***
Тарталья еле добирается до дома доктора в Ли-Юэ, используя телепорты. Дрожащими руками распахивает дверь в комнату лекаря, открывает рот, чтобы что-то сказать на чужом языке, но изо рта снова вытекает кровь, перемешанная со слюной. В глазах темнеет, тёплая рука лекаря опускается на плечо. А дальше Аякс помнит только темноту, какие-то мерцания в ней, ощущение колющего холода. Открывать глаза и снова оказываться в реальности ему не хочется, вне боя бороться за жизнь необходимости просто нет. Эта мысль даже не пугает юношу, а расползается слизью по всей этой обволакивающей тьме в голове. Слизью? Он чувствует ее на пальцах и неожиданно для самого себя распахивает голубые глаза, видит потолок, залитый солнечным светом, доктора суетящегося над ним, тонкие и длинные игры воткнутые в нужные точки на его груди. Парень касается пальцами одной из игл. — Это… Что это? — спрашивает он, еле выговаривая слова. — Акупунктура, — коротко отзывается врач. Чайльд вытирает свою свою руку об простыню на кушетке. Она была до этого влажной от воды. а не от привидевшейся слизи. Этой водой лекарь промыл всю правую половину тела пострадавшего, которая покрыта темно фиолетовыми полосами, будто ранами. Это влияния разрушительной силы глаза порчи. Аякс выдыхает воздух из легких, поворачивает голову в бок и видит полураскрытую дверь, ведущую на веранду. Там стоит столик из древесины цзытань. На него садится маленькая пухлая птичка. Она быстро чистит перышки, переминаться с лапки на лапку. Тарталья раскрывает глаза пошире, смотря на это маленькое существо. Он чувствует странную связь с этой птахой. Она живая, подвижная, даже как будто веселая, внутри ее маленькой грудной клетки существует какая-то жизненная сила, созданная самой природой. Эта сила заставляет существо двигаться, петь, искать пропитание. Он ведь тоже живой, тоже должен ощущать в себе эту природную жизненную силу. Но нет ничего внутри, совсем ничего кроме плоти и органов. Они свербят болью. И парень лежит на месте как труп, знает, что его, конечно, вытянут с того света, но ему все же дико стыдно за слабость. Хочется свернуться калачиком, но сил нет. Да и не престало Одиннадцатому Предвестнику делать это… Тарталья отрывает правую руку от кушетки и тянется к видению птицы, пальцами перебирая воздух, желая зацепиться за него и подвинуться вперед, отщипнуть хоть маленький кусочек жизненной силы у существа. Сделать это мягко, не навредить. А ведь он привык отнимать все жизненные силы до последней капли, марать свои руки кровью и… Оставаться ни с чем, оставаться убийцей таким же опустошенным каким был всегда. Или не всегда? Лекарь замечает это движение руки раненого, мягко берет его за запястье и укладывает конечность вдоль тела. Тарталья чувствует, как глаза сами по себе закрываются от укола новой иглы. Он передумывает: чужие жизненные силы ему не нужны. «Лучше сохранить их у тех, в ком они еще есть. Тевкр! Он ребенок и все еще не пуст! С кем он? С путешественницей? Нужно организовать ему путь домой.» Тарталья слышит взмах крыльев той самой пташки. Она улетела. Он теряет сознание снова. Через пару часов иглы вынуты из тела. Тарталью мягко хлопают по щеке, чтобы тот проснулся. Он опять резко и немного пугающе раскрывает свои синие глазищи, вдыхает и чувствует, что боль в груди перестала быть мучительной, а будто угасла. Предвестник вскакивает, платит лекарю в три раза больше чем нужно, застегивает рубашку одной рукой и идёт искать провожатого для Тевкра. Лекарь удивлён, что этот приезжий из Снежной так быстро оправился, но не понимает, что именно с ним случилось. Конечно, ведь Чайльд спрятал свой глаз порчи куда подальше. Но не избавился от него. Как можно выбросить то, что символизирует благословение Крио Архонта?***
Младший брат отправлен домой. Люмин поверила в то, что Аякс не собирается делать ей ничего плохого. Все дела закончены. Можно больше не притворяться. Он сидит на ступеньках перед банком Северного Королевства и смотрит невидящим взглядом в стену. Рыжие брови смыкаются, левое веко подрагивает, когда перед глазами начинают плыть старые образы: израненный рыжий мальчишка стоит перед огромной зеркальной стеной в Бездне, а позади горы трупов монстров. Его голубые глаза мечутся по отражающей поверхности. Он резко бьёт по зеркалу кулаком с кровоточащие костяшками. Зеркало изгибается от удара, но даже не трескается. Тарталья на секунду ощущает себя на месте этого мальчишки, потом снова в своём теле, потом снова в его. Голова начинает кружиться. Он знает, что это все действие глаза порчи: пробудились воспоминания из дальнего прошлого. Хочется от них избавиться любым способом. В груди колит. Аякс вжимает и без того впалые щеки, поджимает губы. Он хочет уйти из Ли Юэ на время чтобы побыть одному. А этот мальчишка из головы всё никак не выветрится! Чайльд идёт за пределы города к высокой скале. Он помнит, как взбирался на нее по приезде в Ли Юэ — на родину моры. Тогда юноша хотел взглянуть на богатый портовый город и гордо подумать «Я брошу это королевство к ногам Царицы! Сам, один!» Теперь он идет туда совсем не для гордости. Хочет взглянуть на высокое небо и потеряться в тех мыслях, что навязчиво лезут в голову. Ступает на деревянную лестницу, ведущую на верхушку горы. Перебирает пальцами серый мундир небрежно закинутый на плечо поверх алой рубашки. Путь, что занимал раньше несколько минут теперь растянется на долго, ведь шаги отдаются болью где-то в глубине тела. Он смотрит себе под ноги, зацикливает шаги, как делает это раньше, когда с усталостью шёл куда-то. И вдруг ему вспоминается снова Царство Тьмы — бездна, он опять мысленно на месте 14летнего подростка. Страшно, холодно. Каждое движение: шуршание одежды, шажок отдаётся гулом. Впереди лестница с сотнями узких ступенек, ведущих вниз, в темноту. Сзади такая же непроглядная чернь бездны. Он стоит на этом месте, по ощущениям, уже несколько часов. Не знает куда себя деть. Смотрит вверх — там ничего кроме темноты. Есть только каменный пол под ногами. Он материален, он единственная опора для ног и сознания. «Мама… Мама вытащи меня отсюда! Вспомни обо мне! Найди меня!» — думает 14летний Аякс. Но у него есть сильное ощущение того, что мама ему не поможет. Мальчик зачем то закрывает глаза, делает пару шагов вперёд и ступает на лестницу. Голова все еще кружится из-за ушиба после падения. А он все равно пойдёт в бездну. Ведь больше идти некуда. Аякс спотыкается в реальности, чуть не падает, но удерживается, встав на одно колено для равновесия. Чайльд пытается проморгаться и понять, где он. Решает говорить сам с собой, чтобы совсем не забыться и хотя бы не упасть. — Слабак, чего мялся там… Тьфу… — Тарталья разочарованно сплевывает, думая о маленьком себе. В слюне все еще есть кровь. Иглоукалыванием и компрессами внутреннее кровотечение не остановишь. Аякс нехотя поднимает взгляд, поправляет мундир на плече и взглядывает на пейзаж, открывшийся перед ним: каменистые холмы вздымаются к синему небу, под ними тянутся рисовые поля, виднеются деревянные домики, дороги, тропинки. Взор синих глаз смещается с этого зрелища и снова устремляется вниз, под ноги владельца, которые быстро ступают по лестнице в гору. Тарталья снова вспоминает себя в Бездне. Обычно он делал это без страха и волнения, в свободные минуты, улыбался при мысли о том, как ловко резал монстров тогда. Но сейчас он не может выкинуть из головы то выражение страха и боли, что отразилось на лице того 14 летнего парня, смотрящего на самого себя в огромное зеркало Бездны. И взрослому Аяксу кажется, что его эмоция точь в точь совпадает сейчас с той самой. Он начинает чувствовать себя скорее там, чем здесь. И там ужасно. Намного хуже, чем думалось последние годы. Великий Одиннадцатый Предвестник Фатуи хотел бы пожалеть себя из прошлого, но не чувствует никакой эмоциональной привязки к этому образу. Веко начинает дёргаться ещё заметнее, болезненнее. Он жмурится, открывает глаза снова и обнаруживает себя на вершине горы, прикрывает лицо рукой и с плеча соскальзывает мундир. Облака тихо плывут в вышине, а Чайльд будто слышит их шуршание. Предвестник запрокидывает голову и смотрит в небо. Одиноко. Маска соскальзывает в рыжих волос и летит вниз, но до камней не долетает. Ее кто то ловит.