***
Когда Гермиона оказалась напротив ворот школы, то вся злость на напарника пропала. Может быть, у него были причины так себя вести, а она просто не имела права знать их. У всех есть свои секреты. И даже напарники не могли их знать. А дуэт студентов Хогвартса было сложно назвать хорошим. Они просто выполнили просьбу как смогли. За это оценку не ставили, можно было и не стараться на «Превосходно». Хотя Грейнджер изначально так и работала. Но потом до неё дошло осознание: собственные нервы важнее чужих. И эта мысль заставила перестать так яро бороться за хорошие отношения с Малфоем. Девушка сделала всё, что было в её силах. И результат игры устраивал гриффиндорку. Что думал об этом её***
Отправленная бутылка хорошего вина от Пэнси подняла настроение гриффиндорке. Девушка решила, что сегодняшний вечер посвятит мыслям о том, как же рассказать друзьям свою тайну. Если вспоминать было больно, что уж о разговорах думать? Гермиона быстро закидывала в сумочку все банные принадлежности для похода в ванную: полотенце, шампунь, кондиционер для волос, гель для душа, мочалка, молочко для тела, бутылка вина, бокал и гроздь винограда — всё летело в сумочку. Когда Грейнджер делала небрежный пучок у себя на голове, её прервал звонок телефона. Девушка тут же всё бросила и подбежала к тумбочке. Родители звонили только в экстренных случаях, потому что письма иногда шли слишком долго. Пальцы дрожали, из-за чего она толком не могла ответить на звонок. Наконец-то у неё получилось. — Алло! Что случилось?! — Гермиону трясло. Они с родителями обзавелись телефонами на пятом курсе. Джин и Томас лишь один раз позвонили дочке с тревожной новостью: тогда бабушка оказалась в больнице с переломом ноги. — Милая, ты просто великолепна! — Радостно закричал папа в трубку. Эти слова просто выбили из колеи. Она не понимала, как на это реагировать. — О чем вы?.. я ничего не понимаю… — Телефон перехватила мама. — Гермиона, мы посмотрели твои соревнования. Ты играла просто великолепно! Магический теннис — это что-то прекрасное! — От этих слов у Грейнджер отвисла челюсть. Как они могли посмотреть её соревнования?! Это просто невозможно, правда? — А как вы их посмотрели?.. — голос был сдавленный от неверия в реальность. Гриффиндорка водила рукой в пространстве, чтобы найти кровать и сесть на неё без происшествий, потому что взгляд просто не мог ни за что уцепиться. — Милая, что у тебя с голосом? Твой напарник прислал нам карту-памяти, кто-то из друзей заснял ваш матч. Он передал нам свои благодарности за то, что мы вырастили прекрасную дочь, с большими амбициями. Прекрасный молодой человек, а почерк у него какой! — На заднем плане слышались возмущения мистера Грейнджера. — И на записи он очень красивый… — уже тише проговорила Джин. — Мама! Он просто мой однокурсник, — эти слова ей дались слишком сложно. Потому что «просто однокурсники» никогда не делают таких жестов. Особенно Малфой. Особенно он! — Герм, ваша игра была просто замечательная. Ты была звёздочкой, и счёт поражает! — Отец всё продолжал хвалить свою девочку, но она не слышала. Её поглотили мысли. Очень странные и непонятные мысли. Зачем слизеринец это сделал? Нет… Откуда у него запись матча и адрес семьи Грейнджер?! Эти вопросы красным цветом загорелись перед Гермионой. — Мамуль, папуль, спасибо большое за поздравление, но мне нужно отдохнуть после матча. Напишите все ваши впечатления в письме и больше так меня не пугайте, — мистер и миссис Грейнджеры почувствовали даже через сотни километров, как их дочь улыбается. Они попрощались с ней в ответ. Когда девушка клала трубку, то слышала, что отец искал телефонную книгу. Ох уж этот Томас, ему срочно нужно было позвонить ближайшим родственникам (которые знали о маленьком секрете Гермионы) и похвастаться её успехами. Не успела гриффиндорка убрать телефон в дальний угол тумбы, как в окно что-то врезалось. Стук был очень глухим. Совсем не схожим на стук клюва птиц об оконное стекло. Когда кудрявая макушка метнулась в сторону звука, то карие глаза тут же выцепили бумажный самолётик, который нетерпеливо летал восьмеркой возле комнаты девушки. Она поспешила открыть окно, чтобы быстрое письмо попало, наконец, в комнату. Оригами не стало долго юлить и упало в руки Гермионы. Гриффиндорка тут же развернула пергамент. Знакомый витиеватый почерк впился в глаза. В голове пронеслась надежда, что тут будут все ответы на её вопросы. «Я зачастил писать тебе, Грейнджер, но это уже мои проблемы. Прошу, прими мои извинения за отвратительное поведение во время подготовки и самой игры. Только после соревнований я понял, чего тебе стоило меня выдержать. Не спрашивай, как я это понял. Прежде, чем расскажу всё про свой неожиданный подарок, раскрою тайну — мне помогла Пэнси. Это многое тебе объяснит. Я посчитал, что счастье и радость родителей — бесценно для каждого ребёнка. А мой прекрасный информатор рассказал мне, как твои родители любят смотреть на игры своей дочери. Надеюсь, я поднял тебе настроение и заслужил прощения хотя бы за оригинальность (я не такой подонок, чтобы не принимать свои ошибки, но не извиняться; я аристократ).
Твой напарник (а, уже бывший) Д.Л.М»
***
Когда пузырьки от пены начали гурьбой подниматься в воздух, девушка наконец-то смогла расслабиться. Дружба со старостами факультетов очень помогала в таких просьбах, как пароль от ванны старост. Гриффиндорка была рада, что всё же не погналась за этим титулом. На неё всегда спихивали слишком много обязанностей. А с этим значком на груди их стало бы в три раза больше. Невербальным заклинанием Гермиона с лёгкостью подлила еще вина себе в бокал и посмотрела куда-то в даль. Недавно произошедшие события в её жизни заставляли о многом задуматься. Малфой опять просил у неё прощения весьма оригинальным способом. Грейнджер не могла понять механизм его поведения: то парень с ней шутит и ведёт вполне спокойный диалог, то он всячески агрессирует и прерывает любую возможность контакта. Эта неопределённость не давала покоя девушке. Она просто не знала как относиться к Драко. Гриффиндорка всегда судила человека по его поступкам, потому что они совпадали с его характером (чаще всего). Но белобрысый слизеринец был исключением в её правиле. — Как всегда… — Тихо прошептала Гермиона, делая очередной глоток красного. Несмотря на то, что почти всю сознательную жизнь Гермиона провела в магическом мире, в приоритете у неё всегда был маггловский алкоголь. Даже чистокровные волшебники, которые не брезгуют контактами с магглами, чаще предпочитают красные и белые вина взамен эльфийским. Полусладкое довольно хорошо затуманило разум. Уже непонятно было, отчего на лице Грейнджер румянец: то ли от вина, то ли от горячей воды. Да это было и не важно в тот момент. Она была совершенно одна. Она была вольна во всех своих мыслях, чувствах и действиях. У обычного человека от алкоголя мысли путаются, но только не у этой девушки. Ей ужасно хотелось понять природу поведения Драко Малфоя: его перепады настроения. Это не происходит на пустом месте. Ничего не происходит просто так. В голове начали появляться вспышки воспоминаний с более ранних курсов: очередные соревнования по квиддичу. Когда на поле выходили два заклятых факультета, ничем хорошим это никогда не закачивалось. На каждом из таких матчей трибуны гнулись от переизбытка зрителей. Вся школа сбегалась посмотреть на легендарные соревнования. Они и были таковыми. Каждая игра была непредсказуема. Каждый раз команды придумывали новые тактики игры, и каждый раз противники обыгрывали их через какое-то время. Но самый большой экшн начинался, когда в небе появлялись отблески снитча. Ловцы Гриффиндора и Слизерина срывались с мест в тот же момент. Две мантии ярких цветов оставляли шлейф спортивной ненависти их хозяев. Каждому из игроков хотелось сто пятьдесят очков своей команде. Но вот сознание девушки начало подмечать детали, которые она раньше бы и не заметила. В то время, как Поттером больше двигал спортивный интерес, Малфоем двигало что-то другое. На каждый выигранный матч он реагировал очень радостно, будто тот спас его. А когда проигрывал, то все просто боялись попасться на глаза слизеринскому ловцу. Гарри воспринимал свой проигрыш как вызов самому себе и проводил ещё больше времени в полётах. — Им что-то движет, — подумала Грейнджер. Если волшебник играет для себя, то он здраво оценивает свои возможности. Он не так сильно расстраивается проигрышу и всегда рад победе как неожиданному, но маленькому подарку. Один раз Гермиона попала под горячую руку слизеринца. Это было в середине пятого курса. Грейнджер опять засиделась в библиотеке, из-за чего весь ужин был пропущен. Ей пришлось спуститься в подземелья, чтобы зайти на кухню и попросить пару кусочков тыквенного пирога с собой. Аромат этой восхитительной выпечки витал чуть ли не по всему Хогвартсу. Гриффиндорка хотела как можно скорее заполучить лакомый кусочек и отправится в гостиную Гриффиндора к горящему пламени камина. Когда три куска пирога оказались в руках девушки, а пар, исходящий от них, пьянил разум, Грейнджер направилась к выходу из подземелий. Мысли о приятном вечере в любимом кресле совсем затуманили разум. Навстречу ей шёл очень хмурый Малфой. Ни гриффиндорка, ни слизеринец не смотрели вперёд. И лишь в самый последний момент платиновая макушка взметнулась вверх. Бам! Гермиона со всей дури влетела в грудь парня. Один из кусочков пирога по инерции полетел вперёд. Прямо на белоснежную рубашку… — Грейнджер… — Он буквально прорычал её фамилию. На секунду ей стало страшно, сердце сжалось до минимальных размеров, а мозг был готов воспринимать боль. — Ты совсем ослепла?! Общение с рыжим хуево на тебя влияет, раз ты из-за еды нихера перед собой не видишь. Оскорбления, летящие от Малфоя в сторону друзей, быстро отрезвили девушку. Кровообращение и работа мозга наладились. Она выпрямилась и гордо посмотрела на своего «собеседника». — Чего ты так завёлся? Сам под ноги не смотрел, твоей вины тут ничуть не меньше, — она старалась говорить это с высоко поднятой головой, чтобы выглядеть более устрашающе. Но их разница в росте так не считала. — Не смей скидывать вину на меня, херова гр…иффиндорка, — блондин хотел сказать что-то ещё, но взмах палочки Гермионы и снова идеально белая рубашка заткнули его. — Конфликт исчерпан? Я могу идти, Ваше Высочество? — Да она насмехалась над ним! Когда Гермиона уже отошла на несколько метров, Малфой крикнул ей вслед: — Грейнджер, ты еще пожалеешь об этом! — Мэрлин, Малфой! Если у тебя нет настроения из-за этого идиотского квиддича, то не нужно портить его остальным, — в следующую секунду послышался визг гриффиндорки. Драко кинул в неё «диффиндо», но промазал. — Тогда прошло достаточно времени после окончания матча. Любой нормальный человек уже остыл бы, но не он. Вечером он был намного злее, чем сразу после матча. — Девушка ещё раз и ещё раз вспоминала тот эпизод, пока не увидела одну деталь. Слизеринец спрятал сложенный пергамент между ремнём и рубашкой. В темноте контраста не был заметен, но когда слишком часто просматриваешь одно и то же, такие детали, как пятнышко другого оттенка на рубашке, становятся заметнее. — Он шёл из совятни. Ему кто-то написал… — Чаще всего студентам писали родители. Все друзья-волшебники были либо в Хогвартсе, либо в других учебных заведениях. Дружеские переписки велись намного реже. А в вечернее время обычно писали родители, с важными или серьёзными новостями. — Малфой из чистокровной семьи, он будущий Лорд, — девушка сделала довольно большой глоток. Осознание накрыло резкой волной трезвости. Отец. Блейз, Тео и Пэнси довольно часто рассказывали про устои чистокровных семей, про роль наследников и наследниц, про их обязанности. И если трое этих слизеринцев говорили об этом с нотками усталости между строк, то когда речь заходила о воспитании Малфоя, то в голосе Паркинсон слышалась боль. Гермиона никогда не спрашивала подробности, но понимала, что со слизеринцем Люциус обходится куда строже, чем другой родитель со «среднестатистическим» наследником чистокровного рода. Каждый проигрыш в квиддиче, каждую неудачу на уроке Драко воспринимал куда сильнее, чем обычный ученик. А все потому, что Малфой-старший был жесток в воспитании. Он считал, что для наследника такого древнего рода нет преград. Он должен быть первым во всём. Но Драко так не считал. Он просто-напросто не хотел занимать место отца. Такое прогнившее властью, деньгами, лицемерием и отсутствием чувств. В душе слизеринца жил огонёк надежды Нарциссы на светлое будущее сына. И он хранил этот огонёк от ледяного ветра отца. Как мог, но хранил: все удары брал на себя, закрывался, защищался. Гермиона резко вынырнула из-под толщи воды. Она не могла открыть глаза. Невербальное «акцио» помогло найти полотенце и протереть лицо. Гриффиндорка огляделась. Вся та же ванна старост. Вся та же бутылка вина. Все тот же бокал с допитым вином. — Кажется, я уснула и спиной соскользнула с бортика… ох, чёрт, больше не буду пить одна в ванне, — девушка решила закончить на сегодня водные процедуры и больше ни о чём не думать. Все её мысли показались ей дурным сном, который с каждой секундой становился всё более расплывчатым. Правда утекала из её рук, как самый мелкий песок. А Гермиона этого не замечала. Ей это пока не нужно. — Теряешь хватку, Гермиона, — сама себе сказала Грейнджер, когда рассматривала полупустую бутылку вина. Раньше гриффиндорка могла с лёгкостью выпить такой объём и быть в ясном сознании. Те времена были не самыми лучшими, вспоминать их не хотелось. — А с другой стороны, может, оно и к лучшему. Это не самое лучшее качество для девятнадцатилетней девушки. Дверь ванной старост хлопнула, оставив внутри себя шлейф красного полусухого, шоколадного геля для душа и потерянных мыслей для открытия тайны.