Я понятно объясняю?

—Елисей, ты меня слышишь? -Выкликивает Никитич, похлопывая того по краснющим щекам. Елисей не слышит, и не видит. Кажется, он даже не осознает самого себя. Добрыня закусывает губу, сдергивая с лба напарника ненавистный, и уже горячий от жару тела компресс. К мокрому лбу пристают волоски, Добрыня смахивает их, зачесывая наверх, и накладывая новый компресс. Жар бил под 40, и не понятно, может хворь, может простуда… Гонец метушится на кровати, содрогается и машет головой из стороны в сторону, похоже, сам того не осознавая. Сквозь мычание Елисея можно расслышать «Ж-жарко!», или что-то, что на это очень похоже. —..Чем же я тебе помогу, мальчик… -Мужчина вдыхает терпкий и жаркий воздух, сразу же со свистом выдувая его. Рука тянется к несчастным двум пуговичкам, что все ещё сцеплены с тканью, и прикрывают горящее, молодое тело. Дрожащими руками он и их расстегивает, снимая с тела раскаленную и до нитки мокрую рубашку. Тело покрыто краснеющими пятнами, и маленькими капельками пота, что раз за разом стекают на простыни, оставляя поблескивающий мокрый след. Добрыню посещает мысль открыть окно, хотя, может не стоит? Может его только продует и хуже станет… Старое богатырское сердце разрывается на куски, от вида извивающегося в приступах жара гонца, которого метает из стороны в сторону, и которому сам богатырь ничем помочь не может. «..Хоть бы не умер тут..» -Посещает мысль Добрынину голову, и он сразу же ею встряхивает, желая чуть ли не выбить силой из мыслей этот бред. Нет, Елисей не умрет. Он попросту не может умереть. Добрыня погружается в свои мысли с головой, и даже не замечает, как гонец распахивает глаза, и начинает что-то тому без остановки твердить. В чувства он приходит только тогда, когда его с силой хватают за руку мертвой хваткой, и с такой же железной силой тянут на себя, заставляя склониться. —… Не уходи… -Перебивая тяжелые вздохи скулит Силович, прижимая сильную руку к своей груди. Добрыня слышит с какой силой бьется сердце, как качает горячую словно лава кровь по жилам, и какой перевозбужденный от этого организм парня. —Я никуда не уйду, Елисей. -Выдавливает Добрыня из себя, пытаясь говорить с большой уверенностью, и скрывать ранее ничем не прикрытое волнение. Всхлип срывается с уст Елисея, и он вытягивает шею, сразу же отворачивая голову в сторону. —П-пожалуйста, ляг рядом… Просьба звучит как мольба, и Никитич не может ей препятствовать. Он ложиться рядом, и сразу же чувствует, как на это реагирует гонец. Он мигом прижимается, чуть ли не обжигая холодную кожу богатыря, закрывая глаза и поджимая к себе ноги. Ничего, нужно поспать. Утром будет лучше.

***

Вдох, выдох. Первая мысль, что посетила гонца: «Где я?» и «Что со мной?». Он поворачивает голову, и видео рядом взъерошенного и взволнованного Добрыню, что хваткой крепкой руки сжимает ладонь Елисея. Он еле как поднимает голову, взглядывая на собственное оголенное тело. Сначала Силович не понял, а когда понял, его подбросило на кровати. Как на зло, рядом нет ничего, чем бы можно было укрыться. Он подрывается, принимает сидячие положение поджимая колени к груди, обнимая их своими же руками. От резкого пробуждения Елисея, пробуждается и сам Добрыня, распахивая глаза, не смотря на яркий свет солнца. —О, Господи… Ты живой… -Само собой срывается с уст, и он поднимает торс вверх, переводя внимательный взгляд на парнишку. —Что было этой ночью…? -С опаской спрашивает Елисей зажимая губы, и руками пытаясь унять дрожь в коленках. Проблема в том, что гонец ничего не помнит. Хотя, последнее что он помнит это горящие тело, эрекцию, и Никитича что нависает сверху. —У тебя был бред. -Быстро отвечает Никитич поднимаясь с постели, без слов понимая, что Силовичу сложно сидеть в том, чем мать родила. Протянув ему холодное покрывало, что безмятежно всю ночь провалялось на полу, он продолжает: —Тебе было очень жарко, ты плакал. -Он уводит взгляд. -Как ты себя чувствуешь? —Нормально. -Быстрый ответ, и он словно гусеница заворачиваться в кокон-одеяло. -Уже лучше. Богатырь молча тянется ко лбу парня, припадая к ним губами и оценивая температуру. Та, на удивления, похоже пришла в норму. Температура была, но небольшая. Все совместимо с жизнью, и с плеч русого падает камень. —Температура есть, -Отстранился, -Но небольшая. Я не знаю что с тобой было. Возможно простудился в лесу, -Избегая зрительного контакта, мужчина уже находиться в дверном проеме. -Я же говорил, не зачем тебе по походам тягаться. А Елисею приятно, что его не бросили. Что предмет его воздыхание, вот так вот спал с ним всю ночь в обнимку, а в момент плохого самочувствия не отходил ни на шаг. Это смущает, и будоражит одновременно. Возможно это что-то значит? А может и нет. Елисей не знал, и боялся делать поспешных выводов. Он просто откидывается на спинке кровати, с легкой улыбкой глядя на Никитича, ловя точно такую же, добрую улыбку, сквозь густые волосы бороды. —Тебе нужно поесть. Я сварю пшеничную кашу. -Последнее, что говорит витязь до того, как выйти из комнаты, оставив блондина наедине со своими тараканами. Организм гонца перебывает с стрессовом состоянии, не только от простуды, а и от осознания того, насколько близко сегодня к нему был Добрыня. Кажется, он довольно розовеет в щеках, зарываясь носом в холодные простыни, будто увидел что-то до жути милое и смущающее. Что-ж, такова природа Силовича. Смущаться и краснеть от мыслей о предмете воздыхания. За этот маленький сознательный промежуток времени, парень много чего осознал. А самое главное, что он понял это то, что Добрыне в каком-то плане он явно не безразличен. В каком именно плане, ему совсем скоро предстоит узнать.