***
В душе Мирабель уже не осталось ни капли сомнений или ощущения неправильности своих чувств к столь прекрасному и, вместе с тем, несчастному человеку, что столько лет считался изгоем и, где-то в глубине души, таковым и остался. Однако, неожиданно для самой девушки, та заметила, что дядя начал избегать её: уходил от разговоров, почти не появлялся на семейных ужинах, предпочитая, как ей казалось, есть в своей комнате, в которую он, правда, уже никого не впускал. Вместе с тем, количество багровых линий на худых руках с каждым днём становилось всё больше. Так прошло чуть больше недели и настал июль, наполненный летним теплом.***
Наступил вечер и Бруно, наконец, проснулся. Он любил спать днём: именно в это время суток его не мучили кошмары. Быстро поднявшись с тёплой постели, Бруно понял, что совершил ошибку, когда в глазах его потемнело и он рухнул на твёрдый пол в тихой агонии обморока. К счастью или сожалению, это безмятежное состояние не продлилось долго, и в скором времени, чувствуя боль во всем теле, предвещающую появление новых синяков и ссадин, Бруно поднялся, опираясь на спинку кровати. Обладатель тощего, угловатого и по-змеиному изящного тела подошёл к открытому окну, грустно всматриваясь в темнеющее небо, что постепенно окутывалось беспощадным сумраком. Ветер проникал под тонкую ткань рубашки, заставляя мужчину вздрагивать. Воздух обволакивал обнажённые бёдра. На розовом небе постепенно загорались звёзды, чей холодный свет предвещал наступление ночи. На столе покоилась тарелка с едой, которую мужчина взял ещё во время обеда; часть её Бруно всё же съел, понимая смертельность своего состояния, но не более. Постепенно еду разобрали крысы, что стали любимыми обитателями его комнаты. Оставив окно открытым, он проследовал к зеркалу, опустив руку на плоский живот, словно стараясь прощупать съеденную еду, от которой уже было не избавиться. Бруно мысленно наказывал себя. Одевшись, мужчина накинул зелёное пончо, с которого ещё не до конца отстирались пятна крови и, взяв пустую тарелку, вышел в коридор. Осторожными шагами он спустился на первый этаж, не смея смотреть на портрет отца, чувствуя невероятный стыд за одно своё существование. Он проследовал на кухню, поздоровавшись с Джульеттой, что мыла посуду, и быстро ополоснул свою тарелку, предпочитая всё же делать это сам. Резко развернувшись, он направился к выходу. — Подожди, Бруно! — прозвучал голос сестры и та внезапно взяла его за запястье в попытке остановить, от чего брат резко зашипел, прижимая больную руку к груди. — Что это у тебя там? — встревоженно прошептала она, тут же вспоминая их юность и то, как ей несколько раз приходилось давать брату что-то из её выпечки, чтобы раны на бледных запястьях затянулись, обещая не рассказывать маме. — Ничего! Ничего о чём стоит волноваться. — Присядь, пожалуйста… — попросила Джульетта и брат нехотя послушался, сел за стол и смотрел, как сестра садится рядом. — Покажи, пожалуйста, руку. Нет... Нет. Нет! Нет! Обдумав всё несколько секунд, Бруно молча расстегнул рукав старой бордовой рубашки и положил руку на стол, предоставив взгляду худое запястье, которое тот уже перестал бинтовать, и тонкую кожу рук, что была покрыта следами от ногтей и багровыми линиями, которым так и не позволили зажить, отчего те болели и кровоточили. У неё вырвался сдавленный стон, прежде чем она осознала весь ущерб. Некоторые были старыми и светлыми, в то время как другие совсем свежими. Перед глазами Джульетты стояла пелена слёз, но она не могла оторвать взгляд, мысленно считая каждый шрам и ещё не затянувшиеся раны. Бруно чувствовал, как её взгляд блуждает по запястью. — Эти совсем свежие, будто вчера сделаны, — произнесла она, в то время как его палец завис над тремя глубокими шрамами. — Зачем… Зачем ты это делаешь? — Бруно почувствовал, как его сердце разбилось. — Мне нужно было… хоть как-то наказать себя, Джульетта. — тихо проговорил он, убирая руку и вновь пряча её за рукавом. — За что наказать? — Всю свою жизнь я был изгоем среди вас по своей же вине, — начал Бруно. — И в какой-то степени остаюсь им по сей день. «Не упоминай Бруно». Меня ненавидит весь город Джульетта, а я смею находиться в вашем доме, есть вашу еду… — Но ведь это и твой дом тоже, Бруно… — пыталась переубедить его сестра. Она потянулась к небольшой вазочке на столе, взяв оттуда печенье. — Съешь это, пожалуйста. — глаза умоляюще смотрели на брата. Он аккуратно взял лекарство из рук сестры и, казалось, смотрел на него целую вечность, прежде чем откусить кусочек, с некоторым сожалением чувствуя, как его раны затягиваются. Но, всё же понимая, что шрамы останутся, и эта мысль успокаивала Бруно. Положив печенье в карман брюк, он взглянул на сестру, которая немного успокоилась. — Ты не изгой. Ты - часть семьи! Пообещай мне, что больше не будешь это делать. — Я не могу ничего… — начал было он, но вновь столкнулся со взглядом сестры. Ему хотелось исчезнуть. — Я обещаю, — с трудом произнёс он, скрестив пальцы под столом. — И не говори, пожалуйста, ничего Мирабель… — возможно, она была единственной, о ком думал Бруно в этот тревожный момент. Разочаровывать Мирабель он не хотел больше всего на свете. — Она волнуется, Бруно. Ты так отдалился ото всех, даже от неё. Я скажу ей, чтобы она… присмотрела за тобой. Тем временем сердце стоящей за дверью Мирабель пропустило удар.***
Наконец, когда изматывающий разговор закончился, Бруно вышел из кухни, направляясь к выходу. Он смертельно устал, но вовсе не физически, отчего даже не заметил, проследовавшую за ним девушку. Выйдя на задний двор, мужчина сел на траву, глядя на мерцающие звёзды, но неожиданно знакомый голос прервал ход его мыслей. — Это правда? — Мирабель стояла прямо позади него, подходя ближе и вскоре села справа от мужчины. — Что ты имеешь ввиду? — Ваш с мамой разговор. Я хотела пойти помочь ей на кухне, но вдруг услышала ваши голоса… — внезапно она крепко, но с привычной нежностью обняла Бруно, прижавшись к его груди и чувствуя, как быстро бьётся забытое сердце. — Почему же ты ничего мне не говорил? Мужчина не мог найти подходящих слов, поэтому просто мягко поглаживал девушку по волосам, сохраняя молчание. — Ты достоин всего самого лучшего на этом свете, я ведь говорила тебе! — она подняла голову, устремив взгляд на дядю. — И я это докажу… Неожиданно она повалила того на траву, нависая сверху. — Ты самый лучший человек, которого я когда-либо встречала, и я не хочу снова потерять тебя! — произнесла девушка, сдерживая слёзы. — Не потеряешь, милая. — шёпотом ответил ей Бруно. Мирабель приблизилась к его лицу, на котором уже успела отрасти щетина, и взгляд её блуждал, остановившись на искусанных губах Бруно, заставляя мужчину залиться румянцем. Поддаваясь искушению, девушка поцеловала того, не желая терять ни секунды. Он уже не пытался оттолкнуть или отговорить племянницу, Бруно лишь наслаждался теплотой её губ и отвечал на юный нежный поцелуй, закрыв глаза и полностью отдавшись ощущениям. Кто знает, как долго они находились там, боясь, что кто-то из семьи их заметит, однако каждый из них понимал, что этот раз явно не станет последним.