А потом бывает так

– Надеюсь, вы простите мне моё лукавство, – развёл руками местный властитель и Нолофинвэ вдруг почувствовал, что очень устал. Даже когда они враждовали с Феанаро – тот бесился открыто. Если он что-то говорил сквозь зубы – значит, говорил сквозь зубы. Двойное дно у его слов было очевидное, а никакого третьего дна он в них не располагал. Мог бы наверняка, если б хотел, но он не хотел. А здесь от смыслов голова кружиться начинала. Ноло даже спросил у Феанаро, молча, разумеется: «Чего у них мало?» «Что?» «Чего у них мало, что все столько скрывают друг от друга? Что им делить? Зачем они вот так запутываются?» «Откуда мне знать? Но в этот раз они все ещё странней, чем в прошлый, так что ты уж держись». «И ты держись». Феанаро сделал вот это вот своё лицо: без тебя знаю. Но Ноло научился отличать такие вещи: в большинстве случаев недовольство Феанаро теперь было шуткой и насмешкой над собой же. Он как будто себя преувеличивал, как будто вечно дразнил себя же старого. А, да что там, раньше бы он ни за что бы не стал мысленно болтать. И что, что сам сюда затащил – изначально это ведь Нолофинвэ с ним увязался, а не наоборот. О, сбывшиеся мечты детства. Этот министр, с которым Феанаро спорил и не выиграл, всё-таки с ними попрощался очень скоро: дела, дела, и всё-таки дементоры, и всё-таки Блэк, приятно было познакомиться, да, да. И вот после его отбытия властитель и сказал: – Простите мне моё лукавство. Всё же при Корнелиусе иногда сложно выражаться прямо. Прошу, скажите мне: чего же вы боитесь? Участие было похоже на отцовское, только отец весь обращался в слух, весь открывался, а у этого словно бы внутри была кладовая, куда никому хода не было. Может, даже не одна. – Полный замок детей, – сказал Феанаро почти как в старые времена, сквозь зубы. – Вы все боялись этого… тухлую рыбу. А Мелькор его сильнее. Может, и сильнее нас. «Ты что это вдруг?» «Пробовать силы хорошо один на один, а не когда тут школа, там семья. Я сказал: «Может». Пока не пробовали с ним сразиться – не узнаем. К тому же у него есть эти чёрные тряпки. Кто знает, с кем он тут ещё успел столковаться. Или с чем. Не знаю. И сможет ли он ещё ходить туда-сюда!» «Думаешь, дома его некому остановить?» «А почему ему вообще позволили копить там этих тварей? Если б не метла…» – У вас ведь наверняка должна быть защита, – сказал Феанаро, – от этих тварей, для которых радость – пища. Научи. – Непременно, – согласился властитель, – только и вы уж расскажите мне о Мелькоре. *** Пёс был таким измученным, что даже гладить страшно. Вот почему никто из них не целитель! Ну ладно, пёс доел всю их еду, только немного ещё оставили для Гарри и для учителя. Но это всё никак не помогало исходной истории! Как вообще можно хоть кого-то измучить настолько? Пёс перестал лаять и ел, и ел снова. Едой его как будто можно было отвлечь вообще от чего угодно. – Чего ты всё-таки боишься? – спросил Финдекано. – Кто это с тобой сделал? Его бы начали так спрашивать! Это как псу должно быть плохо, чтобы кидаться на кого-то? Чтобы бояться остальных? Вот если бы Хуан… фу. С Хуаном иногда случалось что-то, как и с самим Тьелко, можно упасть, можно не рассчитать, можно пораниться – но это всё не то, это по глупости или случайности, и только! А чтоб Хуан, который вот прямо сейчас вообще охранял дверь, чтобы он сделался таким несчастным – это просто невозможно. Это пришлось бы… – нет, Тьелко даже думать не хотел, чему бы именно пришлось случиться. Как будто этот пёс, второй – совсем один. – Мы поможем, – сказал Финдекано, – никого нельзя так мучить. Ты только расскажи нам. «Поклянись!» Чего? Мысль была резкая, как лай. Да это и был лай. Это же ведь не только пёс – Тьелко всё время забывал. Там ещё кто-то. Вообще-то не от славной жизни становятся псами вот так вот надолго. «Не скажете!» Что и кому? А если вдруг он позабудет, как это – быть не только псом, – ну, что тогда? Можно спросить у той, которая кошка. Или нет. – Мы свои, – сказал Нельо, – никому не дадим тебя в обиду. Честное слово. Вообще пса хорошо бы искупать, например, но в единственном найденном тазу кто-то уже замочил нижнюю часть одной из занавесок, а в здешней ванной надолго оставаться не хотелось. Пёс смотрел на них трёх поочерёдно. Хуан что-то коротко ему сказал, Тьелко не разобрал, что. Будто бы поторапливал. Ну да, и правда – они тут могут причитать и разбираться ещё непонятно сколько, а нужно ведь узнать историю. Нужно понять, как помочь. А как ты поймёшь, если с тобой говорит только часть чья-то? – Мы знаем, что ты не только собака, – сообщил Финдекано, которому, конечно же, рассказал Нельо. – Мы друзья Гарри. Ты же ведь его друг тоже? – Тебе не опасно ли так долго быть собакой? О, Нельо. Ещё бы спросил, мыл ли пёс лапы перед тем, как войти в дом. Это было не так, как с кошкой. Как-то не совсем красиво. Как будто пёс видел во сне что-то не то, какую-то, может быть, плохую скачку, плохую погоню, и дёргал лапами. Вот он задёргался, задёргался, – а вот на его месте самый грустный идущий следом из всех, которых Тьелко доводилось видеть в жизни. Ещё худее пса – у того хотя бы шерсть. Щёки ввалились. Волосы длинные и грязные, чёрные волосы, как та же шерсть. И не одежда, а обрывки. Можно, наверное, сделать новую из местных штор, когда они отмокнут, или попросить учителя… Фу ты, какая ерунда. Просто нельзя же… А человек смеялся. Прямо вот трясся от смеха. Хохотал и хватался за живот. Длинные пальцы. Да конечно, станут казаться длинней нужного, когда кто-то такой худой. – Друзья… – проговорил человек с трудом. – Друзья… приятели… не опасно ли… нет, стоило всю жизнь болтаться непонятно где, чтобы теперь… – Мы правда друзья, – сказал Тьелко глухо. От жалости в горле начинало першить. Да нет, от злости же. – Ты кто? Что с тобой? Хочешь, принесу попить? – Звёздочка, – усмехнулся человек и покачал головой, глядя на Тьелко. – Довелось же. Нет, ребята, если б я хоть немного понимал, что происходит, я бы не превратился никогда в жизни. Но этот твой приятель за вас поручился, – человек кивнул на Хуана, – так что, пожалуй, я так и быть закрою глаза на то, что какие-то потомки вейл спутались с Нюниусом, да ещё и втянули в это моего крестника. «Потомки кого?» «Ты думаешь, я знаю? Что такое «крестник»?» – Гарри твой кто, прости пожалуйста? – Крестник, – отмахнулся человек. Видимо, предыдущая речь его утомила – он даже глаза закрыл. – И что, Мерлин побери… ладно, ладно, ладно! Только что он еле сидел, а тут вскочил, шатаясь. – Мы не отсюда, – сказал Нельо, – и не знаем ни что такое крестник, ни почему ты так именуешь учителя, если ты о нём, но то, что с тобой делали, делать нельзя ни с кем. – Да что ты говоришь? – Честное слово. – Что у него за дела с Гарри? – У кого, у учителя? – Нет, у беззубых пикси! У Нюниуса, конечно. – Вы с ним не дружите, – определился Финдекано. – Да уж пожалуй, – отозвался бывший пёс. Нет, правда, псом он был повежливее. Не сильно, конечно, но… – Он присматривает за Гарри, – сообщил Турко, – поскольку всем остальным на него плевать. На Гарри, то есть. – Что?.. – А ты что думаешь, я вру тебе, да? Звёздочка. По крайней мере, пока злишься, не так тяжело глотать. – Сам ты, – обиделся человек-пёс. – Нет, а Рем? Ремус? Ремус Люпин? Тьелко только руками развёл. Человек-пёс продолжил называть имена и другие имена, и ни одного из них Тьелко не знал, да и никто из них не знал. Разве что «Уизли». – И этот… эта… тьфу, да чтоб вас всех! Когда при вас ругаюсь, такое чувство, что пинаю первокурсника. Кто вы вообще такие? Нет, и этот… значит, воспользовался, что рядом с Гарри никого не оказалось, и ведь наверняка ему наговорил… Тут этот пёс, который даже не представился, вышел прочь и двинулся вниз и дальше, к кухне. А потом раздался грохот. *** «Отец», – голос в сознании прозвучал очень осторожно, и только тут Феанаро в полной мере ощутил, что двое из его детей в одном с ним мире. Да, где-то далеко, но всё же здесь. То есть нет – чувствовал-то он давно, просто был слишком зол, чтобы кого-то там приветствовать. Да и лучше бы все были в одном месте, под защитой. О, под чьей же именно? Тех, кто уже упустил тёмных тварей, например? Давным-давно ему не было так досадно, и от того он злился ещё больше. – Отец, – повторил Нельо, и Феанаро не сразу распознал это выражение. Виноватое, что ли? И смущённое. Кто-нибудь что-то натворил, и Нельо, как всегда… Да тут и творить некому, тут только Тьелко с Финдекано, если всё пошло как думалось. Тьелко и сам связался бы. – Отец, всё ли в порядке? – В совершенном. – Где ты сейчас? – Там же, где в прошлый раз. Тут скучно. Вы где? – Мы гостим у того учителя зелий. Всё хорошо. Отец, скажи, пожалуйста, а что бы ты сказал себе самому? – Что ты имеешь в виду? – Если бы ты сейчас мог обратиться к себе же самому, но той поры, когда и слова младшим братьям не хотел сказать – какие бы слова ты для себя нашёл? Никто не обсуждал с ним прошлое, никак не упоминал – из деликатности, из любви, из великодушия? Иногда Феанаро даже казалось, что они все боятся словами призвать старое. Вернуть как было. Наверное, это хорошо, что Нельо начал спрашивать. Такая радость в благословенном краю вовсе мало кому ведома, это не радость, а стыд, но Феанаро всё-таки ещё не разучился ценить все эти моменты, когда дети являлись за советом, особенно старший. Когда его же дети говорили с ним без страха. – Я бы сказал себе, что никому, кто мнит себя и взрослым, и свободным, такая злость не подобает. – О. Я так им и сказал. Ну а ещё? Есть ли ещё что-то? – Кому им, Нельо? – Ох, отец, это сложно. Тут двое одинаково несчастных… да нет, я даже не скажу, кто там печальнее. В общем, они разгромили кухню, и мы только с Хуаном и грязной водой, случайно, смогли их растащить. Представляешь, двое взрослых, один из них тот учитель! Это он что, их с Нолофинвэ всерьёз сравнил сейчас с какими-то там несдержанными смертными?.. Вот же ведь дерзость. Хотя, может, если сравнил – имел основания. За Нельо давно не водилось неточных сравнений. – Ещё я бы сказал, что сердце отца – не пруд. Там любви не убывает. Но ты уверен, что… – Мне кажется, вот именно сейчас тот, кто им обоим дорог, никого из них не любит, но я понял, о чём ты. Спасибо! Тут всё так странно, что мне ужасно захотелось с кем-то обсудить, кто старше, чем я. Мы скоро, думаю, прибудем в эту школу, только вот не понять, как тогда быть с… Тьелкормо, перестань! Но Тьелко не перестал. Феанаро, в общем, легко мог себе вообразить эту недопотасовку: если на Тьелкормо не обращать внимания, он начинал толкаться. Не со всеми, конечно, только со своими, и всё-таки насколько они были разные: Нельо раньше просто ждал, Кано демонстративно уходил, а третий… – Отец, он всё это время с тобой говорил, да? О какой-то ерунде, да? Да все они только о глупостях и могут! – Что такое, Тьелко? – Вот представляешь, если бы Мелькор вышел весь еле живой, весь… едва ли дышать мог, а потом бы оказалось, что они все так с ним напрасно! – С чего тебе вдруг взбрело говорить о Мелькоре? – Да просто это единственный, кого я знаю, кого куда-то заперли за дело! А тут без дела, а им будто так и надо… Тьелко, которого Феанаро куда угодно отпустил бы в одиночку, которому можно было доверить хоть младших, хоть любых зверей, даже беспомощных, – Тьелко всё ещё начинал чаще дышать, когда творилось что-нибудь несправедливое. Жаль, не обнимешь. Да им, наверное, и просто разговаривать-то тяжело. – Кого-то в чём-то обвинили, но несправедливо? – Да! И он сам не против, представляешь, пап? Вот что бы ты делал? Что нынче за день советов. – Я бы попробовал успокоиться, – подумал и почти увидел, как третий сын закатывает глаза. Да, да, конечно, все взрослые ничего не понимают. И всё-таки: – Даже если бы это было тяжело. Может, пошёл бы и сделал что-то, где не надо думать, но все силы уходят без остатка. А уж потом бы разузнал, как же так вышло и как теперь помочь. – Отец, но если они все как дураки! – Ничто не рухнет, если ты дашь им возможность осознать это самостоятельно. Турко, ну что ты? Что у вас там, что-то горит прямо сейчас? – Нет, – буркнул Тьелкормо, – мы уже всё потушили. Просто я не пойму, как же теперь… Временами казалось – словами можно решить почти всё на свете, вот только слова эти надо точно подобрать. А временами – что слова не нужны вовсе. – Всё не в порядке, да? – попробовал всё-таки управиться тем, что есть. – Ты, главное, будь сам в порядке. Вот что от тебя зависит. – Да ну, – отозвался Тьелко, но связь не прервал. Может, тоже жалел, что не дотронуться. Потом сказал: – Да нет, наверное, ты-то знаешь. – Делай как правильно, – сказал Феанаро, – даже если вокруг не пойми что. Идёт? – Да знать бы ещё как правильно. – Ты всегда знаешь, Тьелкормо. – Ну да? Вот до сих пор иногда они удивлялись, если их хвалить.