А потом бывает так

Феанаро говорил с Мелькором как если бы ничего и не случилось. Как если бы они были на равных и обсуждали очередной эксперимент. Простой эксперимент, без всяких ужасов, и Феанаро выглядел как будто сбитым с толку и сосредоточенным одновременно. В детстве Ноло он почти только таким и врывался в дом. – И чем ты их собрался кормить, этих существ? Нами? – Не совсем, – сказал Мелькор, – видите ли, в чём тут дело… Он что, и впрямь рад поделиться? Ноло помнил по Феанаро: когда тот только открывал что-нибудь новое, был рад рассказать кому угодно. Даже Ноло был удостоен пару раз; вот, правда, это тоже было в детстве, и потому в ту пору Ноло ничего не понял толком. – В чём же тут дело, Мелькор? – спросил Феанаро снова. Как странно. Почему он не обвиняет? Не клеймит? Как он может расспрашивать вот так, спокойно? «Найти метлу, – зашипели в голове, и стало ясно, что никакого спокойствия там на деле нет и близко, – найди метлу и улети на ней за помощью. А мы пока поговорим как два изобретателя». Ну ничего себе, поговорят они! Среди чудовищ! «Да что ты говоришь!» «Из нас двоих я, кажется, старше. Вот и слушайся». Вспомнил он! Вовремя! «Вдвоём летели сюда – вдвоём и встретимся с чем бы то ни было!» «Был дурак и остался! Как же это…» – А дело, – Мелькор, кажется, и впрямь не прочь был обсудить всё это с кем-то, – дело вот в чём, Феанаро. Эти создания едят не только радость, но и души. Представляешь? И никаких Чертогов, никакого Намо Мандоса. Была душа – и нет. Разве не интересно? – И что, – Феанаро даже в лице не изменился, – и что же, души исчезают в никуда? Правда? Удивительно. Когда он научился себя сдерживать? А главное, зачем сейчас-то это делает? Метлы нигде не было. Существа, пожирающие души, сейчас висели все на Мелькоре – как плащ. – Зря вы так рано, – Мелькор качнул головой. – Даже жалко. Я хотел… Ну а теперь, чтоб вы не выдали мою тайну, только одно и остаётся. Чтоб души ваши тоже ничего не рассказали. Хотя слушай, Феанаро! Пообещаешь уступить мне камни – я придержу моих слуг и дам вам уйти. И даже сам потом уйду. – Куда же вдруг? – В Тёмные земли. С твоими-то камнями да такими слугами… Он и правда как будто торговался. Как будто речь шла не о холоде и не о смерти души, а о какой-нибудь новой песне, новом украшении, – чём-то совсем простом. Совсем обычном. – И ты считаешь, – о, вот теперь-то голос Феанаро от злости сделался одновременно и звучней, и ниже, – ты считаешь, что я могу на это согласиться? – Конечно. Почему нет? Я понимаю, что тебе не жалко этого, – Мелькор кивнул на Ноловинвэ, словно так и надо, – но за себя самого неужели не боишься? Ты ещё столько всего мог бы успеть. Мы могли бы объединиться, я и ты. У того мира есть ещё чему поучиться. «Нолофинвэ, – голос Феанаро в мыслях на сей раз звучал как-то торжественно, – я дарю тебе один из камней, и да отправит он тебя подальше от этого места сейчас же». То есть подаришь, Феанаро, то есть отправишь? Сам-то ты что собрался делать – драться сразу с ними всеми? Нолофинвэ развернулся к нему, но спросить ничего не успел – Мелькор, и Феанаро рядом, и эти твари, истрёпанные и безумные, голоднее любой тоски – всё вдруг исчезло. И запахло сырой землёй. – Здравствуй, – проговорили откуда-то сверху, как если бы говоривший свешивался с лошади. Гулкий голос. Пахло землёй – и гнилью почему-то. И лошадьми же. Но главное – холода не было. И Феанаро рядом не было. *** – Нет, это ни в какие рамки… Ходят как у себя дома, да нет, как будто в гости друг к другу снуют, туда-сюда, туда-сюда! Ну кто так делает? Мистер Намо, конечно, спрашивал не его, но Гарри всё равно на всякий случай покачал головой. Лично он никуда сновать не собирался. Во всяком случае, без разрешения. И если не пора. Он видел море. Да уж, трудно будет объяснить, откуда у него такой загар! А он вряд ли сойдёт до конца лета. Хотя он может просто говорить, что побывал на море с друзьями, и если скажет так – ни словом ни соврёт. Когда он предлагал им помощь: по дому ли, в готовке ли, – на него то махали руками, то шипели, то вовсе брызгали водой. Нет, иногда они готовили все вместе, или ещё однажды протирали пол – тоже почти все вместе, но это было как бы между делом, как бы в шутку, и никто тут не считал зазорным труд по дому, и вместе с этим – никто никогда его не сваливал на кого-то одного. Феанаро иногда выгонял всех из кухни и готовил сам. Леди Нерданель пекла хлеб, и хлеб этот Гарри потом вспоминал не раз – как что-то самое простое может быть настолько вкусным? Он вообще тут старался побольше запоминать. Море, песок, и брызги на мгновение будто застывают в воздухе. Море, песок и кто-то поёт, Гарри даже не знает, кто, но чувство – будто история началась давным-давно, в другие времена, в другой земле, и будет длиться, и длиться, и длиться ещё. Дворец короля, светлый и местами – тоже как будто бы застывшая морская пена, а местами – ничего лишнего, как будто дворец как-то собрался, пришёл в себя и заправил рубашку в брюки. Сосредоточился. Они не стали делать из Гарри событие, и за это он был им благодарен. Никого с ним специально не знакомили – только если этот кто-то и так приходил в гости, и уж тогда Гарри ему представляли, как друга семьи. Ему показывали море и поля, и сады, и леса – и всё это как-то между делом, будто так и надо. Кто-нибудь звал: «О, хочешь с нами?», или: «Пойдём с нами», или: «А давай мы поскачем, а ты полетишь?», и всё это шло как бы само собой. Никто как будто бы и не старался, чтобы Гарри было как-то по-особенному хорошо, и в то же время кто-нибудь всегда был рядом. Лошадей, если честно, Гарри больше нравилось кормить, чем кататься на них. Про дом его не спрашивали – как отрезало; если только про Хогвартс или про друзей. Про Дурслей – никогда. Может быть, Нельо поговорил с Тьелко. Может, мистер Феанаро поговорил сразу со всеми. Букля здесь ухала так радостно, что Гарри даже думал – не оставить ли её здесь насовсем. Пару раз он видел мистера Феанаро за работой, и почему-то тот напомнил Снейпа за проверкой зелий. Может, сосредоточенностью, может, ещё чем. И ужасно было жалко, что ни Рону, ни Гермионе Гарри ничего из этого показать не мог. Ничего из местных чудес. Здесь будто всё было как Хогвартс – место, где тебя ждут и любят. И будто само место тоже ждёт. Вместо разбитых Гарри витражей вставили новые – ещё и про рисунок посоветовались. И тут не получалось думать о плохом. Скучать по друзьям – да, и помнить, что вообще-то Гарри сразу после возвращения всё ещё будет грозить исключение – тоже да; но вот что Нельо с Тьелко отправятся с ним… Может, они успеют передумать? Может, родители всё-таки их отговорят? Может, у них и не выйдет никуда отправиться? Почему-то не получалось беспокоиться. Почему-то казалось – всё устроится как надо. Так что теперь, когда мистер Намо прямо-таки ворвался во двор Феанаро, Гарри даже не сразу понял, что это может означать. Каникулы кончаются? Так быстро? Да как же быстро: он ведь даже не помнил толком, сколько здесь пробыл. Дни сливались в один, сияющий. – Сэр, – Гарри вздохнул и тут же сам на себя разозлился: ему и так столько всего было подарено, а он? – Сэр, что, уже пора? – Да уж теперь-то конечно пора! – Сэр, а можно я отправлюсь один, без Нельо и без Тьелко? – И как же ты мне предлагаешь их сдержать, если тут ещё неучтённые ходят как им… нет, невозможно. Невообразимо. Гарри на всякий случай прощался по чуть-чуть, заранее. Каждый день. Вернее так: этих каникул ведь и быть не должно было, ничего не должно было, только он, дождь, Суррей и неизвестность, а вышло столько всего, поэтому Гарри обещал себе, что жалеть не станет. Не жалеют же о подарках потому только, что они были подарены? Не становиться же как Дадли с его «их только тридцать семь», или как он там подсчитывал. И всё-таки – в прошлый раз это братья с ним не попрощались, а теперь, выходит, Гарри не сможет попрощаться с ними? И нужно взять Буклю и метлу. И чемодан. – Не спеши так уж, – отозвался мистер Намо куда мягче. На мысли, правда, отозвался, ну да что уже теперь. – Пока я всем всё объясню… пока я хоть кому-то что-то объясню, вернее, – не один час пройдёт. Вот отчего-то мне так кажется, даже не знаю, отчего. Последнее как будто было шуткой, только Гарри не понял, где смеяться. *** – То есть что это значит – твой отец куда-то там отправил отца моего, запретил дедушке верить Мелькору и сам исчез? Финьо так спрашивал, как будто Нельо полагалось знать ответ. Как будто Нельо сам не узнавал всё это частью от дедушки, частью от Намо Мандоса, и будто его дорогие братья не пытались попутно друг друга – и себя! – перекричать. Дедушка Финвэ действительно явился к ним в дом, неся на плече грустную метлу, и передал послание отца: Нолофинвэ, мол, в безопасности, сам отец тоже скоро будет, Мелькору нельзя верить ни в коем случае. Очень интересно! И дозваться отца никто не мог, даже мама. Ну, а потом явился Намо и сказал, что он отказывается нести ответственность за последствия, что вот опять отец всё делает по-своему, что это всё уму непостижимо и ещё что-то в том же роде. Замечательно. – Я знаю ровно столько же, сколько и ты, – ответил Нельо наконец, но Финьо не отстал: – Да нет, не столько же! Ты ведь там уже был, да все вы были. Что это за место? Скажи, с чего бы отцу туда отправляться вдруг? – Ну а моему с чего? Финьо, да говорю – не знаю я! Кто знал, что они вообще вместе куда-то там отправятся так внезапно? – Вот, – сказал Финьо как-то очень уж торжественно, и Нельо почуял неладное. – Вот именно. Даже наши отцы уже куда-то там отправились вместе, а ты всё отрицаешь очевидное. Я тоже хочу поучаствовать в этот раз. – Да сколько можно, – с Финьо можно было просто сердиться, когда сердишься, и радоваться – когда радуешься, и не думать, как и кого это заденет и не расстроит ли кого-то на сто дней вперёд, поэтому сейчас Нельо возмутился без всяких угрызений совести. – Иди вон и спроси у Намо, можно ли тебе с нами. – Как я спрошу, если он спорит с твоим братом?! А Намо и впрямь спорил с Тьелко. Или Тьелко с Намо. – Ты в этот ваш последний раз что, был с собакой? – спрашивал Намо. – Вот и сейчас изволь отправиться без неё. Вообще-то из них двоих Нельо поставил бы скорей на Тьелко, если спорить на желание. С другой стороны, с валар Тьелко ещё не спорил. Первый раз, надо же. – Какая разница! – возмущался Тьелко. – То нам можно всем восьмерым, то я уже и Хуана не возьми, да? Да он вообще не считается отдельным путешественником! Он, можно сказать, прилагается ко мне, да, Хуан? Хуан посмотрел на хозяина этим долгим взглядом, под которым и самому Нельо иногда казалось, что из них всех в доме умней собака. И отец. А мама была вне сравнений просто. – Вот, – подхватил Финьо, и впрямь подходя к Намо с другой стороны, – вот. И я тоже прилагаюсь. Можно я отправлюсь с Нельо? Нет, каков зараза! – Ничего ты ко мне не прилагаешься, – возмутился Нельо снова, в полный голос, – что это за новости? – А если у меня предчувствие?! – У меня тоже, – откликнулся Намо, – есть предчувствие. Что если вы все сейчас не замолкнете, никто и вовсе никуда не отправится, потому что столько шума ни один уважающий себя вала долго терпеть не в состоянии. – О, – обрадовался Гарри, единственный из них и впрямь уже готовый отбыть и стоящий теперь с чемоданом и с клеткой с совой, – ого, так я всё-таки пойду один, да? Спасибо, сэр! Нельо на миг зажмурился. Возможно, наставал тот самый момент, когда уже нужно было закричать: «Кто последний замолчит, с того желание!» Со средними это раньше хорошо работало. Потом все как-то посерьёзнели и сделались потише – и после путешествия, и потом ещё… – Дети, – шикнула мама, – а ну-ка замолчали все и дали Намо Мандосу сказать хоть что-нибудь! Ну кто же так себя ведёт? Это был нарочито строгий окрик, взрослый окрик, как будто они все ещё не выросли или не считали, что выросли; и всё-таки он сработал. Все затихли. – Спасибо, – сказал Намо Мандос очень сдержанно. – Итак. Я бы вам не советовал туда отправляться. Ну, кроме тех, кто уже случайно перенёсся. Вам и продолжать. Собака ничего не начинала. Все сейчас на него смотрели. И дед Финвэ, и метла, и мама, которой, вообще-то, вовсе не радостно было обнаружить, что её муж куда-то исчез снова; и Курво с Морьо, мрачные примерно одинаково; и младшие, с которых Нельо взял честное слово на сей раз никуда не отправляться; и Кано, которого Нельо оставлял за старшего. Тут не поймёшь, где опаснее: там ли, тут ли. И Намо в дурном настроении, опять же. – Намо, – окликнул Нельо вполсилы, – а что Мелькор? Почему с ним нельзя теперь иметь дел? – Потому что понятия об элементарной безопасности у него отсутствуют. И о морали. Итак, если кто-то из вас, вопреки здравому смыслу, хочет всё же присоединиться к этой экспедиции, помешать ему я не в силах. Ну, и зачем он это сообщил? Хорошо ещё, Ириссэ не слышит. Или Финдарато. Или дядя Арьо, кстати. А что, давайте все туда отправимся, шатры у озера разобьём. Вместе-то веселее. – Тогда мы тоже хотим, – отозвался Курво. Вот будто Намо не знал, что оно так будет! Хотя он, может, и правда не знал. Его-то братья, кажется, упрямы не настолько. Нельо перешёл на осанвэ: «А с матерью кто будет?» «Младшие на что?» «Как думаешь, скольких ей проще ждать – троих или пятерых? Тем более тут творится непонятно что». «А там понятно что? Да вы все верите всему, что вам покажут. Вы там с Финьо и шагу не сделаете, а вас уже куда-то втянут. Гарри говорил – вы с Тьелко ведь даже не в школе очутились». «И что, меня в первый раз куда-нибудь втянули?» «Ну, Кано втянули». «Обещаю тебе, что буду осторожен. А ты будь осторожен здесь. Потому что…» – Если вы все пойдёте, – сказала мама неожиданно воинственно, – если вы все пойдёте, я отправлюсь с вами. А что? Вам можно там шутить над кошками и ломать руки, а мне нет, выходит? Может, мне тоже не даёт покоя гигантский кальмар и местное волшебство. Что это все жаждут приключений, а я уже и не смей? Волшебство там бывало очень разное, но и мама с отцом раньше где только не бывала – до того, как они все родились, и даже с Майтимо они ещё умудрялись путешествовать. Но всё-таки, мама – и та школа? Мама – и тот волшебник тухлый, если он ещё появится? «Вот видишь, – зашипел на Курво, – до чего вы довели!» Было бы здорово, конечно, показать ей всё и всех – и школу с её лестницами, и озеро, и ту кошку, которая учитель, и ту кошку, которая всех боится, и профессора, который наверняка уже должен был помириться с Гарри, и властителя, и целительницу, и всех вообще. Но если там опять что-то случится? Да и отец за маму волноваться станет так, что… – Пусть идут Нельо и Тьелко, – постановил Морьо хмуро, – и Хуан, конечно. «Только попробуй там куда-то деться». «Даже не подумаю».