Saudade

      Чан был альфой, свирепым лидером тех многих, кто взвалил на свои плечи так много бремени, но это было проблемами, которые он желал преодолеть со своей стаей и теми, кто ему важен. Было очень мало того, чего он не мог выдержать, особенно когда рядом с ним были нужные люди. Однако, прямо сейчас, когда он шел к кабинету Гюхуна, что-то в его животе говорило ему, что стоит приготовиться к надвигающемуся шторму, хоть он и не был пока что в этом уверен.       Последние несколько дней Гюхун был отдален, едва ли разговаривал с ним, не говоря уже о приходах к нему в гости. Все в его стае обожали Гюхуна, и не сложно понять почему. Конечно, у него была ангельская кровь в венах, но Чан был уверен, что не это было причиной, почему парень был таким ангелом. Он знал множество Сумеречных охотников, которые были более злыми, чем хорошими. Гюхуна обычно можно было найти в их доме, разговаривающего с другими волками, играющего с щенками, и, как правило, просто являющегося желанным гостем. Сейчас же, его давно никто не видел и Чан знал, что тут было что-то ужасно не то.       Поэтому, Чан решил взять все в свои руки и пойти к Гюхуну самому. Не то, чтобы он часто сюда не приходил при любом случае, но Гюхун сказал, что будет занят эту неделю, так как его проинформировали, что он станет следующей главой Академии, но было и кое-что другое, что предупреждало Чана о том, что что-то было не так. Гюхун не сам сказал это, Джисон был тем, кто рассказал Оборотню, что его парень будет занимать такое благоприятное положение. В каком-то смысле, его раздражало, что Гюхун не позаботился о том, чтобы рассказать ему все самому, будто он был недостаточно важным, чтобы услышать об этой удивительной новости. Это было одной из тем, которые Чан собирался обсудить, как только постучится в дверь Сумеречного охотника. — Да?       Была странная усталость в голосе Гюхуна, которая обычно не появлялась, но Чан сделал вывод о том, что это пришло вместе с новым положением. Если он вообще мог что-то знать об этом… — Хэй, милый. Не против, если я зайду? — Чан звякнул, просунув голову за дверь, заставив Гюхуна сесть в кресле более прямо. — Чан, что ты тут делаешь?       Чан? Не Чанни? Гюхун всегда называл его Чанни, даже если они ссорились друг с другом. Большую часть времени, один из них говорил другому расслабиться и прекратить работать так много. Это всегда заканчивалось тем, что они извинялись друг перед другом за то, что волнуются за свою вторую половинку, но сейчас… что-то было не так. Совсем, совсем не так. — Мне не позволено приходить и посещать моего парня? Не видел тебя несколько дней. Подумал, что тебе может быть одиноко без меня.       Когда он назвал Гюхуна своим парнем, Чан не был одарен укусом, который обычно сопровождал это звание. Укус партнеров был постоянным, был чем-то, что не могло не быть выполненным, и, для Оборотня, был самой важной вещью, которую он когда-либо делал в своей жизни. Пока человек мог обойти стороной участь быть укушенным и найти другого партнера, волк же будет привязан к нему навечно. Нахождение вдали от партнера приличное количество времени послужит причиной потери сил волка, будто его жизнь была от него оторвана. И именно поэтому они медленно принимали решения, пусть даже и Чан был уверен, что Гюхун был тем, с кем он хотел быть до конца жизни. Но сейчас…       Закрыв книгу на своем столе, почти что захлопнув книгу на своем столе, Гюхун попытался выдержать взгляд Чана, но вместо этого решил повернуться к окну слева от него. Почему он не смотрит на него? — Я был занят, Чан. — Да, готовился к новой позиции главы Академии, верно?       Все еще не смотря в сторону Чана, но задержав дыхание на словах Оборотня, все поведение Гюхуна сменилось на какое-то настороженное, и это дало Чану немедленно понять, что то, что Гюхун не дал ему знать о своем продвижении, не было ошибкой. Он не хотел, чтобы Чан знал об этом. — Не думал, что я был осведомлен об этой информации, не так ли? Сони рассказал мне все об этом, но мне любопытно, почему ты не рассказал это мне сам. — Я забыл сказать тебе. Просто вылетело из моей головы, — ответил Гюхун без намека на угрызения совести.       Это было редким явлением, но Чан становился все более раздраженным из-за поведения Гюхуна. — Гю, если ты так собираешься врать мне, хотя бы попытайся быть более убедительным. Что за чертовщина с тобой происходит? — Чан, ты можешь просто уйти? Я реально не в настроении прямо сейчас иметь с тобой дело.       Иметь с ним дело? Это немного жалило. Когда Гюхуну вообще нужно было иметь с ним дело? Он никогда не чувствовал давления, проводя время с Гюхуном, будто быть с ним в любом случае было рутиной, но от того, как это звучало, чувства были не взаимны. — Почему ты не говоришь мне о том, что действительно чувствуешь? — шутливо попытался Чан. — Милый, серьезно, что тебя тревожит?       Нежно обхватив щеки старшего своими сильными руками, Чан силой обратил лицо Гюхуна на себя. Чан всегда мог сказать, что чувствует Гюхун, лишь глядя в его глаза, читая эмоции, которые лежали глубоко в них.       Но, обычно, Гюхун впадал в прикосновение, смакуя ощущение кожи Чана на себе, но, впервые, он отпрянул, схватив руки Чана, чтобы оттолкнуть их. — Чан, я сказал тебе уйти. Хоть раз в жизни, ты можешь послушать меня и перестать делать все, что тебе, черт возьми, захочется.       Этого было достаточно. Чан не собирался стоять здесь и выслушивать это, пусть это и был его парень. Он никогда раньше не видел, чтобы Гюхун был таким; будто тот не был тем человеком, в которого он влюбился, и это пугало его. Это ужасало. Будто Гюхун изменился за ночь. Он вел себя жестоко, равнодушно, отчужденно. Он вел себя… как его отец. — Нет, я никуда не уйду! Почему ты так говоришь со мной? Я не сделал ничего, чтобы заслужить это. В чем твоя проблема? — Ты единственная проблема, которая у меня прямо сейчас есть, Чан.       Что-то надломилось внутри него, он не был уверен, что именно, но слышать, что Гюхун нападает на него, когда тот лишь пытается помочь своему парню с тем, через что тот проходил, заставляло Чана приходить в ярость. — Ты, блять, прикалываешься надо мной? — вспыхнул Чан, схватив Гюхуна за запястье и повернув его к себе. — Я пришел сюда, потому что скучал по тебе и хотел поздравить тебя с новой позицией. Почему ты начинаешь ссориться со мной? Почему ты ведешь себя так по-ублюдски? Ты не видел старого Гюхуна? Потому что я определенно предпочел бы его, чем кого-либо, с кем я сейчас разговариваю! — С меня хватит этого. Мы расстаемся.       Гюхун вырвал свою руку, проигнорировав тихий рык, которому Чан позволил вырваться. Оборотень никогда не был агрессивен с ним; он всегда полностью контролировал своего волка. Однако, предупреждение, которое Чан только что испустил, точно дало Гюхуну знать, что тот сейчас не резвился. — Нет, мы сейчас не расстаемся, Гю. Мы поговорим об этом. — Нет, Чан. Я имел ввиду, что с меня хватит этого, — вскипел Гюхун, жестами показывая на них обоих. — С меня хватит нас.       Это заставило целый мир Чана рухнуть вниз. Они ссорились раньше, но они никогда не обострялись до чего-то такого. Каждая капля злости исчезла в теле Оборотня, пока его рот пытался ответить и сказать Гюхуну, что он этого не хотел. Он не хотел отпускать Гюхуна. Сумеречный охотник был для него всем, его целым миром, его целой вселенной, и внезапно, Гюхун захотел оборвать их узы, будто последние два года их совместной жизни абсолютно ничего для него не значили. Вот что сказал его взгляд на лицо старшего, прямо как и полное отсутствие запаха, исходящего от Сумеречного охотника. — Нет, Гю, погоди, — упрашивал Чан, шагая ближе к Гюхуну, попытавшись заблокировать ему путь, когда старший направился к двери. — Ты не это имел ввиду. Это просто сгоряча. Ну же, мы сможем через это пройти. Не… не делай этого. — Ты хочешь знать, почему я не рассказал тебе о том, что становлюсь главой Академии. Потому что я больше заботился о том, как это прекратить. Я обдумывал то, как бы я мог сделать это аккуратно, но твоя раздражающая настойчивая натура не дает мне покоя. Забудь это, это сейчас не имеет значения.       Это не имеет значения. Это звучало ужасно, будто Чан не имел значения. Он не заслуживал объяснений. Гюхун никогда так раньше не оскорблял его. Гюхун никогда не говорил плохие слова в сторону Чана. С каждым словом Сумеречного охотника, кусочки сердца Чана откалывались, и он был уверен, что, если их разговор продолжится в этом направлении, от него ничего не останется к тому времени, как он покинет Академию. Ему нужно было изменить ход событий, заставить Гюхуна рассказать ему, в чем проблема, чтобы он мог ее исправить, и все могло вернуться на круги своя. — Гю, пожалуйста. Расскажи мне почему. Ты не можешь просто закончить это, не объяснив мне причину.       Чан продолжал пытаться держаться за Гюхуна, трогать его лицо, хватать его руки, пробегать пальцами по его волосам. Он был готов упасть на колени и умолять, унизительное действие для волка, особенно для альфы, но он сделает это для Гюхуна, если это требовалось, чтобы он смог оставить его в своей жизни. — Мне нужно сфокусироваться на работе. — Пиздеж, Гюхун! Наши отношения никогда раньше не зависели от того, чем мы оба занимаемся. Мы всегда заставляли это работать. Скажи мне настоящую причину!       Пока уровень его злости рос, Чан неосознанно начинал обращаться. Серебристые пучки вскоре превратились в уши, торчащие на голове. Острые собачьи клыки упали на его губы и начали прокалывать плоть. Голубые глаза медленно превратились в темно-алые, полные опасности и огорчения. Он начал терять запахи и был неуверен в том, справится ли он с тем, чтобы держать это под контролем.       Казалось, будто у Гюхуна был тот же страх, так как первый намек на тревогу начал растекаться по помещению. Глаза Сумеречного охотника раскрылись при первой же попытке выбраться из комнаты, не дав те ответы, которые искал Чан. Когда он добрался до ручки, альфа схватил его и толкнул к двери, руки по обе стороны от него посадили его в клетку. Чан не собирался отпускать его, только не без причины. — Гюхун! Расскажи мне ебучую правду! — Я больше не люблю тебя, Чан!       И вот она. Самая убийственная вещь, которую Чан когда-либо слышал. Это были не те слова, которые, по его ожиданиям, должны были свалиться с губ Гюхуна. В глубине своего разума, он, честно говоря, ожидал, что Гюхун зальется смехом, прежде чем крепко обнимет его, скажет ему, что все это было в каком-то роде жестокой шуткой.       Но это так и не произошло. Это было реальным. Слишком реальным. Он не хотел этого. Это было больно. Это было мучительно. Он был убежден, что умирать было бы не так больно.       Выражение лица Гюхуна так и не дернулось, так и не дало намека на слабость, пока он смотрел на Чана поучительным взглядом. Губы были неподвижны, а глаза горели суровым огнем. — Д-да, ты любишь. Ты любишь меня. Ты говорил мне, что всегда будешь любить меня. Это не— — Настоящая причина? Да, это она. Ты хотел этого и вот ты получил, — Гюхун усмехнулся, проскочив под рукой Чана и встав перед младшим лицом к лицу. — Перестань говорить такие вещи… — Чан, тебе нужно принять это. Найти время и двигаться дальше, — Гюхун вздохнул с раздражением, открывая дверь. — Кроме того, кто-либо в моем положении не сможет быть с таким, как ты.       С таким, как он.       Чану даже не требовалось спрашивать, что это значило.       С таким, как он.       Он точно знал, на что Гюхун пытался намекнуть.       Таким, как он.       Это никогда не имело значения для Сумеречного охотника, кем он был, все то время, пока они были вместе.       Таким, как он.       Так, что же сейчас? Как Сумеречному охотнику, ему было все равно, но как главе Академии, Гюхуну нельзя было быть с…       Таким, как он. — Прости, что все так вышло, Чан. Я хотел сделать это по-другому, но уже все кончено, я предполагаю.       Несказанное «и между нами тоже все кончено» повисло в воздухе и добавило обиды к ране. Гюхун больше не любил его. Чан не знал, было ли это правдивой причиной, но все, что он мог слышать, была фраза, вновь и вновь повторяющаяся в его голове, пока он действительно не начал в нее верить. Гюхун больше не любил его, и не важно, насколько сильно любил его Чан. — Увидимся на следующем совещании, Чан. Чувствуй себя свободно в посещениях Сони и Бина, но для нас…       Чан не особо помнил что-то после этого. Он с трудом вспомнил, как вышел из кабинета Гюхуна и дверь, громко захлопнувшуюся за ним. Он был достаточно уверен, что смог добраться до дома без особых проблем, его инстинкты альфы знали путь. Он точно помнил слезы, бегущие вниз по его лицу целую ночь и последующие дни.       Джисон и Чанбин пытались контактировать с ним несколько раз, даже приходили к нему домой в попытке поговорить с ним, узнать, что произошло, но как он мог объяснить, если даже сам не был уверен? Он сказал своей стае, что не хочет кого-либо видеть, даже двух своих самых близких друзей. Он не хотел видеть никого. Через какое-то время они перестали приходить, поняв, что это было напрасно, когда им не был предоставлен вход в дом. Чан не хотел относиться к ним таким образом, но он просто не мог найти сил, чтобы увидеть их в лицо. Он правда не мог найти сил, чтобы сделать что-либо.       Следующий раз, когда он их увидел, было совещание в Академии несколько недель спустя, оба подбежали к своему другу необходимостью обнять его покрепче, и Джисоновой потребностью в том, чтобы узнать, что произошло.       Что он мог еще сказать? Он сказал им, что это было взаимное расставание, то, чего они оба хотели, и он смог увидеть, что они не верят ему. Он никогда не думал о проверке того, что сказал им Гюхун, но и правду он говорить им тоже не хотел. Потому что…       Он всё еще любил Гюхуна. Он не хотел ранить парня. Он не хотел обращать их друзей против него.       Чан хотел, чтобы Гюхун был счастлив, даже если он не был.       Спустя время он надеялся, что это пропадет, и пока это не пропадало, что-то росло внутри него, и уселось бок о бок со всеми другими его чувствами.       Злоба.       Что-то, что расцветало против его воли. Он не мог смотреть на Гюхуна как раньше. В его груди был постоянный бой. Желание заставить Гюхуна жить в удовольствие всю оставшуюся жизнь, прямо как он и обещал, но, в то же время, надежда, что он никогда не найдёт счастья вновь после того, как отнесся к нему. Внутренняя борьба, с которой он постоянно сражался, без шанса выиграть. — —ан?       Гюхун больше не любил его. Что он мог с этим поделать? Ничего, кроме как жить дальше. — Чан?       Сейчас, он был просто очередной Нежитью для Сумеречного охотника. Кем-то, с кем он имел дело. Ничего больше. Чан принял это. — Чан? Привет?       Это было его старой жизнью. Сейчас ему нужно было сфокусироваться на своей стае. Больше ничего не имело важности. Ничего другого и не должно. Особенно не он. Но то, как Гюхун говорил с ним в Академии вчера, это было так, будто он разговаривал со старым Сумеречным охотником, и это было так… — Чанни?       Выйдя из своего лабиринта воспоминаний, голова Чана обернулась на знакомую кличку, его разум ассоциировал это с одним человеком в частности, кем-то, о котором ему сейчас не нужно было думать.       Вместо этого, пара любопытных голубых глаз в ответ уставились на него, взволнованные хмурые брови бесшумно спрашивали его, был ли он в порядке. — Почему ты всегда откликаешься на это имя? Это верный способ привлечь твое внимание, — Чонин сдавленно усмехнулся, заняв место на другой стороне стола Чана и притянув свои длинные ноги к своей груди.       Старший Оборотень ярко улыбнулся Чонину, вставая со своего кресла, чтобы предложить младшему стакан содовой из его холодильника, который Чонин принял с благодарностью. — Что-то случилось, щеночек? — Ах, ты можешь серьезно перестать называть меня так? Особенно перед людьми. Это так смущает… — Почему? Ты щеночек. Буквально малыш. Мой маленький малыш Йенни, — взвизгнул Чан, когда потянулся над столом, чтобы ущипнуть Чонина за обе щеки. — Не малыш. Мне двадцать один. Всего лишь на четыре года младше тебя. Ты продолжаешь выбирать игнорирование этого! — фыркнул Чонин, шмыгнув носом и отпив глоток своей любимой газировки. Чан всегда помнил о том, что нужно хранить немного в запасе, так как Чонин частенько приходил, чтобы поболтать с ним.       Альфа-Оборотень почти что сказал, что тот всегда будет его малышом, но в итоге решил отказаться от этого. Подобные вещи всегда напоминали Чонину о его семье, о той ужасающей ночи, поэтому Чан держал свой рот неподвижно закрытым чтобы убедиться, что эта прекрасная улыбка останется на лице Чонина. — Так, почему ты здесь, Йенни? Хотелось бы думать, что просто чтобы увидеть меня, но у меня самое странное чувство, что ты хочешь чего-то еще. — Ох? — Чонин хихикнул с удивленной интонацией. — Что заставило тебя сказать это? — Ну, есть несколько вещей, которые тебя выдают, — начал Чан, поднявшись с кресла, чтобы обойти свой стол. — Во-первых, ты трясешь ногами, когда нервничаешь.       Чонин посмотрел вниз на свои собственные ноги и разместил свои руки на обоих коленках, когда понял, что неосознанно двигал ими. — Во-вторых, твой запах отдает легким сигналом тревоги. Не достаточно для того, чтобы ты чувствовал себя в опасности, но достаточно, чтобы знать, что ты определенно неспокоен.       Хоть он и мог остановить свои физические подсказки, маскировка его запаха была той вещью, контролю которой он еще не научился. Чан учил его всему. Он все еще был новичком в этой всей Оборотневской теме. — И последнее, — Чан посмеялся, начав чесать макушку головы младшего, заставив Чонина издать тихое счастливое урчание, скорее к своему собственному смущению. — Твой хвост сейчас оторвется, щеночек. Вижу, что нам все еще нужно проработать эту часть контроля.       После небольшого визга удивления, руки Чонина подлетели, чтобы скрыть свой песочный хвост, который рос из его спины против его воли. — Все в порядке, Йенни. Я говорил тебе, что всё это займет время, но я также говорил тебе, что ты можешь приходить ко мне по абсолютно любому поводу. Ну же, почему ты нервничаешь? — Я… Я хотел спросить, могу ли я присоединиться к патрулю. Ты знаешь, к тем, которых ты собираешься отправить, чтобы помочь с увеличением демонической активности?       Это невероятно удивило Чана. Он, честно, не ожидал, что Чонин попросит о чём-то таком. Младший Оборотень все еще был неуверен и капризничал почти из-за всего, что ему предлагала жизнь. Он едва ли говорил или взаимодействовал с другими участниками стаи; хотя, он знал, что это и не была полностью вина Чонина. Некоторые другие волки были высокомерными, не желая взять на себя ответственность за неопытного нового участника. Чан предупредил их, чтобы они хорошо относились к нему, но он чувствовал, что ему требовалось посадить некоторых индивидов и строго сказать им это еще раз.       Чонин не казался тем типом, который хотел бы выйти на поле боя. Чан едва научил его, как атаковать, пусть они и скрывали себя оборонительными техниками. Однако, он мог видеть решительность в глазах молодого человека, которая показывала, что он хотел помочь своей стае, своей новой семье. — Ты уверен, что хочешь делать что-то подобное, Йенни? — А-абсолютно! — Чонин заикнулся, очевидно пораженный тем, что Чан не принял его просьбу сразу же. — Хорошо, если ты уверен. Я поставлю тебя с кем-нибудь опытным. Я делаю это со всеми новыми участниками в их первый раз на поле боя. Я не говорю, что не доверяю—       Чан не успел закончить свою речь, прежде чем руки Чонина мертвой хваткой не обернулись вокруг его шеи, а миллион повторяющихся «спасибо» не ударили по его ушам, пока он качался из стороны в сторону.       Он всегда будет внимателен к Чонину, как и ко всем щенкам в его стае. Там было восемнадцать волков, которые были младше него, еще больше было примерно одного с ним возраста, и несколько, которые были старше, и как альфа, он всегда заботился о том, чтобы они были в безопасности, его высшем приоритете. Его защитные инстинкты были сильны по отношению к младшему, и он не сможет ничего поделать с этим после того, через что прошел Чонин, но он знал, что душить его и держать дома взаперти тоже нельзя. Это будет для него причиной ненавидеть Чана, и он определенно не хотел, чтобы так было.       Сначала ничего не было сказано, когда Чан подвинулся, чтобы погладить младшего по голове, чувствуя два заостренных уха, торчащих по обе её стороны и поворачивающихся в разных направлениях, чтобы сигнализировать его счастье. — Ох, щеночек, кажется, будто нам еще чертовски много над чем нужно поработать…

________________

— Я бы сказал, чтобы вы чувствовали себя как дома, но, думаю, в моем доме это больше невозможно.       Сынмин широко открыл дверь, чтобы Джисон и Чанбин могли войти в его апартаменты. Они все были здесь вместе раньше, но в немного совершенно других обстоятельствах.       Воздух казался другим, тревожным, и Сынмин почувствовал, как у него побежали мурашки по телу, когда он подумал о последних воспоминаниях, которые это место содержало для него. Самый младший зашел на свою кухню, замечая хаос, который они оставили после себя. Стулья были разбросаны, следы того, что хвост демона подметал землю, все еще были вырезаны на полу. Нож, который Сынмин использовал, чтобы защитить себя, частично прятался под холодильником после того, как был выбит из его рук чудовищем. Бассейн высохшей крови запачкал коврик, а черные метки от яда монстра прожгли пол. Сынмин был более чем благодарен, что он сумел выжить после того, как та же субстанция вторглась в его вены. — О мой бог!       Чанбин немедленно вытянул свои оружия на крик Джисона, направив свои двойные пистолеты на невидимую угрозу. Сынмин был довольно удивлен самим собой, когда тоже подпрыгнул в боевую позу, готовый защитить себя с поднятыми кулаками. Не то, чтобы ему реально нужно было так реагировать. — Разве это не самая милая маленькая вещь во всем мире?!       Чанбин тяжело выдохнул и спрятал в кобуру свое оружие, когда увидел Джисона, тискающего маленькую Абиссинскую кошку в своих руках. Сынмина слегка удивило, что Боми, бродячая кошка, которую он раньше кормил, позволяла Джисону держать ее, потому что она не была так привязана к людям, но его шокировало еще больше то, что она тыкалась носом в его щеку и издавала довольные звуки на его визги наслаждения. — Черт возьми, Сони. Не кричи так громко, пока тут тишина, особенно там, где произошла демоническая атака. Напугал меня до усрачки. — Прости, Бин, но посмотри на эту малышку! Она просто зашла в открытое окно. Она твоя, Минни? Как ее зовут? — Джисон хихикнул из-за того, что кошачья лизнула его нос. — Я называл ее Боми. Из того, что я знаю, она бродячая, нет ошейника или чего-то еще. Я кормил ее каждый раз, когда она чувствовала, что нужно показаться. Она бегала по улице с того момента, как я переехал, но она обычно не так дружелюбна с чужими людьми. Ты нравишься ей, Сони.       Услышав, что он был особым случаем, когда дело дошло до темы с темпераментом Боми, Джисон взвизгнул еще громче и спросил Сынмина, может ли он покормить ее. Последний привел их обратно на кухню, чтобы показать Джисону, где была еда для Боми, позволив старшему заняться этим. — Удивлюсь, если ты была той самой, которую мы слышали, издающей все то шипение в ночь атаки.       Когда он убрал испорченную еду из холодильника, Сынмин поднял свою голову из-за любопытных слов Джисона. — Что ты имеешь ввиду? — Мы с Бином гнались за демоном Нимх, который атаковал тебя, по улицам, но мы потеряли его след где-то снаружи, — объяснил Джисон, опустошив консервы с кошачьей едой со вкусом курицы в миску Боми. — Мы почти что убежали в попытках найти его снова, но услышали кошку, мяукающую как сумасшедшая. Бин сказал мне проигнорировать это, но когда я попытался последовать за звуком, я посмотрел и заметил следы от яда на пожарной лестнице прямо около твоего окна. Понял, что он, должно быть, сменил направление и поднялся вверх вместо того, чтобы пойти вперед. В итоге кошку мы не нашли, но мы нашли демона… и тебя. Если это Боми тогда выла, тогда она определенно спасла тебе жизнь.       Попытавшись вспомнить события той ночи, Сынмин нашел в памяти, что он кормил Боми прямо перед тем, как был атакован. Она шипела на демона, до того, как молнией выскочила в открытое окно. Могло быть правдоподобным то, что она пыталась предупредить кого-нибудь, что его ранили, но он удивился, почему бродячая кошка вообще могла сделать что-то подобное, если даже она была достаточно умна, чтобы сделать что-то подобное. — Странно, да? — обдумывал Сынмин, уставившись на счастливую кошачью, жадно поглощающую свою еду. — Или удачно. В любом случае, тебе удалось выбраться живым благодаря ей. Если бы она не подала сигнал, мы могли никогда не узнать о тебе, — с легкостью посмеялся Чанбин, прежде чем спросить у Сынмина, где была спальня. Красноголовый указал ему туда, куда он шел, остановившись, чтобы погладить Боми, после чего последовал за ним.       Он подобрал свой телефон, который был оставлен на прикроватной тумбочке, подключив его к своей зарядке, когда понял, что у того разрядился аккумулятор за те несколько дней, что его не было. Когда тот вернулся к жизни, он совсем не удивился, когда увидел единственное сообщение, спрашивающее о его местоположении. Его босс отправил ему сообщение, которое гласило:       «Если ты планируешь снова пропустить работу завтра, не утруждайся с приходом на следующий день.»       Такое трогательное отношение с его стороны, но Сынмин ожидал не меньшего. Он ответил прямым и честным сообщением, которое гласило:       «Спасибо вам за все. К несчастью, я не вернусь, так как некоторые личные дела помешают мне сделать это. Желаю Вам и вашему бизнесу всего самого наилучшего в будущем.»       Он мог побыть грубым, ведь у него будет не так уж и много взаимодействий с мужчиной в будущем, но по справедливости, его босс дал ему работу, которую не давал никто, когда Сынмину не везло, пусть даже мужчина был грубым с ним большее количество времени. — Ты жил здесь сам по себе все это время? — спросил Чанбин, когда разместил один из мешков для вещей, которые он взял, рядом с собой на кровать. — Ага, с того самого момента, как покинул детский дом в девятнадцать лет. Не так уж и много, но у меня никогда не было чего-то большего. Ну, из того, что я помню.       Пока Сынмин продолжал играться со своим телефоном, он внезапно вспомнил о двух номерах, которые лежали у него в кармане. Выудив их из него, он занес их в свои контакты и открыл свои входящие сообщения.       Кому: Йенни       «Привет, Чонин. Это Сынмин. Понял, что должен отправить тебе сообщение, потому что не давал тебе свой номер в ответ. Когда захочешь поговорить или встретиться, просто напиши на этот номер. Я могу быть временами занят, но я всегда буду заботиться о том, чтобы ответить тебе как можно скорее.»       Он подумал, что это подойдет для их первой переписки, и что Чонин в конечном итоге ответит.       Второй номер в его ладони требовал немного другой подход, подумал Сынмин, но не был достаточно уверен в том, как начать.       Кому: Хёнджин       «Приветик, Хёнджин. Это Сынмин. Знаешь, дурацкий Сумеречный охотник с дохрена скучной историей, которую нужно тебе рассказать? В любом случае, подумал, что должен дать тебе знать, по какому номеру связываться со мной, если я тебе понадоблюсь. Не то, чтобы я тебе нужен был, конечно, но если ты захочешь поболтать. Да, мне нужно уйти, прежде чем я докажу тебе, что я идиот, несмотря на то, что ты мог думать.»       Щеки Сынмина слегка вспыхнули, утонув в стыде, когда он отправил сообщение. Он никогда раньше не пытался флиртовать, он даже не знал, должен ли он флиртовать. Конечно, Джисон уговаривал его делать так, но, может, Сынмин просто прочитал все эти сигналы неправильно, может, Хёнджин не был заинтересован. Он также подумал о факте, что он абсолютно ничего не знал о Вампирах. Джисон объяснил почти что все о способностях и характерах других Жителей Нижнего Мира, но Хёнджин опоздал, и он никогда не спрашивал о самом себе.       Прежде чем он смог дальше обдумать тему, его телефон зазвенел, сигнализируя об ответе на одно из сообщений, которые он отправил.       От кого: Йенни       «Привет, Сынмин! Спасибо за сообщение. Я начал думать, что зря дал тебе номер. Это хорошо, я, возможно, буду в том же положении по отношению к ответам. Я рад, что наконец-то нашел друга, с которым могу поговорить. Ох, я умирал от того, что мне некому рассказать это! Чан собирается позволить мне выйти на патруль с остальными из стаи, чтобы отслеживать демоническую активность. Наконец-то. Может, когда-нибудь, нам удастся пойти на патрулирование вместе! Если ты захочешь. Мне лучше уйти, Чан зовет меня на тренировку. Пока, Сынмин!»       Оптимизм, который исходил от сообщения, заставил Сынмина улыбнуться, когда он положил телефон обратно на стол. Он тоже был достаточно рад тому, что у него был друг, которому он мог довериться. Он может ответить Чонину позже в лучшее время. — Эй, я должен выполнять всю работу здесь?       Сынмин промямлил тихие извинения, когда увидел, как Чанбин топчет ногой, как раздраженная старая женщина. Они начали заполнять сумки одеждой, книгами и безделушками, которые стояли у Сынмина по всей комнате. Они не видели Джисона все это время, только слышали тихие фразы из гостиной по типу «ох, какая ты прекрасная девочка» или «вау, ты должно быть реально голодная, милашка», заставляющие и Чанбина, и Сынмина улыбаться от того, насколько парень игриво суетился вокруг кошачьей. Чанбин упомянул, что был рад тому, что Джисон был отвлечен; он обычно заканчивал все созданием еще большей работы, когда дело доходило до подобных вещей.       Когда они закончили со спальней, Сынмин повесил одну из сумок на свое плечо и схватил свой телефон, который начал вибрировать, когда он взял его.       От кого: Хёнджин       «Минни, не мог бы ты перестать называть себя идиотом? Будто ты хочешь, чтобы я так думал. Никогда не думал, что ты, может, в каком-то смысле нужен мне. По факту, я думаю, что ты нужен мне сегодня ночью. Как насчет того, чтобы выпить со мной? Если ты не слишком занят, чтобы увидеться со мной, тогда хорошо. Могу я зайти за тобой в Академию примерно в 6? Как это звучит?»       Едва ли не уронив сумку, полную его собственности, Сынмин слегка задохнулся на наглость Хёнджина. Он действительно ничего не скрывал, когда доходило до чего-то подобного. — Сынмин, ты в порядке? — спросил Чанбин, взволнованный хмурый взгляд поселился на его лице. — Да, да, все хорошо. У нас нет никаких планов на сегодняшний вечер, верно? — У нас есть только тренировка, но мы должны закончить в три или четыре, и затем ты сможешь делать все, что захочешь. А зачем тебе? — Хёнджин позвал меня выпить.       Еще один крик от Джисона эхом раздался но помещению, но в этот раз это не имело никакого отношения к кошке, которая сейчас свернулась калачиком на его коленях. Она даже не дрогнула, когда он громко крикнул. — Я знал это! Я видел, как он смотрел на тебя! О мой бог! У Минни свидание!       Пока Чанбин игриво душил Джисона, говоря ему быть тише и прекратить тревожить соседей, на что он получил тихое шипение от Боми, Сынмин помотал головой и написал ответ, прежде чем перейти к ссоре с парнем.       Кому: Хёнджин       «Конечно, звучит отлично.»