Saudade

      В улицах Сеула всегда есть что-то тоскливое после первого снега. Верхушки зданий становятся загороженными белыми хлопьями, бесплодные деревья слегка прогибаются под интенсивными ветрами, заброшенные тропинки остаются без кого-либо, кто мог бы оставить на них узоры своих подошв в остатках слякоти, которая уже почти начала таять. Конечно, всё это должно быть незначительным, когда блеск фестивалей в это время года разгорается так ярко. Рождество было временем веселья, которое сближает людей и заставляет всех понять, что есть что-то хорошее внутри каждого из них. Это было время, чтобы провести его с семьёй и друзьями, но для тех, кому некого любить или у которых нет никого, чтобы любил их, это было буквально самое опустошительно одинокое время в году.       Удержавшись на ногах после того, как он почти упал головой на землю, Сынмин схватился за перила слева от себя, устойчиво поставил ноги на тропинку и огляделся, дабы убедиться, что никто не видел его нелепого размахивания руками и довольно неприличного визга. Ему повезло, что сейчас была поздняя ночь и он был единственным, кто сейчас пересекал дорожку перед своим домом после окончания довольно утомительного рабочего дня. Его оставили закрываться одного. Опять. Это не было необыкновенным явлением, но просто занимало больше времени на завершение всех заданий, чем когда кто-то остается, чтобы помочь ему.       Большую часть времени он вообще не переживал насчет своей работы. Небольшой магазин одежды был относительно занят и работа здесь имела свои плюсы и минусы. Он мог встретить множество интересных людей, но это еще значило, что ему также могут встретиться эти бедные души без мозгов в голове, которые будут кричать на него из-за цен или каких-то вещей, как будто у него была какая-то сила, способная изменить что-то подобное. Во время выходных все становилось в десять раз хуже из-за показательного прироста среди покупателей, начиная молодыми парнями и девушками, пытающимися выглядеть элегантно на семейном ужине в особенный день, заканчивая родителями, которые ищут идеальный подарок для их драгоценных маленьких любимчиков. Сынмин также обслуживал одну женщину, которой, как он был уверен, было далеко за восемьдесят лет, пытающейся купить себе кроп-топ, но он не собирался спрашивать, что у нее там происходит. Пока она никому не вредила, пусть одевается так, как ей там, черт возьми, нравится. Плюс, она была милой и называла его «хорошим мальчиком», щипая его щеку и благодаря за помощь. — Простите, не хотели бы вы поддержать наше правое дело? Мы хотим собрать деньги, чтобы помочь людям, которые совсем одиноки в это время года.       Сынмин убрал свои наушники, чтобы не выглядеть как полный засранец, пока маленькая девочка держала ведерко, украшенное блестками, в своих руках, ярко улыбаясь ему. Он заметил группу колядочников, поющих «Jingle Bells», позади нее, буквально излучающих дух Рождества. Он не хотел быть наглым, он и не был таким, но он действительно ненавидел всё, связанное с этим тупым праздником, и всё, что предоставляло ему это время года. — Прости, малышка. У меня не хватает денег, чтобы себя поддержать, оставь одиноких для кого-нибудь другого.       Девочка слегка смущенно посмотрела на него, показывая, что она все еще была слишком невинна и чиста, чтобы знать о суровых реалиях мира. Где, если ты покажешь хоть каплю слабости, тебя прожуют и проглотят без угрызений совести. — Кроме того, я один из тех, кому ты пытаешься помочь. У меня тоже никого нет, — прошептал Сынмин ей вслед, но, видимо, девочка все еще его слышала, раз она, как он заметил, подбежала к группе певцов и спросила одну из взрослых женщин, что он этим хотел сказать. Сынмин не мог услышать ее ответ, так как вернул на место наушники и продолжил свой путь вниз по улице, загорающейся сверкающими красными и зелеными волшебными огоньками.       Перерыв свои карманы в поисках ключей, он почувствовал, как стучат его зубы от ужасного холода, и сматерился, когда его пальцы стали настолько онемевшими, что поиск занял у него добрых две минуты, прежде чем он смог направить свой ключ в замок, чтобы войти внутрь. Не сказать, что стало лучше, когда он зашел, так как отопления не было во всем здании с прошлой недели. Он заинтересовался тем, как это произошло, но потом вновь, проживая в этой адской дыре, больше удивился тому, что всё остальное было в рабочем порядке. Он позвонил домовладельцу насчет проблемы, но ему сказали лишь «смириться с этим». Он попытался объяснить, что, звоня ему, он уже пытается смириться, потому что это была работа домовладельца — исправлять что-то подобное, но встретился с невнятными матами и звуком телефона, брошенного на пол, на другом конце провода.       Как только он сбросил свою обувь и разместил пушистые лиловые тапочки на ногах, он поволочился по полу мимо своей спальни, где он скоро свалится на скрипящий, запачканный матрас и проспит всю ночь перед началом новой смены. Все было одинаковым, что день, что ночь, и Сынмин предположил, что не у каждого была такая же светская жизнь, как у него. Кто-нибудь вообще находил какое-нибудь предназначение побольше, потому что, по мнению Сынмина, нормальных причин продолжать жить не было, ни у кого, даже у него самого.       В двадцать два года, он никогда бы не подумал, что окажется в такой ситуации. Он не говорил, что оставшаяся часть его жизни будет веселой и наполненной до краев драгоценными камнями и золотом, но он все еще думал, что мог бы иметь шанс пережить что-то стоящее. Об этом ему говорили рассказы из книжек, когда он был малышом, что он найдет свое приключение по пути, которое приведет его к событию, чтобы узнать, кем он является на самом деле, но ничего подобного еще не произошло с ним, и он был более чем уверен, что никогда и не произойдет, потому что, прежде всего, он больше не был тупым маленьким ребенком, который верил в сказки и страшилки. Он осознавал реальность своей ситуации и признавал, что это его жизнь, даже если он мог помнить только около её половины до этого момента.       Это было странное чувство, если быть честным, быть неспособным вспомнить что-либо до двенадцатилетнего возраста, но он ничего не мог с этим сейчас поделать. Ему лишь придется смириться с этим, так как доктора всегда говорили ему, что ретроградная амнезия, которую он испытал после инцидента, вполне может быть постоянной. Потеря его воспоминаний не мешала ему, в некотором смысле, но потеря вероятности иметь кого-либо, кто заботился о нем, мешала. Эта роковая Новогодняя ночь, которая изменила того, кем он был, навечно.       Взрыв в центре города, который убил ровно четыре сотни и семьдесят девять человек, и ранил еще бесчисленное количество других. Все еще неизвестно, кто был тому причиной, откуда это пошло. Было принято, что это, возможно, утечка газа и открытый огонь, но большинство людей знают, что это был лишь способ правительства связать концы с концами, чтобы закончить расследование. Сынмин был в середине всего этого, охваченный безумием, и был, по-видимому, близко к источнику, что было очевидным из-за тяжелой травмы головы, которую он получил, когда его срочно отправили в отделение неотложной помощи. Везде кровь, отсутствие памяти о том, кем он был, кроме его имени и возраста, смутный шепот «оставайся здесь, милый, я скоро вернусь». Каким-то чудом ему удалось выжить. Хотя, в итоге, он не был полностью уверен, что это было что-то хорошее.       Он не был ни в одной базе данных, никаких отпечатков пальцев, никаких совпадений ДНК, никакого номера социального страхования, никакого опознавания по лицу. Это было невозможно, вот что сказали полицейские друг другу, что у ребенка двенадцати лет нет личности. Он был призраком системы и сначала это ужасало Сынмина. Должен же быть кто-то, кто знал его, кто-то, кто заботился о нем. В конце концов, медсестры, которые присматривали за ним во время его длительного пребывания в больнице, все вздыхали, что он был одет в дизайнерскую одежду, даже если она сгорела из-за взрыва. Остатки денег также были найдены в его карманах. Он не был бездомным ребенком, скитающимся по улицам без семьи. Он был чьим-то маленьким мальчиком, но никто даже не навещал его. Он всегда задавался вопросом почему.       Включив чайник перед тем, как вернуться в зал, Сынмин уставился на свою руку, пёстрые чёрные линии, что пачкали его же чистую руку, уставились на него в ответ. Метка была уродливой, иногда он желал, чтобы он смог магическим образом смыть ее, но она оставалась на месте, хотел он этого или нет. Это была первая вещь, которая заволновала врачей, что осматривали его после взрыва, весьма необычная метка на молодом красноголовом парнишке. Черная татуировка в форме странно нарисованного глаза располагалась на тыльной стороне его ладони. Они никогда не видели ничего подобного раньше, удивляясь, откуда у ребенка есть что-то подобное, что-то, что выглядит как это, было здесь уже какое-то время, так как не было никаких кровоподтёков и обесцвечиваний вокруг рисунка. Он не выглядел так, будто был нанесен обычной иглой, но они так и не смогли прийти к соглашению насчет того, как он был сделан или зачем. Они волновались, что он принадлежал какой-то деятельности в банде, но символ не принадлежал ни одной известной группировке в их краях.       Вторым был факт, что его кровь содержит кое-что необычное, блестящий золотой оттенок, с которым никто из них не сталкивался. Не существовало никаких заболеваний, которые могли бы привести к этому, ничего из того, что было в книжках, тоже, но, по-видимому, это не вредило ему, но и не делало наоборот. Они решили не обсуждать это или что-либо о мальчике, когда начали замечать его исцеление ран в намного более быстром темпе, чем оно должно быть. В нем было что-то странное, но они понятия не имели что. В итоге, они лишь хотели избавиться от него как можно быстрее, что именно они и сделали. Сынмина забрала служба по делам детей, передала под опеку государства, и он был воспитан в доме, где заботились о таких же детях, как он.       И о нем действительно заботились. Люди сначала относились к нему доброжелательно, несмотря на то, что он был иногда другого склада ума. В детском доме у него была довольно стандартная комната, но одно, что было комфортным, это что он делил ее с двумя другими мальчиками. Пока он опускал голову и делал свою работу, учителям нравилось иметь его в своем классе. Он также чудесно учился. Однако, он не мог найти себе друзей. Когда другие ребята пытались сблизиться с ним через свои вопросы, он старался держать их на расстоянии, потому что знал, что не сможет ответить на них. — Где ты вырос? — Я не знаю. — У тебя есть братья или сестры? — Я не знаю. — Что случилось с твоими родителями? — Я не знаю. — Ну, тогда, что тебе нравится делать, чтобы поднять настроение? — Не твое дело. — Почему ты не хочешь рассказать нам о себе? — Потому что боюсь сближаться с людьми, все закончится тем, что они бросят меня одного, как и все, с кем я был раньше, и я не знаю, смогу ли сдержать себя от разрушения, если это случится вновь.       Однако, как только Сынмин начал говорить о монстрах, которых мог видеть, все начали бегать от него, как от чумы. Он не понимал этого, почему больше никто не мог видеть отвратительных существ, которые бродили среди них. Чудовища разных форм и размеров, некоторые из них излучали опасность, ходя прямо перед ними, но никто не обращал на них никакого внимания. Это были демоны, монстры, чьи тела были настолько изуродованными и пугающими, что заставляли живот Сынмина болезненно скручиваться каждый раз, когда он замечал их, но потом он начал видеть других существ тоже. Людей, которые ходили повсюду с пушистыми ушками на верхушке их голов и густыми хвостами, спадающими с их спин. Кроваво-красные глаза и острые клыки, которые были у людей, которых он видел только в ночное время. Завораживающе великолепных людей с крыльями, растущими на их спинах. Он сначала пялился и указывал на них пальцем, пытаясь заставить абсолютно каждого увидеть монстров, которых было куча. Однако, Сынмин быстро перестал говорить о них, когда понял, что нормальные люди не могут видеть чудовищ. Он делал вид, что тоже не может их видеть, и казалось, что это работает в некоторой степени, но вот то, о чем догадался молодой Сынмин: что их больше никто не может видеть, и, что более важно, он не был нормальным.       По большей части, монстры не выглядели так, будто понимали, что он остерегался их присутствия, и Сынмин собирался продолжать скрываться. Он хотел бы попытаться продолжить нормально себя вести, даже если он продолжительное время был взволнован настолько, что мог бы сойти с ума.       Так Сынмин и провел следующие десять лет своей жизни. Ему нужно было найти совершенно новую личность и встать из-под земли, и он хотел бы сказать людям, что это была экстремально сложная и энергозатратная задача для выполнения. Это сожаление он носил с собой, не имея смелости, чтобы завести друзей в детстве и оттолкнуть людей от себя, потому что нахождение в полном одиночестве в его маленьких апартаментах в эту новогоднюю ночь было более чем слегка удручающе.       Он представил, как все эти семьи готовятся к этому большому завтрашнему дню, и как они проведут немного хорошего времени вместе. Прекрасно украшенные новогодние ёлки, поставленные рядом с рычащим, трескающим огнем, будут освещать всю гостиную и делать сердца всех теплее своим простым попаданием в легкие. В то время как у Сынмина не было ни одного украшения в его доме, но таким образом проходил каждый год, с того момента, как он покинул систему и начал жить самостоятельно. Ему некого было обвинять в мрачной атмосфере его дома, кроме как его самого.       Обойдя всю свою комнату по периметру, он с треском открыл окно, ведущее к пожарному выходу, и начал низко насвистывать, чтобы увидеть, сможет ли он привлечь внимание этого маленького полуночного посетителя, который обычно ждал его прихода домой. — Боми? Иди сюда, моя девочка.       Когда его голос едва поднялся до шепота, он подумал, что, возможно, она не сможет услышать его, но он не хотел повысить голос и получить жалобы от довольно грубых соседей, которые однажды грозились, что «изобьют его до полусмерти», потому что он чихнул слишком громко посреди ночи. Однако, это видимо не имело значения для изящного кошачьего, которая спрыгнула с лестницы, чтобы встретить Сынмина. Золотистая кошка с зелеными, цвета травы глазами запрыгнула на подоконник и громко заревела, чтобы позволить молодому человеку узнать, что она хотела бы, чтобы ее покормили довольно быстро. Она даже не принадлежала ему. Насколько он знал, она была бездомной, которой нравилось бродить по этому району, и, очевидно, она решила остаться с Сынмином, начавшим её кормить. — Чшш, окей, девочка, окей. Ты голодная, я понял, я тоже.       Боми уже знала куда идти, поэтому она влетела на маленькую кухню, которая, Сынмин знал, реально нуждалась в очистке, что было очевидным из-за груды тарелок, на уборку которых у него сейчас не хватало энергии. Стремительно открыв дешевую баночку кошачьей еды, он опустошил ее в кошачью миску, прежде чем достать еще одну себе и наполнить ее хлопьями. Не лучший выбор для его второго приема пищи за день, но он не мог найти в себе силы что-то приготовить.       Когда он открыл дверь, чтобы отыскать молоко, которое, как он заметил, уже истекло по сроку годности, Сынмин громко простонал, но обернулся, когда услышал шипение Боми с огромной злобой. Она совершенно не была враждебной кошкой, запросто убегая, если кто-то кричал на нее или она пугалась от громкого шума, но, на данный момент, она выглядела почти дикой. — Эй, что тебя так заволновало? — беспокойно спросил Сынмин, когда приблизился к ней, но заметил, что внимание кошки было заострено не на нем, а на противоположном углу комнаты.       Что бы это ни было, оно очень сильно напугало её, потому что уши ее свернулись назад, а ее шерсть буквально стояла дыбом. Уставившись в затемненный угол, Сынмин аккуратно подошел к нему, почему-то на цыпочках, хотя он был уверен, что там никого нет. — Привет? Здесь кто-то есть? — схватив кухонный нож со стола, чтобы защитить себя от невидимой угрозы, Сынмин придвинулся ближе к источнику, на который Боми все еще шипела. Она внезапно остановилась, помчавшись из комнаты в окно, в которое она вошла, даже не притронувшись к своей еде.       Сынмин подпрыгнул из-за звука под его ногами, когда половица проскрипела, но это было обычным происшествием в его апартаментах. Звук не был слишком громким, но достаточным, чтобы он потерял свою бдительность на секунду. Самая большая ошибка, которую Сынмин когда либо мог сделать. Может, ему стоило все еще верить в страшилки, потому что, очевидно, он был в одной из них.       Спустя мгновение он лежал на спине, дезориентированный и испуганный, как только он понял, что за штука сбила его с ног. Он мог только описать, что видел монстра, нависающего над ним, с клыков капала зеленая субстанция, начинающая прожигать одежду Сынмина, как только она касалась ее. У Сынмина был контакт с монстрами ранее, но совсем не такой, как этот. Он оцепенел, перестав двигаться, несмотря на то, что его тело не было парализовано страхом, так как когти чудовища прижимали его к полу, запах гниющего мусора сочился из его рта. Он был изуродован, ни одной четкой фигуры не было в его теле, что делало чудовище еще более ужасающим. — Сумеречный охотник, — прошипел монстр, по-видимому, не знающий никаких других слов, потому что он начал повторять эту фразу снова и снова, более взволнованный тон петлял в его словах.       Сынмин никогда не слышал этих слов раньше, он понятия не имел, что монстр пытается до него донести, но, видимо, отсутствие реакции было тем, что рассердило демона над ним. Его плечо прокалывалось когтями, Сынмин кричал и отбивался в попытках освободить себя, но это было бесполезно, ведь чудище было как минимум в два раза больше него. Он удивился, что никто из его соседей этого не услышал, или же они просто ждали до утра, чтобы пожаловаться на него из-за беспрецедентного беспорядка, который он устроил. — Стоп, стоп, мне больно! — Сынмин даже не знал, почему он умолял. Казалось, что монстр, который теперь был настроен причинить ему как можно больше боли, не обладал никакими когнитивными способностями, кроме мысли, что ему нужно убить молодого человека, который теперь слабеет под ним из-за крови, хлещущей из раны на его руке.       Настраивая себя на бодрость, чтобы не отключиться от боли, истекающей из его плеча, Сынмин продолжительно боролся, несмотря на то, что монстр начал больше давить на открытую рану, в которой находился его коготь. И прежде чем он смог обдумать следующие действия, Сынмин услышал шаги, звучащие в ужасной близости. Может быть, один из его соседей устал терпеть крики и пришел исследовать причину, но они почти что звучали, будто были где-то внутри квартиры, а не в подъезде. Не то, чтобы он мог сказать точно; он был почти уверен, что его разум наебнулся из-за боли и потери крови.       Два выстрела. Это все, что он услышал перед длительным криком монстра над ним, прозвеневшим на всю комнату. Он начал распадаться, оставляя темную субстанцию на месте своей смерти, что падала на сынминову одежду и оставляла еще более ужасный запах, чем его дыхание несколько мгновений назад. Этого было достаточно, чтобы Сынмин перекатился на бок и опустошил свой желудок на свой уже и так грязный пол. Затем опять, боль и страх были довольно внушительны, добавляясь в список причин, почему его вырвало, чего оставалось не так уж и много. Его разум был в беспорядке, едва способный понять, что происходит вокруг него, перед тем, как он почувствовал хватку на своем плече. Боясь, что это мог быть еще один монстр, пришедший, чтобы закончить его жизнь, Сынмин издал легкое поскуливание, не способный на что-то большее, так как тело его горело, а конечности, видимо, его не слушались. — Эй, ты в порядке. Ты со мной. Блять, Бин, мы не были достаточно быстрыми, он отравил его. Должны ли мы взять его с собой в Академию?       Сынмин ухмыльнулся, его разум не думал ни о чем, кроме того, что Бин это странное имя. Возможно, это было сокращением чего-то или его кличка. Он придумал правдоподобную историю о том, что люди могли бы называть его Мином тоже, если бы он с кем-то был достаточно близок, чтобы использовать клички, но он не был. — Реально, Сони? Ты хочешь взять Примитивного с собой в Академию? Гю убьёт тебя! — Чанбин, он сейчас умрет нахуй, если мы что-нибудь не сделаем! В любом случае, почему демон Нимх атакует Примитивного? Данные говорят, что эти новые демоны нацелены только на Сумеречных охот—       Сынмин был благодарен, что перепирания кого бы то ни было в его доме прекратились. Он чувствовал себя дерьмово, и, по словам голоса человека, который держал его в руках, он был отравлен. Не лучший способ завершения этой ночи. Лишь еще одна причина ненавидеть этот глупый день. Он колебался на краю сознания, но умолял свой вялый разум оставаться бодрым, пока он не узнает, что за чертовщина происходит. Что это был за монстр? Почему он сжегся на миллион кусочков? Кто это в его доме? Почему они обращаются с ним так аккуратно?       Он почувствовал, как его правую руку кто-то схватил, человек покрутил и повернул ее, пока не ощутил боль от движения, которое заставило Сынмина разрешить своим слезам начать падать с его щек. Ему было интересно, что, несмотря на его мысли о том, что ему незачем жить, после того, как он так близко был к смерти, он понял, что в действительности не хотел умирать. Ирония была ужасно веселой вещью. — Бин, у этого парня руна Фокусирования на руке. Он тоже Сумеречный охотник. — Что? Нет, это невозможно. Если бы он был активным Сумеречным охотником, он бы не жил в городе без наших о нем знаний.       Сынмину хотелось открыть глаза и сказать двум парням на его кухне, что они слишком громкие, болтая о чём-то, что было полной тарабарщиной для него, но он предположил, что это были не их голоса, а его собственные уши, видимо, увеличивающие каждый звук вокруг него. — У него только эта одна руна? Он получил ее в детстве, как так он не получил ни одну другую, если он… нет, это не может быть он. — Кто, Сони?       В мужском голосе был чистый и очевидный ужас, и он прижал его ближе, когда подумал, что понял, кто это. Джисон, так его называл другой парень с именем Чанбин. Его голова начала ощущать еще больший беспорядок, чем был ранее, но он попытался остаться в сознании, когда услышал, что его начали звать по имени. — Сынмин? Это ты? Ты можешь меня слышать? О боже, пожалуйста, пусть это будешь ты. — Ох, ради бога, Джисон, только не это опять.       Почему бы им не заткнуться? Разве они не знают, сколько крови он теряет? Если они не хотят помочь, нельзя ли просто оставить его из сострадания? Все его тело дрожало, и он удивлялся, почему никто из них не заметил. Сынмин также удивлялся, откуда, черт возьми, оба этих незнакомца, по-видимому, знают его имя. — Но Бин, ты не можешь отрицать, что он выглядит как он. Этот парень примерно такого же возраста, в котором и он мог бы быть. У Сынминни была только одна руна, перед тем, как он пропал. Может быть– — Джисон, он не пропал. Он умер!       Простонав в некий ответ, Сынмин не успел сказать еще что-то, так как боль, которую он никогда раньше не чувствовал, прорезалась сквозь все его тело, в жестокой манере заставляя его крики чистого ужаса пройти сквозь сжатые зубы. — Дерьмо! Бин, нам нужно вернуться с ним в Академию, сейчас же! Похуй если Гю убьет нас. Если этот парень действительно Сынмин, то мы нашли его спустя все эти годы! Давай, помоги мне поднять его.       Сынмин почувствовал, как его подняли в вертикальную позицию, а после его кто-то взял на руки, очень нежно и заботливо. Он не хотел отключаться, чтобы узнать, куда он собирается, что это была за «Академия», что за люди спасли его от ужасающего демона, но боль растекалась по всему его телу, и он не смог ничего сделать, кроме как позволить своему сознанию потеряться, тихонько молясь одними губами, что он проснется, чтобы увидеть утро и солнце вновь.