В канун Рождества

Питер ловко скачет по крышам, покрытым коркой льда и слоем пушистого снега. Морозный воздух цепко хватает за оголенные кисти — единственные части тела, которые он позволяет себе открывать с тех пор, как о его существовании забыли все. Руки краснеют и начинают мелко подрагивать, но Питеру нравится это чувство. Питеру кажется, будто он живой. У Питера обостренное чувство справедливости, но совсем слабое чувство жизни. С тихим «вшш» он скользит по гладкой, крыше Санктума, обрамлённой низенькой оградой. С недавних пор у него завелась привычка заканчивать здесь патрули. Встречая первые звёзды и провожая рассветы, морозя задницу на заледенелом парапете старого храма, он думает о единственном человеке, который мог бы его понять. Который видел его отчаяние и страх, которому Питер не улыбался фальшиво, разбрасываясь липовыми обещаниями. Который, однако, ничего не помнил. Свесив ноги через дырки в ограждении, Питер облокачивается на него локтями и смотрит вниз, на лениво ползущие машины и снующие туда сюда зонтики. Снег, падающий сейчас, не парит в воздухе пушистыми хлопьями, а крупными каплями бьет по обтянутому маской лицу. Уличный шум не перебивает назойливых мыслей. — Может быть, он чай пьёт, — лениво заводит разговор сам с собой Питер. — Сидит в огромном кресле с ужасно напыщенным лицом и кутается в парку. Листает толстенные древние фолианты. А потом отвлекается, чтобы чокнуться чашкой крепкого чая с плащом. Рядом кто-то насмешливо фыркает и Питер видит справа от себя широкую морду с нахальными голубыми глазищами. Усы незваного гостя топорщатся во все стороны, а чёрные уши нервно подрагивают. Вся мордочка кота в снегу — снег свисает с пушистых щёк и цепляется за холодный нос. Большие миндалевидные глаза блестят насмешливо и иронично, но не без любопытства. Питер ласково треплет животное между ушей и, не замечая его опешившего вида, мечтательно продолжает: — Внизу наверняка опять ворчит недовольный чем-то Вонг, в гостиной трещит камин. А пахнет деревом, пылью, старыми книгами и смолой. Новая квартира Питера встретила его духотой и затхлостью: так пахнут дома-беспризорники, не нашедшие своих хозяев. Питер достаёт из кармана костюма смятую вдоль и поперёк бумажку, исписанную неровными строчками. На неё тут же падают снежинки, оставляя мокрые пятна. Текст потихоньку плывет, и Питер не знает, дело в снеге или в пелене слез, мешающей видеть. Он сминает листок и доверительно сообщает наблюдающему за ним коту: — Я приходил в ту кофейню трижды. И каждый раз доставал эту бумажку, выглядя как полный придурок. В первый день Мишель узнала, как меня зовут. Во второй я рассказал ей о том, что учился в её школе. А на третий её уже не было — уехала встречать Рождество на лыжный курорт с родителями. По крайней мере, так сказал владелец. Неда тоже не видно, но про него спросить не у кого, — тяжелый вздох вырывается против воли. Немного подержав бумагу в руках, Питер целится в мусорку на углу улицы, и, подцепив бумажный шарик паутиной, метко зашвыривает его вниз. — Не то, чтобы я жаловался, — Питер снова оборачивается на кота, который какого-то черта ещё здесь, и преувеличенно бодро подытоживает. — Вселенную не разнесло на кусочки, все плохие ребята излечены, а те, кто меня знал, в безопасности. За такое моя жизнь — не цена даже. Только Мэй… жаль. Она этого не заслужила. Питер уходит с крыши поздней ночью, проводив взглядом бледный диск солнца. Город вспыхивает разноцветными огнями как нарядная елка. На следующий день Питер приходит на крышу ближе к полуночи. Рождественские песни и семейная атмосфера не удерживают негодяев дома, и он останавливает три ограбления и одну пьяную драку, прежде чем добирается до знакомой изумрудной крыши. Вот уже несколько месяцев Питер тонет. Ночью - в кошмарах. Утром - в растворимом кофе, который мутной жижей плещется в кружке. Днем - в серой пустоте кладбища. Вечером - в тёмных подворотнях, куда он заглядывает в поисках преступности. Подворотни затягивают. Чёрными дырами зовут поглядеть, раствориться, остаться. На улице темно, свет фонарей и билбордов не достаёт до крыши отчужденного храма и Питер обхватывает края маски красными от мороза пальцами. Дергает было вверх, но тут же себя останавливает. Думает. И возвращает ткань на место. С улыбкой оборачивается на шорох позади, одной рукой подхватывая лежащий рядом пакет сосисок. — Я тут подготовился. Захватил тебе перекус… Он резко обрывает себя. И издаёт задушенный писк. Первые секунды Питер растерянно смотрит в голубые глаза напротив. Взгляд скользит по полоскам седины на висках, скрещенным на груди рукам и красному плащу поверх парки, приветливо машущему своей полой. А потом он подскакивает как ужаленный и начинает пятиться, беспорядочно размахивая руками. — Мистер доктор, то есть доктор Стивен, — пакет с сосисками яростно мотается из стороны в сторону в такт его отчаянным жестам. — Я тут мимо проходил, хулиганов искал, в общем, всё чисто, нетого ник, то есть никого нет, мне пора, до свидания, спасибо, проститезабеспокойство. Для верности дважды ткнув себе за спину сосисками, Питер разворачивается на пятках и запускает паутину в сторону ближайшего здания. Резкий толчок, прыжок и жёсткое приземление на деревянные половицы. Вокруг - стены, книжные полки и запах пыли, книг и смолы. Какого черта? — Ну привет, Питер. Питер поднимается на колени и медленно встаёт, чувствуя, как гудит голова и горят щеки. Легко было приходить к храму и думать о Стивене, легко было изливать душу коту и потёртыми крышам, но невыносимо страшно и стыдно было видеть его сейчас. — Откуда вы знаете мое имя? — Питера не помнил даже директор школы, в которой он, на минуточку, проучился двенадцать лет. Стивен тянется к фолианту на полке у камина, и достаёт клочок бумаги, зажатый между страницами. Даже после лежания в книге он выглядит мятым и несчастным. Совсем как Питер. Погодите-ка… — Но откуда?.. — миг, и Питер как наяву видит пушистого кота с плоской ехидной мордой и голубыми глазищами. — Проклятье. Директор его школы никогда не был пушистым любопытным засранцем. — Привет, я Питер Паркер, — скользя взглядом по бумажке, зачитывает Стрэндж. — Вы с Недом меня не помните, но мы учились вместе. Нед был моим лучшим другом, а ты — моей девушкой. Кое-что произошло, и теперь вы не помните меня, но мы через многое прошли вместе. Дело в том, что я — Человек-Паук. — он останавливается и награждает подростка скептическим взглядом. — Это твоя речь для друзей, забывших о тебе всё? — с почти ехидным любопытством смотрит на подростка, — Немного сумбурно, м? Питер с интересом разглядывает трещинки в старой половице. Питер вот прямо сейчас хочет провалиться в подвал и свернуться в клубочек в одной из пустых камер. Питер проклинает свою неосторожность, поставившую под удар тайну его личности. Снова. Стивен смотрит на опущенную макушку, обтянутую красным спандексом, на дрожащие красные пальцы, судорожно теребящие рваный полиэтиленовый пакет, на сосиски, разбросанные по всему полу. И вздыхает. — Впрочем, скажи ты про Верховного Мага и его склонность к авантюрам, и в следующий раз ты бы увидел лица друзей из окна психиатрической клиники, — почти миролюбиво замечает он. — Я понимаю, почему ты не сказал им, Питер. Но почему не пришёл ко мне? Питер неверяще смотрит в глаза Стивену — в них пляшут привычные бесенята, а ещё — искорки узнавания. Пауза замирает, а из-под щелки в двери струится ароматный запах. Где-то внизу трещит камин и недовольно ворчит Вонг. Питер почти плывет. Ему кажется, всё вокруг — бред. Может, он лежит в вонючем переулке, припорошенный снегом, и истекает кровью от ножевого ранения? Может, он умер и это — последняя фантазия его угасающего мозга? Или вернулся Мистерио со своими фокусами? Стивен прерывает зарождающуюся истерику, закатывая глаза и поясняя: — Как ты, наверное, заметил, я маг, Питер. Я вижу сны — сотни тысяч версий моего будущего, и будущего тех, кто был рядом. Мне потребовалось всего три ночи, чтобы заинтересоваться подростком, который живет в пустой квартире, ходит в осенней куртке в конце декабря и закладывает всё своё имущество, чтобы купить красный спандекс. И ещё парочка ночей, чтобы увидеть, как он путается в руках и ногах только что сшитого костюма и срывает с замка собачку. Питер отчаянно краснеет и радуется, что под маской не видно горящих щек. Господи, ну кто он такой? Герой без гроша, не способный надеть красно-синее трико, не разнеся полквартиры? — Я видел и другие сны, Питер, — Стрэндж смотрит серьёзно. — Сцену в космическом корабле. Битву. Смерть Старка. Твои нелепые попытки вмешаться в заклинание. Наш разговор на статуе. Питер понимает: перед ним — единственный человек на планете, единственный в чертовой Вселенной, кто помнит его имя. Кто знает Питера Паркера. Кто никогда не назовёт его трусом, убийцей и фриком. Он обхватывает дрожащими пальцами края маски и стягивает её, делая первый вздох. — С Рождеством, Питер, — Стрэндж смотрит лукаво. — И вас, Стивен, — голос ломается и дрожит. Питер видит почти ласковую улыбку и приглашающий взмах руки. — Всё ещё странно, Питер. Чаю?