На пути к лучшему миру

Годрикова Впадина была деревней очень древней, но не самой популярной среди маглов. Таких поселений, как это, в Англии было полно – они стояли еще со времён средних веков, и, зачастую, хранили практически первозданный облик. Однообразные улочки с домами преимущественно шестнадцатого века, построенными на еще более старых фундаментах, были тихи и безлюдны, особенно вечером в конце первой недели октября. Ничто не тревожило их покой, кроме холодного ветра, ничто, кроме… Из-за угла какого-то дома, в котором горел свет, вышла девушка. Она была одета вполне современно – ее пышные волосы были заплетены в толстую косу и спрятаны под вязаной шапочкой. Поправив свою маленькую бисерную сумочку, девушка настороженно огляделась и что-то прошептала. За ней из мрака тут же вспорхнул ворон со странным белым глазом, и уселся ей на плечо. Гермиона заглянула в компас – и ничего больше не увидела. Вот, они прибыли в Годрикову Впадину, туда, где когда-то жили Поттеры. Она не знала, зачем артефакт привел их сюда, но она надеялась, что в скором времени им удастся это выяснить. Улица была тускло освещена фонарями, один из которых зловеще мигал. Она понимала, что, скорее всего, не наткнется здесь на Пожирателей Смерти – что бы им, в самом деле, делать здесь, у руин дома Поттеров? А вот встретить самого Мальчика, который выжил, она опасалась. С одной стороны, она была невероятно зла на него за то, что он попросту взял и бросил их, не сказав ни слова, так же, как и его домовик – на редкость неприятный эльф! Гермионе еще никогда не доводилось встречаться с существами, настолько настроенными против нее, кроме, конечно, ярых приверженцев чистоты крови. Она была уверена, что все домовые эльфы – милые и чудесные создания, очень дружелюбные и любящие всех волшебников без исключения. Таковы, в частности, были эльфы Хогвартца. Они любили детей, и всегда можно было прийти на кухню, если ты голоден. Разве что про собственную свободу от власти волшебников они и слышать не желали – когда Гермиона пыталась их агитировать на четвертом курсе, ее безапелляционно выставили за дверь, всучив ей напоследок тарелку с пирожными. Но Кикимер… Тот, казалось, не то, чтобы ее ненавидел, но испытывал стойкое отвращение. С Невиллом тот обращался намного вежливее, если не брать в расчет едких замечаний о предательстве крови. И все-таки она этого не понимала. Гермиона была девушкой неглупой и образованной – она читала магловский учебник по генетике, ведь ее родители были дантистами, и медицинской литературы в доме всегда было навалом. До Хогвартца она даже мечтала стать ветеринаром, поэтому штудировала многие книги, готовясь помогать животным и их владельцам. Попав в мир магии, она не забросила этой чудесной привычки и продолжала совмещать одно с другим. Это привело к открытию, что магловские учебники и магические часто описывали одни и те же явления, но с разных точек зрения. Например, существование магии прекрасно укладывалось в теорию квантовой физики, и, вероятно, этим же объяснялось, а многие заклинания и вовсе были основаны на базовых знаниях точных наук. Многие изобретения маглов выполняли функцию заклятий и наоборот, что в очередной раз уравнивало в ее глазах два мира. И при всем при этом Гермиона попросту не могла понять этих нелепых предрассудков о чистоте крови. Кровь по определению не могла быть чистой или не чистой – за тысячи лет эволюции все люди на земле успели стать друг другу родственниками. В любом магле могло оказаться столько же крови какого-нибудь Салазара Слизерина, сколько и в самом могущественном волшебнике. Ведь, по сути, имело значение лишь наличие какого-то неизвестного гена, отвечавшего за магию. Гермионе все это казалось очевидным и банальным, и больше всего она не понимала, как взрослые, зачастую даже неглупые люди могут верить в то, что грязнокровки якобы делают волшебников слабее. Весь научный опыт говорил об обратном – чем больше генетическое разнообразие, тем лучше, и что слишком близкое кровосмешение неизбежно ведет к угасанию. Иногда в ее голову даже начинала закрадываться мысль о том, что чистокровные волшебники, стремясь сохранить свой статус, в итоге так ослабили свою собственную магию, что теперь пытались обвинить в этом ни в чем не повинных полукровок и маглорожденных. И не знай она так хорошо историю, то так и не смогла бы в это поверить. Увы, общность волшебников и не волшебников доказывалась куда более прозаичным способом, чем генетическими тестами, а именно одинаковыми штампами поведения. Как мало потребовалось нацистам, чтобы захватить целую страну и убедить ее в своей правоте, и так же мало потребовалось Пожирателям Смерти и Воландеморту, чтобы объявить всех «нечистокровных» волшебников вне закона. Невилл сообщал ей о том, что в Хогвартце, а тем более в Министерстве Магии, творятся просто ужасные вещи. И самым отвратительным было то, что Темному Лорду даже не приходилось ничего делать – лишь задать направление власти, а дальше страх и паника за собственную жизнь делали свое дело. Волшебники сами открывали друг на друга охоту, записывались в егеря, в надежде, что таким образом никто не заподозрит их и их семьи в том, что они хоть когда-то были в родстве с маглами. Перед реальной опасностью истина и лозунги меркли, обращаясь в прах – арест кого-то из членов семьи пугал намного сильнее того ада, в который маги сами превращали свою жизнь. И изменить это было практически… невозможно. И тем в большее отчаяние погружалась Гермиона – от осознания, что она НИЧЕГО не сможет изменить, как бы ни старалась. Казалось, саморазрушение было заложено в основе человеческой природы и нельзя было просто сказать: «ОСТАНОВИТЕСЬ! ПОСМОТРИТЕ, ЧТО ВЫ ДЕЛАЕТЕ?!». Отчего-то она знала, что даже если придет в само Министерство Магии и скажет так – на нее никто не обратит внимания и ее просто затопчут десятки волшебников, спешащих исчезнуть, как личности, чтобы не исчезнуть, как люди. Так она шла, размышляя и нервно покусывая губу, пока вдруг не наткнулась на какой-то постамент. Сначала ей показалось, что это просто очередной памятник героям войны, как тот, который стоял в каждом городе и каждой деревне, но, приглядевшись, она вдруг поняла, что это… памятник Поттерам. Под влажным осенним ветром, освещенные тремя фонарями, они стояли на небольшой круглой площади. Мужчина в очках, мужественно закрывающий женщину, держащую на руках ребенка. Высокие, каменные, они были преисполнены отваги и пафоса, присущего всем изваяниям. Ворон сел на плечо Поттера-старшего, громко каркнув. - Да… Это… это его родители, - пробормотала Гермиона, подходя ближе. Отчего-то ей вдруг вспомнился печальный рассказ Поттера о своем детстве. Она и представить не могла, что жизнь Мальчика, который выжил, так паршива. Это не оправдывало его жестокости и злобы ко всеми окружающему миру, но хотя бы делало его поведение хоть немного понятным. Большую часть времени Гермиона думала о том, что Гарри Поттер просто избалованный и зазнавшийся мальчик, который вырос в лучах славы и теперь считает всех вокруг хуже себя. Оказалось, что он просто обиженный жизнью сирота, который попросту начал ненавидеть всех, из-за того, что его жизнь сложилась так – а не иначе. Ей было сложно это понять – ее учили прощать, даже самые горькие обиды. Потому что простить и любить намного лучше и приятнее, чем всю жизнь ходить с отравленным кинжалом в сердце, который то и дело поворачивается от каждого прикосновения. Вытаскивать его больно, очень больно, но если вытащить и дать ране закрыться, то все снов встанет на свои места… Но Гарри Поттеру, похоже, такой вариант не подходил. Невилл возник рядом с ней, отряхивая джинсы. Он задумчиво и напряженно вглядывался в лица родителей Гарри, а затем в его собственное детское лицо – еще без шрама. - Как думаешь, он сюда когда-нибудь придет? - Я не знаю, - девушка помотала головой, - мне кажется, что нет. Он не любит… такого. Ему не нравился Сириус… Рон рассказывал. И профессор Люпин. Они ведь были лучшими друзьями его отца, а он практически ненавидел… просто так! Мне кажется, что он и своих родителей недолюбливает. Хотя это неправильно, как по мне. Я бы… я бы гордилась своими родителями. - А я своими не горжусь, - с тихой печалью произнес Невилл, - мне нужно было гордиться всю мою жизнь… А я хотел, чтобы они умерли и больше не мучались. И меня… не мучали. Но я счастлив, что смог спасти мамину душу. Сделать ее хоть чуточку свободней… благодаря Поттеру. Гермиона вздрогнула от его слов. Ей было странно и страшно слышать такое от друга, и тем более – о своих родителях. Желать им смерти, даже с учетом того, что, сколько Невилл себя помнил, они были узниками собственного безумия в палате Святого Мунго, было как-то чересчур. - Не переживай из-за этого, Гермиона, - он моргнул, - иногда смерть лучше, чем такая жизнь. А жизнь труса иногда лучше героической жизни. Особенно, если так ты можешь сломать чью-нибудь судьбу. Гермиона поморщилась. Это было одно из побочных действий проклятия Одина – облечение простых человеческих мыслей в подобные высказывания, которым было место в граните, а не в обычном разговоре. Но девушка ничего не могла с этим поделать – мудрость теперь была неотъемлемой частью Невилла, даже если от нее все больше подташнивало. - Да, наверное… - ей сразу вспомнилась история с Роном и ОД, и Перси, в которой, в сущности, виновата была только она одна. Девушка отвернулась и принялась разглядывать улицу. – А пойдем к могиле Поттеров. Раз уж Гарри не пришел, то хотя бы мы… это сделаем. Она сказала первое, что пришло в голову – лишь бы отвлечь Долгопупса от долгих философских раздумий, и тот послушно кивнул. - Осталось меньше месяца до Дня Всех Святых. А значит, и до годовщины смерти его родителей. - Да, как-то очень быстро пролетело это время? – она коротко улыбнулась. - Для вас – да, - Невилл кивнул, - хотя я многое успел сделать за это время. И даже немного испугаться за вас. - Немного? – девушка подняла бровь. - Деиллюминатор показала, что вы еще живы, - он пожал плечами, - я проверял его… на Дамблдоре. И на маме. Директора он так и не смог найти – свет попросту не загорелся. А во Алису он нашел, без труда. И я понял, что с помощью деиллюминатора можно найти только тех, кто жив. Поэтому я знал, что с вами все относительно в порядке, пока горит свет. И я ведь знаю, что Гарри любит открывать двери и печати. - На этот раз все случилось по моей вине, - Гермиона нахмурилась, - и меня очень беспокоит, что Поттер пропал почти сразу же, как услышал про стрелу. И про вампиров. Мне кажется, что он пошел искать крестражи в одиночку… Хотя, возможно, он просто решил сбежать. - Или и то, и другое. Хотя есть еще одно предположение… Мы о нем уже говорили, - Долгопупс нахмурился, - и оно мне очень и очень не нравится. - Ты про то, что часть души Сам знаешь кого в теле Поттера хочет воссоединиться с остальными? - Да, - он мрачно кивнул, - а ты ведь знаешь, что тогда может случиться? - Отлично знаю, - она вздохнула, - три Темных Лорда, ни одного Избранного… Они прошли мимо старой церкви, рядом с которой находилось кладбище. Невилл свернул к нему, ежась от холодного ночного ветра. Под сенью тиса, еще пока укрытого листвой – под светом фонаря его листва неожиданно вспыхивала золотом и багрянцем на фоне густого темно-синего неба - располагались надгробия. Это было очень и очень древнее кладбище, такое же, как и вся деревня. Церквушка нелюдимо темнела узкими окнами и молчала, возвышаясь небольшим шпилем над кованой оградой. Юноша со скрипом открыл калитку, сырую и облепленную редкими листьями. Гермиона шагнула за ним, скользя взглядом по тяжелым плитам, покрытым мхом. У одной из таких плит стояла темная сгорбленная фигура. Подойдя чуть ближе, девушка заглянула ей в лицо – это оказалась старушка – и тут же тихо охнула. - Простите… Вы… вы же Батильда Бэгшот? Конечно же, она узнала ее. Лицо старой волшебницы украшало учебник «Истории магии», который она очень любила перечитывать на досуге и один из экземпляров которого хранился у нее в вышитой сумочке. Та медленно повернула к ней свое лицо и, тихо закашлявшись, кивнула. - Боже… Это такая честь, встретить вас! Но уже так поздно… - Да… - прохрипела она, разглядывая Гермиону и Невилла подслеповатыми, утонувшими в складках морщин глазами. – Поздно… А вы… вы от Дамблдора? - Мы… - замялся Невилл, пораженный ее вопросом. - Да, - кивнула Гермиона, - но… но откуда вы знаете? Он вам что-нибудь сообщал? - Он… прислал письмо перед смертью… - прохрипела Батильда – ей явно тяжело было говорить. – Я ждала вас… Но где… третий? - Эм… Гарри… так получилось, что он… - Он ушел, - вздохнул Долгопупс, - и вряд ли здесь появится. Мы с Гермионой одни. - А… Да… Жаль… я хотела поглядеть на малыша Гарри… Старуха задвигалась, отходя от могилы к калитке. - Я часто сюда прихожу… Мне не спится… Проверяю бедняжку Кендру и Ариану… И Поттеров… к ним теперь совсем некому приходить… Чистить… памятники… Только теперь Гермиона бросила взгляд на светлое мраморное надгробие, с вырезанными надписями: «Джеймс Поттер. 27 марта 1960 года — 31 октября 1981 года Лили Поттер. 30 января 1960 года — 31 октября 1981 года. Последний же враг истребится — смерть.» От этого у нее по спине пробежали мурашки, а в особенности от последней фразы, слово в слово совпадавшей с девизом Пожирателей Смерти. Поежившись, она снова обратилась к Батильде. - Вы же совсем рядом живете, да? И к вам еще заходила Рита Скитер, она брала у вас интервью… - Она обманула меня… - проскрипела та, - и дала сыворотку правды… Мне пришлось рассказать все… в том числе и про то… что он мне оставил. - Он вам что-то оставил? Для нас? – осторожно спросил Долгопупс. - Да… оставил… Для Гарри и его друзей… Где же он? - Он ушел, - повторила Гермиона, стараясь звучать как можно спокойнее, - кажется, он нам просто не доверяет. - Неправильно… Это все… По лицу Батильды, полупрозрачному, испещренному морщинами, сложно было понять, что она чувствует. Голос ее скрипел монотонно, в такт медленным, чуть раскачивающимся шагам. Она шла вперед, вероятно, к своему дому, почти не поворачивая головы в сторону сопровождавших ее гриффиндорцев. - Вы знаете, что искал Дамблдор? Что он приказал найти Гарри? - Нет… Я знаю, что искал мой племянник… - Ваш племянник? – девушка озадаченно нахмурилась. - Геллерт… Такой… славный мальчик… - Геллерт… Гриндевальд? – охнул Невилл. - Они так дружили… так дружили… и искали эту старую сказку… - Сказку… Что это? Это книга? - Нет… Нет… Больше она ничего не сказала – и продолжала шаркать по дороге в полном молчании. Через несколько домов она свернула в калитку и, с помощью Невилла и Гермионы преодолев две ступеньки древнего покосившегося дома, дрожащей рукой достала ключ. Ей не сразу удалось попасть им в замочную скважину, и девушка хотела было предложить помощь, но тут наконец раздался долгожданный щелчок и дверь, со скрипом отворившись, впустила их в темную, пыльную комнату. Внутри пахло ветошью, нафталином, старыми книгами и еще бог знает чем. Видно было, что последние несколько лет старушке было не до уборки, поэтому грязь в обилии устилала пол и мебель. Батильда медленно размотала темную шаль, проеденную молью, показав в полумраке свою голову с редкими, прозрачными волосами. Подозвав жестом Невилла и Гермиону, она прошла в соседнюю комнату и уселась в старинное кресло с резными подлокотниками. Вытащила палочку и взмахнула ей – тут же множество оплывших свечей вспыхнуло, освещая комнату. - Дамблдор боялся… что кабинет будут… осматривать… - не произнесла, а скорее простонала старуха, закрыв глаза, - письмо… он оставил мне… - Письмо? Письмо для нас? - Да… Мне было… очень тяжело вас дождаться… Недолго осталось… Письмо спрятано… спрятано… Там… Тут ее трясущаяся рука вновь дернулась, указывая куда-то в сторону камина. Невилл тут же подошел к нему, но ничего, кроме пустых рамок от фотографий не увидел. Приподняв повязку, он вдруг понял, что, вероятно, здесь есть какой-нибудь тайник. - Третий… третий слева… - подсказала Батильда. Невилл осмотрел камин еще раз, и тут же заметил. Что один из кирпичей слева как будто бы стоит не совсем плотно. Не скажи об этом сама старуха, он бы и вовсе никогда его не увидел. Вытащив кирпич, он сразу обнаружил пыльное письмо, довольно плотное и увесистое. - Не открывайте… Здесь… За вами могут прийти… - Кто? – удивилась Гермиона. - От кого он это… спрятал… - Спасибо… Может, вам чем-нибудь помочь? - Да, - поддержал ее Невилл, - вам что-нибудь нужно? Та лишь медленно покачала головой и вдруг улыбнулась. Помолчав так, она тихо произнесла: - Уходите отсюда… Из Годриковой Впадины… Здесь вам опасно быть… - Но почему… неужели вы боитесь… - Пойдем, Гермиона, - вдруг серьезно произнес Невилл, хватая ее за руку, - лучше и правда уходить. - Ты думаешь? - Знаю, - непривычно твердо произнес он, - трансгрессируем. - Что?! Однако не успела она возразить, как откуда-то с улицы послышался странный шум, похожий на тяжелые шаги. В тот же момент дверь вынесло с петель и в проеме показалась высокая фигура в капюшоне. Раздалась вспышка, но было уже поздно – они исчезли за пол секунды до того, как заклинание сработало. - Проклятье! Макнейр, ты их упустил! - Это все чертовы ступени! – прорычала в ответ фигура. – Ты! – она обернулась к Батильде, направив на нее палочку. – Куда трансгрессировала грязнокровка со своим дружком?! - Не… знаю… - прохрипела та, - а если бы и знала… то… - ПРОКЛЯТЬЕ! – взревел тот. - Мы их упустили! Теперь их не отследить… Что делать с этой чертовой старухой?! – его спутник, тоже в черном плаще с капюшоном, подошел ближе. – Она ведь успела им что-то сообщить… - Что ты им рассказала?! Я слышал что-то о Дамблдоре… Ты отдала им что-то… - Это тайна… Альбуса… Я не знаю, что это… - Черт побери! Она ведь и правда не знает, я слышу… - Просто убей ее, и все! Эта развалина не протянет и недели… - Постой! А что скажет Повелитель? Мы выслеживали здесь Поттера с его дружками вот уже месяц, и когда те, хоть и без Поттера, наконец-то явились сюда… Может, хотя бы удастся разговорить эту старуху? - Что она может рассказать? Все, что у нее было, она уже выложила этой дуре Скиттер! Думаешь, Повелитель захочет тратить на нее время?! Он и без того недоволен нами! - Черт…. Он ведь были у нас в руках! КАКОЕ-ТО ЧЕРТОВО МГНОВЕНИЕ! - И все из-за того, что ты даже не подумал о том, чтобы наложить чары тишины! - НЕ ПОДУМАЛ?! КОГДА МНЕ БЫЛО ДУМАТЬ?! Казалось, двое Пожирателей Смерти вот-вот вцепятся друг в друга, не в силах сдержать гнев и разочарование. Им было приказано патрулировать Годрикову Впадину на случай, если вдруг на Поттера нахлынет ностальгия и он решит посетить могилу своих родителей, и если тот все же явится, попытаться застать врасплох и схватить, если не его, то хотя бы грязнокровку и предателя крови. Конечно, они ожидали их прибытия ближе к Хэллоуину, к годовщине той ночи, где шестнадцать лет назад их Лорд пытался убить мальчишку, поэтому не сразу среагировали на появление парня в повязке и девушки. И эти несколько минут промедления стоили им многого – всего какая-то секунда, и вот добыча ушла из-под носа с, вероятно, какими-то ценными сведениями. Теперь их не ждало ничего хорошего, поэтому они даже не пытались сдерживать злость, рожденную страхом перед пытками. - Авада Кедавра! – яркая вспышка, и Батильда Бэгшот, в последний раз хрипло вскрикнув, обмякла на стуле. Макнейр скривился, опуская палочку. Убийство старухи ничуть его не успокоило, поэтому он резко развернулся и, не глядя на своего спутника, направился на улицу. Первое, что почувствовал Невилл – это боль. Жуткую адскую боль в ноге – кажется, он ее сломал. Рядом где-то стонала и плакала Гермиона, но он с трудом мог различить ее голос. Над ними не было ничего, кроме черного неба, затянутого тучами, и холодных, сырых скал. - Боже… - Гермиона приподнялась, хрипло дыша и дуя на изодранные ладони. – г-где это… Но тут ее перебил отчаянный, болезненный вопль. Невилл рыдал от боли, хватаясь за ногу, и это мгновенно привело ее в чувство. - О господи! Боже, Невилл! – девушка попыталась было вскочить, но чуть не упала, споткнувшись об острый выступ. – Боже, что с тобой?! Что с твоей ногой?! Но через мгновение, когда на кончике ее палочки вспыхнул яркий свет, она и сама увидела это. Сквозь порванные джинсы отвратительно белела торчащая кость на фоне кроваво-красного мяса. Перелом был всего в одном месте, но и этого хватило, чтобы ее тут же затошнило. Они трансгрессировали в спешке, и она не успела до конца продумать направление, поэтому их вытолкнуло где-то над скалами, куда они упали с достаточно большой высоты. Гермионе еще повезло – она рухнула на относительно гладкую каменную поверхность, кое-где покрытую мхом, а вот Невиллу подвернулся один из тех отвратительных торчащих вверх камней, которых здесь было полным-полно. И теперь он кричал, от боли и ужаса, а Гермиона застыла, не в силах взять себя в руки. Наконец, она опомнилась и тотчас же раскрыла свою бисерную сумочку, вытаскивая аптечку. Лихорадочно она пыталась вспомнить заклинание, которое использовалось для сращивания костей, но в панике ничего на ум не шло. - Думай, Гермиона! – она заплакала и ударила себя кулаком по голове. – Ты же читала об этом! Читала! Так… латынь… латынь… И она наконец вспомнила. Взмахнув палочкой, девушка попыталась сосредоточиться, насколько это было возможно, и произнесла: - Эмендандум осса! Тут же раздался неприятный треск и скрежет, и Невилл завыл, чувствуя новый приступ боли. Кость с хрустом встала на место. Тяжело дыша, Гермиона, взяла палочку в зубы и, подсвечивыая тебе ею, принялась рыться в аптечке. Прежде чем наложить заклятие, залечивающее глубокие раны, необходимо было убрать всю грязь. Достав склянку спирта и кусок марли, она смочила его и принялась вытирать им разодранную кровоточащую конечность. Юноша скулил, сжав зубы и вытаращив глаза, у нее дрожали руки, но она знала, что нужно сделать это как можно быстрее. Наконец, очистив рану, она снова ткнула палочкой в ногу друга и пробормотала: - Вулнера санентур! Рваная рана начала медленно затягиваться. Гермиона специально разорвала штанину еще больше, чтобы ни один кусочек ткани не попал внутрь и не загноился. Ей были известны случаи, когда заклинание накладывали, не обработав рану как следует, и впоследствии приходилось вскрывать ее снова и вычищать гной. Еще никогда в жизни ей не приходилось сталкиваться с такими серьезными случаями и теперь ей было страшно от того, что она, быть может, сделала что-то не так, или вовсе все перепутала. Мысли путались в голове и все знания смешались в единую кучу, из которой сложно было что-нибудь вычленить. Просидев так минуту, в слезах глядя на тяжело дышащего в полумраке Невилла, она вдруг сообразила, что, вероятно, стоит поискать также крововосполняющее зелье и болеутоляющий бальзам, образцы которых она теперь всегда носила с собой. - Вот… - она достала два небольших пузырька, - п-пожалуйста, выпей! Всего по одному глотку! Невилл принял оба и, с усилием приподнявшись, открыл сначала один, а затем второй. Ветер завывал в расселинах влажных скал, и только теперь до Гермионы дошло, что они, вероятно, где-то на побережье. Но вокруг было так темно, что сложно было разобрать хоть что-нибудь, кроме слабых очертаний скал, выраставших тут и там над их головами. Наконец, зелья начали действовать. Долгопупс задышал ровнее, но было видно, что даже это не избавляет его до конца от боли. - Надо где-то укрыться… - пробормотала Гермиона, - посиди здесь пока, х-хорошо? Я быстро сбегаю и осмотрюсь… - Да… да, конечно… - он слабо кивнул. Девушка поднялась, опираясь о холодный камень рукой, и осторожно пошла вниз, в надежде найти что-нибудь вроде пещеры или грота. Ветер усиливался, нагоняя холод. Но вместе с тем тучи вскоре разошлись, открывая половинку растущей луны. В ее ледяном свете Гермиона наконец-то смогла хоть немного разглядеть местность, в которой они оказались. Это было скалистое побережье, вероятно, на севере Шотландии, и та точка, в которую их выбросило, находилась буквально чуть ли не над самой водой. Волны размыли подножья скал, образовав нечто вроде природных арок. На берег или пляж не было даже намека – лишь острые скалы и черная холодная вода, которая разбивалась о них тысячью брызг. В один момент нога Гермионы скользнула, и она чуть с визгом не свалилась в море – но вовремя удержалась. Ни тропы, ни удобного уступа, по которому можно было пройти, дальше не было, поэтому она остановилась, раздумывая над тем, что теперь делать. Так она думала, пока не решила, что, возможно, стоит вернуться и попробовать с другой стороны. На это потребовалось еще несколько минут – забраться обратно оказалось труднее, чем спуститься. Но все же ей это удалось и вскоре Гермионе улыбнулась удача – она заметила, что прямо под ней, в нескольких футах, вода не бьется о скалы, а спокойно движется дальше – это означало, что там, вероятнее всего, находится грот. Оставалось только понять, как туда попасть. Трансгрессировать в незнакомое место невозможно, и, тем более, после того, что случилось буквально полчаса назад, она бы не осмелилась это сделать. И в своих способностях спрыгнуть с такой высоты и остаться в живых она тоже сомневалась – все-таки даже волшебницы не бессмертны. Но иного варианта у них не было – не оставаться же там, наверху, под открытым осенним небом, на обдуваемых всеми ветрами скалах? И Гермионе пришел в голову план – ужасный и даже, вероятно, более опасный чем трансгрессия, но другого у нее не было. Там, где не может пройти человек, сможет пройти кошка. Даже очень большая. Она вернулась наверх, туда, где, стуча зубами от холода, лежал Невилл. Девушка приблизилась к нему и, схватив за руку, горячо спросила: - Невилл, я знаю, что тебе очень больно, но ты сможешь превратиться? - С-смогу… Н-наверное… - кивнул он, морщась от боли, - что т-там… - Кажется, я нашла грот… Но отсюда в него не попасть, только… Только со стороны моря. Людям туда не пройти, а трансгрессировать… Трансгрессировать я не хочу. - Х-хорошо… - тот закрыл глаза и тут же на его месте возник ворон с окровавленной лапкой. Гермиона тяжело вздохнула – ей было страшно. Очень страшно. Но другого выхода она не видела, поэтому вскоре большая львица, преодолевая собственный страх и панику, с невероятной осторожностью несла в зубах раненую птицу. От ветра ее шерсть встала дыбом, и она прижала уши, чувствуя, как впиваются камни в подушечки лап. Но так было явно лучше. Она чувствовала каждый выступ и ее тело, намного более гибкое и подвижное, с большим успехом балансировало на опасных поворотах и скосах. Они спускались все ниже и ниже, пока до воды не осталось всего каких-то пару футов. Замерев, львица прикинула расстояние и вдруг прыгнула вниз. Почти разжав челюсти, чтобы случайно не свести их от удара о холодную соленую толщу, она погрузилась в нее с громким плеском и тут же начала грести массивными лапами, двигаясь в зияющую тьмой черноту грота. Море было ледяным. Почти мгновенно все ее тело окоченело, а шерсть намокла, делая ее еще более тяжелой. Она старалась держать голову как можно выше, но иногда прилив поднимался так высоко, что вода попадала в уши и это было так неприятно, что Гермионе с трудом удавалось не дергаться и не рычать. Наконец, она заметила во мраке, где эхо прилива разносилось по всему пространству, что-то, напоминающее очертания берега. Она подплыла ближе и, вцепившись в камень когтями, подняла вымокшее тело наверх. Аккуратно положив птицу на мокрый камень, она вновь стала человеком. - К-к-к-к-как х-х-х-хол-л-лодно! – пробормотала она, трясущейся рукой достав палочку и мысленно сотворив заклинание горячего воздуха. Невилл, по всей видимости, решил пока не превращаться обратно – в облике птицы ему было намного легче переносить боль и сырой холод. Высохнув и немного придя в себя, Гермиона вновь зажгла свет и огляделась. Они оказались у подножия длинного, уходившего куда-то вдаль грота, из глубины которого слышался гулкий плеск. Подхватив ворона, она побрела вперед, подсвечивая себе палочкой. Стены и земля, вся в аленьких лужицах, влажно блестели. Постепенно шум моря становился все тише, а гулкое эхо шагов – все громче. То и дело откуда-то с потолка капала вода, и девушка каждый раз вздрагивала от этого звука. Наконец, она устала идти, и просто села, положив Невилла себе на колени. Нужно было развести огонь, чтобы хоть как-то согреться, но ничего, что могло бы гореть, поблизости не было. Гермиона трясущейся от холода рукой – пальцы почти ее не слушались – открыла свою сумочку и принялась шарить в ней, надеясь найти что-нибудь подходящее. И вдруг она почувствовала какую-то плотную ткань… И она вспомнила, что, очнувшись, Гарри приказал Кикимеру забрать палатку со всем содержимым из леса Дин и вернуть ее Гермиона – это совершенно вылетело у нее из головы. Тогда она машинально сунула ее в сумочку, потому что была слишком рассерженна той тонной оскорблений, которыми ее одарил старый домовик. И теперь совершенно про нее забыла… Грот был достаточно большим, так что палатка без труда в нем поместилась – как раз ее верхняя часть чуть не доставала до потолка. Правда ей пришлось применить заклинание бура для того, чтобы воткнуть колышки в камень, но это ей удалось даже без слов. Вскоре под каменными сводами раскинулся маленький серый шатер, окруженный защитным заклинанием, внутри которого уже горела маленькая печка-буржуйка. В углу рядом оставалось еще немного дров, и она надеялась, что их хватит хотя бы на неделю. Конечно, Гермиона применила все лечебные заклинания, которые знала, но Невиллу очевидно требовалось время, чтобы кости как следует срослись, и он бы смог ходить, не чувствуя при этом постоянную боль. Девушка осторожно погладила черные перья, вглядываясь в пляшущие языки огня. Несмотря на то, что она провела в воде не так много времени, ее до сих пор била дрожь и зубы стучали. Она надеялась, что не постынет, ведь согревающего зелья у нее, как назло, с собой не было.