Навь

Чувство, такое знакомое с давних лет, грызло владыку, будто все вокруг собой заполняло, заставляя вдыхать себя да клубясь туманом. Надвигалось что-то, вот-вот должно было произойти, и хоть обо всем догадывался Кощей, все равно будто кололо его что-то то ли иголками, то ли тыкало костями-пальцами, мертвецки холодными, чтоб не забывал, держал в голове. Даже визит к Яге не избавил его от мыслей этих, и теперь брел Кощей по сводчатым коридорам дворца своего, брови нахмурив да взглядом невидящим глядя куда-то вперед, в полумрак. И лишь в то же мгновение, когда взаправду легла на плечо ледяная рука, ударила будто молнией Кощея мысль голову повернуть, чтоб с тем, кто бесшумно рядом с ним и чуть сзади объявился, взглядом встретиться. — Как там невеста твоя, учитель? Больно наглый у него тон, думается Кощею, и щурится владыка недовольно, пока чувствует, как проводят бледные пальцы по плечам, пока ученик неспешно обходит его и перед лицом становится. Стойко выдержал Володар суровый взгляд учителя, лишь бровью повел да ухмыльнулся мрачно, головой качнув, чтоб кудри черные за плечо откинуть. — Откуда знаешь, куда ездил, следил? — а впрочем, не нуждается Кощей в этом ответе, оно и так ясно, что да. — И не невеста она мне, кому, как не тебе, знать это. — Да кто ж тебя знает, — фыркает ученик, плечом дернув да складывая руки на груди, и от подобной дерзости чувствует владыка, как сама собой рука подняться тянется да усмирить. — Вдруг невеста, а ты и об этом мне сказать забыл иль не пожелал. Нравится ведь тебе так делать, не правда ли? В следующую же секунду сжимаются резко зубы колдуна, когда учитель за грудки к себе его притягивает и встряхивает хорошенько. Вспыхивают гневом золотые глаза, в серые глядя, и спустя мгновение с силой отталкивает его Кощей, прямиком на пол рухнуть заставляя к своим ногам. — Еще винить меня в чем-то собрался? — шипит владыка сквозь зубы и для пущей точности очередного урока усвоенного пихает Володара ногой, куда придется, тихое мычание выталкивая из его горла. — Ты это оставь. Есть что сказать? Так сначала вспомни, как со мной говорить следует, а потом уж рот открывай. И похуже бывало, думает чародей, от пола холодного отталкиваясь рукой да выпрямляясь, чтоб подняться. И от зрелища этого чуть не расползается по губам Кощея ухмылка довольная, но сдерживает он себя – ну какова ж краса, руки Володара смиренно сложены, а зубы-то сжаты, да и в глазах так и клокочет что-то, что не высказать и не выпустить при учителе… — Узнал я тут давеча, случайно узнал, — и голос тише стал, хотя взглядом так и режет, будто мечом острым. — Что не один ты над всем и вся в нашей Нави владыка, под которым низшая нечисть ползает. И те есть, кто хоть и ниже тебя, а все ж тоже чьи-то хозяева, и не о Яге с её болотами да помощниками я говорю. Слушал его Кощей, глядя внимательно да хоть один проблеск пренебрежения на лице Володара ища. Да пусть только попробует, пусть только…но нет же, быстро учился чародей, и слова на ходу подбирая нужные, и голоса не повысив ни разу. — Одно только мне не понять, как же вышло так, что за все те года, что хожу я по твоим владениям, ни сном, ни духом о них? — и хочется добавить ему «хоть и упоминала, поди, мавка», да только при одном воспоминании о лице её бросало Володара в дрожь, будто живого, и потому оставил он это в воздухе повиснуть так и не сказанным. — Неужто ты постарался, али все вместе договорились? Не пойми только зачем… Вздох тяжелый вырвался у Кощея, пусть и не хотел он ученику показывать беспокойства свои. Отвел владыка взгляд в сторону на мгновение, пока в голове одна за другой мысли галопом неслись: как сказать ему, как объяснить, как поведать о делах давних лет, да так, чтоб и самому не подставиться, и чтоб не знал мальчишка лишнего…но ждал Володар ответа, глаз не сводя со своего учителя, и потому махнул Кощей рукой в жесте царственном, направляясь в сторону да сворачивая в один из темных коридоров дворца. Молча последовал за ним чародей, тенью рядом чернея, и приготовился было уже к обещанию представить его со всеми почестями, но нечто другое услышал он, когда подал Кощей отчего-то тихий свой голос. — Давно по мере человеческой ты в моих владениях, учишься своему ремеслу, — отдавались едва слышным эхом тяжелые шаги его, а взгляд золотой вперед смотрел, — Но понять должен, что то, сколько ты знаешь – не половина, не треть и даже не четверть. О деле своем, и о мире этом и том. И о мире третьем. — Что ж ты думаешь, я о Прави, владениях отца великого, где боги живут, не знаю? — надменный смешок услышал Кощей из-за плеча своего и снова вздохнул тяжко. Расти и расти ему еще, пусть и не как человеку уже, но расти и расти. Новым жестом приказал владыка ученику замолчать, продолжая. — Знаешь. Но поди не то, что не всегда было так. Все ниже и ниже становился, а затем и сворачивал сводчатый коридор, лестницу крутую вниз взору являя. Непонимающий взгляд бросил Володар на учителя, но все же последовал за ним, вопросов не задавая. Хорошо знал он это место, до боли хорошо, а как же не знать путь в темницу, ступени которого и сам не раз всеми костями да головой пересчитывал и заплевывал темной кровью после тех дней, что особенно был Кощей жесток. Тусклым, холодным был здесь свет, не блестел золотом, как в остальном дворце, и к концу лестницы внизу все темнее становилось. — Ныне уже мало тех осталось из людей, зверей и прочих, кто помнит это. В сказание превратили, кто не верит, кто сомневается, — все медленнее становились шаги владыки, когда спускались они, — Но ранее боги наши по землям двух миров ходили среди людей да деревьев. Они оставили, — дрогнул вдруг голос Кощея, и в тот же миг сощурился Володар, любые изменения подмечая, — нас им, в мир свой уйдя, а не послали оттуда. Лишь когда отгремело эхо голоса его, заговорил чародей, тихо да неуверенно спрашивая. — Так это Чернобога был дворец? — Верно. Возвел его Чернобог, сюда же и Морену привел, — и хоть тяжело было слова эти Кощею произнести, тяжесть эта была странная, будто хоть она и есть, а отступать начинает, когда все больше обнажает он историю свою ученику, — Здесь же и росли мы… Будто разом обжигает Кощея и пламенем, и бьет в лицо ветер ледяной. Не настолько далеко хотел он Володара заманить в эти дебри, не настолько ярко все увидеть дать. Но быстро, и виду не подав, что сболтнул-таки лишнего, объясняется владыка. — Не всех своих братьев и сестер чтил Чернобог так, чтоб на порог свой пускать, но был один, которому делать здесь было позволено все, что только пожелает, и которому всегда рады были. — дальше по темнице проходя, протягивает Кощей руку да указывает на одну из стен, знаками да полосами исцарапанную. — Уже видал, небось, повсюду тут вырезано. Знак этот Велесу принадлежит, любимому его брату, чьим именем сюда угодившие спастись все пытались, как покровителем тех, кто даром колдовским обладает. И вдруг кривятся губы Кощея в усмешке мрачной. — Ни разу не спас…мало кто знал, что место это делил Велес поровну с братом своим. Яга вот наша и вовсе до того, как к служению Чернобогу обратиться, ученицей его была. — Но ведь так выходит, — подал Володар голос, взгляд обращая на начерченный пусть криво, но все же разборчиво знак, что еще давно заприметил он, — что и Велес в Прави скрылся, так к чему… — Но кого он оставил здесь? — громом прогремел голос Кощея, когда обернулся он к ученику своему, перебив его резко да выгнув черную бровь. — Понял ведь ты все, Володар, еще когда поведал я, чей тут знак понацарапан. Ну? — Хозяина вод, — мигом отозвался чародей, дёрнувшись невольно да назад, к стене отступив. — Хозяина вод оставил здесь Велес, сына своего, от которого ты и спрятал меня чарами своими, пока не стал я полноправным Нави жителем. — Верно, — умел Кощей как вспыхивать, как и спокойным делаться в одно мгновение, и сейчас уже взирал на Володара без того огня, что мелькнул перед ним только что, — а еще Хозяина лесов, но он с самого начала знал о тебе, просто никогда и ни с кем говорить не выходит да не показывается. — Но раз был Велес у Чернобога братом любимым, что же ты с его сыном так не ладишь, с которым вместе рос в этих стенах, что аж прячешь ближайшего своего слугу? И заставил вопрос этот Кощея вмиг замереть. И терялся он, и злился вместе с тем глубоко внутри, что вновь не знает, как объясниться. Владыка Нави! Перед мальчишкой, собственным учеником! Отчего вообще волнует самого Кощея, что да как сказать ему? Да только знал владыка ответ прекрасно, хоть и не решался признать до конца. Не хотелось слабости своей ему показывать, не хотелось признаться, что и ему может быть и страх за другого кого-то не чужд, и ошибки случались в прошлые года. Наглухо отказывался делать это Кощей, предпочтя так повернуть все, будто лишь ради выгоды обычной сотворил он те чары, что берегли Володара от лишних глаз до тех самых пор, пока не покинула его жизнь. — Богиней судьбы была их мать, и коли суждено тебе было не от моей руки в нежить обратиться, а сгинуть в водовороте, как то часто случается, так бы и было. — и сам почти удивился владыка сухому и строгому своему голосу. — Надо ли мне было подвергать слугу своего опасности такой, риск даже малый самый допускать, а потом нового кого искать? Мне не надо, Володар. Теперь, когда стал ты тем, чем стал, ничего тебе Хозяин вод не сделает, а до того мог. Вот и пришлось мне и тебя от него, и его от тебя припрятать. Безмолвно смотрел Володар на учителя, прямо в глаза, пальцы свои бледные сжав на черном рукаве да стиснув зубы. Почти слышал Кощей мысли его: нового искать не хотел, значит, суждено могло быть, ну и пусть. Но не мог он объясниться, будто дар речи терял, когда лишь думал об этом, а потому взирал молча в ответ, не дрогнув. — Вот как, — хмыкает тихо чародей, кивнув медленно, и чувствует Кощей, как хотя бы одна гора падает с его плеч. Пусть мальчишка думает так, как думает, нечего ему расслабляться. — А теперь что? Представишь меня брату своему, с ним объяснишься? — А нечего мне объясняться с ним. Это тебе с просьбой к нему идти, — и усмехается владыка, ближе подходя, когда вопросительный взгляд ученика видит, — Ну как же, мавками-то всеми он считай владеет. Коль задумал на своей этой жениться, так то к нему. На сей раз замирает уже Володар, и подмечает Кощей, как вздрагивают ресницы его черные, темнеют недовольно глаза да пальцы сильнее прежнего сжимаются. Стало быть, не прогадал он, когда Серого просил на случай чего неподалеку быть, уже зная, как обожжется ученик о свою эту историю полюбовную. — Еще чего, — почти шипит Володар, найдясь наконец, как ответить, и фыркает так наигранно, с таким равнодушием ненастоящим, что почти улыбается этому Кощей. — Да как же…еще чего! И не успевает Кощей вновь заговорить, как вмиг на месте чародея перед ним ворон оказывается, воздухом холодным от крыльев своих обдав лицо учителя да прочь уносясь без единого звука, так быстро, что и взглядом его Кощей проводить едва успевает. Постояв с пару мгновений, качает владыка головой да понимает вдруг, что и не знает он точно, чего дальше ждать – то ли снова ощущение липкое чужого присутствия, которым из покоев Володара понесет, то ли разгневанного Езермира у себя на пороге, которого уже и оскорбить ученик его успеет, и пригрозить чем…последний взгляд бросив на знак дяди своего, на стене темницы выцарапанный, подходит Кощей к каменным ступеням да наверх направляется. И по пути само собой приходит ему осознание того, как сделать лучше будет так, чтоб ни перед одним, ни перед другим в грязь лицом не ударить. Ненавидел Серый, на дух не переносил, когда внезапно будто сдавливало ему чем-то горло, шерсть заставляя дыбом встать да замереть, прислушиваясь да осматриваясь. Уже давно стал он понимать в моменты эти, что то из-за того, что трутся рядом кощеевы слуги-тени, и в следующее же мгновение слышал он шепот их будто отдаленный, что нарастал да сливался в могучий голос владыки Нави, в самой голове раздающийся. Так передавал ему Кощей свои приказы или к себе вызывал, но только будучи в добром расположении духа – ведь иначе попросту начинал ошейник, другим невидимый, жечься так, что что есть сил несся волк ко двору, лишь бы только унять боль эту. Но сколько бы лет не прошло, как бы не вырос он и не поучился на собственных же ранах мудрости, не переставало вызывать это у Серого гнев, в груди дикой птицей бьющийся, да заставлять зубы скалить. Особенно когда происходило это тогда, когда удавалось ему забыться, в объятиях чьих-то будучи, добычу загоняя иль просто в солнечном лесу на белок глядя. Мигом тогда рушилась собственное себе же вранье его, снова в памяти всплывало слово «услужение» и договор их, к которому сам же, добровольно да по глупости детской, пришел когда-то волк. Не могла перестать брыкаться да рычать свободолюбивая натура его из-за того, что начертили на нём знаки эти колдовские да прибрали к рукам, будто слабую псину. На любого бы, не только на Кощея, даже будь это кто другой, злился бы Серый, но не боле, чем на себя. Но что попросту рычать на неразумное когда-то дитё, что за первую же спину спряталось, скуля от ран страшных да того, какой лес вокруг большой да жуткий? С досадой тряхнул волк головой, в мыслях за владыкой слова его повторяя, а потом с досады же рявкнул на птичку мелкую, которой не посчастливилось на ветку неподалеку опуститься, так, что спугнул ту. И как же себе мнит это Кощей? Что он, на рыбу, что ли, больно смахивает, или на хорошего посла? Но делать нечего, думает он, воля хозяина, хоть и ненавидел Серый эти слова, и лихо на месте разворачивается, взглядом ища в зарослях укромную, от глаз невидящих скрытую знакомую тропку. Недолюбливал он Водоворот, Водяного обитель, и не только потому, что с пару раз там оказывался, притащенный девицей какой, после того, как спьяну или в порыве затащить куда нашептывал о любви да о том, как женится непременно на ней же одной, а на утро не помнил ничего. Странное было это место, будто ненастоящее все, красками яркими пестрящее да с хозяином не менее странным. Всегда казалось Серому, что за вечной улыбкой и громким гоготом Езермира Велесовича такое пряталось, что похуже будет темной ночи в холодной да сырой темнице черного дворца, да и не раз он видал, как легко и непредсказуемо менял Хозяин вод милость на гнев и тут же обратно, и вот вроде и похоже было это на Кощея, а вроде и иначе как-то – от Кощея ведь того и ждешь, а Водяной будто совсем другим казался. А уж обычаи и жильцы обители его и вовсе волка заставляли уши поджать, ведь тут тебе и вечно рядом с хозяином бултыхающийся Ёрш с иглами на спине, и сомы огромные, раза в три волка крупнее, что держал Езермир заместо лошадей, и духи маленькие, прозрачные совсем, что с писком озорным бросаются под ноги…но все же помчался Серый к главной из всех рек, в широкой части которой и крутилась вода, поблескивая зловеще да являя собой врата в Водоворот, Водяного имение. В главной зале ожидал Кощей того, что дальше случится. Не так много мгновений было в его долгой чрезмерно жизни, когда не знал он наверняка и представить мог лишь слабо, что дальше произойдет, и оттого ценил их владыка не меньше тех, в которые склонялись перед ним слуги или падали враги сраженные. То и дело взгляд его поднимался к высоким дверям – кто войдет? Серый с приказом исполненным да весточкой от самого его брата? Володар? Или, может, сам Велесович пожалует, притащив или одного, или другого за лохмы, а может, и наоборот, смеясь от души да вновь озаряя мрак здешний широкой своей улыбкой? И вскоре пришел Кощею ответ: с грохотом распахнулись двери резные, от удара могучего аж задрожав, и за этим же, сильной рукой брошенный, влетел в залу Серый в родном своем облике. А взглянуть-то и страшно: мокрый весь, уши поджаты, глаза распахнуты широко…с тихим рычанием грохнулся волк прям к его ногам, лишь один взгляд озлобленный вверх бросил да и поспешил уползти за трон, от взгляда Кощея прячась. Успел владыка приметить только, как подрано то ли от зубов чьих-то, то ли от крепких Водяного пальцев, было у Серого одно из ушей. — Вот как ты меня уважаешь, брат?! — от стен отдаваясь гулким эхом, прогремел голос Езермира, и в следующий же миг явился и он сам, с той же силой дверь за собой захлопнуться заставив. Увидав его, лишь усмехнулся Кощей, ведь подтверждались его догадки. Брат был в гневе, от которого аж потемнели изумрудные его глаза, а рисунки на теле особенные плясали во все стороны, вот и волны по шее, будто по реке беспокойной, пошли, и беспокойно заколыхались заросли на руке, словно живые. — Ты кого мне в Водоворот прислал?! — Волка. — сдержав усмешку очередную, голосом спокойным, тихим отвечает Кощей да на троне своем выпрямляется, пальцами в перстнях перебрав. — А то я слепой, не вижу, что волка! — громко фыркнув, так громко воскликнул Хозяин вод, что одинокая мышь летучая, под темным сводом залы висевшая, пискнула да улетела в угол другой. — Какого волка, а не того, второго?! — Даже имени не знаешь. Так что ж злишься? — и вопреки гневу Езермира, который любой бы пострашился на себя навлечь, да тому, что за спиной Кощея зализывал раны Серый в неприятном ему своем зверином обличье, владыка все ж не выдерживает да улыбается, с насмешкой взглядом по всей фигуре взбешенного брата пройдясь. — Даже имени не знаю! — воскликнул Хозяин вод, рукой взмахнув так, что аж сам пошатнулся, да принялся ходить из стороны в сторону. От каждого шага широкого вздрагивали, подпрыгивали на плечах волны волос его, и почти слышно было, как едва ли не скрипят зубы. — От родной крови, от того, кто рос с тобой, те же ошибки совершал, одним из первых поддерживал да помогал советом, даже имя мальчишки, которого законным своим ближайшим слугой сделал, скрыл! — Как прежде скрыл, так и когда стал он здешним, открыл. — голосом все еще будто бы безразличным отмечает владыка Нави, взглядом то в одну, то в другую сторону брата провожая. — А коль хочешь мне сказать, что тем я нарушил порядок наш оговоренный, то тогда отвечу я тебе, что наплевать мне на него с давних еще времен. И только то мне важно, что даже если и было бы и этому мальчишке сгинуть в водах суждено, то на это тоже наплевать мне, ибо давно я уже решил, что хочу, чтоб именно он подле меня остался. — Но теперь-то, — не теряясь от слов правдивых и жестоких, шипит Езермир чуть ли не сквозь зубы, резко к Кощею обернувшись да прям перед троном его встав. — Чего прятать его? И поприветствовать не пригласил, и о всем этом речь вести прислал мне… — метнулся взгляд Хозяина вод дальше, за трон, где пытался волк шерсть, насквозь мокрую, пригладить. — …понимаешь, собаку! — Волка. — Да хоть лису! — снова повышает он голос и с одним шагом уверенным ближе оказывается, наклоняясь да упираясь руками в резные подлокотники, чтоб брату вблизи прям в глаза заглянуть. — Коль этот твой…такой важный, дорогой да диковинный, желаю видеть в ближайшее же время его самого, его мне поклон да твое разрешение на то, чтоб Водоворот показать ему. — Я взамен спрошу, — даже не дергается владыка Нави, стойко встречая вблизи гневный взгляд, только брови его сдвигаются, взгляд делая лишь холоднее. — Говори, — видать, не так просто слово это далось Езермиру, помолчал он сперва, обдумывая, гордость ли свою сполна накормить или все ж подчиниться Кощею. Да только разум перевесил, понимал ведь он, что Чернобожич и сильнее его, и властью большей обладает, а случись что – и вовсе откажет в знакомстве со своим учеником. — Коли он придет к тебе просить женитьбы на одной из твоих мавок иль просто отпустить её, откажешь, да только не скажешь, что я приказал. Повисает тишина в мрачной зале, слышно лишь, как снаружи ветер шумит, да и тот будто отступает почтительно, затихая среди деревьев. Вьется полумрак, тени бросая на лица одного и другого, покуда щурит Езермир задумчиво глаза свои изумрудные, а Кощей губы тонкие сжимает, выжидая ответа. Наконец, бесшумно стучит по подлокотнику трона его Водяной пальцами да отстраняется, во весь рост свой выпрямившись, с хитрой усмешкой. Тяжело с ним совладать, тяжело и договориться, да только всегда это Кощей умел, а сейчас знал, что любопытство да желание собственное брату его всего важнее было. — Ну что ж, — видать, усмирился гнев Водяного, и сейчас лишь улыбка кривая да огонек нехороший в глазах играли. — А чего б и не отказать. Зачем ему, в конце концов, сдалась какая-то утопшая, верно? Не по чину. Да и разве отпускаю я их ради кого бы то ни было? Откажу, ясное дело. И с ухмылкой протягивает Хозяин вод руку Кощею, чтоб пожал ее, договор их скрепив. Сжимают его широкую ладонь пальцы костяные в перчатке черной, и вот уже и Кощей щурит глаза довольно, в усмешке бесшумной растянув бледные губы. Может, и нечестно это, да разве же держался он честности? А может, еще и жестоко, да только не жестоки ли сами по себе миры эти…темнеют на миг глаза золотые, и почти не слышит Кощей, как о чем-то еще брат его разговор заводит, в мыслях своих пропадая. Понимал он, что надобно, чтоб ближайший его соратник так же сломлен да научен был всему на собственной шкуре, только отчего-то кусалось что-то в груди, то ли болью, то ли зудом глухим отдаваясь. А дверь резная высокая скрипнула едва слышно – это Серый, не желая больше слышать, как солгать его брату названному собираются, да осознавать, что не в силах он ему все выложить, как есть, прочь выскользнул, пару следов мокрых на полу оставив да поджимая ухо разодранное.