На пути к лучшему миру

Драко тайком пробирался в библиотеку – не только потому, что собирался снова нарушить давний отцовский запрет на изучение литературы о черной магии, но и потому что не желал случайно наткнуться на Темного Лорда или, чего доброго, Гриндевальда с его мерзкой язвительной ухмылочкой. Он не испытывал от их общества ни малейшего удовольствия, и предпочитал ограничиваться лишь маской скучающей лености в их присутствии. Но если Воландеморт, к его удивлению, мало обращал внимания на своего слугу и удовлетворялся лишь поверхностным спокойствием, то вот со старым врагом Дамблдора такое уже не работало. Драко каждый раз чувствовал на себе его любопытный взгляд и подкоркой чуял, что тот, кажется, начинает потихоньку догадываться о его преданности совсем другому Лорду. Прошептав заклятие, отпирающее дверь, он осторожно проскользнул внутрь. Нагайны он давно уже не боялся – та сама стремилась избегать его компании, а в особенности его тени, ставшей на редкость агрессивной и самостоятельной по отношению к плотоядной змее. Драко страшной завистью завидовал Поттеру с его мантией-невидимкой – ему бы этот древний артефакт пригодился никак не меньше, но увы, приходилось обходиться своими силами. Библиотека, к его счастью, пустовала. Свет был выключен, и длинные стеллажи и шкафы, наполненные книгами разной степени древности, практически терялись в полумраке. Юноша не хотел привлекать внимания к своим занятиям, поэтому остался в темноте с огоньком, зажженным на конце палочки. Он знал, куда ему было запрещено заглядывать, сколько он себя помнил. Несмотря на то, что Люциус был Пожирателем Смерти, тот не желал лишний раз посвящать сына в тайны древней черной магии, вероятно потому, что сам их очень опасался. Безусловно, Малфой-старший гордился и кичился своим богатейшим наследием, но не особенно любил прибегать к нему в практических целях. Ему было достаточно очевидной магии, как и любому нормальному волшебнику, не пытающемуся преодолеть банальные условности реальности, стать бессмертным, сломать время, или превратить себя в хтоническую тварь, а то и вовсе – уйти за грань мироздания. Он вполне успешно пользовался незапрещенными заклинаниями, и лишь в крайних случаях прибегал к простым проклятиям, предпочитая не связываться с вещами, которые были выше его понимания. В какой-то степени это было даже оправдано – попытавшись без подготовки совладать с собственным наследием, Люциус обрек себя на медленную и мучительную смерть от проклятия, которое под силу было снять только одному из Лордов. Драко ждала та же участь, ведь все его попытки познать собственную силу дальше теории обыкновенно жестко пресекались выговорами и поучительными беседами. И тем удивительнее для него, привыкшего к осторожности, приученному не интересоваться тайнами глубже, чем того требовала необходимость, была наивная уверенность Поттера в том, что у него хватит сил и могущество обуздать что угодно, даже если в процессе этого он умрет. Вероятно, сказывалась жизнь с маглами – не самыми нормальными созданиями, по мнению Драко. Однако его друг был единственным волшебником, выросшим с маглами, и проявляющего к запретной магии настолько явный интерес. Этот вопрос волновал его все чаще, и, не в силах найти ответы, он безуспешно пытался занять себя хоть чем-то полезным. Один эксперимент удался – он обзавелся новой, очень могущественной палочкой, связавшей его с призраком далекого предка. Выждав некоторое время и не дождавшись более серьезных побочных эффектов, кроме странных взглядов Гриндевальда и страха Нагайны, выводившего Темного Лорда из себя, он отважился на повторное погружение в тайны собственной семьи. По правде сказать, Драко очень задели слова древнего Малфоя о том, что он, оказывается, не знает собственной родословной, в которой, помимо Вейл, ко всему прочему еще и оказались драконы. Этот факт все никак не укладывался у него в голове, потому что драконы для него были чем-то совершенно неразумным и диким, как единороги и прочие волшебные твари, и следовательно, никаких связей у волшебников с ними быть не могло. То, что Поттер внезапно смог заговорить с драконом на его же языке и даже совершить какой-то невозможный ритуал было более обыденным – Избранный являлся ходячей аномалией, поэтому Драко почти перестал удивляться тому, что с ним все время творится нечто подобное. Будь его воля, он бы так никогда и не добрался до уровня Поттера, потому что вовсе не видел в этом практического смысла. Куда больше абстрактных пыльных сказок его занимали, к собственному стыду и позору, магловские штуковины, стреляющие металлом. В них он внезапно обнаружил какое-то особое, притягательное очарование и желал теперь постичь их удивительное устройство. Однако жизнь отрезала его и от этой неожиданной радости. Он вел войну, которая не прекращалась ни днем, ни ночью, и это требовало от него тайных, но решительных действий. Например, начать разбираться в черной магии почти так же хорошо, как Поттер, а быть может, даже как Темный Лорд. Драко все еще надеялся, что ему удастся найти способ снять с отца проклятие. Он знал, что друг сделает это по первой же просьбе, хотя бы попытается, но не был уверен, что Люциус доживет до этого момента. Поэтому юноша стоял теперь перед запечатанным шкафом, за которыми покоились книги, от одной мысли о которых его бросало в дрожь, и сбивчиво дышал. Печать была старая, наложенная еще его дедом, и открыть ее можно было лишь с помощью крови потомка Малфоя. Нервно оглядевшись, он пробормотал режущее заклинание над ладонью – точно так же, как в ту ночь, когда они с Поттером принесли друг другу клятву, и осторожно дотронулся до дверцы. Руку пронзила резкая боль и Драко стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть. По телу прошла резкая дрожь и еще некоторое время он стоял, быстро дыша и моргая глазами. Он уже ненавидел все темные ритуалы, печати, родовые проклятия и вообще волшебников прошлого, придумавших тайную магию крови, которая требовала жертв. Не всегда значительных, но очень болезненных. Дверцы шкафа с тихим щелком отворились и оттуда, из пыльной тьмы, на него потянуло неприятным холодком, совсем как от Поттера. Он поежился и принялся вглядываться в корешки, подсвечивая их палочкой. Не все книги были на английском – некоторые на французском, немецком и, кажется, греческом. Также присутствовала латынь, которой он владел вполне неплохо, с учетом того, что его обучали ей с шести лет. Вытащив одну из таких книг, он с настороженностью отметил, что та откликнулась на его прикосновение неприятной вибрацией, похожей на ту, которой отзывалась «Чудовищная книга о чудищах», столь любимая профессором Хагридом. Юноша положил книгу на пол и, аккуратно раскрыв, присел перед ней на корточки. Испещренные текстом страницы были щедро украшены пентаграммами, тайными знаками и разного рода зловещими иллюстрациями. Здесь было много того, что Поттер бы счел интересным, но что ему, Драко, казалось просто отвратительным. Ритуал призыва злого призрака, жаждущего мести, которого обманом можно было натравить на недруга, заклятие для призвания мертвецов, сопровождавшееся перечислением кровавых жертв, описание обряда, в котором сердце девственницы следовало съесть сырым в ночь полнолуния, а затем прочитать заклятие, чтобы обрести силу полубога, и множество столь же красочных свидетельств явного помешательства магов прошлого. Теперь юноша чуть лучше понимал, почему отец так не желал допускать его до этой литературы – прочитай он это несколько лет назад, до становления Поттера на путь Темного Лорда, то поседел бы много раньше положенного срока. - Какой оригинальный способ изучать черную магию, - раздался над ним скрипучий язвительный голос и Драко, вскрикнув от неожиданности, послал вперед оглушающее заклятие. Гриндевальд на это лишь рассмеялся, растворяясь в клубах дыма и появляясь вновь, но уже на шкафу – его белый глаз, как у Долгопупса, жутковато сиял в темноте. - Неплохая реакция, но все еще слишком медленно для меня. Я ведь знал, что ты испугаешься, мальчик. И не стоит так кричать – ты забыл запечатать дверь, и хватило легкого сквозняка, чтобы она открылась. - В-вы… - пробормотал он, подскакивая с пола и захлопывая книгу, - что вы здесь делаете? - А ты? – старик оскалился, глядя на него сверху вниз. – Не пугайся, мне просто любопытно, что же сподвигло потомка древнего рода внезапно озаботиться вопросами собственного наследия. Насколько мне известно, в Британии такая привычка практически перевелась. - Какое вам до этого дело? Я лишь хочу стать сильнее… чтобы служить Моему Лорду. - Ну, то что ты верой и правдой служишь Своему Лорду, - Геллерт произнес это с какой-то очень странной интонацией, - я уже знаю. Но если бы тебе была интересна черная и истинная магия, то ты бы уже давно вскрыл этот несчастный шкаф. Почему тянул так долго? - В Хогвартце нас прекрасно учили. А теперь я не в школе, но мне все равно хочется… закончить обучение. Хотя бы самостоятельно. - Драко пытался держаться отстраненно и с достоинством, но после такого экспрессивного начала беседы ему это плохо удавалось. - В Хогвартце прекрасно учили! – Гриндевальд вдруг так хрипло и жутко расхохотался, что у юноши все внутри перевернулось – до того это был издевательский и неприятный смех. – Не смеши меня, мальчик, все, что было хорошего в Хогвартце – давно исчезло из прямой досягаемости. Тайны Англии заперты в Архивах Министерства, а вас, тем временем, учат самым бесполезным вещам… Безусловно, это не мешает вам ими гордиться, ведь маглы пока еще не умеют левитировать чашки, но уверяю тебя, вскоре они научатся и этому, в то время как такие как ты и твой отец растеряют последние остатки знаний о том, что такое магия на самом деле. - И что же? – прошипел Драко, не в силах выносить разговор с собой в таком тоне. Геллерт вдруг разом посерьезнел и, спрыгнув со шкафа, выпрямился с тяжелым, почти металлическим скрежетом и хрустом. Он подошел вплотную к Малфою, не сводя с него глаз, и тихо, но очень жестко произнес: - Магия – это не только взмахи палочкой и способность левитировать предметы. Это лишь первый, самый низкий уровень. Магия – это то, что позволяет менять самую реальность, разрывать ткани пространства и времени, открывать другие измерения и вершить свою волю даже за порогом смерти. Это величайший дар, который только может быть у волшебника, и мне жаль, что никто из вас, кроме, быть может, одного, не в силах по достоинству оценить этого. Драко сглотнул, но взгляда не отвел. В этот момент Гриндевальд выглядел очень жутко, по-настоящему опасно, и раздражать его еще сильнее, даже имея новую палочку, юноша не решился. Он поморщился и тихо произнес: - Это как-то связано с книгой, которую… - Которую ищет ваш Лорд? Да, отчасти… - тот немного успокоился и отошел к шкафу, изучая его содержимое, - единственный подающий надежды волшебник этой страны… И тот с трудом справляется. Есть же еще второй, Поттер, верно? С ним бы я тоже очень хотел познакомиться… Конечно, интересно, что такого может этот ребенок, но с учетом того, что Воландеморт параноик и боится любого неверного взгляда в свою сторону, мальчик может не обладать и половиной той силы, о которой тот говорит. Драко на мгновение подумал, что уж кто-кто, а Поттер даже если не обладает достаточным могуществом, то вполне успешно компенсирует это безумием и жестокостью. Но вместо этого он брезгливо поморщился и процедил: - Поттер – жалкий слабак, - внутренне он содрогнулся от этих слов, надеясь, что друг никогда в жизни их не услышит и не станет убеждать его в обратном непростительными заклятиями, - он безумец, вот и все. Псих ненормальный. Сумасшедший… А Книга… что это такое? Разве Лорд не всесилен? Зачем ему еще какие-то книги из Министерства? Гриндевальд обернулся к нему и внимательно сощурился, словно оценивая. Затем вздохнул и пространно махнул рукой, в которой что-то неприятно хрустнуло. - Ваш Лорд почти всесилен. С вашей точки зрения. Но с точки зрения магии в принципе… он лишь ненамного продвинулся вперед. Впрочем, в пределах этого мира настоящая магия, вы еще зовете ее истинной, вызывает большие сложности в первую очередь из-за того, что все, кто пытался в нее погрузиться, рано или поздно сходили с ума. Сложно сохранить рассудок перед такой мощью, он просто сгорает от количества энергии, проходящей через тело. Отчасти потому, что истинная магия не приемлет палочек. Она воплощается сразу через тело… И медленно его убивает. Но это только в этом мире, - он поспешил утешить смертельно побледневшего Драко, - а Книга… Когда-то она хранилась в Дурмстранге, в Черных Казематах, спрятанная в руническом круге и сдерживаемая драконьими цепями. В общем-то, ничего сама по себе она из себя не представляла, всего лишь тысячелетний фолиант, исписанный человеческой кровью на древнеславянском языке, так называемыми черными рунами. Это последняя копия Велесовой книги, которая чудом уцелела, вероятно лишь потому, что оказалась достаточно далеко. Остальные же были уничтожены теми, кто их создал. - Кем? Темными магами? – осторожно спросил юноша. - Не знаю, считать ли их темными, - на этом моменте в лице Гриндевальда вдруг мелькнуло выражение, смутно смахивающее на одержимость, - но они точно не люди. Те, кто целиком и полностью погружен в истинную магию, кто, возможно, и сейчас смог бы принять титул богов… Они ушли из нашего мира, туда, откуда очень сложно вернуться. За грань реальности. И все тайны о том, как подчинять себе настоящую силу нашего мира, унесли с собой. Книга, которую ищем мы с Лордом, позволяет не только постичь некоторые из древнейших искусств, как, например, создание и уничтожение тверди – поистине божественная магия, не правда ли? Она открывает знания о том, как найти Врата. Одни из них. Вход в мир истинной магии, последний ее оплот. Я уже пытался проникнуть туда… но оказался не готов. Из того мира нет выхода в этот, и… я не смог преодолеть эту черту. Но я смог выбраться живым, лишь благодаря Старшей палочке, которая оказалась достаточно могущественна для того, чтобы справиться с чарами стражей Врат. - Что это за чары? – почувствовав, что на старика внезапно нахлынула ностальгия и что сейчас он может выдать ему такие тайны, о которых он не узнал бы никогда, Драко поборол свое раздражение к нему и попытался спросить максимально вежливо. - О… - глаза Геллерта заблестели жутким огнем восторга, и он зашептал, как безумец, - это чары, которых я не встречал больше нигде… Я помню, как земля вставала передо мной на дыбы и как она разверзалась, повинуясь даже не слову – лишь воле тех, кто пытался меня убить. Они не люди, нет… Здесь, в этом мире, они предпочитают облик зверей, чаще всего – волков, и стаями патрулируют границы того, что маглы этой территории называют страной. Их глаза сияют во мраке и даже одного такого мага-зверя хватит, чтобы стереть Англию с лица земли. Достаточно лишь одного его желания и из ткани реальности навсегда сотрется то, что ты считаешь своим домом, мальчик. Даже черная магия твоего Лорда не сравнится с истинной властью над миром, и они вовсе не готовы ей делиться… - Я никогда ни о чем подобном не слышал, - Драко нахмурился, - даже отец не упоминал об этом. - Конечно, вы не знаете! – Гриндевальд хрипло расхохотался. – У вас и своих тайн было полно, пока вы окончательно не растеряли все по собственной глупости! Нет, о них сохранились лишь смутные упоминания, сказки и легенды, в основном в восточной Европе… В том числе – в Болгарии. Сказки о первом некроманте, отделившим свою душу от тела и поместившем ее… в иглу, если мне не изменяет память, первым, кто стал Бессмертным таким способом. Сказки о ведьме, жившей на границе миров, одной из древнейших Жнецов, исполнявшей роль Смерти на протяжении пяти тысяч лет, и прочие, известные даже маглам! Так же, как и ваши легенды о драконах, временах Артура, Мерлине и Фейри – неужели ты думаешь, что все это исчезло? Нет, мальчик, то, что вы растеряли свою силу за сотни лет, еще не означает, что двери на изнанку Мира закрылись окончательно. Они все еще здесь и их все еще можно открыть, если знать как. - Повелитель хочет открыть двери в другой мир?! – ошеломленно пробормотал юноша, и старик, видя его испуг и полное замешательство, усмехнулся. - О нет, ваш Повелитель, - он произнес это с особенной иронией в голосе, - всего-то хочет устранить конкурента и вернуть древние времена, когда в Англии вершились поистине легендарные вещи. Возродить магию старых родов, загнать под пол тех, кто мешает вам обрести могущество… Дальше одной страны он пока не думает, что меня несколько разочаровывает. Глупый патриотизм, как по мне. Лорд должен мыслить масштабнее… - на этом моменте он оскалился и махнул рукой, - не ограничиваясь малой территорией. Весь мир, и тот, и этот, все это – наша шахматная доска… В свое время я не разменивался на такие нелепости, я искал последователей по всему миру… До Азии, впрочем, так толком и не успел добраться, хотя собирался. Но теперь у меня появилась надежда… Раз магия вновь начинает все активнее напоминать о себе, кажется, я в свое время все-таки немного пошатнул целостность бытия, - Геллерт самодовольно рассмеялся, - то я смею надеяться на открытие Врат. Теперь мне уже нечего терять в этой реальности, так что я не откажусь увидеть следующую. А ты читай книжки, мальчик, это полезно. С этими словами Гриндевальд хлопнул его по плечу и, словно бы НИЧЕГО удивительного не сказал, поспешил к выходу из библиотеки, сложив руки за спину. Драко обмер, пытаясь переварить полученную информацию. Он не был готов услышать нечто подобное, тем более вот так прямо и открыто, без шлейфа таинственности и сознания величия происходящего, как это неизменно происходило в разговорах с Темным Лордом. Гриндевальд не заморачивался с пафосом своих речей, однако каждое его слово было тяжелым, словно камень, и от него по телу проходила ледяная дрожь. Ноги юноши подкосились, и он осел на пол, чувствуя, как кружится голова. Он только узнал такое, о чем даже не догадывался, и теперь масштаб проблемы с захвата и порабощения одной страны разросся до открытия каких-то неведомых Врат в реальность, где обитают полубоги… Произойди этот разговор несколько лет назад, он бы, вероятно, лишь отмахнулся, решив, что старик спятил за полвека, проведенные в тюрьме, однако он знал Поттера и знал о тайной магии, с которой тот связался. Драко знал об изнанке Хогвартца и о драконах, и теперь сам столкнулся с одной из граней древнего волшебства. В руке он сжимал кость своего предка, волшебника, бывшего человеком и драконом одновременно. Он знал о Дарах Смерти, о Крестражах, и был уверен – то, что только ему рассказали, чистая правда. И от этого становилось еще страшнее. Им не рассказывали об этом. Ни в школе, ни дома. И он не задавал вопросов, потому что и сам думал, что магия не идет дальше того, чем постоянно пользуются волшебники. Однако Поттер, то ли благодаря аномальной способности влипать в неприятности, то ли благодаря своему помешательству, умудрялся открывать все новые и новые уровни магии, и от этого ему всегда становилось не по себе. В словах старика крылся и ответ на вопрос о том, почему его друг с каждым годом все меньше напоминает человека, и почему он может колдовать без палочки, в отличие от других волшебников. Истинная магия искажала его природу, и единственное место, в котором тот чувствовал себя относительно спокойно, была… изнанка Хогвартца. Кусочки паззла начинали складываться в целую картину. Драко уже давно подозревал, что с этой Выручай-комнатой что-то не так. Нельзя было понять, находится ли это место где-нибудь, или все это лишь великолепная иллюзия. И многочисленные слова Гарри о том, что она уж точно находится не в этом мире, заставили его насторожиться. Но юноша знал одно – нужно что-то срочно предпринять. Он пока не знал, можно ли хоть как-то вмешаться в планы Лорда так, чтобы этого не заметил Гриндевальд, но был уверен, что обо всем этом следует рассказать третьему Лорду. Положив книгу обратно в шкаф – по сравнению с открывшимися ему тайнами кровавые ритуалы по призыву мертвецов казались чем-то несущественным, он поспешил в свою спальню, по пути нащупывая под мантией медальон. Ему было страшно, и Драко боялся, что один из Лордов узнает об этом, но другого выхода не было – посылать вещественные доказательства в виде записки, даже с домовиком, было крайне опасно. Запершись в своей комнате, он лихорадочно закрыл все двери и окна, затем наложил чары квиетуса и сел на кровать, нервно покусывая губу. Открыв медальон, он кивнул портрету молодого человека в парике и быстро начал излагать суть дела. Гарри встрепенулся от неприятного жжения на груди, и долго не мог сообразить, что это, пока не вспомнил про медальон. Быстро вытащив его из-под рубашки, он открыл его и уставился на терпеливо сморщившийся портрет Гертруды. - Ну? Что у вас? Сначала почти год ни словечка, а теперь аж целая тирада о каких-то древних тайнах! Неужели Гриндевальд еще жив? - Видимо жив, сволочь… - прошипел Гарри, - что мне передал Драко? Он в порядке? Он что-нибудь говорил о себе? - Только то, что у него теперь палочка из костей дракона, и что Темный Лорд – это меньшая из ваших проблем. - Тааак… - протянул юноша, нервно сглатывая и предвкушая, в какую сторону повернется разговор, - что еще? - Передаю дословно: «В Министерстве Магии, в Архиве, запечатана древняя Книга, в которой говорится о заклятиях, меняющих реальность. Лорд хочет заполучить ее, чтобы убить тебя и подчинить себе страну, а Гриндевальд желает открыть Врата на изнанку Мира, и возможно призвать еще каких-то магов, которые пользуются только истинной магией. Я подозреваю, что ради этого они оба готовы пойти на многое, и не знаю, что с этим делать. В истинной магии я понимаю не больше отца и предупреждаю, чтобы ты был осторожнее – враг Дамблдора еще в слишком хорошей форме и слишком заинтересован происходящим». Впрочем, я понятия не имею о том, что он такое тебе наговорил, но он о тебе беспокоится. - Нормально… - только и смог выдохнуть Гарри, чувствуя, как внутри него все сворачивается в комок. Жизнь не готовила его к войне сразу с двумя Лордами, один из которых разбирался в истинной магии даже лучше него самого. Ко всему прочему появилась некая книга, по всей видимости, похожая на те, которые они с Долгопупсом видели в библиотеке Когтевран, которая могла обеспечить скорое пришествие апокалипсиса. По сравнению с такими перспективами поиск и уничтожение крестражей казались совершенно бесполезной задачей. Некоторое время он приходил в себя, но, опомнившись, обратился к портрету девушки. - Передай Драко, что я рад, что он жив и с ним все… в порядке. Я надеюсь. Со мной… Со мной все как всегда. Я искал способы избавиться от копий нашего общего знакомого, но теперь придется думать и об этом тоже. Затем он закрыл медальон и, тяжело вздохнув, потер лоб ладонью. Пророчества Дамблдора сбывались с ужасающей скоростью и это, к его собственному неудовольствию, бесповоротно толкало его на путь более глубокого погружения в ненавистные ему тайны и ритуалы. Он не хотел больше этим заниматься, не желал познавать ни темную, ни истинную магию, ни какую-либо еще и просто желал уничтожить крестражи, но, казалось, жизнь не готова была дать ему возможность свернуть с намеченного пути. Принятое когда-то решение стать Темным Лордом действовало, как проклятие, и в этот момент Гарри вспомнил о встрече со странным механическим скелетом на изнанке Хогвартца и словах о том, что его решения по-настоящему влияют на реальность. Его, чужую, всю… Одно искреннее, горячее желание Лорда Весов – и магия подтасовывала вероятности, направляя его по той временной ветке, которую он неосознанно избрал. Теперь, когда он впервые осознал МАСШТАБ последствий своих желаний и клятв, принесенных судьбе, Гарри обуял дикий ужас. ОН наконец-то понял, чего так боялся Дамблдор, когда говорил о том, что от него зависит буквально ВСЕ – одно неверное решение, и мир катился в пропасть. Одно решение – стать Темным Лордом, любыми путями. Затем – уничтожить Реддла, чего бы ему это ни стоило. Но о Гриндевальде речи пока не шло… - Может… может он и есть… Лорд Хаоса? Тот, кого так испугался Реддл из воспоминания? – пробормотал он, кутаясь в мантию. – И почему Дамблдор не убил его?! Какого черта этот урод еще жив?! ПОЧЕМУ?! И вдруг, неожиданно для самого себя, Гарри заплакал. Он устал, не только физически, но и морально, от этой бесконечной непрекращающейся череды отвратительных событий в его жизни, во многих из которых был виноват он сам. Его ошибки, его злость, его ненависть, вся его глупая и никчемная жизнь, которую надо было прожить по-другому, все это изводило его годами и у него уже не было сил, чтобы делать вид, что он с этим справляется. Он не справлялся. И не доверял никому, кроме Драко. Но тот спасал свою семью, и как бы Гарри не хотелось, чтобы друг был рядом, он знал, что не имеет права требовать от него открытой верности. На него возложили ответственность за весь мир, а он не был готов даже к осознанию того, что его собственные решения так влияют на мироздание. Гарри не хотел больше продолжать борьбу, потому что знал – ничего, кроме еще большей боли и злости это не принесет. И даже сильнее Воландеморта он ненавидел самого себя, за то, каким он был и каким он стал. Ему мучительно хотелось быть таким героем, каким бы желал его видеть Дамблдор, или Грейнджер, или Долгопупс, он желал бы иметь мужество и волю преодолеть собственное отчаяние и бесконечную усталость от борьбы, чтобы идти и делать что-то ради спасения всего мира. Делать невозможное, нести эту ответственность. Делать ПРАВИЛЬНЫЕ выводы и принимать исключительно ПРАВИЛЬНЫЕ безопасные решения, которые устраивают всех. Но у него не получалось. Сколько бы он ни старался, все вокруг шло наперекосяк и в этом даже в большей степени был виноват он, а не его враг. Он сам сбежал от тех, кто вызвался ему помогать, просто потому что ему было слишком неловко и неприятно рядом с ними. Он знал, что они ждут от него действий, ждут того, что он возьмет все в свои руки и выполнит свою миссию - уничтожит крестражи, одного Лорда, а затем второго, и, желательно, не прибегая к темной магии. Жизнь же толкала Гарри на безумные жертвы во имя могущества в попытках преодолеть последствия собственных желаний. А ему попросту было больно, страшно… и очень одиноко. Настолько, что, хоть ему и было стыдно признаваться в этом даже самому себе, он готов был перестать сдерживать часть души Воландеморта, дать ей власть над собой, чтобы хоть на время получить передышку от этой жизни. А лучше – навсегда. Он подозревал, что ничем хорошим это не кончится, что враг начет творить его руками ужасные вещи… Но хуже, чем есть, уже не могло быть. Он сам, без помощи Реддла, творил то, что люди называли злом. Он убивал, из страха и злости. Он ненавидел. Слепо, испуганно, как животное, загнанное в угол. Не доверял никому и боялся доверять, потому что ждал предательства. Кажется, он становился параноиком. Его смущало невероятное сходство их с Реддлом характеров и неожиданное понимание, установившееся между ним и воспоминаниями врага. Молодой Том вызывал в Гарри больше симпатии, чем должно было быть, и он искренне и люто себя ненавидел, настолько, что готов был убить просто из-за невозможности пережить это внутреннее противоречие. Он пытался быть Темным Лордом. Крутым, могущественным, опасным. Получилось лишь сойти с ума и стать параноиком. Он пытался быть хорошим человеком, который не ненавидит окружающих, не желает им смерти и хорошо относится. Он не выдержал этого и сбежал туда, где сможет быть чудовищем сколько угодно и не испытывать за это угрызений совести. Он пытался стать героем, но все испортил и понимал, что не может больше это исправить. Он загнал себя в ловушку и отрезал ото всех, кто мог бы ему помочь. Зачем он это сделал? Он не знал. Но умереть было легче, чем вернуться и извиниться. Поэтому он сел, дрожа от холода и слез, пытаясь решить, что делать дальше. «Что с тобой опять, глупый волшебник?» - Зевс, как всегда, скользнул где-то рядом в траве. «Я ненавижу себя!» «Зачем?» - поинтересовался змей. «Я… Я НЕ СПРАВЛЯЮСЬ! ГРИНДЕВАЛЬД ХОЧЕТ ОТКРЫТЬ КАКОЕ-ТО ДРУГОЕ ИЗМЕРЕНИЕ, ВОЛАНДЕМОРТ ПЫТАЕТСЯ ДОСТАТЬ КАКУЮ-ТО ДУРАЦКУЮ КНИГУ, А Я ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЮ, ЧТО С ЭТИМ ДЕЛАТЬ!» «И? При чем здесь ненависть к себе?» «Я устал! Я не могу больше этого делать! Я не хочу снова заниматься истинной магией, мне страшно, мне плохо! Я… я не хочу уничтожать крестраж, но я должен!» «Какие люди нервные. Лично я не вижу проблемы» - Зевса, казалось, его душевные терзания лишь раздражали. «Ты – змей! Ты не человек! Ты не понимаешь!» «Да, я не человек, и вижу в этом много полезного. Но много ли тебе проку от того, что ты себя так ограничиваешь? Оставь крестраж себе, изучи как следует. Вытащи из него все воспоминания. И разберись уже с самим собой – твои метания меня, признаться, порядком доконали. Думаешь, мне приятно все время чувствовать твои волны ненависти к себе? Убей уже хоть кого-нибудь, если это тебе поможет. Ты никогда не станешь, кем хочешь, пока не перестанешь тратить время и силы на то, чтобы бесконечно думать обо всяких… человеческих качествах» «Ты вообще понимаешь, что ты говоришь?! А если я стану-таки Темным Лордом?! Окончательно свихнусь?! Буду убивать?!» «Если это поможет тебе уничтожить врагов – в чем проблема? А твой друг… Он защищен вашей клятвой» «Ты опять убеждаешь меня стать Воландемортом, да?!» «Я убеждаю тебя наконец-то стать тем, кто ты есть. Могущественным волшебником. Не светлым и не темным. Ты – Лорд Весов, и даже при всем желании ты не сможешь стать ни белым, ни черным магом. Ты всегда будешь где-то на границе – и это, как по мне, дает большое преимущество в качестве методов и решений» Гарри вытер лицо рукавом и задумчиво посмотрел вдаль, туда, где закат потихоньку догорал над холмами. Он провел в пути целый день, устал, продрог, и к тому же был очень голоден. Но звать домовика ему отчего-то не хотелось – он желал быть один, а прогонять старого Кикимера ему было неловко, особенно после того, как он вытащил их из царства Фейри. Зевс был прав, по крайней мере, Гарри хотелось в это верить. У него не получалось решительно ничего из того, что он с таким усердием пытался сделать, поэтому он решил, что отныне не будет сдерживать себя никакими обязательствами помимо тех, которые дал Драко Малфою. Над ним пролетел с криком коршун и, резко выхватив палочку, Гарри вскрикнул: - Авада Кедавра! Тут же зеленая вспышка мелькнула в воздухе, и птица мертвым камнем упала на землю. Юноша почувствовал, что его напряжение немного спало и вздохнул. Отчего-то применение непростительных заклятий успокаивало его, хотя он не мог сказать, почему. Быть может, это дарило ему хоть и сиюминутное, но такое приятное ощущение контроля и власти над чьей-то жизнью, раз уж собственной он был не хозяин, или попросту потому, что, в сущности, он был жестоким и грубым человеком, которому на самом деле нравилось наблюдать за чужими страданиями – в отместку за свои собственные. Подхватив Зевса, он пошел вперед, туда, где лежала птица. Он снял мантию-невидимку, потому что знал – нужды в ней пока нет. Впрочем, велика была вероятность того, что Невилл найдет его с помощью деиллюминатора или проклятия, но на этот случай он всегда мог снова вытащить ее из кармана и скрыться от любой магии. Гарри поднял за крыло коршуна – большую, крупную птицу. В кровавых лучах заката они казались кирпично-красными, и он провел по ним рукой. - Прости. Возможно, ты был просто птицей, возможно, анимагом. Но я хочу есть, поэтому буду надеяться, что твоя смерть спасет мне жизнь. Спрятавшись в одной из расселин, в низовьях холмов, выходивших к огромному черному в сумраке осенней ночи озеру, он кое-как ощипал свою добычу и, разведя огонь с помощью магии, попытался зажарить. Он никогда не любил готовить, как и убираться, потому что у Дурслей приходилось заниматься этим из-под палки, поэтому ему было проще питаться не совсем нормальной едой, чем уделять этому процессу хоть немного времени и усилий. Живя в квартире после третьего курса, он вообще большей частью питался консервами, прямо из банки, и лишь изредка пытался соорудить что-то невнятное. Нет, он любил поесть, и ел с удовольствием – в Хогвартце, но теперь его мало заботило то, что он клал в рот. Разгрызая тонкую кость крыла, он вдруг задался вопросом о том, чем питается Воландеморт в своем нынешнем обличии. Тот больше не был человеком и, возможно, вовсе не нуждался ни в еде, ни в сне. Единственное, что помнил Гарри, так это то, что тот может безболезненно пить яд Нагайны, помогающий ему поддерживать силы. Поэтому, поразмыслив над этим еще немного, он пришел к выводу о том, что ненавистная версия Тома Реддла питается змеиным ядом. Подумав еще немного, он решил, что это мерзко и отвратительно, и что убить его стоит хотя бы из отвращения. Коршун оказался птицей жесткой, жилистой и невкусной. Но Гарри был так голоден, что даже обглодал кости и теперь сидел перед небольшим костерком, собранным из редких веток кустарников, и грустно глядел на кучку перьев. Он не знал, что именно собирается делать и, по правде, не желал об этом думать. Ему хотелось взять передышку, отдых, просто побыть в одиночестве и попытаться разобраться со множественными вопросами, накопившимся в нем. Как минимум, следовало определиться, что же все-таки делать с крестражем – уничтожить, во избежание воскрешения Темного Лорда, или же оставить для изучения и… чего еще? В это же время ему на ум пришло воспоминание о том, что произошло в последний раз на изнанке Хогвартца и о встреченном им существе. Он знал, что та встреча – одна из важнейших в его жизни, но до конца не мог понять, почему. Гарри раздумывал над смыслом его слов о Лордах – Времени и Весов, и о том, что он, Гарри, может по-настоящему влиять на судьбы и выбирать какие-то временные ветки. Все это было крайне странно и непонятно, но вместе с этим, он чувствовал это – очень важно. Он еще не мог сформулировать это, но осознание уже начало постепенно созревать в его голове. «Лорд Времени… можно ли его уничтожить? Такие имена просто так не раздают, для этого… для этого должен быть повод» Он заглянул в алые угольки костра и подумал о том, не случится ли чего-нибудь непоправимого с миром, если он уничтожит все, что представляет из себя Воландеморт. Гарри вспомнил о часах, принадлежавших ему и останавливающих время – прекрасных часах, которые очень напоминали тот механический золотой скелет, спасший его из сна замка. Они словно оба были сделаны из одного материала и являлись частью друг друга. Гарри поежился. Ему очень хотелось поговорить об этом, но не со змеем, а человеком. С живым человеком, который хоть немного разбирается в этом и может его успокоить. Но увы, Дамблдор был мертв, Снейп сейчас находился за сотни миль от него, а ни Драко, ни тем более Гермиона с Невиллом не могли ему в этом помочь. В своих размышлениях он дошел до того, что не отказался бы побеседовать с Томом Реддлом на эту тему – по крайней мере той его версией, которая жила в поддельном медальоне. Может, сам Лорд Времени смог бы дать ему ответ на этот вопрос, приоткрыть завесу тайны и объяснить, что вообще происходит. И что ему, Гарри, следует теперь делать. - Ждать помощи от друзей не приходится, так что я вынужден обращаться к своему врагу… Это так глупо, - он грустно усмехнулся, доставая из кармана мантию-невидимку. Накинув ее, он почувствовал облегчение и некоторое спокойствие. Дух Смерти охлаждал его чувства и мысли, хотя бы на время избавляя от тревоги и необходимости думать. Он знал, что спать в мантии-невидимке опасно, очень опасно, но другого выбора у него не было. В этой пустынной местности он был на виду, и даже не мог нигде спрятаться – хотя бы от холода. В самом начале октября погода была еще сносной, но уже теперь он чувствовал, что порывы северного ветра становятся все сильнее. С завтрашнего утра он попробует придумать способ, как научиться трансгрессировать без посторонней помощи, или как еще суметь добраться до куда-нибудь, где можно укрыться хотя бы на неделю.