Бомбардо

Свеча горит своим нескончаемым пламенем, несмотря на позднее время суток. Запах тлеющего воска смешивается с запахом старой бумаги и книжной пыли, спрятанной в тысячах страниц книг огромной библиотеки Хогвартса, а тишина прерывается лишь мерным дыханием находящегося здесь студента да шорохом его мантии. Юный староста, перелистывая очередную страницу, устало выдыхает и смотрит в конспект со слегка неразборчивым почерком. Берёт перо, макает в чернильницу и, прежде чем с облегчением откинуться на спинку стула и прикрыть глаза, дописывает последние заметки. Определённый плюс быть старостой — иметь возможность находиться здесь после отбоя. Но есть и определённый минус — повышенная ответственность и в принципе необходимость так усердно учиться, пока остальные студенты коротают вечер в тёплых кроватях. — Кто бы сомневался, что ты именно здесь, Антон. Голос заставляет Шастуна вздрогнуть и обернуться. — Дима, твою мать, — выдыхает парень и недовольно цокает. — Зачем так пугать? — Уж лучше это буду я, нежели смотритель, — ухмыляется друг, подходя ближе. — Что тут у тебя? Голубой галстук в полоску поблёскивает в приглушённом свете свечи, когда староста Когтеврана Дмитрий Позов склоняется над исписанным пергаментом. Свет отражается от очков, создавая едва заметный блик, прокатывающийся по белой рубашке на достаточно упитанном теле волшебника, и Шастун вновь вздыхает, отводя взгляд к окну. — Конспекты на ближайшие занятия. Решил сделать это заранее, пока количество домашки не начало убивать. Антон ещё сильнее оттягивает уже ослабленный галстук алого цвета и вновь прикрывает глаза, игнорируя слегка недовольный взгляд друга. — Ты прикалываешься? Мы только сегодня приехали, вещи ещё даже не разложили, а ты сразу за учебники! — искренне возмущается Позов. — И не думаю, что количество домашки завтра будет таким, что ты не сможешь выйти из-за стола с книгами. — Завтра, может, и нет, — Шаст открывает глаза и захлопывает фолиант, — а вот потом — точно. Нас в прошлом году выжимали, а уж на седьмом курсе… — У тебя синдром отличника, ты знаешь? — хмыкает Дима, отклоняясь от стола и позволяя другу собраться. — Я староста, у меня не то чтобы есть выбор. Шастун поднимается, складируя на сгиб локтя левой руки книги и несколько листов пергамента, а после подхватывает свечу и кивает в сторону коридора. Позов разводит руками, сдерживая очередной добро-дружеский стёб, и пропускает старосту Гриффиндора вперёд. — А вещи у меня разобраны, к слову, — слегка обиженно бросает Антон, на что Дима заливается тихим смехом. — Ага. А ещё у тебя нарушен комендантский час. — Зануда. Я староста — я патрулирую. — Патрулируешь что? Книги по травологии? — По трансфигурации вообще-то, — пропускает шутку Шастун, выскальзывая за дверь. Позов секунду медлит, а после с тихим хихиканьем следует за другом. Шаги эхом отражаются от стен и разлетаются по тёмным коридорам, пока друзья направляются в Башню Старост. Хогвартс в ночное время суток абсолютно полностью оправдывает архитектуру и смысл строения старинного замка — чуть пугающая жутковатая атмосфера, тускло горящие факелы на высоких каменных стенах и завывания ветра в пустых коридорах, доносящиеся до ушей словно тихий шёпот. Какое-то время Дима молчит, размышляя над тем, насколько же у его друга усталое выражение лица, которое таким, в первый-то день в Хогвартсе, быть не должно. Пусть он и староста, пусть — седьмой курс, но даже Позов, являясь старостой «самого умного», если верить стереотипам, факультета, не настолько помешан на учёбе. — Я, кстати, что-то пропустил? — Шастун бросает взгляд на идущего рядом друга без особого энтузиазма. Пропустить что-то, что могло произойти в Башне Старост за несколько часов после ужина, вряд ли возможно, конечно. По крайней мере, так думает Антон, желая этим вопросом просто поддержать беседу, несмотря на слегка кипящий мозг. — Кстати, да! — оживляется Дима. — Старосты Слизерина сменились. — Слизерина? — вскидывает бровь Антон уже более заинтересованно. — Сразу оба? — Ага. — Но они ведь тоже на седьмом. Старосты меняются при выпуске прошлых, с пятого курса… — задумчиво тянет парень, на что Позов закатывает глаза. — Шаст, я прекрасно помню регламент назначения. Хрен знает, чего их назначили, но парень, вроде, какая-то важная шишка. — Шишка? — Знаю только это, — разводит руками Дима. — Вот прям дословно. Оксана рассказала. Я сам с ними ещё не виделся. — Ну да, собрание старост-то завтра. — О, его, кстати, тоже перенесли из-за этого парня. Должен приехать то ли сегодня ночью, то ли под утро. — М-м, — равнодушно тянет Антон, поводя плечами от неожиданного сквозняка. — Велика, значит, шишка. А девчонка? Имён не знаешь? — Арсений, кажется, — чуть задумывается Дима, — а вторая — Алёна Гоури. С нашего курса. — Помню ее, — кивает Антон. — Странно только, что старостой стала. Вроде никогда особо не рвалась. А вот парня… — Я его тоже не помню. Вроде не было никаких Арсениев на Слизерине. Да кто ж их знает, — жмёт плечами Димка, когда парни уже подходят к портрету. — В любом случае, плевать — главное, чтобы жить не мешали. Шаст усмехается и называет портрету Мерлина пароль. Старик радушно улыбается старостам, проводя рукой по белоснежной бороде, и дверь открывается, пропуская парней в Башню. Оказавшись в гостиной, Антон сбрасывает учебники на кофейный столик и падает в кресло. — Спать-то идёшь? — притормаживает у винтовой лестницы Дима, оборачиваясь на друга. — Чуть позже. Так что спокойной, — отмахивается тот, переводя взгляд на горящий камин. Позов бросает «ночи» в ответ и скрывается на верхнем этаже. Антон тем временем откидывается на спинку мягкого кресла и вытягивает ноги, упираясь коленками в угол стола. Суетной день наконец заканчивается, и Антон позволяет себе выдохнуть с облегчением. Подготовка классов и гостиных совместно с учителями, встреча первокурсников на вокзале и такая надоевшая за шесть долгих лет церемония распределения на факультеты, после — «проводы» лягушат, точнее, «юных львов», до общежития Гриффиндора… Под вечер ещё и учеба — да, это явно не самый счастливый день в жизни Шастуна. Не то чтобы плохой или слишком сложный — просто утомительный. И да, у него действительно нет синдрома отличника. Просто Антон уже давно понял: если к чему-то стремишься — приходится прикладывать усилия и планировать своё время. А Антону есть, к чему стремиться — как минимум к сдаче экзаменов на оценки не ниже «выше ожидаемого» в конце года. Мерное потрескивание дров в камине в какой-то момент сливается в почти убаюкивающую песню, и Антон, расслабленный от теплоты помещения и долгожданной передышки, почти проваливается в сон, когда слышит незнакомый голос. — Старостам Гриффиндора что, даже кровати не выделяют? Антон, резко вырванный из дрёмы, тут же открывает глаза. Однако не осознаёт смысл сказанного до тех пор, пока не упирается взглядом в парня, стоящего по другую сторону гостиной. — Что? — бормочет Шастун, чуть подбираясь в кресле, и моргает, сгоняя последние следы сонливости и осматривая незнакомца. Высокий рост, белая рубашка и тёмные классические брюки. Чёрные, как смоль, волосы в аккуратной причёске, спадающие небольшой чёлкой на худощавое и выточенное, словно скульптором, лицо — острые скулы, чётко очерченный подбородок, тёмные брови и небольшая щетина. Слишком идеальные черты лица для обычного человека — думает Шастун, неосознанно проводя параллель с внешностью всяких важных графов на портретах бесчисленных коридоров школы магии. — Говорю, не удивлён, что староста Гриффиндора спит прямо в гостиной, — презрительно хмыкает маг, делая шаг к Шастуну и пристально смотря ему в глаза. Антон теряется на секунду, осознавая смысл и прошлой фразы, и этой, и возмущённо выдыхает. Незнакомец уверенно подходит ближе, останавливаясь с другой стороны столика, и смеряет Шастуна безразличным взглядом блеснувших в тусклом освещении чисто-голубых глаз. — Ты кто вообще такой? — находится Антон, не замечая на одежде оппонента никаких отличительных признаков факультетов. — Арсений Попов, староста Слизерина. Мне казалось, старосты должны быть в курсе, что происходит в их любимой школе. Голос Попова — с чего бы вообще? — сквозит презрением и вызовом. Шаст тут же хмурится, чувствуя, как внутри языками пламени разрастается злость. С какой стати этот «Попов» решил вообще докопаться до него? Мало того, что наезжает сразу, как разбудил, ещё и так самодовольно кичится своим «Слизерином» — будто перед тобой сама староста школы. — А мне казалось, что старостам не пристало опаздывать, чтобы из-за них переносили собрания, — так же ядовито отвечает Антон. Арсений приподнимает бровь, но его взгляд и выражение лица остаются всё такими же равнодушными. — Зубки есть, значит? — ровно тянет он, в несколько медленных шагов оказываясь рядом. Антон упрямо и недовольно осматривает нового старосту, сразу же чувствуя, как некомфортно ему оставаться в кресле из-за разницы в положениях тел. Арсений же надменно хмыкает, смотря на него сверху вниз. — Это, к слову, моё кресло. Так что не бросай свой тощий зад, куда не следует. «Что он сейчас сказал? Его кресло? Серьёзно?» Появившаяся было мысль о том, чтобы встать, тут же исчезает из сознания Шастуна, и возмущение неприятными мурашками прокатывается по телу. — С каких это пор мебель в общей гостиной распределена? — зло прищуривается Антон. — С тех самых, как я стал старостой, конечно. Шасту кажется, что он может подавиться собственным возмущённым вздохом. «Блять, серьёзно? И вот это староста Слизерина?» Шастун не удивлён ни разу тому факту, что поведение максимально типично для факультета, но начинает слишком сильно злиться от того, что этот наглый придурок смеет ставить свои условия, только объявившись. Да что там, вообще их ставить. — В таком случае, можешь идти к своему факультету и выдвигать правила там, — в тон Попову отвечает Шастун. — А здесь — даже не пытайся. Взгляд Арсения чуть меняется — вместо самодовольства в глазах мелькает доля удивления, а после — разрастающееся раздражение. — Встань с моего кресла, гриффиндорец, — медленно, спокойно-ядовито. Шастун ухмыляется, нарочно ёрзая и откидываясь на спинку, продолжая пристально смотреть на Попова. Ну уж нет, хрен он теперь отсюда уйдёт. Чисто из принципа. — Оно не подписано, — тянет Антон, желая выбесить в ответ. — О, это поправимо. Взмах палочкой — и когда он только успел её вытащить? — и Арсений растягивает губы в ухмылке, наблюдая, как на кожаном подлокотнике проявляются буквы: «Староста Слизерина». Антон переводит удивлённый взгляд с надписи на мага, теряясь. То ли заржать от того, насколько это по-детски, то ли покрутить пальцем у виска. Но Антон Шастун не был бы Антоном Шастуном, если бы отказывал себе в удовольствии отвечать на подобные выпады самодовольных слизеринцев. Он медленно извлекает из кармана палочку и, ухмыляясь в ответ, делает взмах. Тонкая линия перечёркивает надпись, а чуть ниже появляется новая: «Собственность Антона Шастуна». И Антон определенно чувствует себя победителем, когда наблюдает, как в глазах напротив появляется неприкрытая злость. — Чёрт, я ведь тоже умею пользоваться магией, — тянет Шаст, уже откровенно насмехаясь. Огонь в глазах напротив неожиданно тухнет, а губы Попова растягиваются в мерзкую улыбку. — Даклифорс, — произносит Арсений, резко направляя палочку вниз. Антон не успевает понять, в какой момент опора под ним исчезает. — Блять, ты чё, придурок?! — шипит Шаст, уже лёжа на ковре. Утка недовольно крякает и отпрыгивает от разозлённого мага, сверкая перьями с надписью «Собственность Антона Шастуна». — А что, не любишь уток? — скалится Арсений, чуть склоняя голову вбок. Антон никогда не был мастером контроля эмоций. Особенно в моменты, когда с ничего пытаются наезжать. Особенно, когда кресло под ним превращают в грёбаную утку. Шастун подскакивает на ноги и хватает парня за рубашку, грубо притягивая к себе и приставляя палочку к его горлу. — А ты что, бессмертный?! — шипит Антон, сверкая глазами. Ухмылка на лице Арсения исчезает тут же — он резким движением отбрасывает чужую руку и приставляет палочку в ответ. — Не смей, — опасно прищуривается Арсений, — тыкать в меня своей жалкой палочкой, если не хочешь помереть. Напряжение застывает в воздухе, сдавливая лёгкие. Антон зло сжимает губы и, подчиняясь резкой вспышке гнева, сжимает палочку крепче, готовый подорвать этого кретина на месте… — Арсений! Чужой женский голос со стороны лестницы возвращает в сознание, вытягивая из удушливого помутнения злости, и Шаст резко отстраняется от Попова, тут же переводя взгляд на девушку и опуская палочку. Брюнетка, облачённая в мантию со знаком старосты Слизерина, сходит с лестницы. Она быстро оглядывает парней и ухмыляется, чуть вскидывая голову: — А я-то думаю, что за шум. Ты скоро? Волшебница обращается явно к Арсению, и Шаст переводит взгляд на него. Тот хмыкает, в последний раз смеряя Антона презрительным взглядом, и полностью поворачивается к знакомой. — Уже закончил. Шаст против воли вздрагивает от этого отвратительного тона. «Закончил? Закончил?! Ты что, блять, экзамен сейчас сдавал?!» Но Антон сдерживает злобный порыв зацепиться вновь. Девушка тем временем подходит к Попову вплотную и обвивает рукой его талию, прислоняясь ближе, и с заметным чувством превосходства оглядывает стоящего напротив Шастуна. — Я Алёна, кстати. Новая староста Слизерина, — ухмыляется она. Антон ее, конечно, знает — видел несколько раз на потоковых парах — но все же не близко, а потому представление не вызывает недоумения. Шастун наблюдает за тем, как волшебница жмётся к Арсению. Тот бросает на неё равнодушный взгляд, не меняя позы — лишь убирает палочку в карман штанов, даже не пытаясь приобнять девушку в ответ, всем своим видом показывая, что в продолжении комедии больше не заинтересован. — Антон, — цедит в ответ на чужую любезность Шастун и переводит взгляд на бедную утку, кряхтящую где-то в ногах, чтобы взмахнуть палочкой вновь: — Андаклифорс. Дуновение ветра — и животное вертится, за секундным ураганом оставляя мягкое кожаное кресло с двумя надписями на подлокотнике. — А, заклинаниями балуетесь, — вскидывает бровь Алёна, впрочем, не слишком заинтересованно, однако Шастун игнорирует реплику, тут же направляясь к лестнице. Просто хватит с него на сегодня слизеринцев. Алёна наигранно-возмущенно сдвигает брови, наблюдая за тем, как староста гриффиндора за несколько мгновений скрывается на втором этаже. — Какой невоспитанный мальчишка! — восклицает она и возвращает взгляд к Арсению. Тот, не отзываясь, освобождается из хватки и тоже следует к лестнице, уже не замечая, как волшебница, с нотой обиды поджав губы, идёт за ним. «Антон, значит…» Попов хмыкает, открывая дверь комнаты Алёны. «А зубки и правда есть. Ещё поиграем».