На пути к лучшему миру

Он не мог понять, кто он. Воспоминания возникали в его сознании неясными осколками, и он не мог отличить свои от чужих. Увиденные у кого-то. Подсмотренные. Страх… Паника… Его боятся. Его ненавидят. Он чужой в этом мире. Среди приютских детей. Среди неволшебников. Среди остальных. Их двое. Им по семь лет, у них черные волосы и обида в глазах. На мир, на жизнь, на взрослых и других детей. Обида тяжелая, засевшая глубоко под кожей и отравляющая медленно, почти незаметно. Обида и зависть. Они завидуют тем, у кого есть хотя бы чуть больше, чем у них. Игрушкам. Вещам. Любви, в конце концов. Завидуют так страстно, что уже начинают ненавидеть, и эта ненависть становится единственным, на что они могут опереться. Они хватаются за нее и убеждают себя в том, что не нуждаются ни в чем из того, что свойственно людям. А все, что им нужно — это сила. Они врут себе, что мечтают о ней, потому что не хотят быть слабыми, но на самом деле все это лишь прикрывает невысказанное и неосознанное желание жестокостью и злобой выгрызть себе то, что им не захотели отдать просто так, что доставалось другим по праву рождения. Они заслужили эту любовь, но после стольких лет ожидания было сложно признаться себе в том, что ты все еще продолжаешь в ней нуждаться. И это был их выбор, и их путь, в общем-то, самый банальный из всех. И им было предначертано бояться друг друга и ненавидеть, но это случится потом. Очень нескоро. А сейчас им семь лет — одному в 1933, другому в 1987. Гарри открыл глаза с тихим вздохом. Он лежал на жесткой и очень неудобной скамье в хижине, спрятанной в северных холмах Уэльса. Холодный осенний рассвет, мягкий и розовый в полупрозрачной дымке октябрьского тумана забрезжил в маленьком окне. Рядом, на полу, спала львица, в углу — его старый домовик Кикимер. Ворон распушил перья на столе, сунув голову под крыло. Чтобы не разбудить их, он осторожно, очень медленно залез рукой в карман джинсов и вытащил оттуда мантию-невидимку. Накинул на себя и, аккуратно поднявшись, пошел к двери. Гермиона тихо зарычала во сне и растопырила огромную лапу с загнутыми когтями, чуть полоснув по деревянным доскам пола. За дверью его встретил холод и густой, мерцающий от пока еще слабых лучей солнца туман. Незримый для всего мира, он побрел вверх, туда, где один из холмов круто возвышался над маленькой расселиной, в которой стояла хижина. Юноша достал из кармана сигарету и закурил. В мантии было хорошо и спокойно. Как в обществе фестралов, как и везде, где существует магия Смерти. Ему не хотелось снимать ее вовсе, чтобы не вспоминать о жизни и тяжелой ноше, заботливо уложенной на его плечи обстоятельствами. Сейчас мир был так тих и недвижим, что, казалось, Воландеморт и весь остальной бесконечный, беспрерывный кошмар — это лишь эфемерные отголоски чужой жизни, бесконечно далекой от него. Здесь, в северном Уэльсе, время словно застыло и ему казалось, что он чувствует тысячелетний дух, обосновавшийся здесь еще с изначальных времен. Где-то в мире работали телевизоры, гудели линии электропередач, Дурсли, вероятно, еще спали, почти забыв о том, что когда-то в их жизни существовали волшебники, и вместе с этим в лесу Дин находились ступени могилы, уводившей в древнейшее царство Фейри, а к северо-востоку от них расположился Макклсфилдский лес, населенный вампирами. Два мира существовали единовременно, а здесь, в этом царстве алого тумана, не было ни того, ни другого — только холмы, желтая влажная трава и восходящее солнце. Гарри сел на камень и вгляделся в неясную дымку на горизонте. Требовалось продолжать путь, идти дальше, придумывать, как украсть стрелу у вампиров и как с ее помощью уничтожить крестраж… Он вспомнил о нем. Вспомнил о крестраже. Тот ведь все это время был с ним, спрятанный в заднем кармане джинсов, вместе с остальными нужным предметами. Гарри подумал о словах Зевса и о том, что с помощью часов он мог бы прочитать его прежде, чем уничтожить. «Реддл хотел вернуть это воспоминание. Очень хотел. Значит, там что-то важное…» У него не было часов. Заботясь о его состоянии, Гермиона и Невилл снова изъяли их, испугавшись проявлений осколка души Воландеморта. С одной стороны Гарри знал, что, возможно, так будет лучше, но с другой он очень злился и сам не мог понять, почему. Что-то внутри него было привязано к этим часам так же сильно, как он к Драко, что-то любило их и ради обладания ими готово было пойти на любые уступки. Он знал, что это очень опасно. Но он возвращался к этой мысли снова и снова, вот уже в течении нескольких дней кряду. К часам, крестражу, и воспоминанию Воландеморта. «Но я ведь все равно не стану им, даже… Даже если просто посмотрю. Я уничтожу крестраж, потом, поэтому этот ублюдок никогда больше не воскреснет!» «Снова сомневаешься, волшебник?» Услышав в своей голове голос Зевса, он огляделся и действительно, увидел, как что-то коричневато-пестрое скользнуло в траве. Гарри скинул капюшон мантии и облегченно вздохнул. «Да. Я… я не знаю. Я боюсь идти к вампирам, даже с Лоресом. Не из-за себя, а из-за этих двоих придурков, они ведь за мной увяжутся. Будет обидно, если после всех усилий, приложенных для спасения Грейнджер, ее сожрут вампиры» «Зачем тебе вести их с собой? Ты вполне можешь справиться с ними в одиночку» «Не уверен. Я как-то привык противостоять одному гаду, а не целой тысяче! Но про это еще надо подумать… Просто… ты говорил мне о крестражах. О том, что я смогу сначала просмотреть их воспоминания, а затем уничтожить, как и собирался. Но у меня нет этих часов! Эти тупые гриффиндорские уроды снова забрали их у меня! МОИ часы!» «Попробуй без них… — вдруг задумчиво произнес Змей, — если что-то пойдет не так, ты сможешь справиться с одним осколком души. И, возможно, я смогу тебе помочь…» «Интересно, как?» «Так же, как я помог тебе два года назад, когда ты решил сбежать в глубь себя. Мне пришлось потратить немало времени, чтобы обнаружить твое бьющееся в конвульсиях сознание среди сотни осколков» «Сотни?!» «Не говори о том, что не знал, что у тебя сотня осколков души, волшебник. Разной величины и объема воспоминаний, между которыми ты бессмысленно мечешься и сходишь с ума. В любом случае, хуже, чем есть, уже не будет» «А как я вообще жив до сих пор остался?!» «Ты потерял всего один, и то, сам его уничтожил. Кажется, это было небольшое воспоминание о твоем периоде жизни на рубеже 10-11 лет с твоими маглами. Но не в этом суть. До тех пор, пока части твоей души находятся в пределах тела, ты относительно в сознании. Будь же они за его пределами, как в случае твоего врага, вероятно, ты был бы еще безумнее и опаснее. Впрочем, этого у тебя и сейчас предостаточно» «И что произойдет, если… если я попытаюсь прочитать крестраж? Вообще-то он, вероятно, защищен проклятиями, и вполне может быть против» «Проклятие сработает, если ты попытаешься его уничтожить. А ты пока не собираешься этого делать» «А что, если он попытается меня убить?» «Один уже пытался и, как видишь, ты до сих пор жив» Гарри нервно сглотнул и задумчиво посмотрел перед собой. Туман уже начинал медленно рассеиваться, отступая перед жесткими лучами солнца. Юноше было страшно, очень страшно. Но вместе с этим любопытство и желание приоткрыть завесу тайны своего врага стали еще сильнее, так, что с этим соблазном было почти невозможно бороться. «Я ведь только попробую. Совсем немного. Если что-то пойдет не так, я просто не дам ему себя убить, вот и все…» Он накинул капюшон мантии-невидимки и дрожащей рукой полез в карман. Гарри надеялся, что магия Смерти нейтрализует влияние крестража, так же, как и изнанка Хогвартца. Это был как бы маленький филиал иной реальности, который он везде таскал с собой, и под его покровом проклятия мира людей уже не имели такой власти. «Иди сюда, Зевс» Он вытащил из-под мантии руку и, подцепив змея из травы, запустил себе за шиворот. Тяжело вздохнул. Пальцы нашарили сверток и ухватили его. Гарри, нервно прикрыл глаза, начал разворачивать его под мантией, чувствуя, как шрам начинает неприятно жечь. Терпимо. По крайней мере лучше, чем всегда. Очень медленно, боясь обжечься проклятием, он освобождал поддельный медальон Слизерина, пока вдруг случайно не коснулся его и не почувствовал, как сознание пронзила адская, жуткая боль… …Погода была просто отвратительная. Дождь лил с черного, грохочущего неба, словно бы апокалипсис уже начался, и от него практически невозможно было спрятаться. На узенькой кривой улочке не было почти никого — редкие волшебники пробегали по ней, спеша укрыться за дверьми магазинов, лавок и баров с трактирами. Лютный переулок ничем не отличался от Косого, в плане крайне убогого расположения и кривой брусчатки, за одним лишь исключением, что был еще уже и теснее. — Не забудь выторговать подешевле, паршивец! — звякнул колокольчик на одной из дверей и оттуда, из темного, пахнущего пылью и формалином магазина послышался грубый голос. — Да, мистер Горбин, — красивый молодой человек с черными волосами коротко улыбнулся, выходя на улицу. Однако стоило ему только закрыть дверь, как его бледное, аристократичное лицо тотчас же исказилось гримасой. — Чтоб ты сгнил в аду, мерзкий ублюдок… — прошипел он, раскрывая свой потрепанный зонтик. Его начальника не волновало, какая сейчас погода и что он, Том Реддл, вот уже третий месяц работает без выходных. Не волновало его и то, что при всем при этом оклад младшего помощника не увеличился ни на кнат, а так и остался катастрофически непригодным для того, чтобы хоть как-то на него существовать. Том ненавидел свою работу, как и свою старую, купленную с рук поношенную мантию, и мир магов, устроенный ничуть не лучше, чем мир тех, кто по какой-то удивительной причине все еще продолжал считать себя людьми. Погрязшие в мелочных проблемах денег, статусов, отношений и всем том, что вызывало в Реддле все учащающиеся приступы тошноты, волшебники разочаровывали его год от года, начиная с самого детства. Стоило ему только узнать о том, что он больше, чем просто «сумасшедший Реддл» из приюта, ради которого мать даже не попыталась хоть как-то облагородить свою жизнь, как в нем поселилась надежда. На признание, на понимание, на силу и могущество, в конце концов. Он рассчитывал стать не меньше, чем богом, но в итоге оказалось, что волшебники не обладают и тенью того величия, на которое он рассчитывал. Они не помнили ни своего прошлого, ни своего наследия, они укрылись от мира маглов, который теперь представлялся намного опаснее после войны, они даже не знали, что эти создания, лишенные силы и власти над реальностью, умудрились придумать ядерное оружие и успешно использовать его, чтобы уничтожить друг друга. Волшебники позволяли этому происходить несмотря на то, что у них была возможность это предотвратить. Их, казалось, не волновали бомбы, падавшие на Лондон всю войну, для них намного опаснее был Гриндевальд, единственный по мнению Тома нормальный среди этих безумцев. Он попросту не мог понять, как магическое сообщество может бояться одного-единственного человека, у которого даже нет армии — лишь сила убеждения и его собственное могущество. Кто пытался остановить это колесо жизни, которое катится прямиком в ад стараниями маглов, в то время как наделенные силой Атлантов высшие существа взирают на это с полным безразличием, погрязнув в совершенно незначительных проблемах. Том думал об этом постоянно. Думал в школе, когда придумывал себя — того, кто будет лучше Гриндевальда, лучше Слизерина, кто наконец-то избавит этот мир от настоящего зла. Кто не побоится пойти по пути тьмы, чтобы разобраться с безумием, в нем творящемся, кто станет могущественным настолько, что сможет установить необходимый порядок вещей. Он придумал Лорда Воландеморта и возлагал на него большие надежды. Он пытался прикоснуться к тем тайнам, о которых узнал — ему удалось открыть вход в Тайную Комнату, выпустить Василиска и случайно убить одну магловскую девчонку, невероятно раздражающую, впрочем, но дальше он так и не продвинулся. Том искал ключ от самой Комнаты, проводил часы в огромном зале, разглядывая величественную статую Слизерина в попытках добраться до настоящих тайн, сокрытых за ней, но все было тщетно. Ему не хватило времени — смерть грязнокровки и подозрения Дамблдора заставили его прекратить поиски. Но он не забыл об этом, нет. Он запомнил слова Василиска о том, что кроме Тайной Комнаты Слизерина в Хогвартце находятся еще три тайника — лабиринт Когтевран и ее библиотека, содержащая последние рукописи, скопированные по книгам Дану и Атлантов, Незримая Башня Пуффендуй, о которой вообще неизвестно ничего, и потерянный Зал Гриффиндора, где, по легенде, хранятся доспехи и меч Короля Артура, а также Щит самого Годрика. Все это осталось в пыльных легендах и никому, кроме Тома, не было до этого дела. Могущественные потомки Древнейших и Благороднейших Домов предпочитали проводить время за играми, дуэлями и обсуждением сплетен, вместо изучения собственного наследия. Магическая аристократия выродилась, и единственное, что еще хоть как-то оправдывало их существование — это относительная чистота крови, способная хоть немного повысить уровень их силы. Но все это было лишь в его голове. В реальности же — дождь, зонт, холод и очередное поручение, которое ему нужно было выполнить в течении трех дней. Отправиться на другой конец страны, отыскать какую-то древнюю старуху и выкупить у нее что-нибудь наиболее ценное за максимально низкую стоимость. Она была не то прорицательницей, не то гадалкой, нажившей и прогулявшей состояние в те годы, когда даже мать Реддла еще не появилась на свет. Но Горбин знал, что таким личностям свойственно обрастать артефактами и прочими занятными безделицами, поэтому он послал младшего помощника, в надежде, что тот принесет хоть что-нибудь. Это было самым неприятным и одновременно самым полезным в его нынешнем положении. Узнав тайну крестражей и достижения бессмертия, он задался целью найти самые если не могущественные, то хотя бы знаковые артефакты и подарить им части своей души, в надежде связать таким образом себя с великим наследием прошлого. И поэтому хоть работа у Горбина была трудна и ненавистна ему до зубного скрипа, он продолжал ей заниматься, ведь она дарила ему множество полезных связей и доступ к тайнам прошлого. Он трансгрессировал у старого тракта, пролегавшего в сторону Карлайла мимо деревень и полей, разбитых невысокими каменными кладками, оставшимися еще со времен позднего Средневековья. Том убрал зонтик, так как здесь уже не было дождя — лишь пасмурное хмурое небо. Элизия Фишбоунс жила неподалеку, в одной из древних деревушек, и вот уже как лет пятьдесят слыла нелюдимой затворницей. Ее карьера провидицы взлетела еще в середине прошлого века, когда она предсказала смерть одного из наследников рода Блэков, однако ей не хватило ни ума, ни хватки, чтобы правильно распорядиться свалившейся на нее славой. И теперь младший помощник из лавки Горбина брел в сторону ее старого покосившегося дома с заколоченными окнами, не особенно надеясь на то, что ему удастся найти хоть что-нибудь у этой старухи. Жители деревни, маглы, глядели на молодого человека в странном не то костюме, не то балахоне, с удивлением и даже неприязнью. Это его до крайности раздражало, но он не мог применить к ним магию — вряд ли бы у него получилось перевести вину за их смерть на старуху-затворницу, которая, вероятно, к этому времени уже и палочку с трудом держала. Он толкнул дверь — та оказалась незапертой. Внутри было темно, пахло сыростью и гнилью, под ногами бегали крысы, и Том поморщился, беззвучно скалясь. Он ненавидел крыс, еще со времен приюта, и испытывал к ним самую крайнюю степень отвращения. На первом этаже не было никого, поэтому ему пришлось подняться по скрипучей, в нескольких местах пробитой лестнице наверх, туда, где, вероятнее всего, ему предстояло обнаружить труп. Наверху было всего две двери, одна из которых оказалась приоткрыта. Реддл заглянул в нее и, присмотревшись, заметил на старой продавленной кровати под кучей тряпья нечто, очертаниями похожее на человека. Преодолев приступ тошноты от омерзительного запаха, он вошел внутрь. Древняя старуха, больше похожая на мумию, лежала и тихо, почти неслышно дышала. Глаза ее были закрыты, а изо рта торчал полусгнивший кривой зуб. — Добрый день, мэм, — процедил Том без тени вежливости, — я пришел от имени мистера Горбина, владельца лавки «Горбин и Бэргс», чтобы выкупить у вас какие-либо волшебные предметы по договорной цене. Та захрипела и зашевелилась, но не ничего не ответила. Выждав несколько минут, молодой человек раздраженно произнес: — Есть ли у вас какие-либо волшебные предметы, за исключением вашей палочки, которые вы были бы готовы продать? — он выжидающе уставился на старуху. Та по-прежнему молчала. Но вдруг, резко открыв глаза, которые оказались затянутыми молочно-белой пеленой, она вдруг заговорила, неожиданно громко. — Он грядет… Темный Лорд, тот, кто подчинит Время, кто сломает семь печатей Семи Столпов, и власть его будет до тех пор, пока Лорд Хаоса не явится в мир, желая его разрушить… И битве их не будет конца, до тех пор, пока змей не замкнет бесконечности цепь… Том вздрогнул, потому что ему показалось, что глаза этой слепой старухи уставились прямо на него, хотя это было попросту невозможно. Он стал свидетелем пророчества, настоящего пророчества, которое было о нем… Как только речь зашла о времени, он сразу же это понял, потому что до сих пор помнил о часах, утраченных много лет назад. По его спине побежали мурашки, и он хотел было приблизиться к Элизии, но та, резко выдохнув, вдруг издала протяжный стон. Ее глаза закрылись и через некоторое время Реддл понял, что она уже не дышит. Старая прорицательница отошла в мир иной, исторгнув свое последнее, быть может, величайшее за всю жизнь пророчество о пришествии Лорда Воландеморта… Он очнулся, плохо понимая, что происходит. У него очень болела голова, а еще ему было холодно и страшно. Сердце бешено колотилось, яркие воспоминания о пророчестве перебивались с воспоминаниями о приюте, работе у Горбина и почему-то болью, удивительной болью, страхом и отчаянием. — Что… со мной… — тихо прохрипел он и в тот же момент услышал в своей голове чужой, незнакомый голос. «И все-таки это произошло…» «Что ты делаешь в моей голове?! Убирайся!» «Спокойнее, Реддл, ты слышишь мой голос в голове моего хозяина, над телом которого ты получил… контроль. Все же его сознание оказалось уязвимее, чем я рассчитывал, особенно без часов» «Ты знаешь про часы?!» «Знаю. И он знает. Именно из-за этих часов ты вновь осознал себя, почти как живой человек. Все-таки ты все это время был заперт не в предмете, а в человеке, и это помогло тебе сохранить мышление и остатки живого сознания» «Что ты такое несешь?! Что я вообще здесь делаю и… как это произошло?!» «Ты — ничего. А вот мой хозяин упорно прячется от тебя. Ты много лет пытался его убить, в общем-то, его можно понять» «Я хочу вернуться обратно, в свое тело!» «О, боюсь, это будет весьма затруднительно» «И почему же?!» «Потому что свое изначальное тело ты давно потерял, а твое нынешнее уже занято. Другой версией тебя. Побочный эффект крестражей, разумеется» В неразборчивой каше из мыслей, чувств и воспоминаний всплыл знакомый образ, а затем и понимание предмета обсуждения. «То есть, я — это мой же крестраж?» «Да. И ты, и то, что ты до сих пор держишь в руке — крестражи. И увы, изначальный Том Реддл сейчас далеко» «Я трансгрессирую к нему…» «Не сможешь. Мой хозяин этого пока не умеет» «Бесполезная дрянь!» «Он бы не простил тебе таких слов» Том замер, обдумывая произошедшее. Он сидел на холодном камне, освещенный лучами рассветного солнца, и размышлял. Это было странное чувство — ему казалось, что в его голове находится нечто, что было совсем ему не радо и что это нечто намного сильнее него, оно пыталось уничтожить его на протяжении многих лет и это вызывало… злость. Он злился, когда что-либо в его планах шло не так, но сейчас был так сбит с толку резкой переменой обстоятельств, что не совсем понимал, что следует делать. Под его воротником шевелилась змея и ему казалось странным, что тело никак не реагирует на это движение, словно бы оно было привычным, как дыхание. Еще ему тяжело думать и тяжело осознавать что-то новое. Четкими в его голове были лишь воспоминания трех лет в приюте, и еще воспоминания его же в двадцатилетнем возрасте, но уже более размытые, поверхностные. «Какой сейчас год?» — подумал он, обращаясь к голосу. «Одна тысяча девятьсот девяносто седьмой» «Что?! Это будущее?!» «Это настоящее. Ты застрял в прошлом, Реддл» «Так… Хорошо, я понимаю это. Но неужели я создал крестраж… в человеке? Как мне вообще могла прийти в голову эта идиотская мысль?» «Она и не приходила. Ты сделал это случайно, и даже не смог проконтролировать, какое из воспоминаний окажется в мальчике, которого ты пытался убить» «Зачем я пытался его убить?» «Чтобы не дать случиться пророчеству, и тем самым ты исполнил его. Ты наделил его частью своей души — той, с которой я сейчас говорю, и исчез. В мире волшебников это было грандиознейшее событие, но это уже не имеет значения. Изначальный Реддл вернулся и теперь он и мой хозяин пытаются убить друг друга, как два Темных Лорда» «Два? Два Лорда?» «Да, мой хозяин тоже Темный Лорд» «Что ж… Вероятно, нечто подобное и имела ввиду эта древняя сгнившая заживо старуха… Но разве я не знаю, что мальчишка теперь является моим крестражем?» «Он знает. Но готов пожертвовать частью своей души ради убийства врага» «Разумно. Особенно, если крестражей у меня предостаточно… Однако это не означает, что я готов простить себе же свое убийство!» «И что же ты намереваешься делать? Один Лорд в теле другого… Очень интересно, я прямо-таки заинтригован…» «Ты ведь та змея, которая прямо сейчас пытается меня задушить?» «Угадал. Но я не душу тебя — я греюсь. Сейчас достаточно холодно, если ты не заметил» «Откуда в тебе столько сознания? Почти как у Василиска…» «Благодарю за комплимент. Это магия, издержки существования фамильяра» «Значит, у того, кого я пытался убить, есть свой фамильяр? Неплохо… Кто он? Тот, кто стал моим крестражем?» «Гарри Поттер, Мальчик, который выжил, последний из Певереллов, единственный наследник мантии Смерти, в которой он сейчас и сидит, и тот, кого очень хочет убить Лорд Воландеморт. Собственно, от него и его людей он прячется в этой глуши. И собирает крестражи, когда это возможно…» «Однако я не совсем понимаю одну вещь… Если я — Лорд Времени, то кто… он?» «Лорд Весов. Но, вероятно, изначальный Реддл принимает его за другого. За того, которого боятся все твои версии» «Что ж… Если ты не лжешь, то все это постепенно начинает обретать смысл. Тогда я найду оставшиеся крестражи и встречусь…» Но додумать он не успел. Внутри него внезапно вспыхнула такая жуткая, болезненная ярость и ненависть, что ему показалось, что этот огонь сейчас попросту выжжет его сознание. Резкая боль во лбу заставила его закричать, и он упал на траву, задыхаясь. — Заткнись! — заорал Гарри и со злобой зашипел. Он опять потерял контроль, на достаточно долгое время — минут десять, не меньше. Он никак не мог вернуться в сознание, не мог собрать себя и сконцентрироваться — что-то словно мешало ему, перетягивая на себя внимание. Запихнув крестраж, валявшийся рядом, обратно в карман, он с гневом подумал: «КАКОГО ЧЕРТА, ЗЕВС?! КТО ПОКЛЯЛСЯ, ЧТО ПОМОЖЕТ МНЕ В СЛУЧАЕ, ЕСЛИ Я НЕ СПРАВЛЮСЬ?! ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО ТОЛЬКО ЧТО ПРОИЗОШЛО?!» «Да. А ты? — ехидно заметил тот. — Мне всего лишь захотелось побеседовать с той частью твоего врага, которую ты носишь в сознании вот уже шестнадцать лет, и я все ждал, когда же ты поймешь, что с ней делать, волшебник. Если ты не сможешь разобраться с ней, договориться, или хотя бы установить достаточно доверительные отношения, то Реддл продолжит ломать тебя при каждом удобном случае» «Ты это специально подстроил, гад?! Ты знал, что так будет, да?!» «Нет. Но я догадывался. Теперь ты знаешь, что делать если над тобой пытаются захватить власть. Можешь поблагодарить» «Еще не хватало! А если бы я не смог?! Чтобы потом было?!» «То же, что и сейчас. Война двух Лордов. За исключением, что это были бы два Реддла, не желающие собственной смерти» «Звучит, как полный бред… Черт… у меня так болит голова, мне чертовски плохо… Еще и его воспоминания… Пророчество, эти сраные Лорды, что это вообще за древняя мистическая дрянь?!» «Ты же хотел узнать врага — вот и узнал. А я тебе помог» Гарри ничего не ответил. Его все еще била нервная дрожь от внутреннего напряжения и испуга, поэтому он просто лег на спину и закурил, чувствуя, как дрожат руки. Он мог потерять себя. Снова. Это было хуже, чем смерть — находиться в собственном теле без возможности управлять им, мыслить, и вообще быть… Гарри было страшно. Из-за того, что на самом деле Зевс был прав — малейшего действия Воландеморта хватало, чтобы он начал сходить с ума и терять контроль над собой. Если что-то подобное произойдет во время их следующей встречи — ему конец, как и всему остальному миру. После такого он не мог вернуться, а тем более продолжать поиски стрелы. Ему требовалась передышка, возможность спрятаться от всех, остановить время и разобраться наконец с самим собой и тем, что происходило внутри его головы. Решить хоть что-нибудь касательно того, кто такой Гарри Поттер и что он из себя представляет. Солнце вскоре скрылось за полупрозрачной серой осенней дымкой. Он поднялся, нащупал в кармане палочку. Тяжело вздохнул. Огляделся туда, где внизу, чуть вдалеке, пряталась их хижина. Ему было неловко бросать домовика, но он не мог взять его с собой, потому что вновь поселившийся в сердце липкий страх провел между ним и всем остальным миром незримую черту. Гарри боялся того, что с ним может случиться, и больше того, что он сам может с собой сделать. Поэтому, накинув капюшон мантии-невидимки, он поспешил вперед, к противоположному склону холма, в надежде, что его никто не сможет найти. Гермиона проснулась достаточно поздно. Ей снился какой-то отвратительный сон о Фейри, как всегда, после той злополучной ночи. Превратившись вновь в человека, она достала из бисерной сумочки расческу и попыталась привести волосы в порядок. — Поттер не возвращался? — Невилл вошел в хижину и зевнул. — Нет, а что? — Я думал о том, как можно проникнуть к вампирам, и у меня появилась идея, я хотел ее с ним обсудить, но с самого утра не могу его найти. — Ходит где-нибудь, — девушка пожала плечами, — ты же знаешь его чудесную привычку убегать куда-нибудь и страдать в одиночестве. — Прекрасно знаю, — тот улыбнулся, — в Хогвартце не осталось ни одной башни, где бы он не сидел. — Главное, чтобы он не встрял в какую-нибудь скверную историю… — Ну мы же отняли у него часы, — Невилл вздохнул, садясь за стол, — вроде бы… вроде все должно быть в порядке. И потом, ему, как и нам, некуда идти. Так что он скоро вернется, я думаю. Но Гарри не вернулся. Ни днем, ни вечером, ни ночью. И к утру следующего дня они поняли, что Избранный исчез, а с ним и мантия-невидимка, крестраж, и Кикимер, отказавшийся помогать им без указки своего хозяина. Гневу Гермионы не было предела, но все ее попытки найти Поттера хотя бы по запаху не увенчались успехом — магия мантии Смерти скрывала его ото всех живых существ этого мира. Они сидели в холодной хижине, злые и обескураженные. Невилл мрачно поглядывал в окно, наморщив лоб. — И куда он, скажи, мог пойти?! Зачем?! Неужели он один решил сунуться к вампирам?! — Не исключено. Зная Поттера, ему могло прийти в голову что угодно, в том числе отправиться сразу к Темному Лорду с целью уничтожить его без нашей помощи. Или он хочет что-то сделать с крестражами… Возможно даже понять, как сделать собственные. — Ты думаешь, он мог бы на такое отважиться? — Поттер может пойти на что угодно. Как ты помнишь, он не гнушается даже откровенно черной магией. — Да, ты прав, — она закусила губу и потерла висок, — как всегда… Но ты же представляешь, что теперь может произойти? Я не удивлюсь, если он объявится через месяц… с… с армией инферналов, например! Или выкинет еще что-нибудь настолько же отвратительное! А что делать с вампирами? Со стрелой?! Мы ведь сами не сможем… пойти в логово вампиров… Без него мы не выберемся оттуда живыми, даже с учетом того, что мы можем трансгрессировать… Боже, и что теперь делать? — Я не знаю… — юноша тяжело покачал головой, — я не знаю, Гермиона… Но, быть может, попробуем заглянуть в компас? — Давай, — она вздохнула и, нервно морщась, достала из сумочки черную шкатулку и положила перед собой на стол, — правда, я не уверена, что он что-нибудь покажет в этом мире. — Мы хотя бы попробуем. Они открыли компас и вгляделись в него. Стрелка почти не двигалась, лишь слабо колебалась. Гермиона печально взмахнула палочкой, без какой-либо определенной цели, и тут черная половина начала медленно поворачиваться. — Смотри! — Невилл наклонился чуть ближе, читая появившиеся буквы. — Г…Год… Годрикова… В…Впа… Впадина… Годрикова… Впадина…. — Это… Так, что-то знакомое… я как будто где-то читала… Это что-то… что-то… Точно! — она хлопнула себя ладонью по лбу. — Там жили Поттеры до того, как их убили! Я читала об этом в «Новейшей истории магии»! В Годриковой Впадине все и произошло! Когда Темный Лорд пытался убить его! — И… И ты думаешь… думаешь, он отправился туда? — Я не знаю… Возможно. Может, он пытается выяснить что-то о крестражах? — Не знаю. Но я почему-то был уверен, что мы планируем ограбить вампиров. — Я тоже, — с ноткой обиды в голосе призналась Гермиона, — но, по всей видимости, у Поттера, как всегда, другие планы! — И что? Мы туда отправимся? — А что нам еще остается? Хотя всегда есть вероятность того, что… ну… там окажется что-то опасное. — Вряд ли там будет еще один вход в царство Фейри, — покачал головой Невилл. — Ты прав, — она выдохнула, — в любом случае, я думаю, нам стоит туда отправиться. Конечно, я надеюсь, что там мы встретим Поттера и он нам все объяснит, или. По крайней мере, там мы что-нибудь обнаружим. Не зря же Дамблдор дал нам компас и деиллюминатор. — И часы… Может, он отправился их искать? — с опаской спросил Долгопупс. — Не знаю… Но не до такой степени же он на них помешался! — Он — нет. А вот Сама знаешь кто, живущий у него в голове, вполне, как мне кажется… — Но ты же очень надежно это спрятал… — Я хотел бы на это надеяться, Гермиона.