Не верю.

      Браслет с подвесками приятно оттягивает ладонь. Я уже смотрел на него миллион раз и вот снова достал и придирчиво оглядываю со всех сторон, потому что знаю: всё должно быть идеально, дабы исправить то, что нуждается в исправлении. В начале я присматривался к более изящным, тонким браслета, вроде тех, что обычно носит Алёна, но эта вещица затронула какие то потаенные струны моей души; солидные, прочные серебряные звенья украшения напоминают мне наши с Алёной отношения, такие же крепкие... по большей части.       Несколько месяцев назад, когда я заказал браслет, предполагалось, что это будет подарок, приуроченный к нашему выпускному, а вовсе не подношение в духе "прости, давай помиримся", но Алёна в последнее время почти со мной не разговаривает. Отдалилась от меня. Она всегда так делает после ссоры. Впрочем, я толком не понимаю, поругались мы или нет, так что не уверен, за что должен просить прощения.       Тяжко выдыхаю, несколько раз проверяю, нет ли кого в туалетных кабинках отеля, потом смотрю на свое отражение в зеркале.       Озабоченно хмурясь, провожу пятерней по своим непокорным угольным волосам, чтобы они лежали аккуратно, как любит Алёнка. После нескольких неудачных попыток мы с волосами сдаемся, и моё внимание вновь возвращается к браслету.       Поблескивающие серебряные подвески позвякивают друг о друга. Я рассматриваю украшение, и этот звук смешивается с приглушенным шумом за дверью: вчерашние старшеклассники отмечают окончание школы. Возможно, когда Алёна увидит эту вещицу, она, наконец, объяснит, что между нами не так.       Хотя кто знает. Может, она просто поцелует меня, скажет, что любит, и дело вовсе не во мне. . Наклоняюсь, пристально разглядываю шесть крошечных подвесок - по одной на каждый год, что мы с Алёной провели вместе. Мне очень повезло найти мастера, который согласился разработать дизайн этого браслета. Теперь это не просто браслет, это символ наших жизней, слившихся в одну.       Большим пальцем я нежно поглаживаю детали нашей истории, несколько подвесок подмигивают мне, когда на них падает свет.       Пара помпончиков для чирлидинга, декорированные белой и бирюзовой эмалью - точно такие помпоны держала в руках Алёнка, капитан чирлидеров, в тот вечер, когда я официально предложил ей стать моей девушкой.       Маленький золотой стакан для шампанского, вдоль его края сверкают малюсенькие пузырики - бриллианты - напоминание о моем тщательно продуманном предложении, сделанном несколько месяцев назад. В тот день я утащил из бара своей мамы бутылку шампанского, чтобы удивить Алёну. В наказание мама посадила меня под домашний арест на целую вечность (2 недели), но это стоило того, чтобы увидеть весёлый блеск в глазах Алёны, когда я с громким хлопком вытащил пробку.       Перекатываю в пальцах самую важную подвеску, размещенную в центре браслета: серебряный дневник, снабженный настоящим замочком.       Как то раз - это было еще в средней школе - мы с Алёной занимались у неё дома, и в какой то момент она поднялась наверх и закрылась в ванной. Я вытащил из её рюкзака розовый дневник и написал на трех первых чистых страницах : "Я ♡ тебя".       Обнаружив это, Алёна ударилась в слезы, быстро сменившиеся потоком обвинений.       - Ты прочитал все мои секреты?! - кричала она, указывая на меня пальцем, а другой рукой крепко прижимала дневник к груди.       - Нет, - заверил я её и придвинулся вместе с табуреткой ближе к Алёне. - Просто я подумал, что это будет... Не знаю. Романтично.       И тогда она набросились на меня. Я не сопротивлялся, позволил ей повалить себя на пол, потому что пришёл в восторг оттого, что её красивое лицо так близко от моего, и в конце концов наши взгляды встретились, и недовольство исчезло из её глаз.       - Это очень романтично, сказала она, а потом её губы неуверенно коснулись моих. Наш первый поцелуй. Мой первый поцелуй.       Осторожно, чтобы не сломать, я открываю малюсенькую подвеску-дневник и переворачиваю тонкие страницы - их всего три, и на каждой красуется надпись "Я ♡ тебя".       Улыбаюсь : пустые звенья браслета ждут, что их тоже заполнят воспоминаниями, которые мы создадим вместе. По одному на каждый год, что мы проведем в Санкт-Петербургском университете. Потом я подарю Алёне новый браслет, и мы начнём заполнять и его.       Дверь туалета распахивается и гулко ударяется о закрепленый на стене стопор. Я поспешно засовываю браслет в обтянутую барзатом коробочку, и подвески позвякивают, а в туалет вваливаются ребята из баскетбольной команды. Они на перебой вопят: "Арс, что за дела, приятель?" и "Класс 2020,малыш!" Я широко улыбаюсь им всем и убираю коробочку обратно, в карман пиджака. При этом мои пальцы задевают заткнктую за пояс фляжку с "Джеком Дэниелсом", пункт первый моего плана, согласно которому мне предстоит убедить двух своих лучших друзей улизнуть с этой организованной школой вечеринки на наше место у пруда и отпраздновать по-настоящему.       Но сначала... нужно подарить Алёне этот браслет. Выхожу из туалета, и короткий коридор выводит меня в битком набитый бальный зал супер-дорогущего отеля.       Я вливаюсь в людское море, прохожу под воздушными шарами белого цвета и цвета морской волны; некоторые шары уже отвалились от общей массы и теперь медленно перекатываются под сводчатым потолком. В центре зала натянут огромный баннер, надпись на нем гласит: "ПОЗДРАВЛЯЕМ ВЫПУСКНИКОВ!", с длинного полотнища свисают сотни лент.       Шум накатывает на меня волнами, из каждого угла так и бьёт взбудораженная энергия: "МЫ СДЕЛАЛИ ЭТО!" Наконец-то. Отучившись последний год, я более чем был готов свалить отсюда.       Прокладываю себе путь в гомонящей толпе. Стоило лишь пройти по сцене во время церемонии вручения дипломов, и вся ерунда, ещё утром казавшаяся такой важной, в один миг перестала иметь значение. Каким спортом ты занимался. Какие оценки получал. Кто из девушек просил тебя быть её парой на выпускном балу, а кто не просил. Вдруг оказывается, что Дарина, президент класса, вовсю флиртует со Стасом, двоечником, отучившимся в десятом классе дважды, а очкарики из математического клуба мирно сидят за барной стойкой вместе с парой моих приятелей-футболистов, играющих на линии нападения, и соревнуются, кто ловчее метнет по столешнице кружку с пивом, так чтобы не пролить ни капли. Сегодня вечером мы все одинаковые.       - Привет, Арс.       Меня хлопают по больному плечу, чересчур сильно.       Стараясь не морщиться, поворачиваюсь и вижу Диму Журавлева, самого милого парня на планете, так что меня сразу охватывает чувство вины за то, что секунду назад я его ненавидел.       - Ой, извини, - говорит он, заметив, какого плеча касается его рука, и тут же её отдергивает. - Ты слышал, очень я еду в Московский колледж, буду играть в американский футбол.       - Ах да, - отвечаю я, отчаянно стараясь подавить привычную волну зависти, вскипающей в душе. Это не вина Димы, напоминаю я себе. - Поздравляю, старик.       - Слушай, если бы ты не руководил командой так, как руководил с самого начала сезона, меня бы даже не заметили. Ты был просто чумовым квотербеком. Если бы ты не научил меня всему, что знаешь, я бы не получил стипендию, - продолжает он и тем самым обильно, хоть и невольно, посыпает солью мою ещё не зажившую рану. - Мне жаль, что так вышло...       - Всё нормально, - перебиваю его я и протягивая ему руку, чтобы не выглядеть засранцем. - Удачи тебе в следующем году.       Выпустив ладонь Димы, я поварачиваюсь на сто восемьдесят градусов и продолжаю поиски, ноги несут меня подальше от Димы. Сейчас есть лишь один человек, которого мне хочется видеть.       Возле бара я останавливаюсь и верчу головой, высматривая Алёну, окидываю взглядом толпу, но безуспешно.       - Hors-d'œuvre? - Раздаётся голос рядом со мной.       Оборачиваюсь и вижу официанта, протягивающего мне поднос с закусками - на кипенно-белой тарелке разложены какие то комковатые бугорки. Человек озаряет меня дежурной улыбкой, которая буквально кричит: "Когда же, наконец, пройдёт два часа, и я смогу уйти отсюда?!"       На его рубашке я замечаю логотип "Совиной бухты", единственного ресторана, расположенного относительно недалеко отсюда и знаменитого своей "классной современной кухней".       По всей видимости, даже Киркоров там обедал и не нашёл ничего, к чему можно придраться.       - Почему бы и нет, - отвечаю я, одаряя официанта широкой улыбкой. Беру одну комковатую штуковину и забрасываю в рот, а официант уже идёт дальше, дабы предложить закуски другим гостям.       Мгновенное разочарование.       Это креветка? Или резина? Почему, черт возьми, оно такое нежующееся, и почему на вкус похоже на старую ветчину?              Очевидно, Киркоров не распробовал это комковатое мясо, чем бы оно не было.       Быстро поглядев по сторонам, я выплевываю отвратительное нечто в черную салфетку, которой снабдил меня официант, как вдруг меня ослепляет какая то вспышка, и от неожиданности я подскакиваю на месте.       Автоматически заслоняю глаза рукой, в которой сжимаю фальшивую креветку, и постепенно чёрные точки, пляшущие у меня перед глазами, рассеиваются, вместо них появляются добрые глаза и высокие скулы, такие же, как у меня. Мама одета в свое любимое белое платье в цветочек, её широкая улыбка видна даже из за мобильного телефона.       - Мама, не надо.. - начинаю было я, но она уже жмет на кнопку, и меня вновь ослепляет вспышка.       - Знаешь, если уж ты собралась делать фотки, за которые мне потом будет стыдно, то хотя бы выключи вспышку. Необязательно меня ослеплять.       - О, девочки в "Инстаграме" придут в восторг от этого снимка. - Мама зловеще хихикает и, кровожадно щурясь, тычет пальцем в экран.       - Мама. Не смей это постить, - предупреждаю я, быстро протягивая руку к её телефону.       Одной рукой обнимаю маму за плечи, а другой пытаюсь отнять у неё телефон. Тут мой взгляд падает на экран, и я вижу сделанный мамой снимок : моя физиономия перекошена от ужаса, глаза полуприкыты, резиновая креветка цепляется за мой язык, отправляясь в черную салфетку.       Черта с два я позволю "девочкам в" Инстаграме" это увидеть - или кому бы то ни было ещё, если уж на то пошло.       Алёна ни за что не забудет мне такого позора.       Мама выпускает телефон, обнимает меня, я завладеваю мобильным и поскорее удаляю изображение.       - Забудьте об этом, леди.       - Ладно.- Мама корчит обиженную рожицу, уголки её накрашенных розовой помадой губ опускаются. - Давай, разбивай сердце своей старой матери. Оказывается, мне уже вообще ничего нельзя.       Я смеюсь, целую её в щеку и на этот раз обнимаю по-настоящему, осторожно выгибаясь, чтобы мама не почувствовала фляжку, спрятанную у меня за поясом.       - Зато у тебя есть я, верно?              Мама картинно вздыхает.       - Полагаю. - Её щека прижимает я к моему пиджаку, и голос звучит приглушенно. - Так, - говорит она, отстраняясь, и улыбается от уха до уха. - А почему ты один? Ты ещё не подарил Алёне браслет?       Моё сердце учащенно колотиться, как после футбольного матча.       - Жду подходящего момента, - отвечаю я и быстро оглядываю зал. - Ты её не видела?       - Несколько минут назад они с Серёжей стояли возле террасы. - Мама кивает в сторону огромных от пола до потолка окон, за которыми раскинулась гигантская каменная терраса, выходящая на внутренний двор гостиницы.       Мама протягивает руки и осторожно поправляет узел моего галстука, её губы трогает лёгкая улыбка. Это виндзорский узел, в конце концов, я не такой щеголь, чтобы знать ещё какие то способы завязывать галстук, кроме классического. Когда я закончил седьмой класс, мама потратила всё утро в день выпускного, изучая технику завязывания этого узла, с тем чтобы затем обучить меня этому искусству. Вечером того дня я впервые танцевал с Алёной.       Мама всегда и во всем меня поддерживает.       - Ты правда думаешь, что ей понравится? - спрашиваю я. Заказывая браслет, я был в этом абсолютно уверен, но теперь...       - Несомненно. - Она нежно хлопает меня по щеке.       Приободрившись, я возвращаю ей телефон. Фатальная ошибка.       Мама хватает мобильный и быстро делает две фотографии; вспышку она так и не отключила, и у меня перед глазами опять мельтешат чёрные точки. Я пытаюсь сделать грозное лицо, но мама лишь невинно улыбается, морщинки вокруг её глаз обозначаются сильнее, и мои насупленные брови сами собой приподнимаются, а уголки губ ползут вверх. Сегодня вечером ничто не выведет меня из равновесия, даже непрекращающиеся попытки моей матери документировать мою жизнь.       Так что я перестаю хмуриться, принимаю красивую позу для последнего фото, чтобы порадовать маму, а потом отправляюсь искать Алёну. Салфетку с завернутой в неё недокреветкой я выкидываю в мусорное ведро и выхожу на террасу. Небо по ту сторону стекла тёмное и зловещее.       Обычно найти Алёну не составляет труда.        В ней всегда был особый огонь, магнетизм, притягивающий людей. В школе мне обычно приходилось пробиваться через целую толпу, чтобы подойти к Алёну, так что я ищу глазами самое большое скопление народа и тёмные волосы.       Цвет её волос не изменился с тех самых пор, как в третьем классе мы с ней не поделили последние свободные качели на детской площадке.       Я проталкиваюсь сквозь толпу, и люди расстаются, давая мне дорогу, улыбаются, поставляют ладони, чтобы я по ним хлопнул.       - В следующем году я буду скучать по статьям в спортивной колонке, Попов, - говорит мистер Воля, учитель, преподававший мне основы журналистики.       Он похлопывает меня по спине, когда я прохожу мимо. Ещё одно напоминание о том, что я весь год сидел на скамье и строчил статьи о матчах, вместо того чтобы принимать в них участие.        Да где же Алёна?       Висящий под потолком зеркальный шар отражает свет во      всех направлениях, так что трудно что либо разглядеть. Я уже готов вытащить из кармана мобильный и отправить сообщение с вопросом, как вдруг...       Нашёл.       Тёмные локоны Алёны слегка задевают плечо Серёжи, когда она перемтупает с ноги на ногу, шёлковое платье плотно обтягивает точечную фигурку. Сегодня она выглядит просто потрясающе, длинные волосы струятся по плечам, широко открытые карие глаза сияют, накрашенные блеском губы искрятся.       Но когда я подхожу ближе, её лицо становится серьёзным, между бровей залетает знакомая складка - так всегда происходит, когда Алёне что то не нравится. Такое же выражение лица было у неё неделю назад, на выпускном балу, и сегодня утром, когда нас фотографировали на церемонии вручения дипломов. Но стоило мне спросить, в чем дело, складочка исчезла, словно по мановению волшебной палочки.       Перевожу взгляд с Алёны на Серёжу - он нервно проводит пятерней по своему хвостику.       Тут то я понимаю, что они наверняка говорили о Санкт-Петербургском университете. Мои напряжённые плечи расслабленно опускаются.       Нас с Алёной уже зачислили, а вот Серёжа все ещё ждёт решения приёмной комиссии. Мы с Серёжей всегда мечтали вместе играть за Питерский университет, но после выпускного этим мечтам пришёл конец - все из за меня и моей травмы. Я подвёл нас обоих. После того как я вышел из строя, Серёжа выронил и пропустил столько мячей, что провел на скамейке запасных почти столько же времени, сколько и я. Когда его успехи в футболе сошли на нет, успеваемость тоже дала крен, а точнее, прокатилась под откос. Алёна долгое время помогала ему писать сочинения и в целом подтягивала по учёбе, так что оставалось лишь надеяться, что её усилия сдвинут чашу весов в его пользу.       Судя по нескольким последним неделям, Серёжа определённо будет нам нужен в университете. Не только потому, что он как настоящий друг поддерживал меня весь последний год, но ещё и потому, что он, словно клей, удерживает наше трио вместе. Серёжа неизменно выступает в качестве голоса разума, особенно когда мы с Алёной ссоримся. Именно он зачастую мирит нас, когда нам случается разругаться в пух и прах.       Если его зачислят, мы все сможем учиться в университете, даже если мы с Серёжей и не будем играть в одной команде.       Однако, судя по выражению лица Алёны, эти надежды, возможно, не сбудутся.       Подхожу к ним, обнимаю Алёну за талию, наклоняюсь и целую её. Она отвечает на мой поцелую рассеянно, словно нехотя.       - Что такое? Что стряслось? - спрашиваю я, переводя взгляд с неё на Серёжу и обратно.       Алёна целует меня сама, на этот раз её губы словно говорят : "Всё хорошо", и все же на мои вопросы она не отвечает.       Я уже хочу задать вопрос снова, но потом отказываюсь от этой мысли. Сегодня все забывают о старых неурядицах, и мы тоже можем себе это это позволить. Оставим все неприятности в прошлом. В конце концов, я пришёл сюда праздновать вместе с друзьями. Огляднвшись по сторонам, я расстегиваю пиджак и демонтрирую заткнутую за пояс фляжку.       - Как вы смотрите на то, чтобы отправиться к пруду и..       Закончить фразу я не успеваю: огромная молния раскалывается небо за окнами пополам. Через несколько секунд раздаётся оглушительный удар грома, стекло слегка дрожит, и моё отражение в нем трясётся, взирает на меня широко открытыми глазами, но Серёжа и Алёна смотрят друг на друга.       - Неа, старик, - говорит Серёжа, указывая на небо. - Не хочу поджарить я заживо в такой вечер.       - Ой, да брось, - беспечно отмахиваюсь я. По стеклу начинают барабанить первые крупные капли дождя. - Что ты сделал с моим приятелем Серёжей? Раньше тебя никогда не смущал слабый дождик. - Тыкаю его кулаком в плечо. - Помнишь тот буран после нашей победы в матче за первенство города? Если мне не изменяет память, именно ты предложил поехать. Кажется, у меня до сих пор обморожение не прошло.       Они ничего не говорят. Из за неловкого молчания мне становится не по себе, а кожу начинает покалывать.       - Что? - спрашиваю я, заглядывая Алёне в глаза.       Она отводит взгляд и смотрит поверх моего плеча на ленты, свисающие с баннер. Я начинаю думать, что дело не в постеплении Серёжи в университет.       Моя рука соскальзывает с талии Алёны, я делаю шаг назад.       - Ребята, что вы недоговариваете?       - Я...-начинает Алёна и умолкает.       Серёжа отводит глаза.       Дождь по ту сторону стекла усиливается.       - Выкладывайте, - требую я и беру Алёну за руку, как делал уже сотни раз.       Смотрю на её запястье и думаю о спрятанном в кармане пиджака браслете, о страницах маленького дневника, на каждой из каторых написано "Я ♡ тебя".       А потом Алёна вдруг начинает ежиться - она всегда так делает перед тем, как сказать что то, что мне не понравится. Я собираюсь с духом, она наконец-то смотрит мне прямо в глаза. Шум ливня поглащает все голоса в зале - все, кроме её голоса. Правда в конце концов выходит наружу.