На пути к лучшему миру

Маятник качался из стороны в сторону, выбивая такт. Гарри глядел на него устало, рассредоточено, не осознавая движения. Лежа на полу гостиной, он бродил по пустынным закоулкам сознания, трогая хрупкие трещины, под которыми гудело адское пламя. Слизеринцы, привыкшие к его причудам, просто проходили мимо, и только младшекурсники еще показывали пальцами и перешептывались, поглядывая на героя Магической Британии. Его фразы были обрывочными, а действия незаконченными, так, словно он был чужаком в собственном теле. Во всем Гарри Поттере, самом могущественном волшебнике после Дамблдора и Темного Лорда, было мало настоящего и много такого, что рождало у наблюдающих разного толка вопросы. Он не походил ни на безумца, ни на нормального, не был ни величественен, ни жалок, о нем вообще нельзя было ничего сказать наверняка, кроме того, что он просто… странный. Странный настолько, как только бывают заколдованные люди, или подверженные проклятию, но вместе с тем его сила, опасная, темная и таинственная, все еще была при нем. - В «Пророке» давно писали, что он свихнулся. Еще в школе, на четвертом курсе. Повредился рассудком от смертельного проклятия. А в этот раз Тот, кого нельзя называть, окончательно его уничтожил, и теперь это не настоящий Поттер, а голем! - Голем? Как в учебнике трансфигурации? - Или он просто проклят. Дедушка сказал, что именно так выглядит мощное проклятие. Мне кажется, это заклинание стирания памяти, потому что он не помнит ничего из своей жизни! Вот попробуй, подойди к нему и спроси про Снейпа, того самого, который был тайным агентом, и он ничего не вспомнит! Хотя учился у него кучу лет! Странно, правда? - Да это не проклятие! Его просто подменили! Вы видели, он же даже обычные заклинания с трудом колдует! Это не Поттер, а кто-то другой! - Но зачем кому-то подменять его? - Потому что он на самом деле умер! - А может… - какого-то мальчика с первого курса осенила догадка, - его Малфой поднял? Он ведь… - тот перешел на шепот, - некромант… - Ты думаешь, он воскресил Гарри Поттера и теперь с нами живет… мертвец? - Все может быть. Ведь если есть приведения, то и зомби наверняка должны быть. - Но мертвецы не едят! И от них воняет! А Поттер ест, как человек, я видел! До Гарри долетали обрывки этих разговоров, и от них ему становилось так же тошно, как от попыток вспомнить хоть что-нибудь. «Вы думаете, я не пытался? Думаете, я не хочу узнать, кто я на самом деле? Думаете, я не пытаюсь каждый день прорваться сквозь эту стену, которая отталкивает меня раз за разом, причиняя нестерпимую боль? Неужели вы не понимаете, что я готов на все, лишь бы снова ощутить себя живым, а не безумцем с выдуманной судьбой?!» В этот момент он резко поднялся и, зная, что его прекрасно слышал, позвал фамильяра на парселтанге. Первокурсники замерли, глядя на его мрачное лицо и замершие, словно у куклы, зрачки. Змей выполз откуда-то со стороны камина, и какому-то ребенку вдруг захотелось подшутить над странным меланхоликом, подняв его змея в воздух. Тот вдруг остановился, и, не поворачивая головы, поднял ладонь. Мальчик тут же упал со стула, а его палочка каким-то образом оказалась у Гарри в руке. Медленно обернувшись, он тихо произнес: - Мне сломать ее? - Нет! – в ужасе вскрикнул тот. – Прости, я ведь просто пошутил! Прости! - Зачем же ты направил ее на меня? - Что?! Это же… это просто… з-змея… твой питомец? – неуверенно проблеял тот. - Мой фамильяр – часть меня, - жестко отрезал Поттер приседая на корточки и подбирая оскорбленную рептилию с ковра, - и напасть на него все равно, что ударить меня по лицу. Так мне сломать это? Он показал палочку юного волшебника, и тот, испуганно бледный, замотал головой. - Что ты творишь?! – Драко, заметив эту сцену, поспешил к ним. – Верни ему палочку! Гарри молча кинул инструмент ребенку и, не обращая внимания на Малфоя, стремительно покинул гостиную. Тот остался стоять, скованный всеобщими взглядами. - Ты бы его хоть иногда придерживал, - фыркнул Блейз, - а то он совсем стал неуправляемый. Так он скоро кого-нибудь убьет. И, что больше всего обидно, из своих. - Заткнись! – гаркнул на него Драко, нервно косясь на маятник. – А ты, - тут он повернулся к плачущему третьекурснику, - думай в следующий раз, прежде чем трогать чужих животных! - Но это была шуутка! – провыл тот, вытирая глаза. – Откуда мне было знать, что это какой-то фамильяр?! - Мерлин вас всех раздери, ну неужели хоть один год нельзя просто не приставать к нему?! – не выдержал тот. – Просто дать нам доучиться этот чертов год! После всего, что было, в конце концов! - Драко, - Милисента, наблюдавшая за всем этим из противоположного угла комнаты, приблизилась, - мы тоже это пережили. И мы тоже… были там, где ты. Отличие только в том, что ты продолжаешь оправдывать того, кто во всем этом виноват. К тому же… он плохо на тебя влияет. Он застыл, глядя на софакультетников с ужасом, злостью и обидой, не понимая, почему они смотрят на него… с осуждением? Да, это было явное осуждение, чистое, неприкрытое и выраженное так, чтобы он понял. - Думаешь, раз мы не встречались лично с Тем, кого нельзя называть, и не владеем запретными искусствами, то мы хуже вас? Думаешь, вы единственные герои Слизерина? Прошло уже столько времени, а вы все… все носитесь с этим, так, как будто каждый день убиваете какого-нибудь Темного Волшебника! Почему с нашего факультета снимают все баллы за квиддич из-за вашей очередной драки, а вы ведете себя так, будто ни в чем не виноваты и баллы исчезли сами по себе?! И нам уже даже сказать об этом нельзя, так?! - Вы… вы что, серьезно не понимаете?! – Драко вдруг почувствовал себя мышью, загнанную в угол стаей голодных львов. – Мы… я… мы столько сделали… И для вас тоже! Никто из вас не знает, через что мы прошли, никто! И… почему я вообще должен все это выслушивать?! Бледные ладони сжались в кулаки и воздух вокруг заметно похолодел. Из рта Забини вылетело облачко пара, а темные глаза забегали по лицу Малфоя, окаменевшему, словно маска. Ему стало страшно. И он, дернувшись, отступил назад, прошептав: - Будешь доказывать, что мы не правы? Но он уже никому ничего доказывать не собирался. Это была последняя капля. Он не желал никого спасать и оправдывать, и уж тем более объяснять этому жалкому губастому ничтожеству его место. Драко знал, кем он был, и знал, что всем им, этим, в сущности, глупым и напуганным его могуществом детям, никогда не стать таким, как он. Никогда не понять то, что происходило с ним и через что он проходил. Поэтому Малфой лишь выдохнул, и, не доставая палочки, отвернулся ото всех. Теперь ему как никогда хотелось одиночества, покоя и хотя бы иллюзии спокойствия. - Ты похож на мокрую обезьяну! – хихикнула Миртл, болтаясь рядом воздухе. Гарри, не обращая на нее внимания, сосредоточенно остригал пряди черных волос. Всю его жизнь, начиная с самого детства, они, можно сказать, были его проблемой. Самые ранние воспоминания, бывшие отчего-то много яснее последней недели, связывались со звуком ножниц и шорохом волос, насильно состригаемых. Сквозь мутную пелену небытия прорастали холодные теткины пальцы, хватавшие его за шею и дергавшие за волосы в надежде хоть немного облагородить тот ужас, который процветал на его голове. И на следующее же утро эти же пальцы мелко тряслись, а губы сжимались в тонкую полоску, от одного вида заново отросших волос. Словно перья, черные пряди, жесткие, местами вьющиеся, непослушные. Ужасные. Неряшливые. Делавшие выражение его лица немного… рассредоточено-невменяемым. Иногда добавлявшие шарма. Они росли сами по себе, и их изредка касалась расческа, в основном, ведомая пальцами Драко. В своем нетерпении они мало отличались от пальцев Петуньи, и часто были такими же нервно-холодными. В Мунго его почти побрили налысо. Но за три дня волосы снова упали до плеч, так, словно бы не могли существовать вовсе в другом состоянии. И все в том же первобытном хаосе, не терпящим чужого вмешательства. Казалось, это был один из маркеров Гарри Поттера – как личности, как человека. Как имени. Гарри Поттер. Шрам в виде молнии. Круглые очки. Длинные растрепанные волосы. В целом что-то немного нелепое и странное, но слишком известное, чтобы стать посмешищем. Как Дамблдор. Длинная борода. Очки-половинки. Дурацкие анекдоты. Или… Личность Того, кого нельзя называть, была вычеркнута из памяти, как и его собственная. Из чего он теперешний мог сделать вывод о том, что Гарри Поттера с самым Темным Волшебником связывало нечто большее, чем взаимная ненависть и война. Возможно даже, что-то почти родственное. Братское. Что-то намного интимнее банального желания убивать. Но это знал только Гарри Поттер. Тот Гарри Поттер, который любил свои безумные черные пряди и свою кривую усмешку, и кто мог позволить столько, сколько не позволял никто. Он же был с ним не знаком. Однако имя Воландеморта продолжало откликаться чем-то приятным, теплым, и практически собственническим. Как будто бы он сам когда-то придумал это имя, и будто в действительности оно принадлежало ему одному… Только он забыл об этом, а теперь вспоминал. Некий Гарри Поттер украл его у него, но теперь исчез, оставив после себя замыленную пустоту. Почему, в сущности, он должен был быть им? Он оглядел в зеркале свое лицо, и понял, что хочет оставить так. Вся раковина была забита черным, а уши чувствовали непривычную прохладу и… свободу. Но волосы все еще неприятно торчали. Поэтому он, сосредоточившись, пригладил их рукой, заставляя острые концы мягко и изящно завиться, чтобы лечь идеальными плоскими волнами. Теперь, вместе с круглыми очками, это образовывало и вовсе странную картину. «Почему я ношу очки?» - вдруг спросил он себя, снимая их. Все тотчас же расплылось, и призрак Миртл стал похож на светящееся пятно. Он вздохнул, и понял, что ему нужно как-то улучшить зрение. С помощью зелья, или магии… - Ты что, хочешь снять очки?! – возмутился призрак, подплывая к самому его лицу. - Да. Они дурацкие. - Хочешь сказать, что я тоже выгляжу по-дурацки? - Ты? – он скептически ее оглядел. – Нет. Мне они надоели. Но пока придется их оставить… Поведя рукой, он сделал их узкими и почти прозрачными, такими невесомыми, чтобы их почти не было заметно на его лице. Он планировал избавиться от них вовсе. «Зевс, - подумал волшебник, - мне нужно новое имя. Хотя бы для того, чтобы знать, как себя называть» «Марволо, - ехидно ответил тот, свешиваясь с крана умывальника, - это имя очень могущественного волшебника…» «Воландеморта. Да, я так и думал. Мне нравится. Пусть будет. От Гарри Поттер толку никакого. Только вот с этой фамилией он звучит отвратительно» «Марволо Слизерин подходит тебе намного больше» Он задумался. Факт умения говорить на парселтанге девал ему все шансы считать себя наследником Слизерина. Поэтому Марволо улыбнулся своему отражению и повернул шею, слушая, как хрустят позвонки. В последние месяцы ему был очень тяжело. Он словно был вынужден жить чужую жизнь, в теле неизвестного ему человека с глупыми воспоминаниями. Своих, правда, у него не было, но теперь ему стало… легче. Он получил имя. Свое имя. И он решил, кем будет. Не Гарри Поттером. Больше нет. А… - Наследник Салазара Слизерина. Я открою тайную комнату и узнаю все, что должен знать… Юноша взял змея на руки и, закрыв глаза, поцеловал. Тот переполз на его плечо и Марволо подумалось, что, когда-то тот был сильно тяжелее… Это было скорее что-то вроде телесной памяти, скорее намек… «Когда-то у меня была змея, и я очень ее любил, насколько можно кого-то любить. Кажется, она была тяжелой…» - Ты какой-то очень странный стал, Гарри… - скучающе процедила Плакса Миртл, болтая ногой в воздухе. - Мне неприятно это имя, пожалуйста, не называй его, - шепнул он, оборачиваясь, - и не смотри на меня так. - Вообще-то ты все еще в моем туалете! Я и выгнать тебя отсюда могу! - Я сам уйду. – хмыкнул он, и, обратившись к одному из умывальников, заговорил на парселтанге. Драко стремительно шел к берегу Черного озера, огибая печально известную Гремучую иву. Во время битвы за Хогвартц она не пострадала, а потому продолжала стоять, угрожающе помахивая ветвями на стылом, сыром ветру. Снега еще не было, хотя в прошлом году в это время он уже сыпал. Ночами бывал снегопад, но к утру холмы вокруг были все таким же иссушено-желтыми, выцветшими, как кожа трупа. Неприятными. И мир, несмотря на, казалось бы, всеобщее избавление от вселенского зла, был ничуть не лучше прежнего. Даже, казалось, стал хуже. Серее и мертвее, потому как стояло ясно – ничто уже не изменится. Нет больше места надежде, потому что свет так и не вернулся после победы. «А может… Его и вовсе никогда не было?» - подумал Драко, вперяясь глазами в темные, словно кровь, воды озера. Он прекрасно помнил то утро, когда он выбрался из пещеры, дикий, полубезумный, неспособный справиться с магией Смерти. И как выстрелили из магловского оружия, забыв, что он волшебник. Хотя просто побоялся, что попадет в Гарри. А кольт… кольт никогда не был для него чем-то по-настоящему рабочим. Так, игрушка. Он проверял. Просто… проверял. И сам испугался, когда пуль прошибла обтянутый бледной кожей череп, и как высокая фигура в балахоне дернулась перед тем, как рухнуть на колени. Затем череда ярко-зеленых вспышек, и вонючий, липкий от пота Поттер, который орет и которого надо держать, хотя у самого ноги подкашиваются. В тот момент он еще подумал: «Кто этот человек в очках и почему я держу его? Почему я стою здесь, а не лежу мертвый на камнях, как те, кого я знал? Почему он?» Но тогда не было времени думать. И сил тоже. Все смешалось в рваный, не пережёванный комок и упало вниз, оставшись гнить на долгие месяцы. Потом он очнулся, и еще раз, и много говорил с незнакомыми людьми, хотя на самом деле он просто хотел, чтобы все умерли. Чтобы мир стал тихой холодной пустыней, сотканной из белой пыли и белого неба, бескрайнего белого неба… Чистого, как снег. Мира тишины и сна, которого ему так не хватало. Но приходилось вытаскивать Поттера, и себя. Тот спасаться не хотел вовсе, но тогда, почти год назад, это казалось таким важным, и он действительно чувствовал, что это необходимо… Что от этого что-то зависит… Но теперь он увидел, что это не имеет никакого смысла. Поттер мог бы сидеть в Азкабане, или сжигать мир… Все одно. А он бы просто ушел на север, и там бы уснул, не желая больше смотреть на этот ужасный кровавый огонь, порожденный двумя безумцами. Он был лишним между ними, и, когда Лорда не стало, Драко это почувствовал. Даже если когда-то Поттер его и любил, по-настоящему он нуждался лишь в своем кровном враге, и необходимость эта была для него основополагающей. Он знал это еще до того момента, как посетил сознание избранного, знал еще, пожалуй, пять лет назад, когда тот впервые почувствовал с ним связь через крестражи. У Драко такой никогда не было, и он даже не мог представить, какого это – носить в себе часть чьей-то души. Но для Поттера, по всей видимости, это было очень важно. И клятва на крови, пьяная, глупая, как и все их клятвы друг другу, бессмысленная по существу. В ней не было необходимости, хотя в момент ее заключения они оба верили в нее. И верили в то, что жизнь поставит их напротив друг друга в финале. Только вот… этот финал сдвинулся, потому что на самом деле никогда не зависел от Темного Лорда. Вопрос того, когда они станут врагами, был подвешен еще тогда, и клятва явилась первой ступенью великого обмана. И теперь Драко начинал чувствовать, что близится время второй ступени. «Если снятие печатей не убьёт нас, то мы сами это сделаем» - подумал он, заходя в озеро и стискивая зубы от обжигающего, болезненного холода. Он снял с шеи медальон, тот самый парный медальон, который когда-то вытащил для него Поттер, и, размахнувшись, закинул в воды озера. Тот булькнул и Драко закрыл глаза, падая на четвереньки. Вода поднялась до горла, сдавливая и отнимая все члены. Он уже не чувствовал ног, но это было пустым звуком по сравнению с тем, что творилось внутри. Крах единственной надежды, ради которой все делалось. Ржавая корона поверженного богом рыцаря со звоном рухнула во тьму, и озеро унесло ее, так же, как уносило все остальное. Он нащупал фиал с каплями крови, и крепко сжал красной от холода рукой. Снять побоялся. «Никогда не пытаться убить друг друга по-настоящему… Какая глупость!» Затем Драко вспомнил про еще одну клятву, которая связывала вынужденным обещанием. В ней не было ни иллюзий, ни надежды, только страж, боль и что-то важное на весах. Очень важное. Негнущимися пальцами задрав рукав, он вгляделся Черную Метку. Потускневшая, серая, она все еще торчала под кожей назойливым призраком, и вдруг ему сильно, нестерпимо сильно захотелось от нее избавиться. Он начал царапать ее, раздирать кожу заиндевевшими пальцами, но это не помогало и Метка словно бы становилась все ярче и ярче, вылезая из-под тонкой сетки голубоватых вен. Это было невыносимо. Невозможность избавиться от клейма, мерзкого, скользкого, как дьявольские силки, этого проклятого черепа ср змеей и позорной клички – Пожиратель. Подстилка Темного Лорда. Предатель. Двуличная сволочь. Трус. Ни одна из сторон больше не примет его как своего… Потому что он нарушил слишком много правил и законов, и то, что могло сойти с рук избранному, для него стало смертным приговором. Всегда – Пожиратель Смерти, всегда – предатель крови и рода. Предатель. Мальчик, у которого не было выбора… Или… Драко, не чувствуя руки и собственного тела, стоя на окаменевших коленях и стуча зубами, вытащил палочку. Ткнул ею в метку и зашептал заклинание. Темное, злое заклинание, одно из тех, что он обнаружил в том злополучном шкафу семейной библиотеки. Он глядел, как на стылом ветру заживо сходит кожа, вместе с Черной Меткой, и он стискивал зубы, держась одной лишь надеждой на избавление. Рука, красная от крови, омерзительно уродливая с этой дырой на месте черепа, выглядела удивительно странно. Но каков же был ужас, когда Драко понял, что на алом мясе вновь проступает проклятый символ. Тогда он, выпучив глаза от безумной истерики, поглотившей его заживо, просто отрезал всю кисть. Кровь капала в озеро, и оно поглощало ее с нестерпимой жаждой. Закат, пробившийся сквозь туманную дымку, становился таким же красным, и озеро багровело в его лучах, затапливая берег. Малфой стоял, тупо глядя на отсутствующую конечность и на то, как метка постепенно проявляется на предплечье выше того места, которое он только что отрубил. - Драко! Дрожащей струной голос Грейнджер ударил в ухо, и тот, вместо того чтобы обернуться, просто упал. Потом его кто-то поднял из воды, и в нос, после гнилой воды с кровью ударил запах сарая Хагрида, из-под которого сочилась карамель. Пальцы были такими горячими, что обжигали, но он уже не морщился и не реагировал. - Ты что сделал?! Это Поттер?! Драко! Драко! ДРАКО, ВО ИМЯ МЕРЛИНА! Она била его по лицу. Он молчал. Потом закрыл глаза и уткнулся в ее шарф. Гермиона, чуть не плача от шока, начала оглядываться в поисках помощи. Но Хагрид сидел в своей хижине, и не смог бы ее услышать, как и кто-нибудь еще… Поэтому она, вытащив мокрого и ледяного Малфоя из воды, на себе понесла его в замок, шепча заклинания. Все, которые смогла вспомнить, и чередовала их с угрозами и проклятиями. В башне Когтеврана было прохладно, как и всегда, даже несмотря на ярко горевший камин. В отличие от Гриффиндорской гостиной, здесь стояла тишина, потому как большая часть учеников или училась, или читала, или размышляла. Лишь небольшая группа первокурсников и второкурсников сидела за круглым столом с картой мира и играла в волшебные шахматы. Старшие же в основном проводили время в спальнях, спрятавшись за пологами своих кроватей. На полу у камина сидели трое и молчали. Девушка, похожая на приведение, с длинными седыми волосами, в которые руки с длинными неровными пальцами вплетали разноцветные нити. Парень с повязкой глазу, немного похожий на пирата, и ворониха, большая и черная. Многие до сих пор не могли привыкнуть к них и их посиделкам, всегда нечеловечески тихим, больше похожим на встречу трех призраков. Все знали о том, что Долгопупс и Лавгуд «вместе». Но это «вместе» не походило ни на что другое. Никто не видел, как они целуются, или пишут друг другу любовные записки, или устраивают милые сюрпризы, как это было принято и понятно у всех остальных. Они даже не разговаривали. Просто Невилл никогда не выходил на завтрак без нее, и всегда ждал в гостиной, у выхода, словно задумчивая статуя. Затем подавал руку и вел вниз, в большой зал. И так все время. Просто сопровождал. Иногда только Полумна оставалась одна, но ее это, по всей видимости, нисколько не смущало. Девушки ее побаивались. Особенно те, кто стал свидетелем смерти Кэрроу в прошлом году. Но, разумеется, их все равно обсуждали. Ворониха же стала негласным олицетворением факультета. Она жила в башне вместе с Невиллом и помогала всем, кто к ней обращался. Очень быстро дети поняли, что птица более, чем разумна. Некоторые, особенно догадливые, начинали подозревать в ней человеческое начало, но у хозяина спрашивать боялись. Тот при всех звал ее Алисой, и придраться было не к чему – бедный мальчик назвал птицу в честь матери. Бывали странности и повеселее. Но все же, когда эти трое собирались вместе, от них исходила какая-то странная, неприятная аура потустороннего, и поэтому многие просто предпочитали не думать об этом дольше необходимого. Невилл давно разгадал загадку. Однако вопреки желаниям Дамблдора, ничего делать с этим не собирался. Что есть Хогвартц по сравнению с объектом любви? Ничего. Он понимал все, потому что видел, как неизвестная тень надевает тело Полумны, словно костюм, и как гуляет по замку, прощупывая собственное отражение. Волшебник видел это так же ясно, как и то, что разум Поттера теперь захватывает чужая душа, которой некому больше противиться, и как в Малфое постепенно просыпается древнее хтоническое существо, жестокое настолько, насколько могут быть жестоки только первородные создания хаоса. То, что выбрало его девушку своим аватаром, тоже относилось к их числу. Но его оно любило, а вот Поттера… Поттера нет. Тот был своенравен и нетерпелив, так же, как и Драко. Оба они представляли опасность, поэтому замок, проснувшись, решил медленно избавиться от них. Поэтому Невилл бросил попытки заставить их повлиять на ситуацию. Он решил, что ни один замок, ни один Поттер и ни один Малфой, в сущности, не стоят этого. А уж он придумает, что с этим делать. И никто в целом мире, кроме него и Алисы не знал, что в этот момент его пальцы расчесывают волосы не странной девочки с сумасшедшим отцом, а древней ведьмы, обозлившейся на волшебников за то, что ее убили. Она жаждала мести и крови, она хотела убивать…А он пел ей колыбельные и убаюкивал, связывая сознание вечным сном. Это забирало все силы, так, что у него потом не оставалось их совсем, и тряслись руки, и голос дрожал, а язык заплетался, как у невротика… Но вот уже два месяца замок стоял, и пока что соглашался спать у него на руках. Однако, увлекшись своими незримыми ритуалами, он совсем забыл про то, что Темный Лорд и дракон еще живы, да к тому же один из них склонен к безумию, а другой к безудержной тоске. Тоскующий дракон – это неприятно. Безумный Лорд – это фатально. И в тот момент, когда он завязывал седьмой узелок из красной нити на белых волосах, Поттер спустился в подземелья, а Малфой попытался избавиться от Черной Метки. Кентавры топились на поляне, глядя на оборотня, неприязненно и грозно. У некоторых были заряжены луки, но волк, словно не видя этого, продолжал щериться клыкастым ртом. До полнолуния было еще далеко, но этот, чистокровный сын своего племени, предпочитал оставаться в истинном облике даже тогда, когда в этом не было нужды. Так же, как и кентавры, в сущности, он презирал людей и принимал двуногую форму лишь по крайне острой необходимости. Но теперь он скреб когтями землю Запретного леса, раскланиваясь перед гордыми полу-конями. - До вожака долетали слухи о том, что вы потеряли свою Стрелу. Ваш брат был изгнан с позором! Но Торвус рассказал вожаку все о вас и вашем стаде, о том, какие унижения вы терпите, вынужденные ютиться на этом клочке леса! - Если ты пришел сюда зубоскалить, щенок, то убирайся, пока Марс не воссиял на небе твоей жизни! – ответил вороной кентавр с черными волосами, такими длинными, что они свешивались почти до земли. - Я пришел сюда не просто так, Бэйн! – волк усмехнулся, прижимая уши. – Меня послал вожак, потому что он знает, где ваша Стрела! И еще несколько… Он собирает армию, но не ту, что подчиняется волшебнику! Нет, ищет тех, кто так же, как и мы, устал унижаться перед теми, кто живет на этой земле много меньше нас! - Мы не покоримся никому, если ты об этом. – гордо заявил Бэйн. - Речь идет о сотрудничестве против магов, всех магов! Стрелы Великой Фаты вновь объявились, и ты, о всемудрый кентавр, прекрасно понимаешь, что это значит! Взгляни на звезды, и они скажут тебе то же самое, что и я! Стрела Высших в этом мире, и Стрела вампиров, оборотней… кентавров… подводного народа, все наконец здесь! И все возвращается к началу, к тому, откуда пришло! - Дух Кальях Варе восстал, Бейн, - кивнул Магориан, широкоскулый кентавр, стоявший рядом с Бейном, - мы видели предзнаменования задолго до того, как это случилось. И то, что говорит этот волк – правда. Мир меняется, и мы должны занять в нем полагающееся место. - Тогда сообщи своему Вожаку о том, что мы согласны выслушать его планы, но не более. Сражаться на его стороне мы не намерены. - Он лишь беспокоится о том, как бы вы не проговорились об этом людям! После этих слов среди кентавров поднялся такой гвалт, и несколько стрел чуть было не сорвались с тетивы прямо в оборотня. Встав на дыбы, Бейн пророкотал: - Мы никогда не связываемся с людьми, и единственный предатель, посмевший уйти к ним, теперь мертв и память его предана праху в этом лесу! Кентавры не подчиняются никому, кроме самих себя и Фата Морганы, и тебе следует отрезать язык за такие слова! Тот, поняв, что сморозил глупость, поспешил извиниться: - Я не желал оскорбить вас! Но уж больно тесно вы живете! - Уходи отсюда! – Магориан угрожающе топнул копытом. – Ты все сказал, и больше тебе незачем здесь быть! Покинь наш лес, и скажи Когтю, что его надежда на эту землю столь же ничтожна, как человеческая жизнь!