Навь

Вылетел из сводчатого окна черного дворца Кощея ворон, бесшумной тенью выпорхнул, крыльями острыми небо рассекая. Направлялся Володар в своем вороньем обличье прямиком к озеру, путь к которому помнил он с ранних своих лет. Тогда, мальчишку еще, водил его Серый по окрестностям, о том, как устроено тут все, рассказывал, да и мавок показать не забыл. Тогда еще смеялась над ним красавица, что одной из первых в их хороводе была, по кудрям трепала да мимо шла, не оглядываясь…но сколько уж годов прошло? Изменилось все. Не видела больше Краса в нём мальчишку бедного, а сам Володар заговорить с ней не боялся.   Едва вылетел ворон черный из-за деревьев скрюченных да приблизился к берегу озёрному, обернулся он бледным юношей в черных одеждах. Теперь уж не потешаются над ним и никто из здешних ругать не смеет – признали полноправного ученика владыки, да и кто ж на нежить не бесплотную оскалиться посмеет.  — Неужто гостя не встретит никто?   И в следующий же миг зашевелилось что-то вокруг, ветерок прохладный прошелся, ветви деревьев качая да по глади озера зеркальной пуская рябь. А вот и показываться стали над ней здешние обитатели – то там тень мелькнет, то тут всплеск послышится, то туманом все подернется вокруг. Наконец, и из воды подниматься они начали одна за другой. Ровно десяток девиц жило на том озере, а с ними – и молодец из утопленников. Такой же, как подруги его, бледный да худой весь, с глазами чистыми, будто бы стеклянными, да не хуже остальных заманить кого мог…  — Тебя не встретишь. Как каркнул, так всех лягушек нам перепугал, — и больно уж бывал дерзок. Вот и сейчас будто не на Кощеевы глаза да уши, а на мальца заплутавшего глядел, ближе других к Володару встав да руки бледные на груди скрестив.   — Да так и перепугал? Что ж ты вслед за ними, как всегда, Некрас, не попрятался? — не трогали уж чародея выходки его, пусть и остр был Некрас на язык, и смотрел всегда то ли с подозрением каким, то ли с опаской. Догадывался отчасти Володар, отчего тот колючий такой – за сестрицу свою названную, видать, переживает. А как тут не переживать, коли та спуталась с колдуном из нежити? От страха все это, а коль тебя боятся – так это хорошо, так уж его учили.   — Да полно вам, — оттолкнула Некраса, очень уж недовольного, в сторону рука тонкая, и вышла Володару навстречу та, из-за которой сердце его, пусть и мертвое, а все биться рвалось. В рубахе белоснежной, с цветами, в локоны вплетенными, да с лукавым своим прищуром казалась ему Краса самым чудесным из всех чудес, что повстречал он на веку своем. — Как собаки – кто кого перелает.   Ближе ступая, лукаво она в глаза заглядывала, улыбаясь так нежно, что и не поверишь, что создание подобное людей живьем забавы ради в озеро уволакивает.   — А вы что умолкли? Одна я, что ли, отчитываться должна? — но нахмурились вдруг брови ее тонкие, да как глянула Краса через плечо на подруг да братца, что разом те будто опомнились. Уговор был с Кощеем у тех, кто на озере том жил – о тех, кто места эти проходит иль ненароком оказывается, сообщать нужно было, смогли иль не смогли погубить иль задержать — всегда донести было велено.  — Никого не видали!  — Че ж ты мелешь, а тот, с бородой?  — Так то старик был полоумный, заблудился, вышел, а потом и круга не выдержал! Так защекотали – тут прям и свалился…  И когда стихать стали голоса девичьи, ведь сообщили те о всех новостях с той поры, когда Володар или Серый к ним захаживали, раздался вдруг над всеми, громче других, голос Некраса.  — А что ж Кощей сам не приходит? Хоть бы раз обиталище наше скромное навестил.   Вмиг умолкли все, лишь пару последних перешептываний ветер здешний подхватил да унес с собою. Кто покосился на братца недовольно, кто неотрывно на Володара с Красой глядел…а сам Некрас, все с той же головой гордо поднятой, прямиком в глаза колдуну заглянул, веки темные сощурив с вызовом.   — А что, больно хочется повелителя нашего узреть? О богатствах его наслушался, о красоте иль о чем другом, а? — вздернул Володар бровь черную, усмехаясь уже не мягко, но недобро, холодно. И хмыкнул он довольно, узрев, как чуть не вспыхнул дерзкий мертвец, чуть назад не отпрянул.  — Вот коль так желаешь, возьми да сам во дворец явись. Я и предупредить его готов о том, что ты наведаешься.   — Больно надо, — нашелся Некрас после молчания недолгого. Но и за эти мгновения сполна разглядел Володар, как то ли разозлен Некрас, то ли напуган, и как показать это страшится, все стараясь то позлее, то поравнодушней показаться ему.   Чудной он был, мальчишка этот. Еще когда был Володар помладше, подметил его, и всегда смотрел Некрас пристально, точно на самого Володара, но лишь заметив, что увидали его, отворачивался да то принимался болтать с тем, кто под руку попадется, то вид принимал скучающий, глаза прикрывая, волосы кидался с лица убирать или еще что, будто не хотел, чтоб знал чародей, что наблюдают за ним. Если и приходилось им говорить – говорил Некрас тихо, то и дело усмехаясь да по сторонам поглядывая, то на груди руки складывал, то о камень ближайший или дерево опереться спешил. И стал понимать Володар со временем, что будто беспокоит его все время что-то, что высказать нельзя, но того ни в коем разе не хочет Некрас показать, да так сильно старается, что еще лучше видать становится. Но когда же подрос Кощеев ученик, и с тем стала на него Краса глядеть иначе, брат ее названный будто головой стукнулся: ощерился весь, лишнего слова не скажи да не подойди, чуть что, и в воду будто ненароком колдуна стаскивал, оправдываясь после, и зверем глядел, царапая все, до чего дотянется. До того дошло, что однажды подрались они, да так, что пришлось Володару заклятьем обжечь его, отчего рухнул Некрас на траву, корчась да за руку хватаясь. Непонятны перемены эти были чародею – неужто же так беспокоится он о Красе, что на того, кто его сильнее, зубы скалить не боится? А коли так, то с чего бы? Никогда не обижал её Володар, заботой окружил, и взлететь позволил, чтоб с высоты поглядеть, как красива иной раз Навь бывает, и руки целовал, и песням её боле других восхищался. Думалось когда-то ему, что может быть так из-за того, как учитель его порой с жителями Нави обходится, ведь одну ли мавку запугал он да выгнал после того, как сам же без права отказаться во дворец пригласил, да только ведь Кощей – это одно, а ученик его – другое…всё не складывалось у Володара, а Краса лишь отмахивалась да говорила, что всегда братец её капризным был да злопамятным, и мог Володар не помнить даже, как сказал ему что-то не то невзначай, а для Некраса то достаточным оказалось, чтоб обозлиться  на него. Серый тоже руками разводил – плохо знал он Некраса, толком и не говорил с ним никогда.    Но не время было, чтоб гадать, что на сей раз Некрасу не так, и отвел от него Володар взгляд, на Красу обращая. И не заметил чародей, как омрачилось бледное Некрасово лицо, как глаза потускнели да сжались на рубахе пальцы тонкие, стоило ему смотреть перестать. Намека не дожидаясь, скрылся Некрас из виду, в туман, над водой висящий, отступил, отмахнувшись от одной из подруг, что спросить хотела что-то. Так и было у них всегда – мимо него Володар смотрел, точно на его сестрицу, да мог лишь взгляд кинуть, коли слишком уж громко Некрас смеялся или приставал опять с придирками со своими. Не задерживался подле него Кощеев ученик, будто сквозь идя да протягивая руку не ему, но Красе. И пусть любил Некрас названную свою сестру, что приняла его после кончины тяжелой в свои объятия, освоиться помогла да всегда рядом была, а все же не смог сдержать того яда, которым плюнуть порой хотелось. А когда не ядом плюнуть, так закричать или вообще скрыться, схорониться на дне, клубочком свернувшись да чтоб не трогал никто.   — Больно нежный. — насмешливо фыркнул Володар, ладонь Красы бледную в свою беря. — Может, еще кто недоволен да высказаться желает? Что владыке, кроме слов ваших, передать?   Прокатился шепот неуверенный среди девиц, у озера собравшихся, пока одна, особо смелая, не качнула головой.  — Никто не желает. Лишь то, что о путниках сказано, передай. — но тотчас отступила снова та смелая девица назад, плечами поведя боязливо, да только кинула перед этим взгляд на Красу, что подле чародея стояла. Та же отвернулась упрямо, плечи расправив, да крепче руку Володара сжала в своей, на гладь озерную глядя. Но видно было, как сжались губы её, а между бровей тонких залегла складка едва заметная, что мысли тяжелые выдавала.   — Передам…а может, рассказать ему о выходках вашего брата, а? — вдруг  сощурились глаза его светлые, от одной к другой взгляд пристальный переходил, словно запоминая всех да в самые души заглядывая. — Прежде не говорил я Кощею о нём, так вон как осмелел. Ну?  Не хотел на самом-то деле Володар беспокоить учителя да время его занимать россказнями о том, как квакает о нём недовольно какой-то мальчишка-утопленник, да только разве ж это мешало пригрозить? Вон как одно лишь упоминание владыки здешнего ставит на место тех, кто смеет рот лишний раз открыть, аж потешно. Да только не успели ни ответить девицы, ни колдун вновь заговорить, как встала перед ним Краса, со всей нежностью глядя, на которую лик её мертвенный был способен.   — А может, ну его, в самом деле? — не осталось и следа от прежней её задумчивости мрачной, улыбалась теперь, голову набок склоняя да убирая с плеч рукой свободной длинные свои волосы. — Все цепляетесь, цепляетесь…а вот никак за ссорами этими да злостью вечной совсем ты меня позабудешь? Полно. Да и сестриц наших зачем же стращать? Все тебе рассказали, так Кощею и передашь.   Махнула Краса за спиной рукой, намек девицам остальным посылая, чтоб прочь убирались, головы склонив. Так те и сделали, наедине оставляя их с Володаром, но только потянулся тот за поцелуем её, как вдруг и сама Краса исчезла, лишь смех свой звонкий в воздухе оставив да виток тумана белого, что над озером стоял. Мигом обернулся чародей, взглядом ища её средь зарослей да деревьев, и двинулся к ним, когда между веток черных мелькнула фигура её. Но и там не оказалось Красы, ведь кружилась она уже у березы поваленной, а после и оттуда пропала. А когда вновь появилась, то уже махнула Володару с ветви еловой рукой, ногами босыми болтая в воздухе.   — Нашлась, пропажа. — мельком огляделся Володар вокруг по привычке, ближе к ели темной подходя на голову запрокидывая, чтоб лучше возлюбленную свою видеть. — Ну так иди же сюда.  Но на протянутые руки его лишь кинула Краса взгляд быстрый, вновь к лесу оборачиваясь, да хмыкнула задумчиво. Остановился чародей, брови хмуря, да вновь позвал её, тихо сначала совсем, а затем и погромче.  — Чего кричишь? Сейчас как сбегутся сюда Серый с Кощеем да все тени лесные, подумают, что я тебя тут щекоткой замучить хочу, — но ясно читалась рассеянность её за теплой улыбкой, а глаза будто сквозь деревья глядели, лес из виду теряя.   — Не подумают, — едва не дернулась девица, когда чуть ли не над ухом самым услыхала тихий его голос, а на плечо ей рука ледяная легла. — Как же ты меня замучишь теперь? Неужто забыла?   — Никак…  — Да что ж такое с тобой? Краса! — резко повернулась к нему девица, глаза широко распахнув, когда лязгнул голос Володара той самой сталью, с какой он с другими говорил. И хоть быстро смягчился чародей лицом, успела мавка увидать в глазах его льдинки острые, будто вживую ее кольнувшие.   — А. Боишься меня.    Не было в словах этих прежнего ледяного звона, будто камень тяжелый о дно озера они по воздуху лишь стукнули тихо. Медленно кивнул Володар, взгляд уводя в сторону, да приложил палец к устам возлюбленной своей, что возразить было собиралась.  — Тихо. Знаю, что поспоришь. А еще знаю: боишься меня.   От той тяжести да черноты тени, что залегла в светлых глазах его, второй раз утопиться Красе захотелось. Бойкая обычно да улыбчивая, молчала она, от касания не отстраняясь, да словно зачарованная, взгляд не могла оторвать от мрачного его лика, пока глядел сам колдун задумчиво в тьму леса ночного.   — «Никак, законный ты теперь местный житель», — вслед за тихим его голосом, будто со стороны, услыхала мавка собственные слова да смех звонкий, что вокруг раздался, повторяясь, как от эха в яме глубокой, — «Так отпразднуем», не твои ли слова?   Отнял чародей медленно палец от её губ, молчаливым жестом говорить позволяя, взгляд обратил к ней да плечи расправил, сгорбившиеся было. Теперь не только утопнуть заново, но и с ветки этой наземь повалиться, разбившись, как зеркальце хрупкое, Красе хотелось прямо у него на глазах.  — Мои, — не сразу нашлась она, но согласилась, головой кивнув.  — Что ж переменилось, что ты от празднеств да радостей к тому перешла, что голову воротишь?  Не спешила Краса с ответом, не выдержав, отвела глаза, губы кусая. Как сказать ему так, чтоб пуще прежнего не обидеть, как к правде обернуть, не свернув при этом шею, как…  — Отвечай.   Да так и сказать, как есть – прямо. Слишком уж больно, будто кнутом наотмашь, били её слова эти, тоном ледяным приказы отдающие.  — Да ты как Кощей говоришь. — выпалила Краса, взглядами с чародеем встречаясь да подбородок вскидывая. — Являешься весь из себя, приказы отдаешь. Когда его же именем грозишься, не шутливо боле звучишь, а страшно, холодно и свысока смотришь. Да ты же Некраса, братца моего, сдать ему грозился, будто не знаешь, что за такие дерзости твой учитель с ним сотворил бы.   — Да сдался он что мне, что Кощею, — только сильнее смешок этот мрачный да пренебрежительный девицу распалил. Захотелось ей взять в свои ладони плечи его да потрясти хорошенько, чтоб опомнился.  — И все ж грозился, лучше других зная, каков из себя владыка Нави, уж не так ли? — всегда отличалась Краса нравом своим, и теперь уж мало что остановить её могло, когда смешались в девичьем сердце обида, страх да мысль о бессилии своем, и все в то время, когда и чувства нежные, и тяжелые думы волновали её. — Да, радовалась я, что теперь ты и на дно озера без вреда себе опустишься, коль захочешь, и стрелы людские тебе нипочем, и останешься ты в Нави навеки на правах положенных…но откуда ж я знала, что так ты изменишься?  — Так ты потому от меня по деревьям скачешь, что не мальчишка я более, так? — стал голос Володара громче, опасно глаза сверкнули да нахмурились, изогнувшись, брови. — Не по душе Кощеев надзор, от одного звука имени его вслед за подружками в камыше под туманом схорониться готова, потому и негоже с ближайшим его слугой быть?   — Тоже мне надзор, — повела Краса плечом в жесте надменном, взглядом чародея окидывая. — А не напомнить ли тебе, что подчиняемся мы Хозяину Вод, и только он сам – Кощею?   Прервал воцарившееся после слов её молчание только шелест ветра, что дуновением своим ветви деревьев закачал. Переменилось что-то во взгляде Володара, застыл он, брови вместе сведя. Не понимая такого ответа, склонила Краса набок голову. Уж не он ли, ближайший Кощею да столько времени в Нави проживший, знать лучше других должен, как устроен мир этот, на ком держится да кто кого слушает? Ведь до этого всякий раз, что упоминала она хозяина, который между тварями озерными и Кощеем стоит, будто не замечал того чародей, не отвечая, и всегда Краса думала, что это от того, что все давно рассказал ему Кощей да не болтать предупредил, мало ли. А сам Езермир никогда о нём и не спрашивал, да оно и не мудрено – редко бывал он на далеком озере, особой дружбы ни с кем не водил здесь.   А на душе Володара, в тяжелом молчании застывшем, такое творилось, будто разом и поменялись небо с землей местами, и злой ветер все деревья поломал, и загрохотало что-то тяжелое, падая да перекатываясь в самой его голове. Будто не хватало в стене крепкой камня одного в самом основании, но только сейчас обвалилась она, взгляду его явив чудовищную эту дыру. И среди всего этого повторялся голосом его собственным вопрос один, покоя теперь не дававший: кто такой Хозяин Вод?   Вмиг всплыли в памяти все те слова, где упоминали его – Хозяин Вод, Водяной, имя еще крутилось где-то, никак вспоминаться не желая, и, не удержавшись, мотнул чародей головой, пуще прежнего хмурясь. С грохотом громким будто катились прочь камни разрушившейся стены, и побежал по и без того холодному телу его холод другой, склизкий и по носу бьющий запахом трав и тины, будто без стены этой оказался Володар на виду, на поле открытом, под чьим-то взглядом тяжелым. Отчего-то раньше не замечал он, как говорят об этом существе другие, а Кощей…а что Кощей – он-то молчал, вдруг понял Володар, ни разу не назвал слугу своего другого. Но теперь-то переменилось что-то, и не трудно было Володару все в одну мысль сложить.   Вернул его к этому дереву и к тяжелому их разговору голос Красы, что позвала тихо, с вопросом в глазах  глядя. Окинул он мавку взглядом, бровью темной поведя, да все то припомнил, о чем говорили они прежде.  — Напомнила. Но не ответ это, так отвечай же, Краса: не по душе я тебе таким?   Мешались в голове мысли о том, что Кощею он выскажет да как теперь дела будут складываться, и затмила собравшуюся было грусть ярость тихая, все сильнее и сильнее разгораясь, пока Краса молчала, глядя на него да, видно, не решаясь заговорить.  — Молчишь? Молчи. — словно лезвием меча острого, стеганули воздух его слова, сквозь зубы брошенные. — Одного не пойму, Краса. Зачем же радовалась ты тогда, зачем клялась мне, звала месяцем своим ясным, коли противна тебе нежить, владыке служащая, которой я стал? Или скажешь, раньше ты не понимала, кем стану я? Так мы говорили об этом. Что же случилось?   Поджала Краса губы, отступая прочь от приближающегося к ней чародея. Больнее, чем все, от чего можно боль почувствовать, ранили его взгляд мрачный да ледяной голос, что спрашивал то, на что не могла Краса дать ответа, не по силам было ей признать это да рассказать все честно, как есть. Уже пыталась она смириться с тем, что так же, как она сама когда-то, легли на дно да задохнулись все надежды её, о которых она порой робко думала. И чувствуя, как готовы горькие слезы навернуться на её глаза потемневшие, качнула она головой.  — Ты не и впрямь не поймёшь меня, Володар. Все не так, все не то… — и не в силах продолжать, еще дальше отступила она да исчезла, развернувшись резко, прочь с ветки дерева, растворилась силуэтом бледным среди темных ветвей. Только не перед ним слабость свою показать, только не ему сознаваться в мыслях своих…только не с этими словами его соглашаться, понимая, что на этот раз почти Володар прав.   Оказавшись на земле, оглянулся чародей, высматривая, и впрямь ли так просто исчезла она, оставив его без ответа, а не найдя возлюбленную свою глазами, зарычал глухо, будто зверь, да ударил кулаком по стволу сухого дерева. В месте этом тут же почернело оно, без огня становясь углями, да посыпалось черной трухой. Но вдруг замер он, прислушиваясь, да обернулся, руку вскидывая. Из воздуха взявшись, протянулась да загремела, шаря по зарослям, тяжелая цепь, а после потащила из них прочь кого-то, кто безуспешно да с криками отбиться пытался, руками её разорвать.  — Так я и знал, — зашипел Володар, рывком к себе ближе его подтягивая, да надавил каблуком прямо на бледную грудь. — Давно приметил, что тебе, видать, следить за другими нравится. Ну как? Достойное на сей раз зрелище, а? Радуешься поди?   — Пусти, собака! — тут же Некрас зашипел, ерзая да пачкая в земле белую свою рубаху. — Пусти!  — Да не ори ты, — сквозь зубы бросил ему Володар, оскорбление будто мимо ушей пропуская, и сильнее сапогом надавил, опираясь локтем на свое колено да цепь за ненадобностью вновь исчезнуть заставив. Вновь тот дернулся, замычав сквозь сжатые губы, а чародей лишь сощурился, подумав вдруг: сможет ли Некрас его приказ не орать выполнить, коль сильнее он наступит да поломает ему ребро…два…сможет ли? — Говори: ты ее надоумил? О твоей неприязни отчего-то к Кощею уж песни слагать можно. Отвечай: это из-за тебя?  — Что она тебе, — хотел было послать Некрас сверху вниз один из самых злобных своих взглядов, да не вышло, слишком уж явны были и страх его, и вместе с ним другое что-то. Сам он не знал, как можно, на земле валяясь под гневным его взглядом, тому радоваться, что взгляд этот самый смотрит точно на него? — Дитя неразумное, чтоб её «надоумить» можно было? Сама решила, видать, я ж не знал!   — Вр-р-ёшь, — протянул Володар, взглядом окидывая Некраса, под его сапогом по земле распластавшегося. И поди разбери, то ли боится он, то ли наслаждается тем, в каком оказался положении.  — Вру, — совсем не то хотел Некрас сказать, но будто сами слова из глотки вырвались. — Знал. Знал, что она другой нежити боится. Боится, но тебя, чудовище, любит, а ты что? Зубы на нее скалишь? И это при всех тех песнях хвалебных, что я о тебе от заката до рассвета на озере слушаю?! Да чтоб ты…  «Провалился» хотел он сказать, но не дал Володар ему договорить, убрал с груди сапог да за волосы с земли поднял, встряхивая, чтоб на ноги перед ним встал. Поморщил он губы, раз за разом Некраса взглядом обводя, да фыркнул тихо, головой тряхнув, будто согнать пытался какое наваждение. Не были Краса с Некрасом по крови братом и сестрой, но что ж это – и лица схожи, и волосы цвета одного стали, видать, после погибели, и та же кожа бледная…  — Завидно?  Будто мало было Некрасу взгляда этого пытливого, кольнуло слово это, будто водой ледяной окатили. Открыл он было рот, чтобы возразить чародею да сообщить о том, что наглое он чудище, о себе невесть что возомнившее, да только на сей раз будто голоса его лишили, и лишь вскинул Некрас подбородок, вздрогнув от того, как сжимали бледные пальцы спутанные его волосы. И впрямь чудище, раз даже тот, кто так во лжи хорош, врать ему в лицо становится не способен.    — Завидно, — повторил Володар да ухмыльнулся так, что побежал по спине у Некраса холод. Ни веселья, ни довольства не было в ухмылке этой, будто трещина она расплылась по бледному лику, ничего хорошего увидевшему её не суля. — А сестрица-то знает?   Вновь встряхнул его чародей, и поморщился Некрас, голову откидывая назад вслед за тянущей волосы рукой сильной. И от мысли о том, что может Краса узнать о волнениях его и том, как мечется он между тем, как желает ей счастья и тем, как себе желает того же, пропала злость из взгляда, лишь сглотнул он тяжело да мотнул головой, взгляда не сводя с Володара.  — О как, — протянул он, голову набок склоняя да позволяя выпасть на лицо черной пряди. Держалась зловещая ухмылка, пока взгляд с лица на бледную шею спускался да обратно шел, проходясь по лицу, так с Красой схожему. — Ну конечно. Что бы сказала она…  Хотел было состроить Володар грусть, головой закачав, да только вновь в голове одна за другой мысли тяжелые застучали: о словах Красы, о Хозяине Вод, так внезапно явным ему ставшем, одно да другое. Раздраженно дернул колдун плечом, продолжая волосы Некраса в руке сжимать.   — Ну так выбирай, Некрас. Или прямо сейчас явимся к озеру, где ты всё, как есть, Красе выложишь, доверие ваше разрушив да рассказав, как все эти годы грызла тебя зависть, — подметил Володар, как от страха подступившего расширились светлые его глаза, — Или молчать об этом будем оба до конца, но за это сейчас отправишься ты со мной во дворец, где от выходки своей сестрицы отвлечешь меня, развлекая.   Будто не поняв сперва сказанное, молчал Некрас, а когда понял, словно очнулся. Сказать что-то собираясь, открыл рот, да так и закрыл, видать, слова другие подбирая. Бешено, словно водоворот, мысли его вертелись: как может он  говорить такое, ставить его перед выбором подобным, глядя мрачно да голосом спокойным? Да разве же можно так поддаться, хоть осколок маленький исполнения желаний своих, а все же получить…но и потерять доверие Красы, сестрицы своей дорогой, кого не было у него никогда ближе, не мог Некрас, и лишь смотрел на мрачное лицо Кощеева ученика, совсем близко к нему стоящего. Не торопит, выжидает его ответа, смотрит так, будто и одно, и другое исполнить готов…наконец, решился он, в сторону сначала глянув, а потом снова на Володара.   — Во дворец.  — Славно. — тут же ответил чародей да рывком к себе ближе его потянул, все за те же волосы, и уже в следующий миг не стало никого у тех деревьев, лишь черный дым во все стороны разлетелся да растворился в воздухе, ветром холодным в стороны разнесенный.    ***  — Ну дела. Так и просила? Отпустить да жизнь даровать? От же… — почесал Серый затылок, меряя шагами широкими тронный зал дворца, а затем остановился прям перед троном, на Кощея глядя, что сидел, отвернувшись да подбородок рукой подперев. — И что ж ты ответил?   — Как есть, что не могу, — поморщил владыка губы, кольцом в виде когтя железного по коже своей ведя, — И что тот только способ хорош, когда из-за любви с живым выпускает тебя Навь из своих объятий.  — Да ты сдурел! — сверкнули глаза волка, и весь ощерился он, зубы острые показав на мгновение, — Что, приврать не мог, мол, никак ей жизнь не вернуть и все тут?!   — Ну, будет меня еще собака учить, — не обозлившись, как привычно, лишь кинул Кощей на него взгляд тяжелый да закрыл глаза. — Не мог. Не у меня, так у Водяного бы узнала, а мне и без того объясняться с ним, зачем я мальчишку чарами прятал.   — Дак она ж теперь откажет ему, отворотится, если еще не… — вздохнул Серый глубоко, руки запуская в и без того всклокоченные свои волосы. — Что ж такое, в первый раз угораздило мальчишку влюбиться – и на тебе.  — Зато знать будет, каково это. — мрачно изрек владыка, взглядом рассеянным, будто невидящим, по стенам залы да её сводам ведя. — Ты прав, Серый, коли ищет Краса, как бы в Явь ей вернуться, от того, чем Володар ныне стал, она отворотится. Не я, так кто другой бы ей подсказал, так что прекрати пасть свою скалить, неизбежно это было.   Закрыв глаза, потер Кощей переносицу пальцами в черной ткани, и сощурился Серый, вглядываясь в лицо его и жесты. Что ж это – никак, сочувствие, сожаление или что еще подобное сквозь щит вечного холода в Кощее пробивается, а тот будто и показать того не боится? Ну дела. Никак, снег по утру пойдёт.   — Поэтому и хочу, чтоб ты время ближайшее был тут, под рукой, рядом. Он и к тебе, и ко мне прийти может, а может и чуши какой натворить… — замолчал ненадолго Кощей, глаза приоткрыв да приподняв голову. — Вон, уже, чую, приволок кого-то в свои покои. Так что останься-ка ты подольше, будь начеку да слова на случай уж получше подбери, а то знаю я тебя.   — Не узнаю Кощея, — тих стал голос волка от изумления, и поднял он брови, на шаг дальше от трона отходя, — Ты что ж, просишь меня ему еще лучшим братом быть, потому что о чувствах Володи печешься?   — И еще одно. Коль расскажешь ему, что я все знал о ней да с тобой поделился, будет твоя шкура здесь заместо ковра лежать. Усёк?  — А вот теперь узнал. — поднял Серый руки, кивнув ему, — Усёк, владыка. И о мальчишке переживается, и на себя его гнев обращать не хочется, а потому ты уж побудь, Серый, хорошим ему братом…  — Как ты правильно сказал все. — поднял Кощей голову с мрачной усмешкой. — Что ж, так и будет, а теперь прочь убирайся да не болтай, коли шкура дорога.