На пути к лучшему миру

Дамблдор устало вздохнул и закашлялся. В тишине кабинета каждый его хриплый вдох звучал намного громче, чем ему хотелось бы. Взглянув на один из портретов, висевших в кабинете, он усмехнулся. — Думаешь скоро присоединиться к нам, Альбус? — едко заметил Финеас Блэк, чуть поворачиваясь к нему. — Это не мне решать, — вздохнул он, перелистывая страницы дневника Регулуса, — увы, не мне. Заходи, Гарри, я уже давно жду тебя. Дверь с тихим скрипом приоткрылась и в ней показалось изумленное лицо слизеринца. — Добрый вечер, директор… Как вы поняли, что я там? Я же еще не успел постучать? — Я вижу, как Фоукс начинает коситься в сторону двери, — директор рассмеялся, кивая на феникса, — он всегда знает, когда кто-то собирается войти в этот кабинет. — А… — протянул тот, разглядывая птицу, — он как-то неважно выглядит… — Пришло его время, Гарри. Возможно, тебе даже повезет увидеть возрождение феникса. Очень редкое явление, надо сказать. — Фениксы же бессмертные, да? Я читал, что они сгорают и затем вновь возрождаются из пепла. Но они вообще могут умереть? Навсегда? — Не знаю, — Дамблдор пожал плечами, — фениксы, равно как и драконы, и прочие магические существа редко умирают в том смысле, в котором это понимаем мы. Они, я думаю, просто уходят туда, откуда пришли. Лишь самим им ведомы тайны их жизней, вряд ли нам, людям, удастся хоть когда-нибудь это постичь. Остается лишь наблюдать за чудом, свидетелями которого мы становимся… — А сколько раз Фоукс перерождался? — На моей памяти один раз. Скоро, вероятно, это произойдет во второй раз. Гарри уставился на склонившегося феникса, с которого медленно, по одному, облетали перья, вспыхивая снопом искр. Ему вдруг стало так тоскливо от такого зрелища, хотя он прекрасно понимал, что это лишь временное состояние. — Профессор, у меня множество новостей, и вопросов, и еще много чего, что я не знаю, как охарактеризовать… — Давай по порядку, — Альбус улыбнулся, поправляя очки, — начнем с самого, на мой взгляд, главного. Думаю, тебя, впрочем, как и многих, тревожит недавняя выходка Тома. Я прав? — Как всегда… — вздохнул юноша, напряженно вглядываясь в узор стола, — что произошло? Зачем Воландеморту уничтожать половину побережья? Что… что оно ему сделало, если можно так выразиться? — Том ненавидит, когда что-то идет не так, — директор пожал плечами, — он любит выстраивать точные планы и все контролировать, и каждый раз, когда что-то этому препятствует, он дает волю своему гневу. Боюсь, ему это сыграло лишь на руку, хотя не уверен, что сам он это понимает. — Э… В каком смысле? — Думаю, мне не стоит говорить о том, какую реакцию это вызвало. Истинная сила Темного лорда… Поистине ужасающее зрелище. Изменить саму реальность в угоду собственной ярости — не каждый волшебник на такое способен, Гарри. Он искал что-то очень важное и, по всей видимости, не смог найти. — И что теперь делать? — Гарри нервно сжал подлокотник кресла. — Это… я не знал, что магия вообще так может! Нет, были новости о том, что Пожиратели и Воландеморт убили десяток маглов, или разрушили мост, наслали ураган… Но это? Скалы? Два огромных хребта, которых раньше не было?! Что это за магия, профессор?! — Точно такая же, какую используешь ты. Так называемая истинная магия, мой мальчик, — грустно вздохнул волшебник, — могущественная… ужасающая… опасная, в конце концов. Предполагаю, что это многого стоило Тому. Боюсь, он не настолько крепкий, каким хочет казаться. — Сомневаюсь, — Гарри нахмурился, — он самый сильный колдун из всех, с кем мне доводилось встречаться, после вас, конечно… И в ту ночь он чуть не убил меня! У меня так сильно болел шрам, даже сильнее, чем когда Реддл до меня дотрагивался! Я почти сошел с ума, я даже не помню, как пережил ту ночь… Мне пришлось спрятаться на изнанке Хогвартца, чтобы попросту не умереть от боли! Если таков настоящий гнев Воландеморта, то мне кажется, вы неправильно истолковали пророчество. Не думаю, что у меня хоть когда-нибудь получится что-то подобное… — О, Гарри, уверен, что ты сможешь сотворить нечто подобное уже сейчас, если очень захочешь. Думаю, не стоит напоминать о твоих подвигах на Турнире. Уже тогда, мне кажется, у тебя хватило бы сил для этого. — Ага, и я бы умер после этого, — буркнул юноша, скрещивая руки на груди. — Но что теперь? — Теперь тебе придется усерднее учиться, но увы, не совсем тому, к чему ты привык, — вздохнул Дамблдор. — Но об этом позже. — Профессор, а вы не знаете, что Том украл из Министерства? — Знаю. — Это… это пророчество? — Нет, не пророчество. А маховик времени. — Что?! А… маховик-то ему зачем?! Что он с ним собирается делать?! — А вот этого я уже знать не могу… — Альбус помрачнел и закашлялся, — Том — Темный Лорд. Такой же, как и ты. И вы оба склонны использовать древние артефакты по не совсем прямому назначению. Ты вывернул мантию-невидимку наизнанку, поэтому, вполне вероятно, Воландеморт может попытаться совершить нечто подобное с маховиком. Однако это очень опасно, в меньшей степени — для него самого. Я хочу предупредить тебя, Гарри, чтобы с этого момента ты был предельно осторожен. Том может не только возвращаться назад во времени, но, что очень важно, использовать его как оружие. — Это невозможно! Что можно сделать с маховиком времени, кроме как переместиться на шесть часов назад? — Увы, Гарри, как бы я ни хотел ответить на этот вопрос, я не могу, потому что и сам не знаю ответа. Но Том весьма изобретателен, и у него есть удивительный талант превращать в оружие то, что изначально не было для этого предназначено. Мы можем лишь гадать, каким ужасающими последствиями это обернется. Игры со временем никогда хорошо не кончаются, запомни это, мой мальчик. Даже если однажды случится так, что тебе потребуется воспользоваться маховиком, никогда не пытайся заставить его сделать больше, чем он может дать. Не стоит искушать время, оно этого не любит. — Я не уверен, что понял вас… — пробормотал он, пытаясь представить, каким еще образом можно использовать маховик, — но я обещаю быть осторожным. Но если это так опасно, почему маховики вообще существуют? — Маховики не опасны сами по себе, Гарри. Однако в руках Темного Лорда инструмент, связанный с магией времени, может стать страшным оружием, по сравнению с которым даже исчезновение береговой линии покажется сущим пустяком. Время — это то, что связывает ткань пространства, то, что составляет саму основу мира, потому что, как ты понимаешь, без времени невозможно было бы даже дышать. Оно позволяет движению идти так, как оно должно, однако вместе с тем оно настолько хрупко, что его может сломать любое неверное действие. Невозможно предсказать, чем все это обернется, поэтому, как бы странно это ни звучало, нам приходится рассчитывать лишь на остатки благоразумия и осторожность Воландеморта. — Но как он вообще смог украсть его? Из Министерства? Насколько я знаю, там усилили охрану и теперь даже работников постоянно проверяют. — Ему помогли. Не могу сказать, кто и как, но это сделал не Том. В это время он, как ты помнишь, был несколько занят. — Вы не можете сказать потому что не знаете, или потому что не хотите, чтобы знал я? — Гарри сощурился, пристально глядя на директора. — Есть вещи, о которых лучше не знать вообще, — строго ответил тот, — потому что это все равно что носить с собой тяжелейший груз, который рано или поздно раздавит тебя. Увы, магия не всегда была такой дружелюбной, как теперь. Было время, когда волшебники, ослепленные жаждой могущества, власти и бессмертия создавали такое колдовство, которое порождало лишь тьму. В нынешнее время практически не осталось тех, кто помнит об этом, однако множественные темные артефакты тех эпох все еще присутствуют в этом мире, и кто-то, вероятно, не осознавая этого, может использовать их. Но тебе не стоит об этом знать, Гарри. Счастья это не принесет в любом случае. — А победа? Если это можно использовать… — Нет! — серые глаза грозно сверкнули. — Цена слишком высока! И боюсь, это даже страшнее, чем смерть… Поклянись мне, Гарри, что никогда, слышишь, НИКОГДА не воспользуешься древней черной магией, насколько бы соблазнительным это тебе не казалось! — К-клянусь! — испуганно произнес юноша. — Я понял, хотя я и не знаю, о чем вы говорите, но я не буду связываться с этой… черной древней магией, маховиками времени и всем этим вот! — Я хочу, чтобы ты понял меня правильно, — Дамблдор с грустью на него посмотрел, — я лишь пытаюсь защитить тебя от ошибок, о которых ты будешь жалеть. За такое могущество придется очень много заплатить, и боюсь, не своей жизнью и не своей душой. Готов ли ты отдать Драко Малфоя и свой разум в обмен на возможность управлять реальностью? Я думаю, что нет. Поэтому я надеюсь, что тебе никогда не придется обращаться к настолько темным материям. Они замолчали, и директор наблюдал, как на лице юноши проступает осознание услышанного. Гарри помрачнел, и, вновь подняв изумрудные глаза на Дамблдора, тихо произнес: — Я, кажется, понял, что вы имеете ввиду. Недавно я видел кое-что очень странное и долго об этом думал… И теперь я хочу спросить — бывают настоящие прорицатели? Ну, те, кто может видеть будущее и не только… Вообще все, что угодно? — Насколько мне известно, такое явление существует, но встречается необычайно редко. Видишь ли, дар прорицания не зависит от волшебника, Гарри. Вопреки расхожему мнению нельзя научиться предсказывать будущее, или открывать прошлое, если у тебя нет к этому способностей. — Но что тогда с Трелони? Она же ша… в общем, у нее же вроде нет никакого дара прорицания, как она тогда смогла увидеть пророчество? Дамблдор задумчиво посмотрел куда-то в угол комнаты, где, тихо посапывая, дремал один из портретов предыдущих директоров Хогвартца. Огонь в камине уютно потрескивал, и в повисшей тишине Гарри отчетливо различал странные хрипы в груди директора. — Магия — странная штука, Гарри, очень странная. Можно даже сказать, своевольная. Все это очень тесно связано со временем, миром и всем, что нас окружает. И существуют, скажем так, некоторые моменты в истории, определённые точки, когда магии становится так много, что она начинает просачиваться за пределы своего временного промежутка. И, как правило, она находит выход через тех, кто оказывается поблизости и кто обладает необходимыми способностями, вне зависимости от их качества. Как известно, прабабушка Сибиллы была истинной прорицательницей и, по всей видимости, некоторые ее способности все же передались правнучке. Их недостаточно для того, чтобы она могла свободно проникать в более тонкие сферы и чувствовать их, однако момент вашей с Томом первой встречи был отмечен таким выбросом магии, что она попросту не могла этого не почувствовать. Отголоски событий, которые должны были произойти, воплотились через первого провидца, оказавшегося достаточно близко, вот и все. А ты снова размышлял о пророчестве, Гарри? — Не совсем… — юноша нахмурился, подбирая слова, — я встретился с Полумной Лавгуд на башне, ночью, перед полнолунием, и там произошло нечто, что мне сложно описать… Она зачем-то решила устроить гадание, а я как-то и не успел отпереться. И знаете, у нее получилось. — Что именно? Ты стал свидетелем пророчества? — Нет, — он помотал головой, — хуже. Кажется, она смогла каким-то образом увидеть настоящее, то, что связано с Темным лордом. И это произошло так внезапно, а еще она так странно себя вела… Нет, она вообще странная, но она говорила какие-то очень жуткие вещи, и это совершенно не походило на пророчество, которое я слышал в Министерстве. А еще… — тут Гарри наклонился и вытащил из сумки сверток, — я хотел показать вам это. Дамблдор осторожно развернул пергамент и серые глаза вспыхнули изумлением, а затем страхом. Еще никогда в жизни Гарри не приходилось видеть на лице директора такое выражение. Впрочем, оно скоро исчезло, сменившись его обычной задумчивостью. — Вот и мне тоже показалось это странным… — кивнул юноша, пытаясь разрядить напряденное молчание, — она колдует истинной магией и даже сама этого не замечает! Она не в курсе, представляете! Видит прошлое и настоящее, бродит под лунным светом, и не знает, что, быть может, она прорицательница, по-настоящему, без всяких дурацких фокусов. — Да… да… — взгляд Альбуса потемнел и он словно бы вовсе забыл о том, что Гарри все еще сидит перед ним. Он неотрывно глядел на осколки и его губы беззвучно шевелились, словно бы он говорил сам с собой. — Что-то не так? Почему вы так обеспокоились? — юноша вытянул шею и тоже посмотрел на то, что осталось от зеркала. — Ну да, оно раскололось, конечно, и почернело, и какие-то знаки, не то руны, не то просто какие-то непонятные буквы проявились… Но это же не страшно, да? Точно ведь? Всего лишь случайность… — Боюсь, что все же не случайность. А теперь еще раз расскажи мне о том, что произошло той ночью. Гарри вовсе не хотелось вдаваться в подробности, потому что он не желал, чтобы Дамблдор знал о его малодушии и о том, как мало на самом деле нужно для того, чтобы вывести его из себя. Он всячески старался обойти эпизод с попыткой самоубийства, но без него все последующие действия представлялись слишком бессмысленными, поэтому, скрепя сердце, ему пришлось рассказать директору абсолютно все. Тот слушал крайне внимательно и не перебивал. Чем дольше рассказывал Гарри, чем мрачнее становилось выражение бледного лица старика. Наконец, закончив на треснувшем зеркале, слизеринец вновь поднял на Альбуса встревоженный взгляд и произнес: — Что это означает, профессор? — Я не знаю. — Что… Н-но… вы так… я думал, вы знаете, что это значит, и что это наверняка что-то… ну, не очень хорошее. — Это явно что-то нехорошее, но вот что именно — я не знаю. Ты притягиваешь к себе тайны, мой мальчик, даже те, которые бы не следовало трогать вообще. Не знаю, как у вас с Томом это получается, но увы, такое количество силы неизменно приводит… Да, пожалуй… — Директор, да что случилось? Я-то думал, что она просто прорицательница, как Трелони вот и все! Меня просто беспокоит, что у нее это происходит как-то бессознательно что ли… Мне кажется, истинную магию нельзя… — Нельзя трогать! — строго произнес Дамблдор. — Будет лучше, если девочка и впредь будет оставаться в неведении. Пожалуйста, не рассказывай об этом никому, даже Драко. Это уже выходит за рамки того, что я собирался тебе рассказывать, по крайней мере, пока. Признаться, я вовсе не рассчитывал на то, что произойдет нечто подобное… — Профессор, а что это за… за письмена? Они похожи на руны, но какие-то очень странные. — Черные руны, Гарри, письмена, которых больше не должно было появиться в мире живых. Ни при каких обстоятельствах. Но что-то уж слишком часто я стал их видеть… Ты правильно сделал, что принес ко мне то, что осталось от зеркала. Конечно, такой волшебник, как ты, попросту не мог не почувствовать столь темной магии. Уверен, что девочка не знает, что делает, однако будет лучше, если она перестанет этим заниматься. Речь уже не идет о ней самой, а о материях более тонких и хрупких. Пожалуйста, позаботься о ней. Боюсь, что если Том каким-либо образом об этом узнает… Ему может понадобиться ее сила, и тогда придется думать уже не о спасении людей, а о спасении времени вообще. Запомни, Гарри, то, свидетелем чего ты стал — необычайно темное колдовство, древнее, и самое неприятное это то, что Полумна, судя по всему, почти себя не контролирует. — Я понимаю! Я почувствовал то же самое, когда она колдовала! — закивал Гарри. — Но профессор, с этим можно что-нибудь сделать? — Я не знаю, — вновь ответил тот, — вероятно, тебе уже начал надоедать этот ответ, но увы, речь идет о сферах, в которых я, к великому своему сожалению, недостаточно сведущ. Практически все письменные упоминания этого были уничтожены, в том числе и Томом, поэтому нам остается полагаться лишь на догадки и то, что открылось лично тебе. Гарри было не по себе. От одного вида напряженного, явно встревоженного Дамблдора, внутри него начиналась паника. Он не привык видеть того растерянным, сбитым с толку, напуганным в конце концов. После летних событий в Министерстве тот был непоколебимым идеалом спокойствия с его глазах, казалось, нет того, с чем бы не мог справиться Альбус Дамблдор. Однако по всему выходило, что были все-таки вещи, которые лежат далеко за гранью его понимания. И еще страшнее ему становилось от того, что все это происходило не с кем-то еще, а именно с ним, с людьми вокруг него, и он совершенно не понимал, что с этим делать. В сердце вновь поселилось липкое противное чувство гнетущей тревоги и ужаса, с которыми практически невозможно было справиться. И вдруг произошло нечто невообразимое. Фоукс, до того мирно дремавший на своей жердочке, вдруг вспыхнул ярчайшим пламенем, и Гарри пришлось зажмуриться, чтобы не ослепнуть. Наконец, когда он открыл глаза, то не увидел ничего, кроме кучки пепла. — Не бойся, он жив, — улыбнулся Дамблдор, — пламя феникса не может ранить ни их самих, ни тех, кого они выбрали. Думаю, даже ты не обжегся бы. На их глазах серебристый пепел зашевелился и раздался тихий треск. Через некоторое время из кучки показалась маленькая, немного уродливая золотистая головка с большими черными глазами. Птенец пискнул и принялся выкапываться из пепла. Директор встал из-за стола и подошел к нему. Здоровая рука вытащила маленького феникса из пепла и положила на ладонь Гарри. — Горячий! Ой! — юноша вскрикнул от неожиданности. — Осторожно, — Альбус усмехнулся, — он только что сгорел, если ты помнишь. А вот и скорлупа. Тот запустил пальцы в теплый пепел и вытащил оттуда осколок черной скорлупки. — Я не видел его в яйце… — Да, мало кто видит целые яйца фениксов. Обычно они остаются в них слишком недолго… Пепла так много, что яйца попросту не видно. Поэтому некоторые люди утверждают, что у фениксов вообще нет яиц, но это не так. И это живое тому доказательство. Гарри обменял птенца на скорлупу и вгляделся в гладкую, почти зеркальную поверхность. Из-за пепла она походила на звездное небо, и он вновь подумал о том, что услышал от Дамблдора. — Ты боишься, Гарри? — Конечно, кто бы не боялся на моем месте, — буркнул он. — Не стоит, — вздохнул директор, — мое время уже закончилось, а вот твое — только начинается. Увы, совершенно не так я планировал провести наш вечер, но судьба, как это всегда бывает, сдула наши глупые планы, словно карточный домик. Прости, если напугал тебя. Старость всегда осторожнее юности и боится даже собственной тени. Возможно, ты все-таки сможешь справиться с тем, что тебя ждет, и я бы очень хотел, чтобы так и было. Помни о том, что насколько бы ни была сильна тьма, всегда можно найти хоть один луч света. В себе самом, в своих друзьях и тех, кого любишь. Даже с самой сильной, древней и темной магией могут помочь справиться простые вещи нашей жизни. Не забывай о фениксе и о том, что они всегда возрождаются из собственного пепла, и том, ради чего ты на самом деле сражаешься. — Спасибо, — кивнул Гарри, но даже эти проникновенные слова не смогли рассеять его тревоги. Вдруг Дамблдор подошел к столу и взял из кучи разнообразнейших предметов потрепанную книгу. Гарри узнал эту обложку, так как уже видел ее у директора и на изнанке Хогвартца. — Думаю, тебе он сейчас нужнее, — тот улыбнулся, протягивая томик, — сказки, Гарри. Многие недооценивают их, но они могут помочь нам выйти из многих ситуаций, из которых, на первый взгляд, абсолютно нет выхода. В них скрыты послания столетий и ответы на вечные вопросы, которыми задается каждый из нас. Этой книге больше ста лет и она не раз спасала меня в трудный час хорошим советом. Не думал я расставаться с ней так рано, но, по всей видимости, она захотела попасть к тебе именно сейчас. — С-спасибо, сэр… — протянул юноша, принимая ее. Он почувствовал старую, шершавую и уже в значительной степени обтрепанную обложку. Открыв сборник, он вдруг увидел странный знак, поставленный чернилами на полях. — Что это? Вот здесь? Это вы нарисовали? — Да, — несколько смущенно кивнул директор, — когда мне было пятнадцать лет и я мечтал стать Темным лордом. — Вы?! — Гарри ошеломленно на него уставился. — Как?! Ладно, профессор Снейп, но вы… Вы же… Вы же Альбус Дамблдор… Как… — Не стоит так переживать, мой мальчик, — старик рассмеялся и закашлялся, — это было так давно, что мало кто вообще помнит об этом. Сто лет уж минуло с тех пор, и я давным-давно не тот юноша, что мечтал о тайнах, магии и силе. Теперь меня куда больше интересует хорошее вино, теплая мантия и лимонные дольки. А этот знак всего лишь, скажем так, иллюстрация к одной из множества сказок этой замечательной книги. — И вы не имеете ничего против того, чтобы я, ну… обнаружил его значение? — Нет, Гарри. Если бы я хотел скрыть это от тебя, то вряд ли бы стал давать тебе именно эту книгу. Я бы мог подробно рассказать тебе об этом символе, но, боюсь, у меня уже нет времени, и тебе нужно на что-то отвлечься. Например — на внимательное чтение. Будем считать, что это твое первое домашнее задание. — Вы хотите, чтобы я ушел? — Я хочу, чтобы ты дал возможность мне уйти, — Дамблдор многозначительно на него посмотрел, — ты принес мне очень… любопытные новости, Гарри, с которыми мне нужно разобраться. И… — тут его взгляд вновь посерьезнел, а голос стал тверже, — не пытайся встретиться со своей смертью раньше времени. Это было бы слишком грубо по отношению ко мне, Северусу и Драко. Слизеринцу вновь стало так неловко, что он не смог выдавить из себя ни звука, лишь отчаянно закивал, желая провалиться под землю от стыда. — П-простите… — наконец прошептал он, — я сам не знаю, что на меня нашло… — Учись контролировать свои эмоции, Гарри. Если в конце концов не хочешь повторить путь Воландеморта и начать уничтожать и без того весьма потрепанное мироздание. Юноша вновь закивал и, пробормотав что-то невразумительное, тут же скрылся за дверью. Некоторое время Дамблдор глядел на то место, где только что стоял Гарри, и с каждой минутой его взгляд становился все тяжелее. — Что ж… терять мне уже, собственно, нечего… Единственный, кто помнит… Да, пожалуй, придется на это пойти… О Мерлин, как же я стал стар для таких приключений! Вздохнув, он повернулся к столу и завернул осколки зеркала обратно в пергамент, после чего сложил их в рукав мантии. Очки-половинки поблескивали в полумраке, скрывая серые глаза, полные сомнений. Вдруг Фоукс, чуть подросший за прошедшие несколько минут, взмахнул маленькими крыльями и перелетел к нему на плечо. Открыв клювик, он что-то запищал и Дамблдор нахмурился, склоняясь еще ниже над столом. — Ты думаешь? Не уверен, что здесь даже он сможет помочь. Впрочем, вряд ли захочет. Ты знаешь, он слишком упрям, и тем более, то, что сейчас происходит, всегда было его истинной целью. Феникс мотнул головкой и ущипнул Альбуса за ухо. Тот вздохнул и кивнул. — Что ж, мой милый Фоукс, тебе лучше знать. Как верно выражается Сибилла, все мы лишь пешки судьбы… С другой стороны, выбора у меня все равно уже нет. Придется навестить старого друга… С этими словами он подошел к окну и открыл его. Ночной холодный ветер ударил в лицо старик поморщился, закрывая лицо от влажного снега. Вглядевшись во мрак, он прошептал: — Анабрис… И через несколько минут в свете соседнего окна мелькнула костлявая спина и огромные блестящие черные крылья. Дамблдор привычно перелез через окно и спрыгнул вниз. Не успел директор пролететь и двух метров, как фестрал поймал его и, хлопнув крыльями, устремился ввысь. — Отвези меня в Нурменгард, — прошептал Альбус, пригнувшись к холке, — и как можно скорее. Укрытый в Альпийских горах, в одной из множества расщелин, стоял замок. О нем не знал ни один из маглов, даже многие волшебники не смогли бы найти его просто так. Как и многие магические места, он был зачарован и издалека походил скорее на очередной горный выступ, чем на строение. В густой ночной мгле под звездным ноябрьским небом он спал, и его единственный узник молча созерцал глубины собственного сознания. Погруженные в себя, они замерли, слившись с холодным, покрытым снегами горным пейзажем, до тех пор, пока человек в темно-малиновой мантии верхом на фестрале не пронесся над крышами и не приземлился на небольшом выступе перед узкой дверью. То, что осталось от некогда величественного моста, теперь не внушало ничего, кроме тоски и легкой ноющей боли в сердце. Эти раны давно уже зажили, однако Дамблдор не думал, что хоть когда-нибудь жизнь заставит его вновь вспомнить о них. За дверью его сразу же встретили двое волшебников — одни из тех, кто охранял замок. Мрачные и скучающие, они выслушали Альбуса и, кивнув, пропустили его дальше. Внутри было темно, холодно и неуютно. Нурменгард в первую очередь был крепостью, и крепостью, выстроенной бывшим учеником Дурмстранга. Дамблдор узнавал почерк Гриндевальда везде и про себя отмечал, что в плане архитектуры вкус у того был просто отвратительным. Перед тем, как войти в коридор, ведущий к одной-единственной двери, он остановился и обернулся к двум магам, сопровождавших его с третьего этажа. — Господа, должен буду предупредить вас, — обратился он к ним, с некоторым трудом вспоминая немецкий язык, — что то, о чем я буду беседовать с пленником, крайне секретно и очень опасно. Я понимаю, что контракт обязывает вас следить за всем, что происходит в его камере, однако… речь идет даже не о политике. Боюсь, никому из людей не следует знать о том, о чем мы будем говорить. — Почему мы не получили письменного предупреждения от Британского Министра? — спросил один из колдунов, пристально вглядываясь в лицо Альбуса. — Потому что ему тоже не положено этого знать. Это касается нас с Гриндевальдом, и только. Мне необходимо… обсудить с ним вопросы древней и темной магии, информация о которой не должна попасть в чужие руки. Даже если это Министр и даже если это вы, уважаемые господа. Можете взять мою палочку, если вас это успокоит. — Нет, мы вам верим, — после некоторого размышления кивнул тот, — до нас долетали слухи о том, что у вас не все гладко. Черный маг… ваш черный маг вернулся, насколько мы поняли. Вероятно, вы здесь по вопросу, связанному с ним. — Вы догадливы, — директор Хогвартца улыбнулся, — именно поэтому вам будет опасно это слышать. Соблазн прикоснуться к силе, увы, слишком велик. Поэтому я попрошу вас остаться и ждать меня здесь. — Будьте осторожны, — наконец, произнес его спутник, — мы подождем. Альбус вздохнул и развернулся, открывая дверь, ведущую в темный и узкий коридор. Он шел медленно, мысленно готовясь к первой встрече за пятьдесят лет. Он желал бы и вовсе никогда здесь не появляться, однако то, что ему пришлось принести с собой, было намного серьезнее любых старых ссор, обид и горечи, вновь напомнившей о себе. — О… Кто пожаловал в мой скромный удел… — раздался высокий, хриплый голос, — сам блистательный и великолепный… Альбус Дамблдор. — Доброй ночи, Геллерт, — сдержанно кивнул тот, закрывая тяжелую дверь. В узкой, холодной и сырой камере, прямо на каменном полу, сидел старик. Больше похожий на скелет, с тонкими бледными руками и ребрами, торчащими из-под лохмотьев, некогда бывших дорогой мантией. Не лицо, а череп, обтянутый морщинистой, словно кора дерева кожей и длинные седые волосы, грязные и давно нечесаные, спадающие на костлявые плечи. Гриндевальда практически не было видно в густом мраке, однако его правый глаз все еще горел каким-то неугасимым внутренним огнем. Он сверкал, словно маленькая луна, и Дамблдор отвел взгляд, переведя его на тяжелую длинную цепь, исписанную рунами, приковавшую бывшего врага к стене. — Вижу, ты чем-то весьма обеспокоен… — тот оскалился, обнажая все еще почти целые зубы, — присаживайся, дорогой друг, быть может, предложить тебе шампанского? Или вина? Я так давно не принимал гостей… Какие новости в мире? А то мы, заточенные короли, так часто забываемся в роскоши… — Прекрати зубоскалить, Геллерт, — Альбус нахмурился, — не я заточил тебя сюда, а ты сам. Мы уже давно закрыли эту тему. — Да… Закрыли… — Гриндевальд усмехнулся, — точнее, ты закрыл… Очень удобно, не правда ли? Похоронить все свои маленькие секреты вместе со мной здесь, запечатать и спрятать от чужих глаз… Зачем ты пришел, Альбус? — его голос вдруг стал твердым и жестким, как сталь. — Впрочем, дай угадаю… Тебя привел страх… да, страх, я вижу его в твоих глазах, чувствую его, о, есть только одна вещь, которой ты так боишься… — Что тебе известно о Черных рунах, Геллерт? — Черные руны? Как интересно… Однако тебе не кажется, что это несколько невежливо? Приходить сюда после стольких лет… И спрашивать меня об этом, будто бы их не было? Вероятно, для тебя это время пролетело незаметно, безусловно, у тебя было много работы… Но я проклял каждый день, проведенный здесь, я ждал этой встречи и вот ты приходишь, но даже не затем, чтобы наконец освободить меня, а лишь… из страха перед чем-то, о чем у тебя, великолепный Альбус, не хватает знаний?! Тебе не кажется, что это нечестно?! Впрочем… Честность никогда не была добродетелью в твоих глазах… Гриндевальд закрыл глаза и отвернулся от Дамблдора. — Я здесь не для того, чтобы вновь спорить с тобой. Как мы уже выяснили, это не дает никакого результата. Мне нужна твоя помощь и увы, ты оказался единственным живым Лордом, который знает об этом. — Знаю. И ты мог бы знать, если бы согласился тогда остаться со мной… Я мог бы отказать тебе, но у меня так редко бывают гости… что, пожалуй, для начала я тебя выслушаю, мой милый друг, — он вновь хрипло, с явной издевкой в голосе рассмеялся, глядя Альбусу прямо в глаза. — Ты оказался не единственным черным магом на моем пути, Геллерт, и до недавнего времени я вполне справлялся с твоим приемником. — Ах да… твой мальчик, я слышал о нем… Кажется, ему удалось стать бессмертным? Очень талантливо… И что, он тоже начал доставлять слишком много проблем и ты решил от него избавиться? Очень на тебя похоже. — Это еще не все, — Дамблдор холодно смотрел на него, не обращая внимания на колкости узника, — вскоре объявился еще один Лорд. — О… а вот это уже интереснее… Два Лорда… Черные руны… Как жаль, что я заперт здесь и не могу видеть этого великолепного шоу! Теперь, кажется, я понимаю, почему ты пришел ко мне… — Не угадал, — Альбус покачал головой, — с этим я вполне могу справиться сам. Но я принес кое-что, думаю, тебе это покажется знакомым. С этими словами он достал из рукава сверток пергамента и, положив на каменный пол, развернул. Взгляд Гриндевальда тотчас же вспыхнул изумлением, страхом, а затем какой-то странной, нервной веселостью. До того сидевший неподвижно, он вскочил и, гремя цепью, подполз к осколкам. — Не думал, что когда-нибудь увижу это вживую… Где… где ты достал это?! — Одна ученица… нагадала. — Ученица?! Альбус… ты меня разочаровываешь… теряешь хватку, старик… Проглядеть такое… Неужели ты все-таки забыл то, о чем я тебе рассказывал? — Это было слишком давно, Геллерт, — холодно отрезал тот. — Прошу прощения, я и забыл, что для тебя это никогда не имело особого значения! — зло оскалился тот. — Ты так легко избавляешься от воспоминаний, которые тебе не нравятся, как же я мог позабыть об этом? Как невежливо с моей стороны! Прости, не могу принести извинений в письменном виде! — Прекрати! — пророкотал Дамблдор и от его голоса цепь вновь задрожала. Однако Гридевальд продолжал смотреть на него взглядом, полном боли, ненависти и злобы. Он не сдвинулся с места и долго разглядывал директора Хогвартца, пока, наконец, тихо не произнёс: — Это древняя чистая магия, известная так же как Велесов круг. Я лишь слышал о ней мельком… но она до сих пор существует, где-то там, далеко на востоке. Не думал, что когда-то вновь увижу это вживую… Но вот его знак, — он указал кривым костлявым пальцем на один из символов, проступивший в осколке. Это даже не черная магия… Нет, это нечто намного страшнее и древнее… Не врешь ли ты мне, Альбус? — Если мне пришлось прибегнуть к твоей помощи, то наверняка я бы не стал тебя обманывать. — О… не строй из себя святого, я прекрасно знаю, что ты можешь соврать кому угодно, в особенности — мне. Однако скажи мне вот что — откуда в Хогвартце появился кто-то, кто может… сотворить такое? — Она не знает, что делает. Велика вероятность, что она — Пророк. А Пророки, как нам обоим известно, зачастую являются проводниками для магии подобного рода. — Завидую тебе, Альбус, — усмехнулся Геллерт, — будь у меня такое оружие… все могло бы быть по-другому… И мир был бы уже совсем иным. — Мира бы вовсе не было. — Ошибаешься… Безусловно, не было бы столь любимых тобой маглов и прочей бесполезной ерунды, но была бы сила и была бы истина… Если бы не твой страх перед тайнами, которые сильнее тебя, кто знает, как бы все обернулось? Однако, по всей видимости, нечто уж очень хочет перемен, потому что как иначе можно объяснить… это? — Слишком много случилось, случается, и, вероятно, случится. Два Лорда, Пророк, каких не рождалось уже сотни лет, отрытие Черных рун… — И твоя собственная смерть… — Гриндевальд скосил глаза на правую руку Дамблдора, — так и не научился правильно открывать печати? — Некоторые печати невозможно открыть без жертв. — И вместо маглов ты все еще выбираешь себя? А ведь я мог бы тебе помочь… Если бы ты освободил меня, я бы, пожалуй, нашел способ избавить тебя от этого, может, даже помог бы тебе разобраться с Лордами и столь нелюбимой тобой магией… — Нет, Геллерт. Моя судьба уже предрешена и я не собираюсь ее избегать. Смерть в любом случае настигнет меня, в независимости от того, лежит на мне проклятие, или нет. — Чудо смирения! — прошипел тот. — Я не понимаю, почему… У тебя было все, все возможности… Я не понимаю, ПОЧЕМУ ты отказался?! — Потому что я — не ты. Я слишком люблю эту жизнь, вот и все. А сила… сила перестала иметь для меня значение в том момент, когда из-за моей жадности погибла та, которая не должна была умирать. Ты так и не смог понять этого, Геллерт, даже за сотню лет… — Слепец. Неужели существовать во тьме, притворяться жалким и слабым в угоду… в угоду тем, кто даже не знает, что делать с собственной жизнью? — И вновь мы вернулись к этому разговору… словно не было этих пятидесяти лет… — вздохнул Дамблдор, с тоской глядя на Гриндевальда. — Посмотри, что с тобой стало. Ты узник в собственном замке, плененный своим колдовством. Твое могущество сгубило тебя, и увы, даже я не смог тебя спасти. — Спасти? Спасти?! Я не нуждался в спасении, Альбус! Я лишь… я лишь хотел мира, в котором мы могли бы… править вдвоем, идеального мира, справедливого, честного… — Это была лишь твоя мечта. Я к ней не имел ни малейшего отношения. — И даже теперь… — Геллерт расплылся в печальной улыбке, — даже теперь ты продолжаешь отрицать… Впрочем, какая мне уже разница? То, что ты принес мне — лишь начало. Ты не знаешь, что делать, ты напуган, ты не понимаешь, что происходит, и тебе хочется остановить все и вернуть старые добрые времена, понятные, обжитые тобой… Но мир меняется, Альбус. Магия меняется. И ты здесь уже ничего не сможешь сделать. Ты хочешь кого-то спасти? Поверь мне, у тебя не выйдет. Даже твоя хитрость не поможет тебе в этом… Ты слишком рано отказался от могущества, и увы, эти двери теперь навсегда закрыты от тебя… Впрочем, еще не поздно позвать на помощь старых врагов… — Нет. Я еще не потерял рассудок, Геллерт. Однако ты не все мне рассказал. — Не все? Мог бы поблагодарить за то, что я вообще заговорил с тобой. — Я знаю, что ты разговариваешь со мной, даже когда меня здесь нет. А теперь скажи мне… как можно запечатать Глаз Пророка? — Никак, — оскалился тот, — твоими средствами — никак. Быть может, у одного из твоих Лордов получится… Но, вероятно, ты не можешь обратиться ни к одному из них… Бедный Альбус, загнанный и жалкий…. Окруженный черными магами, вынужденный стоять здесь и марать свою прекрасную мантию… Право, мне так неловко, но, пожалуй, я не буду тебе помогать. Я сказал достаточно, чтобы ты испугался еще сильнее, но не достаточно, чтобы ты придумал решение. Быть может, хоть раз попробуешь не спасать мироздание? У тебя, как мы выяснили, плохо получается. — Не тебе решать, Геллерт, чем мне заниматься, а чем нет. Вижу, что я зря пришел к тебе. Дамблдор молча собрал осколки зеркала и вновь сложил их в рукав. Он уже развернулся к двери, как вдруг голос за его спиной тихо прохрипел: — Альбус… Убей меня… Убей… Или отпусти… Я не смогу разорвать эти печати, я все равно, что магл… — Нет. — твердо ответил тот. — Ты стал жестоким… даже больше, чем я… — Ты сам вынудил меня… — А может, тебе просто нравится? Нравится, что тот, кого ты боишься, сидит в клетке, в которую ты можешь приходить и уходить по своему желанию, а он… нет… О… я знаю, ты любишь коллекционировать свои страхи и прятать их в темные углы… уверен, ты так же захочешь спрятать эту девочку… Убить было бы проще, но ты не любишь марать руки, да, Альбус? Ты предпочтешь закрыть ее в сейф, заковать в цепи, и будешь убеждать бедняжку в том, что это для ее же блага… — Эта фраза принадлежит тебе. — Но в итоге ты сделал ее своим негласным девизом… «Ради общего блага»! Да… ради общего блага ты был готов совершать поистине ужасные вещи, в то время как я делал все это исключительно ради тебя! — Ради своего эгоизма, — холодно уточнил Дамблдор, — и, пожалуйста, не стоит обвинять меня в собственных ошибках. Я не раз предупреждал тебя о том, к чему все это приведет. Впрочем, ты всегда отличался завидным упрямством, особенно в отношении собственных иллюзий. Прощай, Геллерт. С этими словами он покинул камеру и, закрыв дверь, принялся накладывать на нее защитные заклинания. Старый волшебник был мрачен. Этого он больше всего и боялся — Гриндевальд, с тех самых пор, когда их пути разошлись, никогда не упускал возможности поиздеваться над ним. Дамблдор понимал, что это происходит лишь от бессилия и в какой-то мере ему было даже жаль его, однако то, с каким упорством бывший враг пытался задеть чувства, которые он похоронил давным-давно, выводило его из себя сильнее, чем что бы то ни было. Ни одна выходка Воландеморта, какой бы страшной и отвратительной она ни была, не шла ни в какое сравнение с одной-единственной фразой, брошенной Геллертом. Ему удалось получить часть необходимой информации, однако за это ему вновь пришлось расплатиться своим душевным спокойствием. Покинув Нурменгард, он не отправился в Хогвартц, а полетел сразу в Министерство. Прибыв туда к вечеру, Дамблдор поспешил сразу к Министру Магии. Тот сидел в своем кабинете, мрачный, уставший, в окружении множества бумаг, которые рассеянно перебирал. Его сухие пальцы нервно загибали края, и он бормотал что-то, смутно смахивающее на ругательства. — Добрый вечер, господин Министр, — Альбус кашлянул. Тот резко поднял голову и вздрогнул. — Вы уже пришли? Меня только что известили о вашем визите… — Да, Руфус… Мне необходимо попасть в Архив Отдела Тайн. — Что… но он запечатан! — Увы, у меня, да и у всех нас, нет времени на формальности. Произошло еще кое-то, что, быть может, будет даже похуже украденного маховика времени. — Что на этот раз… — лицо Скримджера побледнело и вытянулось. — Увы, все еще древняя тайная магия, о которой я не могу вам рассказывать. Но мне необходимо кое-то проверить, некоторые записи, которые еще у нас сохранились. — Вы уверены, Дамблдор? — Уверен ли я? Руфус, дорогой мой, если мои догадки верны, то нас ждет нечто более страшное, чем война, убийства и разрушение мостов. Не думаю, что вы бы желали воочию увидеть возвращение тех времен, когда волшебникам не требовались палочки для того, чтобы уничтожать страны и материки. — О господи… Но… но откуда?! Неужели… неужели это снова Тот, кого нельзя называть?! — Пока нет… Я ничего не могу пока что сказать, до тех пор, пока не получу точную информацию. Поэтому-то я и обратился к вам за помощью. — Конечно… — тот встал из-за стола и кивнул, — думаю, в таком случае нужно поторопиться. — Безусловно, но все же от чашечки чая я бы не отказался, — вздохнул Альбус, — я проделал очень долгий путь… Очень. Гриндевальд закрыл глаза. Впервые за вечность, которую он провел в своем собственном замке, судьба подбросила ему ключ. Он не был рад видеть Дамблдора, но новости, которые тот принес, взбудоражили его настолько, что он даже почувствовал слабую тень своего прошлого могущества. Ему были знакомы руны, проступившие на зеркале. Когда-то он увидел их в одном древнем фолианте, прикованном цепью в подвалах Дурмстранга. Книга на неизвестном восточном языке, написанная, вероятно, еще до основания Хогвартца. Навсегда в его память врезались эти символы, значения которых он узнал много позже. Исследование, увы, чуть не погубило его тогда, и Геллерт до сих пор не знал, каким чудом выбрался из той страны. Он помнил это смутно, но то, что он увидел на крайнем севере востока, было не похоже ни на что иное. Это была больше, чем магия, и те, кто владел ею, не были живыми людьми. Это были существа, подчинившие саму реальность, чья магия была жестока и кровожадна. За знания они требовали крови, за тайны — смерть. Тогда он услышал что-то о Вратах в мир, откуда и появились русские волшебники, однако большего ему узнать не удалось. Им не нужны были палочки. Им не нужны были заклинания. Они обращались в зверей и их глаза сверкали в морозном мраке. Они исчезали в буране и прятались в лесах, охраняя от любопытных глаз свой мир. И на каждом из них были те же знаки, что когда-то привели его в тот суровый и жестокий край. Вернувшись в Европу, Геллерт осознал, насколько же жалкими стали волшебники. Величие и сила покинули их, оставив лишь слабые крохи. Древние знания были безвозвратно утрачены, и никто уже не помнил о том, каков был мир когда-то. Никто… кроме него. И вот он вновь увидел Велесовы руны, по словам Дамблдора, проявившиеся через какую-то бедную ученицу. Это было, по меньшей мере, невозможно, однако с учетом того, что та была, по всей видимости, настоящим пророком, событие обретало логический смысл. — Альбус… Ты глупец. Не девчонка опасна… А то, что находится с ней рядом, один из твоих Лордов… Кто-то из них раскопал древнюю тайну, она лишь показывает то, что происходит… Пророки ведь просто сосуды, из них можно черпать силу, да… И ты, как всегда не захочешь этим воспользоваться… Что ж, зато я знаю, кто захочет. Остается только ждать, когда он придет ко мне… Он устало закрыл глаза и лег на пол. У него еще были силы, и теперь, когда впервые за много лет у него появилась надежда, он понял, что вполне готов дождаться своего преемника. — Судьба странная штука, не правда ли, Альбус? — Геллерт хрипло рассмеялся, и его смех, тяжелый и болезненный, эхом прокатился по всей камере, рассеявшись где-то под потолком.