Переплетённые струнами

      Как только Пэнси получила патронус Драко с просьбой, она, не задумываясь, отправила координаты своего местонахождения. Через пару минут перед Паркинсон стоял её близкий друг. Он сел к ней за стол. Молча. Его губы были сжаты в тонкую линию.       — Что ты натворил, раз решил, что тебе нужно извиниться? И вообще, это не в твоём стиле, — Малфой вздохнул. Пэнси вела себя так, будто ничего не произошло. Но про сыворотку правды он прекрасно помнил.       — Напоминаю: я тебя еще не простил — так что будь поаккуратнее в вопросах и выражениях.       — Малфой, ну так тебе же сейчас нужна помощь от меня, — она сложила руки в замок и опёрлась на них головой, хищно улыбаясь. Два истинных змея с равными силами пытались задушить друг друга.       — У нас обоих невыгодное положение, чтобы говорить лишнее, — вся тоскливость после осознания полного провала перед Грейнджер начала отступать. На её место всходило принятие себя. А вместе с ним и уверенность.       — Ну? С чего вдруг слизеринский принц решил снять корону?       — Фу, ты знаешь, как я ненавижу это прозвище, — на губах Пэнси заиграла улыбка от его слов.       — Знаю, поэтому так и говорю. Что ты натворил? — Её зеленые глаза крепко вцепились во взгляд Драко. Это была проверка на прочность. И он с лёгкостью её прошёл.       — Ты прекрасно всё видела, да и Грейнджер в красках тебе всё рассказала. Я просто прокрутил весь сегодняшний день и понял, насколько долго она возилась со мной. Она поступила со мной так же один раз, а я готов был ей ракеткой по голове со всей силы дать, — парень усмехнулся от своих же слов. Но вот Паркинсон было не до смеха.       — Драко, я слишком хорошо тебя знаю. Ты мне что-то недоговариваешь, — она немного сощурила глаза, чтобы поймать каждое внешнее изменение в мимике друга.       — Пэнс, ты мне поможешь? В твоих же интересах, чтобы твоя подружка не метала во всех «инсендио», — Паркинсон задумалась.       Слизеринка понимала, что с Малфоем что-то произошло. Он никогда ни перед кем не извинялся, если вёл себя отвратно. Даже перед своими пассиями за тотальное игнорирование и халатное отношение к ним не извинялся. Он даже никогда не просил помощи в выборе подарка! А тут — извинения. Паркинсон искала скрытый смысл в его просьбе.       — Я согласна. Но я должна знать, почему ты это делаешь. Если бы это была какая-нибудь Астория, мне было бы плевать. Но Гермиона для меня не чужой человек. Драко, что с тобой происходит?       Драко не сопротивлялся этим мыслям, потому что смотря на эту ракетку, он понял, что…       — Я понял, что мне нравится Грейнджер… она… чёрт, — его глаза судорожно бегали по помещению, не зная, за что ухватиться. В лицо подруге совершенно не хотелось смотреть. Взгляд упёрся в стол. Но руки тут же закрыли лицо.       — Она не такая, как все. Я знаю, как она ведёт себя с друзьями, знаю, как она хороша в учёбе. Даже её занудство мне очень нравится. Она красива и внешне, но её внутренний мир притягивает меня куда больше. Со мной это впервые. Я… я не знаю, стоит ли мне принимать это чувство. Да и вообще, стоит ли ему верить. Мне нравится Грейнджер — да сам Мерлин в это не поверит! — После такого монолога слизеринец издал усталый выдох и его голова рухнула на стол.       Пэнси была очень удивлена. Малфой и в правду раньше ни про кого так не говорил. Он никогда не был настолько нервным, когда говорил про девушек. Она знала обо всех интрижках друга, так как эти бедные-несчастные бегали за советами именно к Паркинсон. Слизеринка не знала, что делать… просто не знала…       — Драко, — её небольшие ладошки накрыли его руки, — не стоит отвергать это чувство, оно даётся не всем. Я рада за тебя, пусть это очень неожиданный выбор, который привёл меня в шок. — Девушка постаралась улыбнуться с уверенностью, но вышло криво.       — Пэнс, прошу, молчи об этом. Мне самому нужно это всё переварить. Блейз и Тео те ещё сплетники. В таких вопросах я могу довериться только тебе. Я не знаю, что с этим делать, — Малфой неосознанно показал руками на свою грудь. От этого жеста сердце девушки сжалось. Она впервые видела перед собой такого открытого и честного Драко Малфоя. Без каких-либо масок и брони. Это был самый обычный студент, который просил помощи в любовном деле.       — Я обещаю, что буду молчать. Но попрошу и тебя кое о чём, Драко, — Пэнси откинула свое чёрное каре за уши и внимательно посмотрела на друга, — не предпринимай ничего по отношению к Гермионе. Веди себя также, как и раньше. Скажу тебе честно, пока что ей не нужны никакие чувства, — эти слова прошлись хлыстом по душе слизеринца.       Будто небольшому ростку, который так яро тянулся к свету, перегородили весь путь, направив на него тень. Малфой не мог понять, почему Паркинсон об этом просила. Она ведь всегда желает подруге лучшего. Осознание тут же дошло до него.       — Я не лучшая партия для Грейнджер, верно? — Глаза блондина снова стали стального цвета, а на лице появилась маска безразличия. Он уже достаточно распахнул свою душу, больше не стоило так делать.       От этих слов Пэнси нервно сжала фаланги пальцев между собой. Ей совершенно не хотелось растаптывать симпатию слизеринца. Девушка всегда мечтала, чтобы он смог когда-нибудь почувствовать такие светлые и прекрасные чувства. И вот, это случилось. Но появилась другая, более серьёзная проблема. Эти чувства вызвала Гермиона.       — Нет-нет. Дело не в тебе, правда, — Паркинсон смотрела на него с надеждой, что он поверит, — ей вообще сейчас не нужны отношения. Я желаю лучшего и тебе, и ей. И если бы всё было хорошо, то я бы не просила тебя об этом. Пожалуйста, Драко, — на глазах слизеринки сверкали кристаллические капли слёз.       Малфой опешил от этого. За всё время их дружбы Пэнси плакала только от того, что её любимый павлин в Малфой-Мэноре умер. Тогда Паркинсон и Нарцисса весь день провели в платках и множестве чашек ромашкового чая. Теперь парень ей верил.       — Это как-то связано с её нелюбовью к прикосновениям? — От этого вопроса девушка резко натянулась струной. От слёз ничего не осталось.       — Давай не будем об этом. Это не моя история, я не имею право это говорить, — Пэнси встала из-за стола, — я рада за тебя, Драко, но очень надеюсь, что ты меня услышал. Я пришлю тебе письмо, в котором напишу, как извиниться перед Гермионой. — Девушка быстрыми движениями накинула на себя мантию и покинула помещение, о чем оповестил колокольчик.       Малфой был растерян. Он впервые испытывал симпатию к кому-то, не сопротивлялся этому чувству, но ему не дали возможности действовать и получить взаимности. Это било по его самолюбию. С другой стороны, Драко понимал, что в просьбе Пэнси есть тайны. И то, как она отреагировала на его вопрос, лишь подтвердило его теории. Слизеринка защищала Грейнджер. Но вот от чего?

***

      Когда Гермиона оказалась напротив ворот школы, то вся злость на напарника пропала. Может быть, у него были причины так себя вести, а она просто не имела права знать их. У всех есть свои секреты. И даже напарники не могли их знать. А дуэт студентов Хогвартса было сложно назвать хорошим. Они просто выполнили просьбу как смогли. За это оценку не ставили, можно было и не стараться на «Превосходно». Хотя Грейнджер изначально так и работала. Но потом до неё дошло осознание: собственные нервы важнее чужих. И эта мысль заставила перестать так яро бороться за хорошие отношения с Малфоем. Девушка сделала всё, что было в её силах. И результат игры устраивал гриффиндорку. Что думал об этом её бывший заносчивый слизеринский напарник, Гермиону совершенно не волновало.       — Меч Годрика, — только после произнесённого пароля Грейнджер снимает наушники и проходит в гостиную. Когда вид открывается полностью, то девушка замечает Гарри, Джинни и Рона, сидящих на диване.       И тут она вспоминает: «Ваши извинения приняты. Спасибо, что помните обо мне. Я расскажу обо всем, что нужно, но после турнира. Договорились?»       «О нет! Я совершенно забыла об этом. Я не готова», — гриффиндорка неловко улыбнулась друзьям и села в кресло напротив.       — Мы поздравляем тебя! У вас была отличная, мощная и очень интересная игра, — Гарри решил зайти издалека, чтобы не было такой напряжённой атмосферы. Но, увы. Пока Гермионы не было в гостиной, гриффиндорцы ужасно себя накрутили, что вся тревожность витала в воздухе.       — Спасибо, — после своих слов девушка склонила голову и зарылась руками в кудрявых локонах, — я знаю, чего вы ждёте. Может, это будет звучать ужасно, но я пока не могу рассказать. Я совершенно забыла о своём обещании и всё время готовилась к игре, совершенно не готовя себя морально к разговору. — После этих слов девушка встала и, не дожидаясь ответов на её слова, ушла в сторону своей комнаты.       Последнее, что она услышала, это были возмущение Рона: «И как это понимать?»       — Никак.

***

      Отправленная бутылка хорошего вина от Пэнси подняла настроение гриффиндорке. Девушка решила, что сегодняшний вечер посвятит мыслям о том, как же рассказать друзьям свою тайну. Если вспоминать было больно, что уж о разговорах думать?       Гермиона быстро закидывала в сумочку все банные принадлежности для похода в ванную: полотенце, шампунь, кондиционер для волос, гель для душа, мочалка, молочко для тела, бутылка вина, бокал и гроздь винограда — всё летело в сумочку.       Когда Грейнджер делала небрежный пучок у себя на голове, её прервал звонок телефона. Девушка тут же всё бросила и подбежала к тумбочке. Родители звонили только в экстренных случаях, потому что письма иногда шли слишком долго.       Пальцы дрожали, из-за чего она толком не могла ответить на звонок. Наконец-то у неё получилось.       — Алло! Что случилось?! — Гермиону трясло. Они с родителями обзавелись телефонами на пятом курсе. Джин и Томас лишь один раз позвонили дочке с тревожной новостью: тогда бабушка оказалась в больнице с переломом ноги.       — Милая, ты просто великолепна! — Радостно закричал папа в трубку. Эти слова просто выбили из колеи. Она не понимала, как на это реагировать.       — О чем вы?.. я ничего не понимаю… — Телефон перехватила мама.       — Гермиона, мы посмотрели твои соревнования. Ты играла просто великолепно! Магический теннис — это что-то прекрасное! — От этих слов у Грейнджер отвисла челюсть. Как они могли посмотреть её соревнования?! Это просто невозможно, правда?       — А как вы их посмотрели?.. — голос был сдавленный от неверия в реальность. Гриффиндорка водила рукой в пространстве, чтобы найти кровать и сесть на неё без происшествий, потому что взгляд просто не мог ни за что уцепиться.       — Милая, что у тебя с голосом? Твой напарник прислал нам карту-памяти, кто-то из друзей заснял ваш матч. Он передал нам свои благодарности за то, что мы вырастили прекрасную дочь, с большими амбициями. Прекрасный молодой человек, а почерк у него какой! — На заднем плане слышались возмущения мистера Грейнджера. — И на записи он очень красивый… — уже тише проговорила Джин.       — Мама! Он просто мой однокурсник, — эти слова ей дались слишком сложно. Потому что «просто однокурсники» никогда не делают таких жестов. Особенно Малфой. Особенно он!       — Герм, ваша игра была просто замечательная. Ты была звёздочкой, и счёт поражает! — Отец всё продолжал хвалить свою девочку, но она не слышала. Её поглотили мысли.       Очень странные и непонятные мысли. Зачем слизеринец это сделал? Нет… Откуда у него запись матча и адрес семьи Грейнджер?! Эти вопросы красным цветом загорелись перед Гермионой.       — Мамуль, папуль, спасибо большое за поздравление, но мне нужно отдохнуть после матча. Напишите все ваши впечатления в письме и больше так меня не пугайте, — мистер и миссис Грейнджеры почувствовали даже через сотни километров, как их дочь улыбается. Они попрощались с ней в ответ. Когда девушка клала трубку, то слышала, что отец искал телефонную книгу. Ох уж этот Томас, ему срочно нужно было позвонить ближайшим родственникам (которые знали о маленьком секрете Гермионы) и похвастаться её успехами.       Не успела гриффиндорка убрать телефон в дальний угол тумбы, как в окно что-то врезалось. Стук был очень глухим. Совсем не схожим на стук клюва птиц об оконное стекло. Когда кудрявая макушка метнулась в сторону звука, то карие глаза тут же выцепили бумажный самолётик, который нетерпеливо летал восьмеркой возле комнаты девушки.       Она поспешила открыть окно, чтобы быстрое письмо попало, наконец, в комнату. Оригами не стало долго юлить и упало в руки Гермионы.       Гриффиндорка тут же развернула пергамент. Знакомый витиеватый почерк впился в глаза. В голове пронеслась надежда, что тут будут все ответы на её вопросы.       «Я зачастил писать тебе, Грейнджер, но это уже мои проблемы.       Прошу, прими мои извинения за отвратительное поведение во время подготовки и самой игры. Только после соревнований я понял, чего тебе стоило меня выдержать. Не спрашивай, как я это понял. Прежде, чем расскажу всё про свой неожиданный подарок, раскрою тайну — мне помогла Пэнси. Это многое тебе объяснит.       Я посчитал, что счастье и радость родителей — бесценно для каждого ребёнка. А мой прекрасный информатор рассказал мне, как твои родители любят смотреть на игры своей дочери.       Надеюсь, я поднял тебе настроение и заслужил прощения хотя бы за оригинальность (я не такой подонок, чтобы не принимать свои ошибки, но не извиняться; я аристократ).

Твой напарник (а, уже бывший) Д.Л.М»

***

      Когда пузырьки от пены начали гурьбой подниматься в воздух, девушка наконец-то смогла расслабиться. Дружба со старостами факультетов очень помогала в таких просьбах, как пароль от ванны старост. Гриффиндорка была рада, что всё же не погналась за этим титулом. На неё всегда спихивали слишком много обязанностей. А с этим значком на груди их стало бы в три раза больше.       Невербальным заклинанием Гермиона с лёгкостью подлила еще вина себе в бокал и посмотрела куда-то в даль. Недавно произошедшие события в её жизни заставляли о многом задуматься. Малфой опять просил у неё прощения весьма оригинальным способом. Грейнджер не могла понять механизм его поведения: то парень с ней шутит и ведёт вполне спокойный диалог, то он всячески агрессирует и прерывает любую возможность контакта. Эта неопределённость не давала покоя девушке. Она просто не знала как относиться к Драко. Гриффиндорка всегда судила человека по его поступкам, потому что они совпадали с его характером (чаще всего). Но белобрысый слизеринец был исключением в её правиле.       — Как всегда… — Тихо прошептала Гермиона, делая очередной глоток красного. Несмотря на то, что почти всю сознательную жизнь Гермиона провела в магическом мире, в приоритете у неё всегда был маггловский алкоголь.       Даже чистокровные волшебники, которые не брезгуют контактами с магглами, чаще предпочитают красные и белые вина взамен эльфийским.       Полусладкое довольно хорошо затуманило разум. Уже непонятно было, отчего на лице Грейнджер румянец: то ли от вина, то ли от горячей воды. Да это было и не важно в тот момент. Она была совершенно одна. Она была вольна во всех своих мыслях, чувствах и действиях. У обычного человека от алкоголя мысли путаются, но только не у этой девушки.       Ей ужасно хотелось понять природу поведения Драко Малфоя: его перепады настроения. Это не происходит на пустом месте. Ничего не происходит просто так.       В голове начали появляться вспышки воспоминаний с более ранних курсов: очередные соревнования по квиддичу. Когда на поле выходили два заклятых факультета, ничем хорошим это никогда не закачивалось. На каждом из таких матчей трибуны гнулись от переизбытка зрителей. Вся школа сбегалась посмотреть на легендарные соревнования. Они и были таковыми. Каждая игра была непредсказуема. Каждый раз команды придумывали новые тактики игры, и каждый раз противники обыгрывали их через какое-то время. Но самый большой экшн начинался, когда в небе появлялись отблески снитча.       Ловцы Гриффиндора и Слизерина срывались с мест в тот же момент. Две мантии ярких цветов оставляли шлейф спортивной ненависти их хозяев. Каждому из игроков хотелось сто пятьдесят очков своей команде.       Но вот сознание девушки начало подмечать детали, которые она раньше бы и не заметила. В то время, как Поттером больше двигал спортивный интерес, Малфоем двигало что-то другое. На каждый выигранный матч он реагировал очень радостно, будто тот спас его. А когда проигрывал, то все просто боялись попасться на глаза слизеринскому ловцу. Гарри воспринимал свой проигрыш как вызов самому себе и проводил ещё больше времени в полётах.       — Им что-то движет, — подумала Грейнджер. Если волшебник играет для себя, то он здраво оценивает свои возможности. Он не так сильно расстраивается проигрышу и всегда рад победе как неожиданному, но маленькому подарку.       Один раз Гермиона попала под горячую руку слизеринца. Это было в середине пятого курса.              Грейнджер опять засиделась в библиотеке, из-за чего весь ужин был пропущен. Ей пришлось спуститься в подземелья, чтобы зайти на кухню и попросить пару кусочков тыквенного пирога с собой. Аромат этой восхитительной выпечки витал чуть ли не по всему Хогвартсу. Гриффиндорка хотела как можно скорее заполучить лакомый кусочек и отправится в гостиную Гриффиндора к горящему пламени камина.       Когда три куска пирога оказались в руках девушки, а пар, исходящий от них, пьянил разум, Грейнджер направилась к выходу из подземелий. Мысли о приятном вечере в любимом кресле совсем затуманили разум.       Навстречу ей шёл очень хмурый Малфой. Ни гриффиндорка, ни слизеринец не смотрели вперёд. И лишь в самый последний момент платиновая макушка взметнулась вверх.       Бам!       Гермиона со всей дури влетела в грудь парня. Один из кусочков пирога по инерции полетел вперёд. Прямо на белоснежную рубашку…       — Грейнджер… — Он буквально прорычал её фамилию. На секунду ей стало страшно, сердце сжалось до минимальных размеров, а мозг был готов воспринимать боль. — Ты совсем ослепла?! Общение с рыжим хуево на тебя влияет, раз ты из-за еды нихера перед собой не видишь.       Оскорбления, летящие от Малфоя в сторону друзей, быстро отрезвили девушку. Кровообращение и работа мозга наладились. Она выпрямилась и гордо посмотрела на своего «собеседника».       — Чего ты так завёлся? Сам под ноги не смотрел, твоей вины тут ничуть не меньше, — она старалась говорить это с высоко поднятой головой, чтобы выглядеть более устрашающе. Но их разница в росте так не считала.       — Не смей скидывать вину на меня, херова гр…иффиндорка, — блондин хотел сказать что-то ещё, но взмах палочки Гермионы и снова идеально белая рубашка заткнули его.       — Конфликт исчерпан? Я могу идти, Ваше Высочество? — Да она насмехалась над ним!       Когда Гермиона уже отошла на несколько метров, Малфой крикнул ей вслед:       — Грейнджер, ты еще пожалеешь об этом!       — Мэрлин, Малфой! Если у тебя нет настроения из-за этого идиотского квиддича, то не нужно портить его остальным, — в следующую секунду послышался визг гриффиндорки. Драко кинул в неё «диффиндо», но промазал.              — Тогда прошло достаточно времени после окончания матча. Любой нормальный человек уже остыл бы, но не он. Вечером он был намного злее, чем сразу после матча. — Девушка ещё раз и ещё раз вспоминала тот эпизод, пока не увидела одну деталь. Слизеринец спрятал сложенный пергамент между ремнём и рубашкой. В темноте контраста не был заметен, но когда слишком часто просматриваешь одно и то же, такие детали, как пятнышко другого оттенка на рубашке, становятся заметнее.       — Он шёл из совятни. Ему кто-то написал… — Чаще всего студентам писали родители. Все друзья-волшебники были либо в Хогвартсе, либо в других учебных заведениях. Дружеские переписки велись намного реже. А в вечернее время обычно писали родители, с важными или серьёзными новостями.       — Малфой из чистокровной семьи, он будущий Лорд, — девушка сделала довольно большой глоток. Осознание накрыло резкой волной трезвости.       Отец.       Блейз, Тео и Пэнси довольно часто рассказывали про устои чистокровных семей, про роль наследников и наследниц, про их обязанности. И если трое этих слизеринцев говорили об этом с нотками усталости между строк, то когда речь заходила о воспитании Малфоя, то в голосе Паркинсон слышалась боль. Гермиона никогда не спрашивала подробности, но понимала, что со слизеринцем Люциус обходится куда строже, чем другой родитель со «среднестатистическим» наследником чистокровного рода.       Каждый проигрыш в квиддиче, каждую неудачу на уроке Драко воспринимал куда сильнее, чем обычный ученик. А все потому, что Малфой-старший был жесток в воспитании. Он считал, что для наследника такого древнего рода нет преград. Он должен быть первым во всём. Но Драко так не считал. Он просто-напросто не хотел занимать место отца. Такое прогнившее властью, деньгами, лицемерием и отсутствием чувств. В душе слизеринца жил огонёк надежды Нарциссы на светлое будущее сына. И он хранил этот огонёк от ледяного ветра отца. Как мог, но хранил: все удары брал на себя, закрывался, защищался.       Гермиона резко вынырнула из-под толщи воды. Она не могла открыть глаза. Невербальное «акцио» помогло найти полотенце и протереть лицо. Гриффиндорка огляделась. Вся та же ванна старост. Вся та же бутылка вина. Все тот же бокал с допитым вином.       — Кажется, я уснула и спиной соскользнула с бортика… ох, чёрт, больше не буду пить одна в ванне, — девушка решила закончить на сегодня водные процедуры и больше ни о чём не думать.       Все её мысли показались ей дурным сном, который с каждой секундой становился всё более расплывчатым. Правда утекала из её рук, как самый мелкий песок. А Гермиона этого не замечала. Ей это пока не нужно.       — Теряешь хватку, Гермиона, — сама себе сказала Грейнджер, когда рассматривала полупустую бутылку вина.       Раньше гриффиндорка могла с лёгкостью выпить такой объём и быть в ясном сознании. Те времена были не самыми лучшими, вспоминать их не хотелось.       — А с другой стороны, может, оно и к лучшему. Это не самое лучшее качество для девятнадцатилетней девушки.       Дверь ванной старост хлопнула, оставив внутри себя шлейф красного полусухого, шоколадного геля для душа и потерянных мыслей для открытия тайны.