Мое сердце в твоих руках

      Стук в дверь прерывает Ойкаву от просмотра недавнего матча Карасуно и Некомы. Он с досадой ставит на стоп запись и тащится к двери, заглядывая в глазок.       Как только Тоору замечает по другую сторону тебя, то все обиды и прочие недовольства, касаемо отрывания его от важного дела, уходят. Он проворачивает несколько раз ключ, сразу же открывая дверь.       — Т/и? -чан? — Тоору окидывает тебя немного шокированным взглядом. — Что случилось?       — Можно пройти? — мнешься на входе, поправляя края любимой толстовки.       — Конечно, извини, не сразу сообразил, — волейболист немного отходит в сторону, позволяя тебе пройти внутрь. — Тебе плохо? Хочешь чая или воды?       Ойкава кладет тебе руку на спину, мягко поглаживая вдоль позвонка, и тебя сразу же прорывает.       — Я ничего не хочу, — на глаза тут же наворачиваются слезы.       — Пойдем, — Тоору понимает твое состояние, так что просто ведет к себе в комнату. — Ты можешь остаться у меня на ночь, мама поехала в гости, — произносит он, утягивая тебя за собой на кровать.       Ты что-то бессмысленно бубнишь, пытаясь рассказать Тоору об очередной ссоре родителей, в которой ты сильно пострадала. Это был не первый раз, когда ты уходила из дома, но единственный, когда у тебя настолько сильная истерика.       Пока ты сквозь слезы бормочешь о том, что на тебя наорал отец, а после этого и ударил, Тоору вертится вокруг, помогая переодеться. Он стаскивает с тебя толстовку, аккуратно складывая ее у кровати, переодевает тебя в свою, сухую футболку, ибо твоя пропиталась холодным потом, и дает в руки стакан воды, поглаживая по спине, пока ты делаешь маленькие глотки.       — Т/и, — Ойкава очень редко обращается к тебе без привычного суффикса. — Давай ко мне, — он раскрывает руки для объятий, и ты тут же приникаешь к нему всем телом, забираясь с ногами. — Давай теперь по порядку, тебе нужно высказаться.       — Понимаешь, он просто убивает нас с матерью. С каждым годом ситуация между ними все сильнее накаляется, так что жить вместе с ними просто невыносимо, — ты уже вся трясешься, а слезы текут не прекращая. — Я просто ненавижу себя, понимаешь? Мне кажется, что все проблемы во мне, и что мама, что папа, попросту ненавидят меня.       — Тише, принцесса, — Ойкава не перестает гладить тебя по спине. — Сейчас внимательно слушай меня, а после можешь продолжать: я знаю, какого через все это проходить. Ты ведь помнишь, что я рассказывал, верно? — твой очередной всхлип Тоору принимает за положительный ответ. — Мне тоже было очень тяжело, но я ведь не отчаивался, верно? У тебя есть я, и ты всегда можешь прийти ко мне. В любое время суток мои двери открыты для тебя, принцесса. У тебя так же есть друзья, которые помогут тебе отойти от этого. Если твои родители будут разводиться, то мы все будем только рады тебе помочь, понимаешь? — хочется кричать в голос от того, насколько Тоору хорошо научился понимать тебя. — И не смей винить себя, слышишь? Я знаю, что убедить тебя в этом невозможно, ибо ты должна сама дойти до этой мысли, но я тебе скажу так: ты ни в чем не виновата, твои родители любят тебя, вот и мечутся. Они не любят друг друга, но не могут бросить тебя. Ни одни из них на это не способен, так что они продолжают жить вместе из-за того, что хотят вырастить тебя. Но не ты в этом виновата, а они. Ты ни в коем случае не должна себя ненавидеть и, уж тем более, делать что-то с собой. Ты — это ты. Постарайся дотерпеть до совершеннолетия и окончания школы, а дальше мы решим вместе, как быть дальше, согласна?       — Да, — и, наверное, это было твоей гранью. Тоору значительно облегчил твои страдания, однако слезы текли все сильнее и сильнее. — Я так сильно тебя люблю.       — И я тебя, принцесса. Больше жизни люблю.       После того как ты уснешь у него на руках, Тоору аккуратно переложит тебя на кровать; приготовит заранее таблетки от головы и кувшин с водой, а после напишет твоей матери, что ты остаешься на ночь у него, дабы она не волновалась за тебя слишком сильно. И в конце притянет тебя к себе в объятия, укрывая теплым одеялом.