…
— Тойя! Тойя, — девочка тормошит его слишком сильно. Вот он минус того, что мальчик уснул на футоне в её комнате. Сестра со слезами на глазах продолжала его трясти до тех пор, пока он не перевернулся в её сторону, лишь взглядом спрашивая «что случилось?» — Мне кошмар приснился… — Это первый и последний раз, когда я сплю с тобой в одной комнате, — в бирюзовых глазах море возмущения, но высказаться она на эту тему не хочет. Ложится под тёплый бок брата, в её действиях океан аккуратности и оттого он не так сильно дуется на неё. — Если будешь пихаться во сне, я уйду, оставив тебя в одиночестве… — Ты злюка, если ещё не знал об этом, — Фую подтягивает ноги выше, холодя ледяными пальцами чужие разгорячённые стопы. — Даже спросить не хочешь, что мне приснилось? Или мог меня обнять хотя бы… Мальчик бурчит что-то недовольное под нос и поглаживает младшую по голове. — Если они узнают, что я был в этой части дома, то запрут меня надолго, если ты позабыла, что мне нельзя ни с кем из вас, мелких, контактировать, — он звучит слишком взросло для девятилетнего сопляка, но Фую этому тихо улыбается. — Мне ты не навредишь… — Ладно… Что тебе такого страшного приснилось? — На футоне валяться было крайне неудобно, он совсем прохудился, да и подушки под головой не находилось. Одно сплошное неудобство, но Тойя согласен и на такое, раз был шанс попасть ненадолго в общество живого человека, а не кучи книг. — Мне снилось пламя… — Дурочка что ли? — Необычное пламя синего цвета, оно умело разговаривать, но оно страшное, — Фую подносит руку на уровень глаз, демонстрируя образовавшийся ожог брату. — Оно кусается… — Ты могла лунатить и обжечься сама, — но он встаёт и исчезает из комнаты через балкон, чтобы через минут десять залезть обратно со своей аптечкой. — Давай свои лапы… А после он успокаивает её за чтением лёгкой литературы. Фуюми и слова не говорит против, засыпая опираясь на его плечо. Тойя не спит ночь, следит за здоровым сном сестрёнки и ближе к утру сбегает в свою, отдалённую от всех, комнату. Тюрьму, если простым языком. Третью неделю он так и живёт отлучённым от семьи и учится на дистанте. Да он привык к такому, но внутренне всё ещё тянулся к обществу. Всё ещё… Но видеть самого младшего, маленького Шо-чана, он не может. И сам на себя из-за этого злился. Он бросился на него с одним выверенным желанием — убить младенца. И это было… страшно. В мозгу просто щёлкнул выключатель и дал волю злобе… Неконтролируемой жажде убийства. Утром отец смотрит на него привычно холодно с вопросом во взгляде бирюзовых глаз. И этот его вид не говорит ничего хорошего. Отдалённо Тойя слышит плач сестрёнки и понимает: в тюрьме, своей личной и ограниченной, ему сидеть ещё долго. — Откуда у Фуюми ожог на руке? — Холодный тон от огненной стены — отца, он всё ещё отец, как бы сейчас ни говорил с ним, вызывает дрожь по спине. — Ты покинул комнату… снова ослушался… До очередного выговора остаются считанные мгновения. В голове будто отсчёт тикает. Десять… девять… восемь… — Па… пап, — он запинается. Страшно. Если он сейчас скажет лишнего, кто знает, чего он лишится и насколько. Старший Тодороки внимателен к деталям и нужно было сказать всё так, чтобы новых подозрений не возникало. — Фую… она может… Если он скажет лунатит, то это обернётся ещё чем-нибудь. Чем — не ясно. Варианты в голове проносятся со скоростью зажжённой спички. — Ничего, пап. Тойя не говорит про её кошмар. Если она сама не скажет, то и от его слов пользы не будет. — С преподавателем ты контактировать не будешь. И я назначил тебе психолога, он поговорит с тобой о произошедшем, раз меня не хочешь услышать… Он уходит быстро. Запирает его на ключ в чёртовом одиночестве, так толком и не поговорив с сыном. Очередной учебник летит в стену. Он кусает щёки изнутри до крови, до того, пока полость рта не наполняется алой жидкостью. Слёзы он сдерживает, как может. Он не будет плакать из-за очередных запретов. Не будет и потому это даётся больнее. Тяжело. А в голову лезут (не)его мысли. «Сжечь и повеселиться на углях».…
Когда приходит психолог, Тойя отдаёт себе отчёт, зачем этот человек здесь и «что» он будет выпытывать. Мальчик недоверчиво косится на пришедшего мужчину, что улыбался во весь рот, как ненавистный Всемогущий. Номер один. Пример для подражания. Театральный урод. Отцовская цель… Нянечка, нанятая для присмотра за Нацу, уходит быстро после того, как приводит психолога к нему, и принимается за свои обязанности. Всё ещё мелкого брата надо было выводить на свежий воздух. Родителей дома нет, как и Фую. Он, мужчина этот, осматривает небольшую комнату, скорее библиотеку, и садится на единственный стул в комнате. — Тодороки-кун… — Можете не так официально, — он прячет руки за подушкой, почти не моргает и следит за мужчиной. — Вам же наверняка рассказали почти всё интересующее… — Довольно взросло с твоей стороны, Тойя. Мужчина улыбается. Знак нехороший. Доктора улыбаются только тогда, когда с пациентом не всё в порядке. И это было противно до мерзкого комка в горле. Он представляется как врач, но имя не воспринимается информацией. Белый шум вместо слов. Бирюза застывает на седом мужчине без мигания. — Ты можешь рассказать мне всё. Всё, что тревожит и как именно это происходит… Два часа проходят незаметно. Тойя ничего из этого времени не помнит, даже лицо не всплывает в памяти, как бы не старался его вспомнить. Но вот новые ожоги… ожоги, что взялись из ниоткуда, Тойя объяснить не мог. Глаза щипало от гари в комнате, а в носу стоял стойкий запах дыма. Сожжённые и обгорелые учебники спасти не в его силах… В комнате стоит бардак и… за это беловолосый ещё не знает, что получит.…
Он выдыхает сизый дым. Ничего не меняется. Парень по-прежнему спит крепко там, докуда не доходят отголоски голосов, не падает свет и не появляются тени. Видит незамысловатые сны о далёком прошлом, что подкидывает ему в сознание пламя. На, любуйся с чем ты жил всё это время. И совсем не подозревая, что тот, кого они ищут и от кого бегут, не первый раз был близок. Слишком близок. Телефон загорается экраном и тихо вибрирует от приходящих сообщений. Мальчишка, этот Мидория, всё ещё пытался держать контакт. Какой-никакой. И в этом Пламя было слишком против такого общения.«не суйся в токио. там будет неспокойно…»
Всё. В сообщении больше ничего не было, что слишком поражает уже привыкшее к пластам текста Пламя. «подробнее» Но отвечать ему никто не собирался. Изуку, маленький хитрец, точно знал, что информацию голодному до неё человеку нужно давать по минимуму. И это ему удавалось. Пламя набирает его номер по памяти и слушает несколько длинных гудков, прежде чем они прекращаются, и мальчишка почти на выдохе отвечает: — Интересно стало, да, Тойя? Он готовится болтать без умолку. Синее пламя уже не первый раз сталкивалось с подобным явлением, но напрямую они ещё ни разу не разговаривали. — Будь конкретнее, мелкий… Мидория молчит достаточно долго, чтобы начать беспокоиться… но тут же собирается и со слышимой улыбкой успевает предупредить парня. — Ты слишком будешь против, если мы сейчас поговорим с глазу на глаз? — Смотря, что ты имеешь в виду? — Тогда попрошу не атаковать меня от неожиданности. Телефонный разговор прекращается быстро, но блеклые глаза не удивляются внезапному явлению мальчишки. Он зябло дрожит и криво улыбается Пламени. Дождь не прекращается. Ветер лишь усиливается, погода в Хамамацу давно стабилизировалась, а этот отдалённый городок напоминал скорее осенний мотив, чем пришедшую весну. — Первая встреча с тобой. Приятно познакомиться, я Изуку. А ты Сколопендра? Называться «Тойя» Пламени не хотелось, к нему он отношения практически никакого не имеет. «Сколопендра» — нечто среднее между ними. Их баланс. Теперь он был раскачен и нарушен. Весы склонились в его сторону и это было не лучшим, что происходило с этим телом. — Рюто-Даби. Называй так, пока не вернётся владелец. А теперь скажи, что будет в Токио? Они, нет, только мальчишка, болтают до утра. Мидория рассказывает всё, что знает. Даже отдаёт план здания, чтобы всё прошло лучше некуда. Он не говорит причин, не объясняет, откуда столько информации. Лишь виновато улыбается. — Если тебе хочется вернуться обратно, то это будет неплохая возможность. Я тоже хочу поговорить с ним. Надеюсь, у тебя получится. Изуку исчезает быстро, оставляя Небесное пламя размышлять о предстоящем. Один из сподвижников Безликого в открытую собирался устраивать что-то схожее на торги причудой и это было даже на словах омерзительно. На деле — ещё хуже. Маяк для него. Всё ещё для него, вот только сюрприз, мальчишка отсыпается. И не факт, что рванёт необдуманно в эпицентр всего происходящего. Пламя возвращается в маленькую квартиру в двояких чувствах. Если пойдёт туда, есть вероятность вернуть всё на круги своя. Если нет, то… оно не знает, когда это прекратится и что произойдёт первее. Он свалится без сил и сдастся тем, кто ведёт на него охоту. Или тело прекратит поддерживать жизнь в нём. Ловушка. Самая правдивая ловушка. Капкан. И отправиться туда ему необходимо……
— Ты не знаешь точно, пап, — Фуюми почти виснет на мужчине и мешает покинуть больничную палату. Шото сидит вместе с Юки, помогает ей в выполнении задачек, опасливо косясь на них. Нацу не приходил, полностью погрузился в учёбу, пока оставшиеся Тодороки чуть ли не на блокаторах сидели. — Если слушать Наомасу, то можно понять, Тойя туда не сунется. Ему не нужно объяснять такое по нескольку раз. На грабли он наступал только с причудой. Твой план не сработал, дай мне попытаться… Он не сдаётся, только меньше сопротивляется и садится обратно на больничную койку. Юки прыгает рядом, заглядывая своими серыми колодцами в самую душу. — А блатик всё ещё спит, — она оглядывает собравшихся. Папа, сестра и братик, один из трёх, смотрят на неё поражённо. Малышка уже не должна была находиться в связи со старшим, но вот ответ. Она улыбается и радостно рассказывает обо всём. — Тойя-нии не может плоснуться, но со мной ему нлавится находиться, когда мне космалы снятся. Он мне сказки лассказывает… Энджи треплет рыжую макушку. Пока что он ничего не может с этим сделать. Как всегда. Только он ничего не может. И это больно бьёт по нему. «Кажется мне, что его придётся посадить на нечто потяжелее, чем просто транквилизаторы… Избавиться от причуды? Хей, а может убить его, чтобы убрать проблему? Только представь: избавившись от него, остальные дети будут свободнее без напоминания о пятне семейства… Их не будет терзать Синее пламя среди ночи, они не будут просыпаться от кошмаров, ожогов и всей оставшейся прелести. Отправь его в Тартар, где ему самое место. С людьми такому как он не по пути. Подумай и выбери правильный вариант исхода.» — Что ты предлагаешь, Фуюми? Мужчина хочет только убедиться в том, что это не опасно. Не опасно — последние несколько лет не о их семье, потому за каждого страшно. Рыжий комочек кочует из одних рук в другие и остаётся сидеть на коленях брата. — Я… сейчас я не могу тебе этого сказать. Не уверена, что сработает на все сто, но… но шанс всё ещё есть и я верю… верю в него. — Мы же теперь даже не знаем, где он после Сидзуоки… Шото опускает разноцветные глаза в пол… Прошло всего ничего после того злосчастного дня, а отец всё ещё здесь. В палате… Но за упоминание инцидента ничего не следует. — Он был в Нагоя… я знаю. И я собираюсь вернуться домой. Прекратите меня здесь удерживать. Серые глаза смягчаются от спокойного тона отца. Фуюми выдыхает нечто схожее с согласием. — Наомаса-сан хорошо справляется с мальчишками и доходчиво объясняет то, чего они не понимают. Думаю, что и отцом он будет потрясающим… Гетерохром успевает выйти из палаты вместе с Юки прежде, чем до отца дошла информация. Рекордные пять секунд с диванчика от дальней стены за дверь и чуть дальше. Это было громко. Малышка смотрела на него с непониманием, пока он топал в сторону автоматов со снеками и игрушками. — А папа злится? — Юки так и виснет в его руках как маленький пушистый кот. Да и просто покидать комфортное тепло ей не хочется ровно так же, как и перебирать своими мелкими ножками по больнице. — Немного позлится и перестанет. Тем более, мне кажется, он догадывался, что дядя не просто так часто с нами оставался. Так. Ю-чан, что там с Тойей? Можешь сказать? Они устраиваются на диванчике недалеко от регистратуры и наблюдают за проходящими медсёстрами да посетителями, которыми являлись большинство из людей. Юки оглядывается по сторонам, а после шепчет на ухо брату ответ, как самый настоящий секрет. — Он сейчас спит в темноте. Там мокро и холодно, Тойя-нии не любит такую погоду. А ещё… синий огонёк хочет лазбудить его, но не мозет.…
Очередная сигарета кончается быстрее, чем ожидалось. Иса смотрит на него и в глазах настойчиво стоят слёзы. Он не может так поступить. Она без него не сможет, ей тупо страшно оставаться одной в незнакомом городе. — Не уходи. Я прошу тебя. Прикоснуться к нему она не может. Запрет. Запрещено почти всё, Пламя не любит прикосновений и не позволит какой-то девке это сделать. И совсем неважно, что она приютила его на неопределённое время… — Я тебе говорил… — Пламя выдыхает дым и да, ему совершенно похуй на чужие слёзы и то, что он расстраивает кого-то. — Ты можешь жить сама. Используй причуду, когда необходимо себя защитить и тогда у тебя получится адекватная жизнь… Здесь почти ни одного героя нет, никто тебя не осудит. — Но… но мне страшно- — Мне похуй на твой страх. На меня охота ведётся, так тебе будет понятно или нет? Каждый, сука, день есть вероятность, что меня, а может даже тебя, подстрелят, убьют и ещё куча всяких прелестей, что могут сделать. А ты говоришь, что жить боишься… Прыжок в окно и взрыв синего пламени, что ослепляет до пляшущих зайчиков в глазах. Девушка садится обратно, старается угомонить дрожь за чашкой чая и нервно выдыхает. Слова, что он ей говорил, имели смысл и не ей сейчас дуться на того, кто изначально был против длительного общения.…
— Порой мне необходима твоя социализация… — Пламя говорит само с собой. Будто есть надежда, что ему ответят, пока спят крепко-крепко, вспоминая утраченные памятью моменты, даже годы. — Может быть, даже отпустишь свою ненависть ко мне… Это же я виноват в твоих многочисленных травмах. Оно усмехается, выпуская колечки дыма с проблесками синего пламени. — Я был тем, кто творил большую часть пиздеца в твоей жизни. Хотя… мы оба хороши, порой из-за твоей упёртости сам выходил из себя, сжигая всё на пути. — Вечер сменяется ночью и птички, пролетающие на высоте многоэтажек, норовят вернуться в свои гнёзда. Их вид даже немного успокаивал. — Мы оба вспыльчивы, так что можешь понять… И… Оно не говорит этого вслух. Знает, что сейчас извиняться без толку. Не услышит, не поймёт……
— Тойя-нии… — Нацуо плачет где-то с улицы, маленький весь в слезах, и почему-то зовёт узника дома Тодороки. Глубокая ночь, но видно всё-всё, полная луна освещает все, даже самые затаённые, уголки. Все спать должны, три двадцать с истекающими секундами, а надрывный рёв младшего брата звучит слишком близко. — Блати-и-ик… Мальчик убирает книгу от себя и надеется, что это просто глупость какая-то, но отчего-то на душе было не спокойно. Почему бы маму не позвать? Она больше разбирается во всякого рода проблемах. Закладка вставляется между листами «Сердца» и Тойя поднимается с пола, чтобы выглянуть с балкона на маленького сопливого чудика. Но… Этот плач доносится не с земли. Тут и дураку будет ясно, что если голос доносится сверху, то внизу никто точно не находится. Аккуратными, но выверенными движениями мальчишка взбирается на крышу в поиске источника звука, надеясь, что это просто глупая, очень глупая и несмешная, шутка. Как бы не так… Его белые волосы отражают лунный свет и светятся… блестят даже, а вокруг столько льда, что находиться наверху становится чертовски опасно. Тойя топит босыми ногами ближайший уступ, подходит тише, чтобы не спугнуть напуганного своей причудой брата и не дать ему упасть от этого. Он вертит головой и испускает новые волны тонких прозрачных корочек, каждый раз дёргаясь от этого, словно использовать лёд слишком больно. — Нацу, тише, — он костерит себя за то, что не додумался взять с собой что-нибудь из вещей, дабы прикрыть и согреть его после использования причуды. — Я зде- Скользко, до чёртиков страшно, а нервная дрожь проходит по позвонку. Почему причуда именно сейчас пробудилась, а не утром, когда он был бы под присмотром взрослых? Малыш скользит вниз… в голове тупой набат, что если он сейчас грохнется на землю, то это только его вина. Тойи и только его. Проходил через это, больше не надо… Он прыгает на перехват, огонь придаёт скорости так правильно, что даже ощущение невесомости и полёта в такой идиотский момент кажутся прекрасными. А потом острая боль где-то в ключице, мокрота на груди и продолжительный плач. Холодные руки матери забирают брата и успокаивающий голос скорее убаюкивает, но не его, а малыша Нацу. Твёрдый голос отца слышится на фоне, он переругивается с кем-то по телефону, «немедленно» и «срочно» звучат так часто, что значение этих слов исчезает из белой головы. Трогать же Тойю никто не спешит, Фую после такой попытки отправили в дом, чтобы не мешалась. Луна кажется ему страшной. Большая, неестественно светящаяся и, если приглядеться, ужасающая. Всегда наблюдающая за тобой, где бы ты ни был. Он тихо смеётся своим мыслям. Хоть кто-то будет это делать. Кто-то, но не отец… и даже слёзы сейчас не текут, хоть и больно до жути. Внутри клекочет пламя.