Мои тёмные воспоминания

Лань Чжань после смерти Вэй Ина скорбил. Но можно ли описать весь спектр его чувств лишь этим жалким словом? Знал ли хоть один человек как тяжело было потерять того, кого так долго и самопожертвенно пытался спасти. Но нужно было ли это обезумевшему от тёмного пути юноше? Ценил ли он это? Едва ли он мог себе хотя бы помыслить о том, что этот юноша из Гусу Лань хочет его спасти. Вэй Ин с большей охотой поверил бы в то, что даже на смертном одре не нашлось у него ни одного друга. Столько боли выпало на долю этих юношей, которые и сами не знали, что это далеко не финал этой мрачной истории. Только Лань Чжань знал, что же происходило дальше. Никакого нападения на деревню Мо не было. Мо Сюаньюя ещё после возвращения из Ланьлина замучила до смерти семья почившей много лет назад матушки. Вот уж действительно не повезло так не повезло. И цепь событий дальше рушилась, словно разбитое от уродства зеркало. Одержимая рука не нападала, заклинатели из Гусу Лань не приходили и ни в чём не разбирались. Все события приняли другой оборот. Но некоторые вещи действительно не изменились: Не Минцзюэ действительно умер, а Сюэ Ян убил А-Цин и Сяо Синчэня. Что-то в этом мире не зависит от того, вернётся ли великий Старейшина Илина или нет. Но эпохи завершаются, правители сменяются. Вот и пришёл новый. Его едва ли можно было назвать обычным. Мужчина в самом расцвете сил силой подчинил себе все ордена заклинателей, разрушил их и стёр в порошок, заставив служить лишь самому себе. Непокорных пленили, пытали... Что с ними только не делали, чтобы подавить волю. И Лань Чжань был тем, кто подчиняться не хотел. Он истинно верил, что всё не может обернуться так, что тёмные времена не могут окутать Поднебесную, ещё не показавшую своё величие, так скоро. Но новый правитель был непреклонен: забирал мечи, разрушал нормальное течение ци по меридианам, не брезговал отрубанием рук и иных частей тела, выкалыванием глаз и вырезанием злых языков. За что же Лань Чжань угадил в тюрьму? Мог ли он расстаться с Бичэнем, столь родным ставшим за столько лет? Мог ли он отдать на сожжение гуцинь, на котором каждый вечер звал одну-единственную душу? Мог ли просто молчаливо подчиниться тирании, когда даже против старейшин однажды пошёл? Не мог. Главы великих ранее орденов – Цзинь Гуанъяо, Цзян Чэн, Лань Сичэнь, Не Хуайсан, другие – тоже не сдались без боя. И чем это для них закончилось? Цзинь Гуанъяо подвергся тому, чтобы его сделали человеком-свиньёй, что он заслужил конечно за звание Верховного заклинателя. TW: Описание казни (Человек-свинья. Вид казни, когда пленник не заслуживал быстрой смерти, из него делали «свинью»: отрубали по локоть руки и по колено ноги, вырезали язык, выкалывали глаза, протыкали барабанные перепонки, вырывали ноздри и... тщательно выхаживали несчастного, которого ждала долгая, но не очень счастливая жизнь, хотя, конечно, мало кто в дальнейшем осмеливался назвать этот обрубок плоти человеком). Он пострадал один из первых, несмотря на то, что хотел провести дипломатические переговоры с новым правителем, но тот не был с этим согласен, у него свои планы на то, как распоряжаться страной. Всё подчинённые Ланьлин Цзинь стали слугами императора, кто повиновался этому решению, конечно. Так и Цзинь Лину пришлось примкнуть к армии, но не потому что он был труслив или сам этого захотел. Его уговорили дяди, чтобы он жил любой ценой. Следующим был Цзян Чэн. Человек с таким вспыльчивым и непокорным нравом не пожелал преклонить колени перед тираном. Это лет жизни ему не прибавило. Его настигла «Обезьяна, сбрасывающая одежду» на глазах у всех учеников ордена. TW: Описание казни (Суть казни: сначала готовили утыканный острыми иглами лист металла, сворачивали его в форме бочки иглами вовнутрь. Один из палачей обхватывал эту железную «бочку» руками, а другой брал жертву за волосы, и протаскивал через нее. Иглы разрезали плоть, в это время палач, стоящий рядом с чашкой соленой воды, неспешно кропил ею растерзанное окровавленное тело). Лань Сичэнь сдался без боя. Он не боялся за себя, он боялся за орден и за семью. Кто знал, что со всеми может стать, если он не подчинится сейчас. Белые одежды сменились красными, и все готовы были бы смириться, но Лань Чжань... Не для этого они боролись с Цишань Вэнь, чтобы сейчас склонить головы. И он не стал. Он не вёл себя агрессивно или необдуманно, поэтому довольствовался конфискацией всего оружия и заключением в Водяной тюрьме – сейчас туда сажали всех мятежников-заклинателей, не согласных с новым режимом. Каждая камера была окружена водой, а на платформах внутри круга воды располагались люди. Сверху лилась точно такая же вода, закрывая их всех, как в клетке. Но если бы это была обычная вода... В этой же даже металл мог раствориться без следа и одно касание лишало плоти. Не Хуайсан, прекрасный актёр, сразу повёл себя так, как было угодно его величеству императору. Кто знал, что у этого мужчины в голове, но едва ли члены его ордена были довольны. А кто нет... Водная тюрьма была достаточно велика, чтобы вместить их всех разом. Каждый великий ранее заклинатель канул в лету, потерял величие, либо стал членом императорской армии. И режим тирании продлился очень долго. Настолько, что от мучительных сожалений даже Лань Ванцзи в один из дней почил в Водяной тюрьме. Конец ли это всего? Или новое начало? *** Пара секунд и в родблоке послышался плач ещё одного малыша. Он родился здоровый и сильный, но едва ли это рождение было случайным. Рядом с женщиной стоял мужчина лет сорока на вид и чуть кивал. – Вот и Ванцзи. Всё идёт по плану. Мужчина вышел, не желая более наблюдать, и посмотрел на мальчика лет трёх, сидящего на стуле и качающего ножками. Ребёнок подал голос. – С братом всё в порядке? Умные глаза устремились на дядю, который не медлил с ответом. – Он в порядке. Слышишь как кричит? Здоров, здоров. Теперь все в сборе. Планы мужчины были ему вполне ясны, но расплывчаты для тех, кто в это дело не посвящён. Он был один из немногих заклинателей, кто спасся от тирании того правителя. Сейчас же было уже другое время. Самое лучшее, чтобы возродить заклинательство, ведь нечисть была как никогда сильна. Времени на то, чтобы возиться, не было. – Сичэнь, пошли. Тебе ни к чему ждать его. Он ещё долго будет не с нами. Сказал Лань Цижень и, погладив бородку, пошёл прочь от этого дома. Ванцзи нужно было подрасти и окрепнуть, чтобы присоединиться к ним. – Он вспомнит всё? Вдруг задал вопрос идущий рядом ребёнок, одетый в традиционное белое ханьфу, ведь они всё-таки были в резиденции бывшего ордена в горах. Тут было немноголюдно, но постепенно всё бы ожило, Цижень верил. – Возможно, не всё. Его раны на душе были столь сильными, что возможно, он забудет что-то важное для себя...до поры до времени. – Лучше бы он не вспомнил вообще ничего... Заключил маленький Сичэнь. Он любил младшего брата и не желал ему страданий, ведь Вэй Усянь... Он канул в лету множество лет назад. Его душу так и не нашли, а если бы и нашли, Ванцзи бы никогда её не заполучил. Лань Цижень многозначительно посмотрел на Сичэня, и тот поспешил закрыть рот. Действительно, последнее, о чём хотел бы вспоминать учитель, – это отступник, который погубил множество заклинателей, в том числе других кланов и орденов. – Прошу прощения, дядя, мои речи чересчур безрассудны. На этом их разговор кончился. Учитель Лань знал, что он не один такой и что старейшины других орденов тоже, скорее всего, нашли способ призвать души в тела беременных женщин. А если так... Кто-то сможет возродить и Его. *** – Бей его, бей! Мать манерам не научила – улица научит! Ему уже не первый раз доставалось от уличных хулиганов. Кто же был виноват, что 4-летний Сянь-Сянь не курит, а группа подростков 15-17 лет воспримет его отказ как прямой призыв к тому, чтобы "проучить"? И так уже не первый раз. Нигде этому неприкаянному ребёнку места не было. Мать умерла во время родов, отец вообще неизвестно кто и где. Сейчас ему, который ночи проводил в детском доме, негде было укрыться от насилия: что на улице, что в детдоме, его ждали побои, крики и несчастья. – Пожалуйста, прекратите! У меня правда ничего нет, правда! Сянь-Сянь не понимал, за что он так горько получает от судьбы, чем он это получил, какое страшное зло он сделал? Это ему было неведомо. Удары кулаками и пинки прилетали то в голову, то в живот, то в руки, отдаваясь болью тут и там, отчего мальчик иногда невольно вскрикивал, но уже не плакал. Он почти привык к тому, что его ненавидит всё живое. Резко возникающая боль стихла через пару часов и мальчик понял, что его мучители ушли. Кое-как присев, он стерпел головную боль и стёр пыльным рукавом кровь, стекающую из носа. На улице под вечер холодало, спускались сумерки, а фонари ещё отчего-то не загорались. Насилу поднявшись и удержав равновесие, Сянь-Сянь огляделся. Люди куда-то спешили, бежали, торопились, не замечая ничего и никого вокруг. Всем хотелось домой, поесть или даже просто к домашним любимцам. Всего этого у малыша не было. Живот громко заурчал, и мальчик приложил руку поверх грязной порванной одежды, выдыхая. Хоть бы что-то поесть. Внимание привлекла застеклённая яркая витрина, и Сянь-Сянь подошёл к ней, прикладывая ручки и смотря за стекло. Пирожные, кексы, конфеты и многое другое предстало его виду, отчего живот только сильнее свело судорогой. – А ну пошёл прочь, мелкий паршивец! Не пачкай мне стекло! Выбежал кричащий владелец магазинчика, начиная отгонять проголодавшегося ребёнка веником, а тому оставалось только убегать, забегая в переулок. Виду предстала мусорка с отходами. Выдохнув, мальчик подошёл, пытаясь найти хоть что-то съестное. Но сзади послышалось звучное рычание, и холодок спустился от затылка к копчику, а сам мальчик замер в ужасе, начиная чаще дышать. Поняв, что выбора у него особо нет, он достал полусъеденную сосиску из бака и отшвырнул от себя. Собака отвлеклась, и мальчик дал дёру, побежав со всех ног в другую сторону. "Нет, только не в детдом. Там в сто раз хуже, чем на улице", - думалось Сянь-Сяню, и он стал шляться по улицам, пока и вовсе не свалился без сил, присаживаясь под карнизом. Оглядевшись, он обнаружил себя совсем рядом с кварталом красных фонарей, буквально следующий дом его открывал. Ему и тут не место. Женщина, одетая роскошно и прикрывающая часть лица веером, посмотрела на уличное отребье с некой неприязнью. – Мальчонка, иди в другое место, ты мне клиентов отпугиваешь! Она уже замахнулась на него, как вдруг её руку перехватил мужчина, улыбающийся мягко, но который явно не в этот квартал собирался идти. Что-то в этом ребёнке показалось ему знакомым. – Ты пойдёшь со мной? – А? Сянь-Сянь поднял голову, всё ещё опасаясь, что его могут ударить только за то, что он есть. – Ты мне напоминаешь младшего сына моего друга. Продолжал мужчина, поднимая мальчика на руки и напрявляясь с ним не много не мало в самое высокое здание города. – Вы тоже будете меня бить..? С отчаянием спросил мальчик, на глаза которого наворачивались слёзы. – Ни в коем случае. Теперь ты часть нашей семьи – семьи Ян. Мальчик смирился со своей участью. Будь что будет. В огромном новом доме его поставили на ноги, но мальчик качнулся. Он уже порядком устал и не хотел ничего. Его отвели в ванную и там вымыли, вытерли и одели в новое и чистое, а затем и спать уложили. Очнулся он только следующим утром. Открыв глаза, Сянь-Сянь резко сел и огляделся. Из-за приоткрытых штор в комнату пробивался солнечный свет, давая всё осмотреть. Кровать стояла слева от входа, а рядом с кроватью - письменный стол. Но что-то в интерьере комнаты давало узнать в ней детскую. Опасливо поднявшись, мальчишка прошёлся по комнате, отвешивая шторы, и выдохнул от удивления. Он впервые смотрел на город с такой высокой точки. Его взору простирались дома, дороги, машины, даже виднелись леса и поля за пределами города. Чуть отстранившись от окна, он решил, что нужно осмотреться, где бы он ни был. Сделав пару неуверенных шагов к двери, он выглянул и выдохнул. Вроде чисто. Шагая на носочках по коридорам, он не заходил в запертые комнаты, и так дошёл до гардеробной. Там были самые разные вещи, но больше всего мальчика заинтересовали ножны. Подойдя к ним, он стал на носочки, кончиками пальцев пытаясь снять предмет, но тут меч с упал с таких грохотом, будто всё в гардеробе рухнуло на пять этажей вниз. Мальчишка тут же поёжился, будучи рад тому, что его не пришибло. Решив, что не пойман – не вор, он пулей выбежал оттуда и скорее побежал в другую часть этого необъятного дома, а от поворотов уже стала кружиться голова, поэтому он и не заметил, как нечаянно столкнулся с кем-то, отчего оба упали на пол. Чуть придя в себя, он заметил протянутую руку от девочки, одетой в мягкую розовую пижаму, чьё лицо было украшено очаровательной улыбкой. – Вот кого отец вчера так поздно привёл. Я - Ян Линмэй. А как тебя зовут? С первого взгляда эта девочка была дружелюбной и, кажется, не хотела его избить, даже руку помощи протянула. – Сянь.. Сянь-Сянь, кажется... – Кажется? – Я не помню точно, – признался он, ведь в действительности знать не знал, как его зовут. «Ублюдок», «мудак», «отброс», «отребье» – то, что он слышал чаще всего. Тем не менее, он взялся за руку и всё же поднялся с тёплого пола, выдыхая. Ему было всё ещё сложно поверить, что всё это не сон. – Давай я тебе тут всё покажу! Ты, наверно, голоден. Ох, сестрица, ты попала прямо в точку! Живот тут же отозвался одобрительным урчанием, и Сянь-Сянь покраснел, кивая и следуя за Ян Линмэй. – Сколько тебе лет, Сянь-Сянь? – Четыре...вроде. – Снова твоё «вроде»... Мне вот шесть! Я старше, значит чуть главнее. В её словах совсем не было злого умысла, она даже легко посмеялась, не имея в виду ничего плохого. – Забавляешься, Мэй-мэй? Послышался голос с кухни. Он не был знаком Сянь-Сяню, поэтому он заглянул в комнату, но лучше бы этого не делал. Сидящий там мальчик был в окружении щенят и, стоило тем увидеть нового гостя, как они тут же к нему побежали. Сянь-Сянь сам не свой завопил и побежал скорее от них, спотыкаясь и скользя на поворотах на полу. – Подожди, Сянь-Сянь! Они же хорошие! Девчушка скорее побежала за ним, чтобы он не потерялся, собирая по пути щенят, которых отдала братцу, побежавшему за ней. Нашли они нового гостя не сразу, кто же знал, что он спрячешься в ванной комнате за ширмой. Тем не менее, закрыв собак в одной из комнат, Ян Линмэй помогла младшему вылезти и пошла со всеми на кухню. – Знакомься Сянь-Сянь, это мой братец Ян Сяошан. Он не разговорчивый, но это только первое время. Ты привыкнешь. Сказала она, усаживая двух младших, а сама стала искать, что поесть. Так уж получилось, что проснулся и старший член семейства. Стоило тому появиться на кухне, как всё из семьи Ян встали, чуть кланяясь, а Сянь-Сянь, не понимая, что происходит, просто за ними повторил. – Кто трогал мой меч? – ровно спросил мужчина, ходя взглядом от одного ребёнка к другому, и все как один отводили взгляд. – Я посмотрю вы уже познакомились. Линмэй, как зовут нашего гостя и нового члена семьи? Ян Линмэй тут же незамедлительно ответила: – Он сказал, что его зовут Сянь-Сянь и ему 4 годика. Как мы успели понять, он панически боится собак... – Тогда пусть живут с вашим дедушкой. И тут не выдержал Ян Сяошан: – Но отец, я же их так люблю! Они хорошие! Но, судя по взгляду старшего, это не обсуждалось, так что Сянь-Сяня наградил гневным взглядом другой мальчик, будто говоря, что ему придётся несладко в новом доме.