зелёный чай

штиль. повсюду, как только возможно, расстилались полотна света от полной белой луны. на горизонте среди звёздных рек виднеются густые скопления облаков — это дождевые тучи. шаг за шагом, метр за метром, луг за лугом… в ночной глуши пространства бредут два молчаливых силуэта, не нарушая тишины ночной природы. один смиренно передвигает ногами, удерживая рядом такого же, как он, но более искалеченного. ссадины на лице второго постепенно покрывались кроваво-грязной коркой, места ушибов твердели, сменяя естественный цвет кожи. всё болит — душа и тело. при каждой возникшей мысли в голове каменный ком невыносимо передавливает горло, а губы начинают подрагивать, как сухие листья осины, только пока беззвучно. идти ещё долго. желание упасть на траву — чей срок зелёного окраса подходит к концу — сдавшись, остаться лежать тут под открытым небосводом до самого рассвета, растёт с каждым новым шагом к дому. ночью обещали дождь. на миг движение прекращается, когда Чонвон, который сейчас словно самая главная и ответственная шестерёнка за начало работы всего механизма, постепенно замирает на месте. Джей взглянул на парня, замечая одинокую слезу на его щеке, что стекала вниз, отражая от себя блеск полуночи. куча разных ссадин на руке, ладонью которой Джей касается лица Чонвона. лицо старшего меняется, не перенося опустошенный вид любимого, которое в прошлые сутки сияло чудесной улыбкой. ладонь резко опускается на шею, длинными пальцами слабо сжимая её, Джей прижимается избитым лицом к более чистому лицу Чонвона. тишина была нарушена, когда под луной раздались первые всхлипы и громкие звуки душевной боли. Джей не хотел показывать Чонвону то, как ему плохо. искренне не хотел. — Чонвон, мой любимый, — говорить крайне тяжело, эмоции срывают потоки речи, но старший продолжает. — всё, что я хотел всегда — это оберегать тебя от боли… что мы сделали не так? — Джей… — второй живой голос раздаётся среди глуши. Чонвон хотел сказать что-то ещё, осуществить попытку вымолвить слова о том, что всё произошедшее — неудачный этап их жизни, который нашёл время быть рождённым недавним поздним вечером. но Чонвон уверен, что Джей это как никто другой понимает, поэтому молча гладит по жёстким чёрным волосам, разделяя с ним слёзы. остановиться, прекратить бы путь, ведь продолжать идти становиться непосильной задачей для обоих. ранее не так сильно ощущалось, что возвращение долгое и мучительное, пока не заморосил дождь. становится холоднее. чуть сырые волосы изредка прилипают ко лбу, лицо покрывается пятнами потеков от смешения пыли и мелких капель. путь почти закончился, осталось всего один холм преодолеть и светлый, родной посёлок уже под ногами. небо, словно осознав свою ошибку, пожалело две измотанные души и остановило дождь до самого прихода в дом Пака, который, хорошо, что был ближе всех в посёлке. в доме Джея как всегда спокойно и также тихо, как в природном просторе под лунным светом. наконец, после недолгой совместной водной процедуры в душе, Чонвон усаживается на кожаный диван — который находится где-то между кухней и прихожей — с белой мини-аптечкой в руках. Джей наблюдает сначала за тем, как младший подготавливает необходимые медицинские предметы, а затем смотрит на него печальным, но по-прежнему наполненным светлой любовью взглядом, когда Чонвон сосредоточен на обработке ран на его ранее плачущем лице. закончив с ссадинами на костяшках пальцев и на лице старшего, Чонвон собирается приступить к ранам на теле, где на некоторых местах еле заметно проглядываются синяки. однако, на местах, где кожа тонкая буро-синие пятна совсем некрасиво цветут. Чонвон оглядывает каждое, почти не соприкасаясь, проводя подушечками напряженных пальцев, которые слегка сдрагивают. — нужно приложить что-то холодное. — говорит младший и отходит к холодильнику, откуда приносит маленький пластиковый контейнер с какой-то застывшей пищей внутри. — твои рёбра в порядке? если очень сильно болит, нужно вызывать врача. — мои кости крепкие, я много кальция ем. — Джей слегка улыбается уголком губ, где нет ранки, но в следующую секунду, когда Чонвон приложил холод к самому яркому месту ушиба — на руке, которая слегка опухла, Джей тихо зашипел от неприятного ощущения, сопровождающее каждый контакт холода и самых болючих цветных мест. взгляд старшего медленно скользит по Чонвону, обнаруживая повреждения на его теле. — о твоих ранах тоже необходимо позаботиться. — позже. — кивнул в ответ младший, продолжая заботиться о парне. раны обработаны как только можно хорошо. стоило бы перекусить, но еда совершенно не лезет в рот, да и организм не требует. тёмный диван был скоро разложен под спальное место и накрыт первым попавшимся пледом из спальни Джея на втором этаже, две прямоугольные подушки тоже принесённые младшим оттуда же лежали сверху с тонким одеялом. — скоро обо мне будут знать много людей. — вдруг говорит Джей Чонвону, который ровно лежит сбоку, устремив свои глаза высоко в потолок, вероятно, до слов старшего о чем-то думая. — от Рики подобное быстро разлетается по округе. Джей уверен, что про Чонвона слухов не будет, потому что Рики, каким бы он ни был мерзким, остаётся другом для Хисына. а Хисын не позволит кому-либо говорить о том, что якобы его брат любит зелёный чай. в первую очередь потому, что это вынудит его знакомых сомневаться и в нём, ведь так это обычно работает. — я буду готов поддержать тебя, Джей. — Чонвон повернулся лицом к парню, тёмные глаза которого заметно мокрые от слёз. от этого вида Чонвон не сдерживает и своих. он пододвигается ближе, лишь бы ощущать присутствие любимого человека, его дыхание и родной нежный запах. — мы пройдём через это вместе. — мы будем счастливы, Чонвон. обязательно…

*

звук дождя не прекращался до самого утра. на заре, что разогнала тяжёлые сгустки облаков и осветила крайний дом на окраине посёлка, Чонвон уже одевался в чистую одежду, что одолжил ему Джей. нужно возвращаться, как бы этого не хотелось в очередной раз. но Чонвон решил побыть с Джеем до обеда и в скором времени вернуться к нему. было страшно приближаться к родному дому, от чего Чонвон на миг замер, чтобы успокоиться, делая глубокий вдох, выдох. мысли о том, что же сказал Хисын матери о нём: где он и что с ним; не отпускали, заставляя душу тревожно себя чувствовать. — Чонвон, а ты чего с Хисыном не пришёл утром? — сразу с порога спрашивает мать, которая перебирала плоды спелой чёрной смородины, сидя за кухонным столом. Чонвон опешил, молча смотря на женщину и не зная что ответить. — вы же у Рики ночевали? тут младшему стало всё ясно — Хисын соврал ей, что они оба оставались в посёлке у Рики, и что ничего такого не произошло. Чонвон прошёл вглубь помещения, садясь на деревянный округлой формы табурет напротив матери. — да… — очень хотелось добавить к этому «получается так». — у вас там что-то произошло. Хисын рассказал, что Джей испортил вечеринку и я… — женщина изменилась в лице, когда не закончила фразу сразу. — не думаю, что он тот, с кем ты должен дружить. — почему? — кажется, Чонвон понимает, какие вести до неё уже успели дойти. волнение вновь накрывает волной. пока Чонвон ожидал ответа от матери, к ним из соседней комнаты вошёл серьёзный Хисын, который прямиком открывал шкаф с посудой, доставая свою высокую фарфоровую кружку с геометрическими фигурами разного цвета. — мама, почему? — требует скорого ответа Чонвон, пытаясь игнорировать присутствие сводного брата. — потому что он из тех, кто зависим от зелёного чая. — с нотой озлобленности срывается с губ Хисына, что громко сел за стол, также громко поставив кружку с горячим чёрным чаем. — кажется, поэтому от него родной отец отрёкся под прикрытием работы вдали от дома. — говорит женщина, перелаживая отборную смородину в небольшой пластмассовый тазик. — как ты мог не догадаться об этом, Чонвон? кажется, вот он момент, когда истина должна прозвучать. собирая всю силу духа в кулак, сердце в бешеном ритме бьёт по грудной клетке, Чонвон готовиться сказать правду о себе. страшно представить, что ждёт его после заветных слов, но он готов оставаться на стороне Джея, чтобы не случилось и что бы кто не говорил, ведь только Чонвон знает всё о нём. — я тоже… — громко начал Чонвон и тело тревожно затрясло. — пью зелёный чай. вот и всё. всего несколько слов, но почему так страшно? две пары глаз устремлены на Чонвона, что после сказанной правды опустил свой взгляд на столешницу, на которой красуется скатерть с синими узорами цветов, напоминающие поздние васильки. парень опасается того, каким выражением мать и брат смотрят на него. — шутишь что-ли? — через силу улыбается Хисын, вовсе не ожидая признания от младшего, хоть он и знает, какие у них с Джеем отношения. его слова — отвлекающий маневр или малая возможность для Чонвона передумать. это было сказано специально. — нет. Джей очень дорог мне. — слова и мысли о сильных, тёплых чувствах к Джею придавали смелости Чонвону в этот тревожный момент, рождая надежду на лучший исход. казалось, вот она — искренность, что теперь открывает путь к свободной жизни пары. — не может быть… — ответ матери в интонации «я не верю в сей ужас» громко захлопнул эту самую дверь, откуда тянулась рука любимого, ожидав Чонвона. женщина встала из-за стола, продолжая смотреть на него, как будто на призрака. — где они? после своего необъяснимого вопроса, она немедленно направилась в спальню Чонвона. сомкнутые шторы над входом чуть было не сорвались с алюминиевых крючков, что надежно удерживали их много лет, когда мать ворвалась туда. женщина резко открывала дверцы невысокого шкафа, нервно шаря меж аккуратно сложенной одежды младшего, и так добираясь до ящиков внизу. — мама, что ты ищешь?! — почти кричал Чонвон, следуя за неугомонной женщиной, что продолжает постепенно переворачивать его спальню вверх дном. — чай. ты же пил его в тайне, значит он где-то здесь. — каждая полочка, каждый тёмный уголок проверяет на наличие пакетиков с зелёным чаем. — нет! мама, прошу, прекрати это! — уже кричит Чонвон, когда мать всё-таки начинает шарить под кроватью, где у него стоят несколько коробок разного размера, в одной из которых хранятся их Джеем совместные фото. Чонвон не позволяет схватить ту самую маленькую, неловко падая на колени рядом и пытаясь как можно дальше под кроватью отодвинуть коробку. каждый сам убирается в своей комнате — такова была установка в их семье. поэтому младший и не думал, что мать будет даже просто бродить по его спальне. но сегодня эта женщина добралась до тайного хранилища. — Ян Чонвон, я открою эту коробку в любом случае! отпусти! — на неё словно бес напал и одолел её сознание. похоже, это та её сторона, что не показывалась ему за все его сознательные годы. Чонвон как только мог перекрывал коробочку, пытался выхватить, но ничего не вышло — фотографии выпали на пол. женщина не спеша сначала вглядываясь в изображения, берет одну за другой, но на третьей по счёту заканчивает, небрежно выпуская каждую из рук. её лицо словно каменное, что даже по сведенными бровями не сможешь определить, что оно выражает в этот конкретный момент. поиски чая по спальне продолжаются, но Чонвон уже никак на это не реагирует, просто вновь собирая ценные фотографии, которые к счастью не были испорчены. — он в нижнем ящике стола, — повернув голову в сторону матери, сообщил младший сын. странное умиротворение нападает после зашкаливающей тревоги, похожее на равнодушие и бессилие. Чонвон всё знает наперёд: эта женщина, которая родная мать, вытащит пакетики чая, затем, возможно, что-то скажет, а потом заберёт все и уничтожит их. так оно и происходит. — Ян Чонвон, ты должен, просто обязан завязать с этой дрянью! — она трясёт сжатой в кулак рукой с пакетиками перед страшно спокойным сыном, который закрыл коробку крышкой и прикрывая её руками, боясь, что её отнимут. — ты сам скоро выбросишь эти отвратительные фото. из дома ни ногой. женщина вышла из спальни, громко топая босыми ногами по полу, некоторые доски которого типично заскрипели, когда она проходила мимо Хисына, что всё это время молча наблюдал за происходящим. так он ещё стоит несколько минут, дожидаясь, пока Чонвон не подаст признаки своего обычного состояния. но младший продолжает неподвижно сидеть на деревянном полу, опустив голову вниз и Хисын не видит его лица, а лишь сгорбленную худощавую спину. — уходи, Хисын. — тихо произносит Чонвон. Хисын не уверен, что лишать младшего свободы выбора и зелёного чая, от которого зависимость не проходит, это правильно. Хисын сейчас ни в чем не уверен. неслышно вздохнув, он покидает чужую спальню, плотно закрывая шторы за собой.

***

первый день без приёма порции необходимого чая проходит вполне обычно, не чувствуя ухудшения. Чонвон практически весь день провел в своей постели, занимаясь время от времени, когда сон отступал, лёгким перекусом и чтением старых книг, прочитанных уже не раз. в первый день его никто не беспокоит, никто не просит в чем то помочь, всё это выполняет Хисын, то выходивший несколько раз на улицу, то столько же раз возвращаясь обратно. Чонвон ранее говорил Джею, что обязательно скоро вернётся и это он готов сделать, но не сегодня. нужно немного подождать, как это делает Джей где-то у себя дома. на второй день без зелёного чая становится скоро ужасно: всё тело ломит, глаза горят, в душе будто лава разливается, пробуждая взрывы небывалой силы, от чего к вечеру Чонвон не в силах сдерживать стонов от боли. ещё пока слабые крики вырываются в мягкую подушку, в которую бледные пальцы страшно впиваются. на шум в спальне осторожно приходит Хисын с испугом в чёрных глазах. — Чонвон? что происходит? — Хисыну не по себе из-за состояния брата, что сейчас сворачивается с подушкой у лица и страдальчески дыша в неё. — это ломка? что мне сделать, Чонвон?! не видя никогда раньше чего-то подобного, Хисын в испуге срывается на крик. Чонвон медленно убирает мятую подушку и жмурясь от приступа пытается что-то сказать, но внутренняя каша ощущений перехватывает дыхание, вынуждая вновь протяжно стонать. — дома только мы с тобой, Чонвон. где мне достать эту проклятую траву?! — Хисын готов помочь брату. наконец. — у Джея. — с трудом ответил младший, не понимая где именно в комнате находится брат — всё вокруг плывёт и меняется местами. если с таким состоянием затянуть, говорил однажды младшему Джей, то с большой вероятностью может быть побочный эффект — непереносимость прочих жидкостей, отличимых от зелёного чая, исключая воду. — потерпи, ладно? я скоро вернусь. — Хисыну страшно, пусть он позже и не признается даже самому себе в этом. быстро проезжая мимо знакомых улиц на велосипеде Чонвона, издавая громкий стук изношенной цепи, натыкаясь колёсами о ямки или кочки неровной местами дорогой, Хисын добирался до дальнего дома Пака. — Джей Пак! — стучит кулаком по железной калитке ворот, вызывая. — Джей! на громкий зов парня нет какого-либо отклика, поэтому он без ведома хозяина входит в ограду, лёгким бегом вбегая на высокое серое крыльцо дома. стуча уже во входную дверь и ближайшее окно помещения, Хисын вновь зовёт парня. недолго ему пришлось шуметь — Джей скоро открывает большую дверь, недовольно оглядывая незванного гостя. — Чонвону нужна твоя помощь. — будто всё ещё докрикиваясь до парня, сообщает Хисын. — зелёный чай.