Ash smoke

— Посидел бы ты, а я сейчас. — Джексон вразвалочку вышел из комнаты, и темный коридор озарился ярким светом из дверей ванной комнаты напротив. — Георгич, может, правда, присядешь? — Паша смотрел взволнованно. Шилов вздохнул. Видимо, опять он не уследил за выражением своего лица, в которое за последнее время прочно въелось что-то явно старчески-гневливое. Кряхтя, с пашиной поддержкой, сел. На службе он бы послал любого, кто попробовал бы советовать, что ему делать. Даже самого Пашу. Даже генерала Донченко. Но дома он не начальник. Рома. Ромчик. Ромашка. Правда за последнее Жека уже получал в бубен, но называть не переставал. Лишь лыбился на грозный ромин взгляд. В итоге Шилову пришлось смириться. Должна же быть, в конце концов, отдушина у старого афганского пса. Шум воды за стенами сливался с чуть слышным завыванием ветра за окном. В комнате было прохладно. Это ощущалось особенно остро сначала пропотевшим, а теперь стремительно остывающим телом. Рома даже сказать ничего не успел, как Арнаутов набросил на его плечи одеяло, еще и приткнул с боков, чтобы не продувало. Заботливый, черт. Шилов покачал головой и откинул справа полу одеяла, кивая. Паша молча опустился рядом и укутал их получше. Они касались плечами, бедрами, ниже — икроножными, но это не раздражало. Шилов смотрел прямо перед собой, Павел — на него. В какой-то момент он наклонился и легко поцеловал Рому в плечо, заставляя вздрогнуть от соприкосновения щетины с кожей. Арнаутов прекрасно знал, что в такие минуты Шилов не будет возникать, потому что въевшееся в подкорку амплуа привычного для всех Романа Георгиевича бесследно исчезало, оставляя мало что хорошего видевшего на своем веку человека, голодного до простой ласки. В ответ Рома склонился и уперся носом в чужое плечо, закрывая глаза. Он тоже все понимал. Так же ценил, так же любил, так же боялся думать, что очередное пулевое или ножевое закончатся не короткой отлежкой в больничке, а чем-то другим. Просто говорить о чувствах они втроем не любили. Пустое это. Но маленькие нежные жесты-действия — что-то вроде маркера чужого участия в твоей жизни — воспронимались ими как гораздо большее, чем словесное признание. И в первую очередь — речь про касания. Вскоре в дверях появился Иванов. — Так, не спать, не спать, — косить, косить. Рома усилием разлепил глаза, но остался в прежнем положении. — Жек, можешь еще кое-что сделать…? — Я весь внимание. — Иди обратно для получения дальнейших инструкций. — Есть, начальник. — На месте! — послышался крик. Наконец Рома оторвался от такого удобного лежбища и, прокашлявшись, прокричал в ответ. — Открывай тумбочку. Вторая полка сверху. Куча склянок, видишь? — Так. — Бери те, на которых написано «можжевельник», «пихта» и «эвкалипт». — Третье что? — Эв-ка-липт. — Дальше. — По-немногу капель из каждой накапай в воду. — Немного — это сколько, Рома? Ты ж знаешь, я воспринимаю только четкие команды. «Выполнять», «смирно», «фас». «Немного» — не знаю такого. — Не ворчи. По десятку капель накапай — и ладно будет. — Принял. На пару минут снова стало тихо. — Ладно, Паш, пошли посмотрим, что там Жека нахимичил. Рома хлопнул по коленям и, выпутавшись из теплого кокона, поднялся с места. Застывающие мышцы тупым тянущим спазмом дали о себе знать. Арнаутов прошел за Шиловым в ванную, чуть не контролируя каждый его шаг. Джексон уже лежал с закинутыми за голову руками на дальней половине двухместного джакузи. — Да, ванночка — что надо. — Приятель из Финки подогнал в начале нулевых. Грех отказываться было. В середине прямоугольника пластиковой посудины на возвышении находилась неширокая ниша между местами для лежания. И, что кстати, вполне анатомически выверенная: две перетекающие одна в другую полки для гелей для душа при желании перетрансформировывались под место для головы и плечей. — Прошу, ваше благородие, в серединочку. Рома шагнул одной ногой, привык, залез полностью, дав наконец себе опуститься в горячую воду с головой. Почувствовать себя живым. В мокрую и ветреную погоду у него всегда начинали ныть места прошлых ранений, и эта боль распространялась по всему телу, поселяя желание сжаться до минимальных размеров. Вода же, приправленная эфирными маслами, если не убирала совсем, то мягко отгоняла неприятные ощущения. Джексон под водой привычно ухватил его за бедро, поглаживая внутреннюю сторону. Наконец Шилов вынырнул на поверхность, протирая лицо, и откинулся назад. — Рановато ты топиться собрался. — Смерив косящегося на него Жеку нечитаемым взглядом, Рома прикрыл глаза. Уже две руки с двух сторон медленно скользили по расслабленному телу, стискивали подрумянившуюся от температуры кожу. Пахло хвоей. В тепле этот запах становился агрессивнее и насыщеннее, оставался привкусом на языке, маслянистой пленкой — на коже, свободной от воды. — С вами утопишься. Вы ж таких дел без меня наделаете, — Орехов не отпишется… — Ага. Мы тебя тоже любим, Ромело. Две ладони почти одновременно прошлись по выступившим больше меры ребрам. Рома морщился, когда пальцы еле заметно задевали налившиеся гематомы, что были оставлены этими же пальцами немного загодя. Он, конечно, поворчит, что придется снова надевать что-то длинное и с воротником при жарящих в кабинете батареях, но лишь для вида. Сейчас заботило немного другое. Расслабление потихоньку отходило на второй план. Оживающий организм начинал реагировать на навязчивые касания, но Шилов терпел, играя желваками, и по-прежнему не подавал вид. Но получалось так себе. Из-за нерасчитанного на троих места дыхание лежащих полубоком мужчин с двух сторон прохладными струйками упиралось аккурат Роме в шею. И их взгляды… — он чувствовал их кожей. — Любите, говоришь? Тогда притащите сигареты из куртки. Удлинившиеся вдохи и выдохи не сказать, чтобы помогали отвлечься от ускорившихся движений. Рома не выдержал, и под ухмылку Джексона с плеском раскинул руки в стороны, сдавливая с силой чужие плечи по обе стороны от себя. — Смотри-ка ты, не всю дурь вытрахали. Паша улыбнулся и наклонился к все еще лежащему с закрытыми глазами Шилову. — Легкие поберег бы… — Да кого он когда слушал. — Жека наконец закончил издеваться и сжал в ладони полувозбужденный член. Рома задержал дыхание на несколько секунд и, выдохнув, развел ноги в стороны, насколько позволяло место. — О! Таможня дает добро. Не выдержав, Шилов рассмеялся, позволяя Джексону перетянуть себя на бок и начать свободнее двигать рукой меж раскрытых бедер. — Вы невыносимы. Знаете? С другой стороны привалился Арнаутов, оказываясь с Ромой лицом к лицу. — Поэтому ты один нас и любишь. — Еще как… Поэтому… — Шилов вывернулся из объятий и спихнул с себя руки, — хватит. Я в душ, — и спать, спать, спать. Полноценным выходным Орехов наградил только Шилова, чтобы тот не пугал народ мешками под глазами и нервным рявканьем. Остальные должны были смотаться для отчетности. Бюрократическую волокиту никто не отменял. Даже в субботу. Поднявшись сначала в положение сидя, Рома затем встал на ноги, нехотя покидая душистую негу, и перешагнул на пол. Жека сложил руки на груди. — И что это за возбудим и не дадим? — Кому-то ехать скоро. — И что? На полдня. — Но к 9ти. Так что хватит. — Уже тише ответил Шилов, пресекая дальнейшую дискуссию. Иванов только поджал губы и посмотрел на Пашу, который пожал плечами и уже свободно откинулся назад, по шею погружаясь в чуть остывшую воду. Стеклянные стенки просторной душевой полностью запотели и потеряли прозрачность. Рома открыл пару из нескольких кранов: вода из широкой лейки потекла прямо с потолка, и более жесткий поток — сбоку, горизонтально. Встав так, чтобы струя попадала в поясницу, Шилов бросил голову вперед и закрыл глаза. Многочисленные капли беспрепятственно стекали по волосам на лицо, очерчивая веки, нос, линию скул и подбородка — и далее так же свободно спускались вниз. Двигаться не хотелось. Статичность позы нарушало лишь движение вверх-вниз грудной клетки, вместе с ней — опущенных плечей. Он и не заметил, как спустя несколько минут дверь сбоку от него щелкнула. Опомнился лишь, когда струя, что била в поясницу, исчезла и почувствовал спиной вздымающуюся грудь, что прижалась вплотную. Его легонечко придвинули назад, увеличивая площадь соприкосновения. Шилов открыл было рот, но подумал о том, что шутка про упирающийся пистолет была бы излишней. Вместо этого он вытянулся, запрокидывая голову, и наткнулся взглядом на улыбающееся лицо Джексона. — Давно не виделись. — Подытожил Рома. — А мы соскучились. — Приедете в черте каком состоянии, что начальство скажет? — Что я вас распустил. — Ну, с начальством мы как-нибудь договоримся… — Жека подмигнул Паше.— Не в первый раз? Паша вырубил воду и подошел спереди, также вплотную. Посмотрел так выразительно из-под чуть прикрытых век, сверху вниз. Иванов без прелюдии, не отстраняясь, одним движением вошел до конца, заставляя Шилова приподняться на носках от неожиданности и на выдохе опуститься в чужих руках. — Жека… — Чш-чш-чш. Расслабься. Рому перехватили поперек живота, но опоры не хватало, и тут же Арнаутов шагнул вперед, позволяя ему вцепиться в свои предплечья. Все возможные возражения вырвались лишь громким вздохом. Шилов покорно прогнулся в пояснице, принимая с еле слышными стонами размеренные толчки. Но Джексон, видимо, жалел его и потому аккуратничал, двигаясь гораздо нежнее, чем обычно. Нарастающее сквозь боль удовольствие подступало, но едва тот чуть сбавлял темп, отходило, и все тело дрожало от дразнящего напряжения. Шилов несколько раз сам подался назад. — Сильнее. Два раза Иванова просить не надо. Сам напросился. Рома вскрикнул от слишком резкого движения, инстинктивно стараясь отодвинуться, но Жека лишь крепче прижал его к себе, тяжело выдыхая в плечо. Хватило еще несколько секунд, чтобы Джексон, качнув корпусом вперед, кончил и сразу же вышел из Ромы, отпуская его в объятия Паши. Шилов еще не отдышался и позволил себя повернуть спиной к стеклянной стенке. Холодная поверхность ощутимо взбодрила своей контрастностью с теплотой тела обнявшего его Арнаутова. — Сейчас, Ром, сейчас будет хорошо. — Он взял под бедро, приподнял и, направив другой рукой член, скользнул внутрь. На этот раз угол при толчках чуть изменился, и Шилов через несколько движений излился между скользящими влажными животами. Паша, измученный ожиданием перед этим, почти сразу последовал за ним. Рома, не отходя от стены, ненадолго закрыл глаза. Кто-то из двоих включил воду, и вскоре снова стало душно от поднимающегося пара. Спать хотелось ужасно. Кое-как Шилов нашел в себе силы ополоснуться и затем дойти до комнаты одеться, пока остальные чуть наводили порядок, снова под мат про себя перестелить постельное и наконец улечься. Усталость срубила моментальным сном, правда, поверхностным, потому как спустя какое-то время Рома проснулся. Так же привычно с двух сторон ощущались горячие тела. Чья-то рука на его плече. Слышались мерное дыхание и редкие всхрапы. Тепло. Сонно. До пробуждения есть еще несколько часов безмолвной безмятежности. Удовлетворенно улыбнувшись, Шилов снова закрыл глаза.