В этом мире неверном не будь дураком: Полагаться не вздумай на тех, кто кругом. Трезвым оком взгляни на ближайшего друга — Друг, возможно, окажется злейшим врагом.
— Мисс, почему Вы не ложитесь спать? — Ханна посмотрела на часы, которые показывали без пяти минут полночь. — Мне не спится... — я тоже взглянула на часы, понимая, что через пять минут мне исполнится семнадцать. — Мисс, завтра предстоит тяжёлый день, и вы должны хорошо выспаться. Дверь со стуком открылась, и в комнату вошёл отец и попросил Ханну выйти. Он выглядел растерянным и смущённым, а его глаза были полными тоски. — Герцог, давайте присядем. — отец качнул головой и сел на софу, а я разместилась в кресле напротив. — Аделисия, дочь моя. Через пару минут тебе исполнится семнадцать лет. И я хочу преподнести подарок... Я только сейчас заметила, что отец держал в руке – это была небольшая книга с замком — дневник. Но зачем ему дарить мне его? Я ведь никогда не вела дневники, и по виду тот дневник совсем не новый. Когда отец запнулся, я была глубоко поражена: Великий герцог нервничает! — Это подарок от твоей мамы... Мне послышалось? — В этом дневнике она написала кое-что важное, что тебе пригодится в будущем... Я протянула дрожащие руки, мне было тяжело дышать из-за сердца, которое, кажется, остановилось, чтобы принять подарок, и в мои руки лёг дневник моей мамы. Долгое время смотрела на него не шелохнувшись: я не верила своим глазам. В прошлом я не знала о его существовании. — Аделисия, я оставлю тебя, тебе многое нужно узнать... — Спасибо, папа... Я хочу чтобы ты остался... Наконец, волна эмоций накрыла меня с головой, и слезы выступили на глаза. Сдерживаясь, я сильно прикусила губу, чтобы не заплакать, однако слёзы, капля за каплей, продолжали стекать по щекам несмотря на всю мою волю. Я поджала колени к груди и, уткнувшись в них лицом, заплакала навзрыд. Моё сердце готово было разорваться от переполнявших меня эмоций, но отец оказался рядом и погладил меня по спине. Я подняла голову и увидела, как он вытирает свои слёзы. — Папа? — я встала с кресла и обняла дорогого мне человека. Отец обнял в ответ и уткнулся мне в плечо, от чего моя ночная сорочка намокла из-за его слёз. Так рухнул барьер, который был между нами долгое время. Нам понадобилось некоторое время чтобы успокоиться, и только тогда я смогла вновь взять мамин дневник. Папа дал мне ключ, и я открыла его. Внутри я нашла письмо и первым делом прочла его."Дорогая моя Аделисия! Ты стала уже взрослой девочкой, раз читаешь моё послание. Ты не представляешь, как я счастлива в этот момент: я представила себе взрослую и счастливую свою дочку, читающую это письмо, возможно, у тебя уже есть свой ребёнок, значит я — бабушка... Как-то необычно... Я очень хотела бы быть в твоей жизни, но судьба распорядилась иначе, и ты должна знать: я люблю тебя больше жизни. Думаю, что и Адриан в тебе души не чает... Ну вот, снова я улыбаюсь сквозь слёзы, ведь я знаю, что мне никогда не увидеть тебя, внуков и свою старость рядом с любимым мужем. Я несколько раз пыталась исправить это и быть с вами, и только с третьей попытки я поняла, что мне не избежать смерти. Сейчас я на седьмом месяце беременности, и неделю назад доктор сказал, что предстоят тяжелые роды, ведь мой ребёночек очень крупненький, зато здоровый, но во время родов выяснится, что ты не перевернулась головкой вниз, и даже не ножками, а попой, и врач, принимающий роды, будет стоять перед выбором: спасти тебя или меня... Ты спросишь, откуда я это всё знаю? — я прожила уже два твоих рождения, и это будет третий... В первый раз мы с Адрианом решили, что нужно попробовать спасти нас двоих, но ничего не вышло: ты задохнулась в утробе, а я умерла от кровопотери. Во второй раз мы с болью в сердце решили, что спасать нужно меня, и в итоге я не смогла прожить и месяца без тебя и наложила на себя руки. Сейчас третья моя попытка, и я решила, что должна жить ты, моё драгоценное дитя. Спросишь, боюсь ли я? То я отвечу — нет. Это не первая моя смерть, но последняя. Я умру счастливой, не жалея ни о чем. Возможно, ты решишь, что я сошла с ума... Это не так... Это дар, которым наградили наш род. И этот дар передаётся из поколения в поколение по женской линии... Чтобы тебе стало ясно, вот история, которая передаётся на протяжении четырёхсот лет: Четыреста лет назад во времена инквизиции в дом нашей прародительницы постучалась девушка, которая попросила помочь с ночлегом. Она была очень красива, умна и добра. Эту девушку звали Сара, она была одинокой и кочующей из деревни в деревню. Наша прародительница предложила ей остаться у неё столько, сколько захочет, и Сара согласилась. Они подружились и стали считать друг друга семьёй, пока в одну ночь в дом не ворвались инквизиторы и не объявили о том, что Сара ведьма. Наша Мать помогла сбежать Саре и осталась в своём доме с мужем, хотя Сара просила всю семью бежать вместе с ней. И пока инквизиторы были без сознания, Сара взяла лист бумаги что-то написала, а после сожгла, осыпав этим пеплом прародительницу, сказала «в другой жизни не пускай меня к себе в дом» и ушла. Нашу праматерь обвинили в помощи ведьме и казнили, но она снова открыла глаза, это был тот день, когда к ней должна была постучать в дверь Сара, то есть за полгода до своей смерти. И когда Сара постучала в дверь, праматерь пустила её, рассказав о случившемся. И ведьма рассказала про дар (или проклятье). Время, как река, которую нельзя заставить течь в обратном направлении, как и человек не может вернуться назад в прошлое... Но можно создать ответвление русла, не меняя основного течения. То есть, когда, умирая, мы возвращаемся назад, то создаём другой путь жизни нашими поступками и решениями, но при этом та жизнь, в которой мы умерли, продолжает течь в своем направлении без нас. И с каждым «возвращением» создаётся новая ветвь, а прежняя продолжается без нас. И таких ветвей может быть множество. Что возвращает нас назад, давая ещё один шанс, а что заставляет закрыть глаза навечно? СОЖАЛЕНИЕ! Если перед смертью ты сожалеешь о прожитом, то ты вернёшься назад для исправления той жизни, которая была для тебя мучением. А если ты прожила жизнь без сожаления, то обретёшь покой. Всё просто и одновременно очень сложно... Аделисия, я хочу, чтобы ты не винила себя в моей смерти и двигалась вперёд. Знай, я ни о чём не сожалею! Надеюсь ты не столкнёшься с горестями жизни и проживёшь долгую и счастливую жизнь, но если этого не случится — измени её в лучшую сторону и живи наслаждаясь той, которая принесёт тебе счастье... У тебя множество попыток, но помни, что люди, любившие тебя, продолжат страдать там без тебя. Знай, что нас отбрасывает только в тот момент, когда мы можем что-то исправить. Я возвращалась всегда в одно и тоже время, когда я только узнала о своей беременности. Но возвращение также может быть в разные отрезки времени: на несколько годов, месяцев или даже час назад — это именно то время, когда ты можешь исправить свою судьбу. Если вдруг случится что-то плохое с тобой, и ты вернёшься назад, то если захочешь, можешь увидеть, как сложилась жизнь дорогих тебе людей в той жизни, где ты умерла. Для этого нужно провести несложный ритуал: сядь перед открытым огнём, а позади огня поставь отражающую поверхность и скажи, смотря на отражающийся огонь: «Время вспять не повернуть, Лишь невзгоды обогнуть. Здесь жива, а там мертва, Покажи жизнь без меня.» После, доченька, тебе придёт видение на яву, или приснится сон о том, что произошло после смерти. Все эти знания ты должна передать своей дочери, а та — своей. Это драгоценные знания. Люблю тебя, твоя мама!"
Я отложила письмо в сторону и посмотрела на отца: — Ты знал? — Узнал совсем недавно...***
Когда герцог Уилтшир затеял ремонт комнаты Аделисии, то параллельно решил разобраться в комнате жены, которая была заперта очень много лет, и накануне дня рождения Аделисии в его кабинет вошёл дворецкий с красивой шкатулкой в руках. Адриан сразу узнал её — это любимая шкатулка его жены, которую он подарил на первом свидании. Открыв ларчик, он увидел письмо, адресованное ему от его горячо любимой жены, не раздумывая, он сразу распечатал его и прочитал. Содержание письма было написано на двух листах. В этом письме Кэтрин писала о любви к мужу и просила прощения за то решение, которое она приняла в одиночку — умереть, также она писала про те жизни в которых она умерла, и как тяжело было ей от потери ребёнка. Адриан даже не стал сомневаться в правдивости слов жены, он хорошо знал Кэти: она никогда не стала бы врать ему. Самая отличительная черта Кэтрин заключалась в том, что она могла писать такие письма, которые ты читаешь и проживаешь все написанные моменты. Также и Адриан, прочитав письмо, пережил ту же боль, которую пережила и его жена. И в один момент его словно ударили по голове. Неужели и Аделисия испытала этот «дар»? Он сразу вспомнил, как резко изменилась Аделисия, его сердце заныло от боли, и слёзы, которые он сдерживал на протяжении всего письма, хлынули из глаз. Пережить смерть, боль, и возможно, предательство... Такое и злейшему врагу не пожелаешь. Герцогу понадобилось некоторое время, чтобы прийти в норму, и он серьёзно задумался: «а не навредит ли это письмо его дочери?». Долгие раздумья и бессонная ночь привели его к верному решению — отдать дневник с письмом дочери. Он не стал открывать и читать, что предназначалось для Аделисии. И вот, когда он собрался с духом, Герцог пошёл к дочери и отдал ей дневник, от чего она горько заплакала. От одного вида слёз дочери, сердце Адриана было почти разорвано и, вытирая слёзы Аделисии, он чувствовал, что ему ещё больнее. Его боль за дочь, которая никогда не видела и не слышала свою мать, в отличие от него, переплеталась радостью: она впервые назвала его «папа», возможно, это так сыграли эмоции, и после всё вернётся на свои круги, но он смог услышать то, что дало ему надежду. Он заплакал и уткнулся в плечо дочери. А когда она читала письмо, он понял, что случилось что-то страшное с его дочерью: она была серьёзна и сразу приняла данную весть без доли сомнения. Бедное дитя.***
Я аккуратно свернула письмо и взяла мамин дневник, прочла пару страниц, на которых мама записывала всё, что случалось с ней за день, все переживания и мечты на протяжении всей беременности. Но меня остановил отец: он аккуратно закрыл дневник и сказал, что мне надо лечь спать. Я аккуратно убрала мамин дневник в ящик прикроватной тумбы и повернула ключ замка. К этому моменту Ханна принесла мне горячее молоко с ароматным мёдом. Выпив его, я легла спать и с мыслями «сегодня точно не смогу уснуть» погрузилась в объятия Морфея. Я проснулась, на удивление, выспавшаяся, и Ханна сразу начала помогать мне. Когда я была готова, ко мне в комнату постучались – это был отец. Я поприветствовала его и обняла. Я видела, как у Ханны полезли глаза на лоб от увиденной картины, но лишь пожала плечами и смущённо улыбнулась ей. — Аделисия, дочка... Сегодня твой день рождения, и я подготовил тебе подарок... — Папа, — я удивлённо посмотрела на него, — но ты уже вчера сделал мне подарок... Отец улыбнулся и погладил меня по голове, его прежде холодные глаза источали тепло и заботу. — Аделисия, тот подарок не от меня... Если так подумать... Великий Герцог нежно взял меня за руки и повёл за собой: мы шли к моей старой комнате. Подходя к ней, я заметила огромный красный бант на дверях, но это была не моя дверь, точнее дверь в мою комнату была заменена на новую. Это была резная дверь из цельного чёрного дуба, такая дверь стоит очень-очень дорого. Мне даже стало любопытно и немного страшно, что находится за этой дверью. Дверь тихо открылась, и я вошла в свою спальню... Бог мой! Это великолепно! Новый ремонт комнаты пришёлся мне по вкусу: всю старую розовую мебель убрали, также не было золота, фресок и рюшей. Теперь моя спальня уставлена по минимуму: кровать, тумба, небольшой круглый стол и большая софа. Вся мебель была темно-бордового и черного цвета, но стены и пол напоминали мне страницы книг. На стенах висело несколько картин и... Мамин портрет? Я подбежала к нему, подумав, что меня подводит зрение, но не ошиблась... Я перевела взгляд на папу, он улыбнулся мне, подошёл, обняв меня за плечи, и сказал: — Я подумал, что ты будешь не против, если портрет твоей мамы будет висеть тут... — Спасибо! — я обняла папу. Я думала что заплачу, но, на удивление, этого не случилось. Это самый счастливый день рождения... Время летело с бешеной скоростью, и вскоре наступил вечер. Все гости были в сборе, отсутствовали только Король Восточного государства и Первый Принц Минджун, но они передали свои подарки и извинения с Королевой. Когда с поздравлениями было покончено, я пригласила всех за стол. Рядом со мной сели Юнги и отец по обе стороны, Чимин сидел напротив рядом с Лией и Королевой. Около Королевы сидел Фредерик, а напротив него Принцесса Марта, между Мартой и Юнги — Пенелопа. Отец подал знак, и слуги начали вносить блюда и ставить на стол, а дворецкий разливать вино по бокалам. Вечер проходил достаточно спокойно, но при этом никто не скучал, все вели оживлённую беседу. Время приближалось к чаепитию, и гостям на выбор предложили напитки: черный чай, зелёный, фруктовый и кофе. Все выбрали кофе, кроме меня, Фредерика и Лии. Лия попросила молоко, а я и Фредерик фруктовый чай. — Этот чай мне подарила твоя сестра, — я говорила с Фредериком, когда нам разливали чай по чашкам. — Я его не пробовал, Глория пьёт его только с подругами, — обиженно сказал Фредерик, а после улыбнулся. Я улыбнулась в ответ, но, почувствовав на себе взгляд, повернулась к Чимину. — Ваше Высочество, как Вам кофе? — Вкусный... Я поднесла чашку с чаем к губам, но резким движением Юнги выбил её из моих рук, я успела только слегка намочить губы. Следом послышался визг Пенелопы и Марты, повернувшись в их сторону, я увидела Фредерика, лежащего без движения на столе. За столом поднялась паника, кто-то звал доктора, а я вскочила и побежала к другу, но мои ноги подкосились, и я рухнула на пол. Моё тело пронзила острая боль, и я не могла сдержать болезненный стон, следом за болью пришел жар, и моё тело начало содрогаться в судорогах. Боль была невыносимой, было ощущение, что меня насквозь прокалывают раскалёнными иглами, а внутренности наматывают на меч. Перед глазами я увидела отца и Чимина, они что-то говорили, их не было слышно, только было видно шевеление губ, но и это продлилось не долго: в глазах помутнело, и боль резко оборвалась.***
Врачи поместья Уилтшир прибыли быстро, но к их приходу Фредерик был уже мёртв, его смерть была мгновенной. Юнги молниеносно выбил чашку из рук Аделисии, как только заметил, что у Фредерика пошла пена изо рта, после глотка чая. И всё-таки Аделисия успела намочить губы, ей хватило сил встать, и Юнги решил, что обошлось, но Аделисия упала, и её лицо было искажено от боли. Как только Чимин увидел падающую Аделисию, он ринулся к ней через стол, но не успел её поймать. — Делис! — Дочка! Герцог, Юнги и Чимин одновременно подбежали к Аделисии, она лежала на полу, и всё её тело начало дёргаться, и изо рта пошла белая пена. Мужчины кричали и звали врачей. Герцог положил голову дочери себе на колени, чувствуя как она горит, а Юнги и Чимин куда-то убежали. Вскоре Юнги вернулся с докторами, один подбежал к Фредерику, а Гилберт к Аделисии. Герцог крепко прижимал к себе дочь и сквозь слёзы причитал: — Аделисия... Аделисия... Аделисия Эти слова были словно заклинанием для спасения дочери. — Аделисия... Аделисия... Гилберт слегка оттолкнул Герцога, так как он не слышал его. И принялся делать искусственное дыхание и непрямой массаж сердца. Все застыли, как статуи, лишь слёзы катились по их щекам, показывая, что это живые люди. Королева прижимала к себе Лию, не давая ей смотреть на всё это. Марта и Пенелопа стояли белыми, как мел. В комнату ворвался Чимин со своим мечом и, подбежав к Пенелопе, направил его к шее девушки. — Дрянь, — сквозь стиснутые зубы процедил Чимин и занёс руку с мечом для удара.