее. – Нет, – сказал Гарри, покосившись на гренку в своей руке – когда успел взять? И ведь оставили даже не подгорелую… – Нет, я вас не расслышал, извините. – Не расслышал! – дядя теперь как будто раздувался, а на полпути сдувался обратно. Потому что Снейп сказал тогда: «Не думайте, что ему некуда пойти» и «Не путай моё снисхождение со слабостью». – Гм, я хотел сказать, что ваша тётушка Мардж сегодня приезжает. Не смей говорить ей о – ну, в общем, о ты знаешь чём. Мы сказали, что у твоего отца нашёлся родственник, но что ему неудобно о тебе заботиться, поэтому он платит нам, чтоб мы заботились о тебе как следует. И мы заботимся, понятно тебе?! – Да-да-да, – пробормотал Гарри, стараясь не рассмеяться, – ещё как заботитесь. Вот так вот, «ваша тётушка». Она ему и тётей не была – сестрой мужа тёти, если уж честно. Вот что бывает, когда жадность и злость сталкиваются. Подумать только, у отца нашёлся родственник! Интересно, что бы сказал Снейп, если бы узнал, что его теперь выдают за родича Джеймса Поттера? – Веди себя прилично, – сказала тётя, поджав губы, – мы надеемся. Телевизор вещал про Сириуса Блэка – убийцу и рецидивиста, «если увидите – немедленно позвоните…» – Вот псих, – заметил Дадли с восхищением. – Хорошо, – сказал Гарри, имея в виду реплику тёти. – Только пусть она сама не… – Мардж никогда тебя не обижала. А чей бульдог загнал его на дерево? В кого всегда швыряют чемоданами? Кого отодвигают тростью? Или этот гипотетический богатый родственник что-то изменит, и поэтому тётя Петунья простёрла якобы подобревшую Мардж сразу ещё и в прошлое? – Хорошо, – сказал Гарри, – никогда. Потому что только в сказке после визита восьмерых прекрасных принцев всё становится хорошо. Только в сказке после того, как зло побеждено, беды кончаются – да и то Дамблдор сказал, что Волдеморт не ушёл навсегда, что он ещё вернётся, но что Гарри с друзьями это оттянули. Всего лишь оттянуть, велика важность! Только в сказке внезапно прозревший учитель является к тебе домой на твой же день рожденья – ладно, положим, тут Снейп и правда явился – и только в сказке забирает потом тебя к себе. – Я не испытываю отвращения от мысли сделаться вашим опекуном, – сказал Снейп задумчиво, пока Дурсли приходили в себя, а их сад на глазах у соседей вскапывал и пропалывал себя сам. Снейп нарушал Статут и бровью не вёл. Вау. – Повторю, отвращения я не испытываю. Оказалось, вы обучаемы. – Сэр, а моя мама… – Или же не настолько обучаемы. В любом случае, я не прочь бы вам помочь, да только не дадут. Ни директор, ни министерство. У меня, знаете ли, запятнана репутация, и кого-кого, а вас… Ну, Снейп хотя бы постарался улучшить то, что у Гарри и так было. Но опять же – это в сказке учитель к тебе неожиданно проникается и вы начинаете понимать друг друга с полуслова. В жизни Снейп за ним – ну, приглядывал. Иногда слал письма. Но, и опять про сказку, – только там Гарри был бы ему нужен сам по себе. Только те принцы и смотрели на Гарри просто как на Гарри – принцы да друзья. А Снейп смотрел то как на сына Лили Поттер, то как на сына Джеймса Поттера. И про второе – чем уж отец ему так досадил – выяснить было невозможно даже и у Хагрида. – Ну уж пусть это как-нибудь само, – говорил Хагрид и вздыхал, садясь на крыльцо, или вороша угли в камине, или разливая чай, – пусть это кто-нибудь другой тебе расскажет, а я помолчу. Или вот это ещё. Насчёт мамы и Снейпа. «У всех есть право на личную жизнь, Поттер», «не суйте нос не в своё дело, Поттер», «если вы ожидаете, что я пущусь в воспоминания – не дождётесь». Ну и ладно, и не особо-то хотелось! Видимо, только в сказках тебе просто всё рассказывают. Гарри сам не знал, что его больше раздражало – что Снейп видел в нём совокупность каких-то двух почти неизвестных Гарри людей, ну и что, что родителей, а самого Гарри не видел почти совсем, или то, что об этих родителях у него было не дознаться. Просто как будто каждым своим действием Гарри отвечал ещё и за них. Не написал эссе по Зельям – безответственно, галочка к Джеймсу Поттеру – тот тоже таким был. Прыгнул в Тайную комнату – возмутительно, Джеймс Поттер, получайте свою галочку! Но и похвальная, гм, верность принципам – это от Лили… И ещё, между прочим, эти гости, то есть конкретно Нельо, обещали вернуться в случае его нужды. И что, и где? За весь второй курс даже не подумали. С другой стороны, с василиском-то Гарри справился и сам – то есть справились и он, и Рон, и Снейп, и Гермиона со своими этими подсказками… Может, василиск не считается нуждой? Хоть в библиотеку иди. А тётушка Мардж – считается?.. Вообще-то не то чтобы Гарри мечтал видеть Снейпа своим опекуном. У Дурслей жилось не прекрасно, нет, но сносно, по крайней мере, когда они не запирали метлу и учебники, и не мешали выполнять задания – «только чтоб мы этого не видели!», ну и отлично, кто же вас просит пробираться в мою комнату, и выдавали карманные деньги… И, в отличие от Снейпа, их-то разочаровать Гарри не боялся. Они уже и так всё о нём знали. Но иногда. Вот, например, когда приходит разрешение на походы в Хогсмид, и кто может его подписать – верно, только опекун! – вот в такие-то моменты… Гарри даже уже написал Снейпу – минувшей ночью, как раз прилетели совы с поздравлениями от друзей и та, из Хогвартса, с бланком разрешения – так вот Гарри уже даже спросил, нельзя ли как-нибудь помягче трактовать закон и не может ли Снейп поставить подпись, и вообще, почему в Запретный лес в одиннадцать лет Гарри было можно, а в Хогсмид нельзя, – но если бы Снейп был бы его опекуном, то даже ухищряться не понадобилось бы! Он снова увлёкся и сначала услышал крик Дадли: – Мам, Гарри опять, они опять! – а уж потом стук клюва в окно. А, Букля и стучала. Принесла ответ. Своих собственных сов – или одну сову, Гарри так и не разобрался, – Снейп присылал редко. Тётя Петунья побледнела. – Чтоб никаких птиц, когда приедет Мардж! – от избытка чувств она грозила Гарри пальцем, будто тому было пять, и палец этот трясся. Рука у неё тряслась. – Чтоб никаких… полётов! Никаких… визитов! – Даже не знаю, – сказал Гарри мрачно, – могу ли я вам это обещать. – То есть как не можешь?! А если пообещать вести себя как паинька – интересно, она подпишет? Но сперва надо прочитать ответ от Снейпа. Гарри сунул в рот так и не дожёванную гренку и бегом кинулся к себе. А Снейп писал: «Насчёт Хогсмида – не выдумывайте, Поттер, нет и не будет у меня подобных полномочий. Что вы, не в силах обойтись без магазина сладостей?» Ну да-ну да, конечно. Будто ему самому никогда не было тринадцать лет. Хотя, возможно, он уже тогда сочинял свои зелья и из-за учебника носа не казал, а мама только его и просила: ну, Северус, пойдём в Хогсмид! А Снейп ей – не могу, жуков надо толочь. Мда. «Даже если я и хотел бы вам помочь, я бы попросту не смог. Но срочно пишу я вам вовсе не за этим. Ни в коем случае, слышите – ни в коем случае, если в вас есть ещё хоть капля рассудка, в чём я, по правде, сомневаюсь после инцидента в конце года, – так вот, если у вас всё-таки есть инстинкт самосохранения, не пробуйте ловить Блэка самостоятельно». Что? Маггловский преступник? А зачем его ловить? Снейп писал непривычно многословно – делал так, когда волновался, но почему он думает, что Гарри должен… «Я заклинаю, нет, можно сказать – я требую. В конце концов, подумайте, чем пожертвовали ваши родители, чтобы вы оставались живы. И как будут убиваться ваши друзья». И друзья, и родители уже использовались как аргумент – после Тайной комнаты. Если бы Гарри до того не видел, как Снейп пытается придушить Фоукса, будто курицу, и если бы его так не поразило, что Снейп вообще туда за ним спустился – точно решил бы, что Снейп издевается. В тот раз не издевался. Но этот неизвестный Блэк-то тут откуда, что Снейп «не пробуйте» аж трижды подчеркнул? Гермиона пошла бы в библиотеку, но в доме Дурслей библиотеки не было, а прежде, чем ещё раз лететь к Снейпу, Букле стоило отдохнуть. – Ты что, – спросила тётя внизу, – ты что, не отошлёшь свою сову? – Нет, – сказал Гарри, – мой экзотический обожаемый родственник прислал мне милого питомца. Как же её отсылать? Петунья поджала губы – и вдруг фыркнула. Гарри даже моргнул, чтоб убедиться, что ему не померещилось, но когда открыл глаза – тётушка уже снова поджимала губы, как обычно. *** Он спрашивал у валар, те сказали: «Рано». Сказали: «Ваша нужда и его должны совпасть». Сказали: «На сей раз отправитесь не все», и даже в этом Нельо чудился зловещий намёк, хотя валар-то вряд ли могли издеваться просто по природе своей. Просто нехорошо не держать обещания. И нехорошо, когда всем вам видится и видится плохое, чудится и чудится – то ли рассказанное где-то, то ли спетое, то ли услышанное и забытое, но которое обязательно… Отец сказал – наверняка валар обо всём уже знают сами, а это испытание – разберёмся или нет. Впрочем, это он вначале так сказал, а теперь, когда так боялся уже за собственного отца – может, мог раздумать? И ещё эти сны. То Нельо слышал женский крик, «только не Гарри, я прошу, только не Гарри!», то смех, похожий на смех той тухлой мечтавшей о бессмертье рыбины, которую они тогда уничтожили. В той школе. У рыбины было имя, но Нельо в последнее время не хотел удостаивать именем существо, которое убивало женщин и собиралось убивать детей. Не говоря о том, что эта дрянь мучила его брата! Сам Кано так никогда и не рассказывал толком, что там с ним успели сделать, да и отец отмалчивался. Что-то назревало, и сны были темнее и темнее, а нужды местная и тамошняя всё не совпадали.