brightness

астория залипала на панси намного чаще, чем ей хотелось бы. не на какой-то конкретной части тела, а на панси в целом, потому что все в ней было настоящим произведением искусства. астория не могла сказать, что остальные девушки были страшными, вовсе нет, да та же трейси с ее чёрным пучком, бледной кожей и выразительными скулами (прямо как у панси!) была весьма привлекательной, но взгляд не цеплялся за нее, на нее не хотелось смотреть без остановки, пока ее образ не отпечается на веках, и даже закрыв глаза, ты будешь видеть ее. для панси внимание всегда было привычным. она умела приподнести себя, выставить в лучшем свете, наслаждалась чужим восхищением, купалась в лучах обожания. ей даже не нужно было привлекать к себе внимание, взгляды все равно всегда были обращены на нее. она цепляла своей яркостью, и астории казалось, что ещё немного, и она ослепит ее. астория всегда следила за ней, почти сталерила, украдкой поглядывая в ее сторону, стоило им оказаться в одном помещении. панси замечала, широко улыбалась и подмигивала, и астория не знала, что это значит, смущаясь каждый раз, когда панси смотрела на нее в ответ. иногда астория чувствовала на себе тяжёлый, изучающий взгляд темных панси, будто прожигая в ней дыру, но старалась не оборачиваться, выпрямляя спину и надеясь, что выглядит нормально, а мантия сзади ничем не запачкалась. астория не могла объяснить, откуда знает, что смотрит именно панси, она просто знала. панси отличалась от других, и едва ли асторию волновали взгляды кого-то кроме неё. настоящим кошмаром для астории стало начало второго курса. панси была уже на четвертом, начался турнир трех волшебников, и у нее выросла грудь. в мантии не было видно вообще ничего, но по вечерам в гостиной панси ее снимала, царственно восседая на диване тонкой кофточке с необычайно глубоким вырезом. астория росла с сестрой и в хогвартсе часто видела полуголых соседок по комнате или девочек постарше в раздевалках, так что вид груди был ей прекрасно знаком. тем не менее, грудь панси взбудоражила ее самым странным образом, который маленькая астория не могла обяъснить. конечно, с возрастом она все поняла, и теперь декольте панси вызывало смутную радость и легкое смущение. астория старалась не смотреть туда лишний раз, опасаясь реакции панси, если она заметит. на панси было хорошо смотреть, но еще лучше было ее чувствовать. несмотря на свою стройность, панси была на удивление мягкой. астория тоже была худой, но росла нескладной и угловатой, почти точной копией дафны, цепляла все острыми локтями и чувствовала свои кости, когда сидела или лежала в неудобной позе. панси была чудесной — всегда теплая и благоухающая, и астория всегда чувствовала себя дома, когда прижималась в ее боку, положив голову ей на плечо и уткнувшись носом в выступающую ключицу. там пахло духами особенно сильно, и астория вдыхала ее запах так, будто каждый вздох — ее последний. астория почти никогда не разговаривала, но панси часто смеялась, иногда даже вставляя в заливания малфоя что-то свое, и астория закрывала глаза, почти засыпая, убаюканная звуком ее голоса, мягкими поглаживаниями по спине и шекочущими кончиками волос, которые касались её лица, когда панси наклоняла голову. однажды астория все-таки задремала в объятиях панси, а когда проснулась, обнаружила, что сползла ей на колени, теперь укрытая пледом, а в её волосах рука панси, ласково пропускающая пряди ее волос сквозь пальцы. панси о чем-то тихо шепталась с малфоем, который резко перестал вести себя как подонок, но астория не вслушивалась, слишком уставшая для этого. — она как сонный котенок, — с непонятной интонацией сказал малфой чуть громче. — самый очаровательный котенок в мире, — от тихих слов панси у астории скрутило живот, стало сложно дышать, и на секунду астории показалось, что сейчас она задохнется, и она даже не заметила, как рука в ее волосах на мгновение остановилась. панси и драко замолчали, и астория почти заснула снова, когда почувствовала прикосновение губ панси к своему лбу.