Твоя боль - мой сахар

Шэнь Юань всегда был рассеянным и забывчивым, потому не было ничего удивительного в этих смятых обрывках воспоминаний. Он помнил все кусками, словно обрезками картин странных художников: яркое пятно костра, серые стены обшарпанных домов, красные подтеки на тонких руках. Он помнил искривленные в то ли ненависти, то ли жалости лица, и помнил удушливый запах немытых тел, дорожной пыли и тухлого мусора. И пусть вокруг было так мерзко и холодно, пусть голод постоянной пустотой пульсировал в желудке, рядом всегда было тепло. Всегда был Шэнь Цзю - такой же костлявый, грязный и брошенный, - его вечно злой брат. Потом воспоминания немного прояснялись: вот грубые верёвки сжимают его тонкие запястья, и их двоих куда-то долго ведут. Тычки палками в бока от подгоняющих работорговцев будто приносят вдвое больше боли. Цзю-гэ несколько раз оборачивается, и Шэнь Юань ловит его напряженный взволнованный взгляд. Кажется, их привели тогда в другой город. Перед ними выросло поместье, которое двум маленьким мальчикам показалось огромным. Оно загораживало собой солнце, отбрасывая длинную тень, и близнецы невольно затряслись от холода и плохого предчувствия. Они глубоко заблуждались, когда думали, что нет ничего хуже жизни на улице.

***

Шэнь Юань помнил, что ненавидел каждый раз, когда Цю Цзяньло вызывал Шэнь Цзю в свой кабинет. Едва ли остальные дни в этом проклятом поместье можно было назвать хорошими, однако эти становились сущим адом на земле. Он знал, - когда часть слуг спешно уводила Цю Хайтан в другую половину поместья, а вторая часть слуг торопилась сама убраться куда подальше, - он знал: будет больно. Все удары всегда доставались Шэнь Цзю: по неясным причинам он стал центром внимания для молодых господ семьи Цю. И если Цю Хайтан увидела в нелюдимом мальчике будущего мужа, то её брат нашёл себе новое развлечение. Это было похоже на то, как избалованные дети, получившие на праздник новую игрушку, тотчас стремятся её разбить, разобрать и покопаться во внутренностях. Для удовлетворения интереса Цю Цзяньло простых игрушек было недостаточно, а внутренности выброшенного сироты манили как плохо спрятанное золото. Во всем этом празднике жестокости Шэнь Юань оставался актёром заднего плана. Было ли это причудливым желанием насмехающейся вселенной или просто невероятной удачей, но Шэнь Юань, носивший одно на двоих с Шэнь Цзю лицо, не был интересен ни Цю Хайтан, ни Цю Цзяньло. Зачастую и слуги не замечали его: словно призрак, Шэнь Юань был предоставлен сам себе и боли, которую постоянно чувствовал. И он ненавидел - то, как каждый раз он не мог устоять, и когда обычно гудящие коридоры пустели, Шэнь Юань пробирался к двери в злополучный кабинет. Затаив дыхание, он сидел на полу и чувствовал хлесткие точные удары, так, словно они доставались ему. Больше всего ему противно было собственное бессилие. Шэнь Юань давно понял - если он чувствует боль, значит Цзю-гэ испытывает её в два раза сильнее. И, в отличие от Шэнь Юаня, Цзю-гэ приходится мириться и с её физическими последствиями. Шэнь Юань никогда не видел тела своего брата дальше лица и запястий, но по одной лишь испытываемой постоянно фантомной боли представлял, сколько шрамов и синяков навечно усеяли белую кожу. От этих мыслей в его груди разгоралось пламя Он не знал, почему так происходит. Он не знал, происходит ли с братом то же самое, что и с ним. Он не хотел спрашивать - ведь тогда Цзю-гэ начнёт переживать и попусту растрачивать свои силы. Но эта боль... Он одновременно ненавидел её и был благодарен. Шэнь Юань боялся однажды проснуться и не почувствовать привычной стянутости мышц и саднящей кожи. Эта не покидающая их тел паутина агонии была признаком, что Шэнь Цзю все ещё жив. А это было самым главным.

***

Смотреть на полыхающее поместье, навечно ставшее склепом для своих хозяев, было... удовлетворительно. По мнению Шэнь Юаня, люди в нем заслуживали куда больших страданий. Колено правой ноги внезапно заныло застарелой болью, и Шэнь Юань поморщился, взглянув на Цзю-гэ. - Пойдём, - сказал Шэнь Цзю, отворачиваясь от постепенно угасающего пламени. Он выглядел немного растерянно, и тогда Шэнь Юань ухватил его за руку, переплетя пальцы. Царапнул случайно чужой мизинец, и улыбнулся, когда почуствовал отголосок боли в своём. - Куда мы теперь, Цзю-гэ? Шэнь Цзю отвёл взгляд от их рук и посмотрел на светлеющее предрассветное небо. - Туда, где больше не будет больно.