Навь

Кусты цепляются за шерсть, на боку остаётся репейник. Под глазом чиркает острая ветка, и приходится зажмуриться, чтобы не остаться одноглазым. Лапа тут же с коряги соскальзывает, но мысль одна: бежать, бежать, бежать. Больно их много, чтобы драться, ещё и с факелами. — Вон он, побежал! Совсем рядом свистит стрела и с треском в кусты падает. Тихо рыкнув, волк бросается в сторону. Только бы добежать до этого дерева, только бы добежать – и останутся позади и лучники, и разъярённые люди…но из кустов рядом выскакивает всадник, и Серый боком чуть на землю не падает, остановившись. Тут же он прыгает назад, но рядом с лапой врезается в землю ещё одна стрела. Неужто окружили? — Огромный какой, — молодой парень выходит вперёд и чуть ли не в морду тычет факелом. Оскалившись, волк рычит и, резко бросившись вперёд, зубами палку перехватывает, чтобы в сторону отбросить. — Дурная зверюга! Пламя перекидывается на кусты, оттуда – на ветки ели. Всадник, что за спиной, резко уходит в толпу своих, не то хвост подпалит лошади. Среди людей уже и шёпот идёт – точно зверюга разумная, перевертыш, как-никак, кто ж из зверей обычных ещё пожары устраивает…а пока ошарашенные открытием люди шушукаются, и пока не натянулись тетивы, волк резко разворачивается, чтобы прыгнуть прямо через горящий куст. Да только давно не было дождей и далеко река – сухие листья, иголки, да и древесина туда же полыхают так ярко, что он даже не сразу понимает, что делать, лишь бешено оглядывается и скалит зубы. Но лес, тем более поблизости от многовекового дерева, на то и лес, что в нем сгинуть трудно, если водишь дружбу с тем, кто связан с особыми силами. Краем глаза волк замечает воронью фигуру в ветвях ели, и в тот же миг огонь перед ним расступается, словно отворяются двери, и по остывшей земле он бросается прочь. Сзади доносится крик всадника, должно быть, рванул следом, да только стена из огня уже закрылась. Отблески на деревьях впереди становятся ярче, и волк, не особо поняв, останавливается, чтобы обернуться. Огонь, став ещё выше, сомкнулся в кольцо. «Остаться надо было, — корит себя волк, на согнутых лапах подходя ближе. — Как же он там, молодой ведь ещё совсем, ой, дурная моя башка…» Даже о Кощее, который эту башку ему и снесет, если что случится, волк не думает, лишь поднимает голову, навострив уши. Ничего не видно сквозь огонь, один треск да шум, из которого вдруг крик мужской вырывается. А за ним ещё один, и еще… — Мальчишка-то колдун! Убей его, Богдан! Однако и этот возглас переходит в громкий крик, а затем затихает, среди треска горящего дерева лишь хрип издав. Волк поджимает уши. Неужто победят? Но вот резко падает кольцо из огня, уходит в землю, оставив лишь чёрные стволы да дым. От резкого запаха Серый морщится — вонь ужасная, — но тут же бросается туда, где миг назад танцевало пламя. И на краю чёрного кольца останавливается, обожженную лапу поджав. Лишь тела лежат на земле — кого стебель колючий проткнул, кого клинок, одному так и вовсе камнем пробило голову. Чуть поодаль и конь на земле лежит. Стоят только двое, почти в центре, невысокая фигура в чёрном да каменная статуя с ножом в кулаке зажатым. Качнув головой, волк подходит ближе. — Спасибо, братишка, — мокрый нос тычется в ладонь, и только тогда выходит Володар из ступора. Юноша дышит тяжело, мрачным взглядом поляну окидывая, а после резко разворачивается и берет морду друга в ладони, разглядывая внимательно. — Ты цел, Серый? — Цел. Ты б не подоспел – не был бы, — по волчьей морде трудно угадать, улыбается ли он, но колдун-то знает, что улыбается. Нос тычется уже в щеку. И от него горелым пахнет, а ещё холодом, хоть он и тёплый. Да и холод этот не зимний – загробный, страшный, но оно и неудивительно – колдовал ведь. — Ты сам-то цел? — Да, — выдыхает Володар после недолгой заминки и поднимается, пошатнувшись да за загривок Серого придержавшись. Волк приглядывается – бледен, и тут же вздыхает, лбом настойчиво уперевшись в бок. — Давай, садись-ка, Володь, до замка подброшу. Ослабел ты совсем, в такой-то битве. Долго молчат они. Серый не гонит – так, трусцой-трусцой, трудно ведь будет братишке держаться за его шерсть, коль он галопом припустит. И лишь когда почти незаметно темнеет вокруг трава, а деревья сильнее закручивают ветви, Володар первым решает завести разговор, задумчиво глядя другу в спину. — Выходит, Серый, я убил их. — Выходит так, — волк ещё замедляет шаг. Впервые ведь, кто его знает, как кровь молодая отреагирует, может, он засмеётся сейчас, может, и заплачет…но голос на спине только хмыкает тихо. — Вот и пусть так. Они за тобой гнались, убить хотели – сами это же и получили. — ладонь проходится по серой шерсти, и волк ненадолго прикрывает глаза. А смотри-ка, не сорвался. Видать, хороший Кощей учитель, ещё б не дрался – цены б ему не было. — А Кощей, я думаю, — невольно у Серого дергается ухо. Вот он как будто знает, о чем волк думает, вот как будто он в самой голове. — На меня злиться не будет. Он и ради меньшего полчища голов сложил. — А вот коли будет, я нос ему откушу, — с тихим смехом Володар треплет друга за ухом и наклоняется, чтобы за шею обхватить. Уж виднеется впереди темная стена замка, но не к заросшим колючими стеблями вратам направляется Серый – огибает ее, проскакивает между двумя ёлками и над ручьём тонким, что каждый день узоры своих берегов меняет, и направляется прямо к стене. С грохотом раздвигаются камни, стоит только Володару руку вскинуть, другой ухватившись покрепче, и тут же смыкаются за ними, становятся друг к другу ровными рядами. На конце коридора короткого уже виднеется тусклый свет, и выходит волк с колдуном на спине уже во двор внутренний. От стука последних камней, что снова в стену ровную смыкаются, у скелета потемневшего у самой стены челюсть отвисает, но на некогда славного воина даже не смотрят. Серый ко входу в замок направляется, а Володар лишь косится на тень серую у чёрных дверей. Поклонившись, безликий слуга, один из тех страдальцев, что обречён в обмен на колдовскую помощь и за веру в вечное услужение, тает в воздухе. — Докладывать поди побежал, — судя по голосу, волк усмехается, мотнув в ту сторону, где несчастный стоял, головой. — О твоём возвращении. — Это Кощеев приказ, — Володар, соскользнув с волчьей спины, на миг за шерсть придерживается, пока Серый голову поворачивает и наблюдает. — Когда я ухожу и когда возвращаюсь, все он знать хочет. Со скрежетом перед ними расходятся в сторону чёрные двери, и ступают друзья в один из больших залов с чёрными сводами, до которых не достает свет от факелов. Тут костей валяющихся нет, не то, что во дворе. Те, что не пошли на украшения или для целей колдовских, Кощей давно приказал вынести. Ещё один бесплотный слуга, что у стены покачивался, в воздухе растворился с поклоном. — А этот чего? — волк поближе держаться старается. И не от того, что страшно, а так, на всякий случай. Все же сильны были те люди, да и сотворил Володар такое…ещё упадёт, так хоть за шерсть схватится. Но шаг молодого колдуна уверенный, разве что губы плотно сжаты – а точно ли не разозлится Кощей… — Боятся, — пожимает Володар плечами. — Уж шесть лет минуло, Серый. Не беззащитный я уже детёныш. Оно и правда. Уже не запуганный он мальчишка, а юноша сильный. Взрослый. Уже и серьги в ушах, и одеяния чёрные, и волосы волнами спускаются ниже плеч. А ведь только вчера он, казалось, к боку тёплому прижимался и в объятиях прятался от криков птиц ночных и от жестокости учителя, только недавно, чтобы на спину Володара подсадить, волку приходилось наклоняться, а теперь что? Да только не время для раздумий – зажигается свет у высоких дверей в конце коридора за поворотом, костями украшенных, и с грохотом они распахиваются, впуская чародея и волка в главный зал. Здесь его трон стоит, из железа сделанный и украшенный камнями да костями побеждённых, с высокой рогатой спинкой. И свет другой, и окон нет, да и в нос так холодом магическим бьет, что Серый в первый раз чуть не расчихался. Тени же стражника не видать – как доложил, так и растворился, должно быть, услышал шаги в коридоре. Как только входят они, и волк, и чародей синхронно наклоняют головы. Какой-никакой, а все же он царь. — Я уж думал, не решишься. Оставишь их в огне самих помирать аль томиться, — прокатывается, эхом от стен отскакивая, по залу бас с хрипотцой, и плавным жестом Кощей закрывает дыру в воздухе. Покосившись на Володара, видит Серый: бровью дернул. Ну еще бы – выходит, наблюдал за ним учитель. Тут же, повинуясь жесту, колдун ступает ближе, плечи расправив. Волк снова замечает – смотрит внимательно, а ведь мальчишкой подолгу глядеть не то, что в глаза, в одну только сторону Кощея не мог. — Не серчай, учитель. Я ведь им по заслугам задал, — Володар ставит ногу на одну из ступенек, ровно спину держа. Серый же так и мнётся в стороне, так, поджимает иногда лапу и тут же обратно ставит. Ещё перед костлявым слабость свою показать. — А я не серчаю, Володар, — от протянувшейся руки ученик дергается чуть заметно, резко вдыхает и подбородок опускает, но та лишь ложится на подбородок и хлопает легонько. Волк же едва заметно скалится – запугал, старый, парня совсем, от любого его жеста шарахается. Но нет в глазах Бессмертного ярости, да и на губах сухих только ухмылка, бить, выходит, не будет. От подбородка пальцы его дальше скользят, откидывают с плеча отросшие локоны и ложатся на плечо, надавив. Покорно подходит чародей ближе, аккуратно руки кладёт на темные ткани и украшения, ближе прижимаясь. На спине сквозь тонкую рубаху холод колец чувствуется отчётливо, но Володар лишь ненадолго глаза прикрывает. — Мы с тобой, Володар, не для того на свете живем, чтобы о жизнях их беспокоиться, — снова холод колец, гладит царь ученика по спине, приобняв. Навострив уши, Серый наблюдает: не уловка ли это, не проверка ли на слабость ненужную? Но Кощей лишь ухмыляется, на него взгляд бросив, и поворачивает голову, что-то хрипло на ухо Володару шепча. — Мы куда выше их стоим, воронёнок, — продолжается гулкий шёпот, и Володар глаза открывает, взглядом по одной из деталей украшения проходясь. Уж не кость ли это посеребрённая… — И коль суются они туда, куда не следует, да нам мешают, не стоит о них печалиться – заслужили. Да и сам ты знаешь, чем больше убиенных на Руси, тем больше в моих владениях подданных. Так что ты уж не переживай, что жизни кого лишил, изумруд мой драгоценный, а уж за друга верного… И вспыхивает в голове, словно язык пламени, до неба достающий, мысль: проверка. Тут же, ладонями в грудь уперевшись, отшатывается от Кощея чародей, гордо вскидывает подбородок и смотрит прямо в глаза. Не терпит учитель нежных чувств, а ежели и стерпит, то никогда не скажет об этом вслух. Ещё и в присутствии волка. И стоит только ученику заговорить, довольно щурятся золотые глаза Бессмертного: — Речи свои сладкие да шёпот хитрый для девиц побереги, учитель, — ох как любил Кощей эту ухмылку, жёсткую, довольную, не такую, с которой смотрит сын на отца, а ту, с которой глядят победители. — Я о содеянном не жалел и не буду. Очень уж недоволен был бы я, если б с Серым они что-то сделали, потому и решил проучить поганцев. Жестом отточенным поправляет Володар волосы и голову склоняет вбок, а Серый уши прижимает. Да уж, и правда сильно поменял его Кощей. — Значит, правильно я тебя растил, Володар. Уж надеюсь, когда закончится обучение твоё и связь наша укрепится, будешь ты лучшим после меня из чародеев. Только бледен ты больно, — и снова по небольшому лишь жесту понимает Володар учителя, голову склоняет и сходит от трона, руки сложив за спиной. — Отдохни иди. А ты, Серый, останься. Повернувший было к чародею морду волк замирает. Больших усилий ему стоит на Кощея взгляд перевести, а не высматривать, в порядке ли его братишка названный. Повинуясь и изо всех сил лапу стараясь не поджимать, подходит волк к трону Кощея и голову поднимает. И оба они молчат до тех пор, пока за Володаром чёрные двери не захлопываются. — Не люблю я с псами общаться, — устало вздыхает Кощей, щеку впалую рукой подпирая, и тут же руку вскидывает. — Да погоди ты обращаться, дурень, думал, не вижу? В другом облике вмиг ослабеешь, ожог по всей руке пойдёт, кто над ней колдовать-то будет? Володар? Уж пожалел бы мальчишку, ему б сил набраться...эх, живая кровь… — Так что хотел? — теперь, выходит, можно не скрываться, и обожженную лапу волк все же поджимает, оторвав от пола. Уж очень он холодный тут, зал-то свой Бессмертный не колдует, будто топят, это тебе не покои Володара. — Много ты видел? — Нет. Огонь мешал, — качает Серый головой. — Но он не сомневался. Орали молодцы больно громко, что ж тут скажешь. — Хорошо, — тихо стучат по подлокотнику трона пальцы царя, пока взгляд его задумчиво блуждает по звериной морде. Будто насквозь смотрит, в самую душу, думает волк. Не по себе все же с ним как-то. — Хорошо. Правильно воспитал, не взбунтуется. Да вот только… И знает Серый прекрасно, что он дальше скажет. От этого сердце в груди колотится, и видится ему, будто идёт что-то не так, и тычется он носом в щеку уже в холодную, а голова чужая безвольно поникла. Мысли мрачные слова Бессмертного прерывают: — Да вот только живая кровь. — Убьешь? — тихо спрашивает волк, ступени трона разглядывая. А не было ли тут раньше трещин? Точно ведь были. Все ему надо до блеска, старому. — Позже. Не нужен мне в замке вечный ребёнок. Сколько ему, шестнадцать? — Шестнадцать, — кивает Серый. Выдох облегчённый от Кощея скрыть не удаётся, и в ответ на это слышится с трона тихий смешок. — Вот и расслабься, пёс, рано ему ещё. Потом он ведь не вырастет более, так что подождём. А теперь иди, иди, побудь с ним, может, и над лапой поколдует. — и тут же Серый разворачивается, наспех головой кивнув, да прихрамывая, направляется к дверям. Неспокойное это место, самое неспокойное по всем дворце Кощеевом, а сколько голов тут было сложено… — О чем с учителем говорил? — как бы невзначай, между делом Володар интересуется, платком, в зелье зелёном смоченным, по лапе проходясь. Серый невольно скулит, голову к стене отвернув, и глаза закрывает. Щиплется, колет, зато через пару минут подушечка, как новая. Даже шрамов нет. Эх, встретились бы они раньше…по старым, на плече, уже осторожно гладят пальцы, а сам чародей ложится рядом, поближе к боку тёплому придвинувшись. Хоть и теплее здесь, чем где-либо в замке, нет здесь другого тепла, тепла душевного. Потому и приходил Серый сюда каждую ночь, променяв тёмное небо с яркой луной да запах лесной на братца, что так к нему прижиматься любил и от прошедшего дня в шерсти прятать лицо. — Отчитал он меня опять. Мол, очень уж много я шастаю где попало, а должен за тобой следить, — со спины Володара ближе лапа тяжёлая придвигает. Тихо вздыхает волк, глаз не открывая. Врет он ему всё-таки, по приказу Кощея ведь врет, и остаётся надеяться, разве что, что Володар и сам все понимает, просто не говорит. — И с чего, — пальцы перестают шрамы пересчитывать и ложатся на загривок. — Он взял, что ты – моя нянька? — А кто его знает, Володар, это ж Кощей. Ты спи давай, утомился поди сегодня. Стихают разговоры, дыхание рядом спокойным становится, и только тогда сонный волк приоткрывает один глаз, в окно взгляд бросая. И отсюда небо видно, что уж тут, небо да верхушки леса. Между деревьев или со скалы красивее оно, конечно, да только там он был один, а теперь…теперь пусть у Кощея в замке, но обнимают его, в нем нуждаются. А это куда ценнее даже неба сверкающего.