Проект «И»

«Я никогда не забуду этого момента, навсегда поменявшего мою жизнь. Вот я, дрожа одновременно от нетерпения и от непонятного страха, вхожу в кабинет. Кто же его обладатель? Мне говорили, что это - самый главный человек если не в мире, то на Ковчеге - точно. Каков он собой, что у него на уме, зачем я вообще понадобился ему? Если повторится история, подобная тому, что уже было в моём прошлом, тому, что было с моим отцом… Хватит с меня того, чтобы быть чужой куклой! И я не пожалею ничего, чтобы порвать с этим человеком, а если на его уме что-то недоброе - то, по мере своих невеликих сил, предотвратить это! Но вот кресло с высокой спинкой повернулось, и на меня посмотрел… благодушного вида (что называется, «божий одуванчик») мужчина - преклонных лет, но видно было, что он ещё способен на многое. Вы скажете, что множество реальных и вымышленных злодеев выглядят добрыми, милыми, белыми и пушистыми. Однако от него веяло добротой и теплом. В конце концов, всем известно, что это мирный учёный, посвятивший всего себя на то, чтобы жизнь каждого человека на Земле стала чуточку - или, если можно, не чуточку - лучше. Он нашёл универсальный метод лечения рака, нашёл, как получать энергию при помощи аннигиляции и миниатюрных чёрных дыр, поднял со дна морского этот самый Ковчег, в котором сейчас живут более ста двадцати миллионов человек со всего мира… Не думаю, что если ему понадобился я, то он будет использовать меня в каких-нибудь злодейских планах. Сомневаюсь, что он меня будет использовать вообще. Я принялся вспоминать слова вежливости, которые улетучились из моей головы от растерянности. И вдруг я вспомнил: он же этнический японец, ему, наверно, будет приятно, если я поприветствую его на родном языке! Языка Страны Восходящего Солнца я, к своему стыду, не знал - засели пара-другая фраз в голове да смутно помнил некоторые «суффиксы вежливости». Он смотрел на меня по-доброму, как сматривал на меня Сергей Николаевич Дроздов в бытность мою ещё пилотом - словно дедушка, радующийся мне просто потому, что я есть. К этой эмоции прибавлялся интерес - с момента моего входа прошло минуты полторы, а я ещё ни слова не сказал. - О… Охаёу, Икари-сама… - выдавил я из себя. Звуки чужого языка никак не хотели складываться в слова, которые я едва понимал. - Не утруждайся, - улыбнулся Генда - именно им и был мой визави. - Я прекрасно понимаю русский язык и, смею сказать, сам на нём говорю довольно сносно…» - Семён, хватит уже. Не убежит твоя учёба. Учебный год ведь давно закончился, ты и выпускные экзамены уже все сдал… - А? - Он обернулся. Действительно: за письменным столом сидел высокий, статный и, не побоюсь этого слова, приятный на вид молодой человек и что-то строчил шариковой ручкой в тетрадке. Что он писал? Обратитесь к абзацам, заключённым в кавычки. В дверном проёме же стояла Раиса - тоже высокая и красивая девушка. На её губах играла добрая и радостная улыбка. Семён это видел и радовался этому сам, словно в первый раз. - А я и не учёбой занят, - улыбнулся он. - Я тут пишу послесловие для книги Рюити. Он меня попросил, ну не отказывать же другу… - И оно тоже не убежит. Не сегодня же тебе его нести… - Ладно, - произнёс он, вставая. - Что ты хотела сказать? Семён подошёл к ней и аккуратно приобнял за плечи. - Ты что, забыл? Сегодня какое число? - Двадцать четвёртое, если мне не изменяет память… - А месяц какой? - Август?.. - Во-о-от. - Раиса улыбнулась шире. - А что у нас в этот день? - Что? - Семён продолжал недоумевать. - День Обретения Ковчега, дурик! - Она легонько хлопнула его длинным тонким пальчиком по носу. - Точно! И как я мог забыть?.. - День Обретения Ковчега был чем-то вроде Дня Города: именно в этот день, двадцать четвёртого августа тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года Икари Генда пустил мощности по двигателям Красного Ковчега, и тот впервые за полвека - до этого его в тысяча восемьсот девяностом подняли Нео-Атланты и обрушили обратно, слава богам, ничего особо не повредив - пошёл бороздить космические просторы. Вскоре он получил статус международного орбитального города и мирной зоны, где нет места политическим распрям. В этот день по всему Ковчегу устраивались пышные празднества, а на Земле во всех странах был выходной день. - Ну тогда пойдём, прогуляемся, раз уж такой праздник? - предложил Семён. - Пойдём. Я только приоденусь и накрашусь. Да и ты тоже свой китель набрось. Ты в нём ну неотразимый просто. - Ладно. Только, пока ты не накрасилась… - Семён прижал её к себе покрепче. Раиса поняла, чего он хочет, и тоже обняла его. - Я очень тебя люблю, Рая… - И я тебя тоже очень люблю, Сёма… Они поцеловались - жарко, но нерешительно и словно бы неумело, несмотря на, мягко говоря, богатый опыт в этой области и даже дальше. Это был их маленький ритуал: раз или два в день они искренне признавались друг другу в любви. Зачем этот обряд был им нужен? Может, чтобы сохранить свои отношения друг к другу чистыми, искренними и нежными, как у четырнадцатилетних подростков, словно не прошло дюжины лет, как они вместе, и восьми лет, как одна семья? Может, это просто доставляло им удовольствие? Может, и то и другое, а может, что-то совсем третье или даже четвёртое? Не будем рыться в их семейных секретах - это не наше дело. Пускай всё остаётся так, как есть. Неожиданно Семён подхватил девушку на руки и покрутил вокруг себя. Та захохотала, как маленький ребёнок. - Ну наконец-то, спустя двенадцать лет ты хоть сколько-нибудь поднабрала физической значимости, - усмехнулся он, поставив Раису на ноги. - Это как понимать? - шутливо надула губки она. - Ну… Помнишь, я говорил, что ты похожа на эфемерное видение, и я боялся, что ты попросту растворишься в грёзах без следа? Так вот, хорошо, что это не так… А сама ты всё ещё лёгенькая, как пушинка. - Ла-адно, - хихикнула Раиса, потрепав Семёна по щеке. - Сочту за комплимент… - …Ну, как я тебе? - Она была в скромном, но красивом вечернем платье тёмно-синего цвета. Кулон с красной шпинелью отлично подчёркивал её глубокие алые глаза. - Восхитительно, - искренне признался Семён. Он уже был полностью одет. Китель ему действительно шёл, придавая ему на вид мужественности и решительности, а также был просто удобным и не стесняющим движений. Умели же древние атланты шить - именно по их выкройками, сохранившимся в каких-то документах, и были сшиты мундиры служащих Красного Ковчега, по рангу приравненных к военным офицерам. Да, Семён был одним из таких: он даже сдавал экзамены на необходимую должность - после того, как четыре года после школы упорно учился, чтобы быть полностью готовым к своей работе. - Честно говоря, не будь я на тебе женат, прямо сейчас бы влюбился и упал к твоим ногам. - Не преувеличивай, - хихикнула девушка. - Я абсолютно честен, - хмыкнул Семён и, взяв свою жену под руку, вывел из квартиры - или, как их здесь, на Ковчеге, называли, «единицы», хотя им больше подходил термин «каюта». Красный Ковчег был огромен не только вширь - диаметр его в два раза превышал поперечник Москвы! - но и ввысь: один его «этаж» был высотой с двенадцатиэтажный дом, а «этажей» таких в нём набиралось с десяток. И это жилые уровни, а если учитывать толщину перекрытий, технические помещения, машинный отсек и рубку управления самим кораблём, то всего получается метров шестьсот в высоту. Один из уровней был целиком отведён под парк - и он удался на славу: ввысь тянулись стройные и красивые деревья, туда и сюда пролегали аккуратные дорожки, в нескольких местах били фонтаны, а в центре этого гигантского парка, кое-где специально превращённого в дикие дебри, располагалась большая круглая площадь, где был ещё один фонтан - самый большой во всём парке. По праздникам - например, на День Обретения Ковчега - там играл духовой оркестр и кружились в танце многочисленные пары. Наши герои площадь проигнорировали, предпочтя ей тихую дорожку в стороне. Не хотелось им прямо сейчас никакого шума: просто вышли прогуляться и подышать праздничным воздухом. Они проходили мимо одной из небольших круглых беседок, каких здесь немало, когда услышали разговор двух голосов, которые невозможно было не узнать. - Ангорааронда вен ундо эроваокманэ эмо унда, Константин Васильевич-нда, - мягко настаивал один из них. Этот голос был твёрдым, но уже слегка надтреснутым - было понятно, что говорящему уже много лет. - Эмо опэоль ы, цо дэво када ливэрена беноль но то улнадааолтма пэртыма ла ланги ла Торенаштма. Эффо дажкэтро та зэтэрота эгту тэносоутээн бэрезндо у, дээ ла сенодего канэспоцорэ эри рэроуго дэринааэд у. Цопэоль беноль амылт, ы кэ тиэнод э. - Бо эмо опэоль ы, цо ыгзати бен ла ливэрена бенон улнадааота ба ла ланги ла Торенаштма. Амылтндо горааота када Никонго беноль а, - не соглашался другой голос - молодой, тонкий и звонкий, тоже мужской. Звуки этого мелодичного языка слетали с его губ свободно, словно говорящий - носитель атлантского, на котором и происходил разговор. Семён, хотя и прошёл в высшей школе курс атлантского, понимать этот диспут отказывался: он едва мог различить, что речь идёт о том, что деление языка на высокий регистр - то есть нейтрально-уважительную речь - и низкий регистр - презрительную речь - или глупость, или, напротив, главная красота языка. Хотя… Ему было неважно, о чём спорят эти голоса и на каком языке: один из этих голосов принадлежал его учителю, а другой старому другу, которого он не видел несколько лет. Раиса тоже узнала голоса дискутирующих и вместе с Семёном зашла в беседку. - Костян, братуха! Здорово! - Семён растерял всякое достоинство и бросился седовласому товарищу на шею. - Привет, привет, - с улыбкой отозвался тот, когда Семён отстранился от него и принялся трясти руку его супруге Алисе. - Как живёте? - Да вот, отучился, экзамены сдал. Отдыхаем, живём своей жизнью. Ой, прошу прощения, как я вас всех забыл! Привет, Фумей, привет, мам, комбанва, Икари-сенсей. - Все вышеперечисленные люди действительно здесь присутствовали. - Как экзамены-то сдал? - с улыбкой спросил Генда, когда Семён с Раисой сели с остальными рядом. - Да вроде бы всё на «отлично». Насчёт пилотирования меня даже проверяющий отдельно похвалил… - Ну, опыт был… - усмехнулась Алиса. Семён тоже хихикнул. - Кстати, а где вы с Костянищем так долго пропадали? - Вовсе не долго, - возразил «Костянище». - Наше путешествие длилось лишь один ыро. - Напомни, пожалуйста, сколько это «ыро» продолжается? - Шесть лет и десять месяцев с небольшим. - Так это по атлантским меркам немного, они вшестеро больше нашего живут, - пробормотала Юлия. - Так рассказывайте, где были, что делали. - Ну… Мам, я по миру ездила, языки учила, судебные системы изучала. - По-русски хоть писать не разучилась? - Нет, - засмеялась Алиса. - Я вообще хочу стать адвокатом. Уж не знаю почему, но считаю, что это - моё призвание. А Костя… Он вместе со мной путешествовал, изучал влияние культуры Атлантиды на мировое сообщество. - Да. Я также защитил несколько научных работ на эту тему, теперь я второй консультант по вопросам атлантских документов при администрации Красного Ковчега. Правда, вернулся я только вчера, и раньше вы меня, к сожалению, видеть не могли. - Костян легко поклонился Генде. - А ты как? - повернулась Юлия к Фумею. - Почто без своей благоверной? - А она меня отпустила. Сказала, что улаживает бумаги по поводу гастролей «четыреста десятых» по Америке. Юлия не сдержалась и прыснула. - И никакого подтекста в этом не было: мы с Мику абсолютно честны друг с другом. Я, кстати, недавно смотался в ваш родной мир и узнал, как живут те, кто остался там. - Ну-ка, ну-ка… - Алиса заинтересованно повернулась к Фумею. - Да, я тоже беспокоюсь, как там остальные, - кивнула Раиса. - Расскажи, пожалуйста. - А как рассказывать? Время в разных мирах идёт независимо, так что рассуждать о том, как они сейчас - бессмысленно. Сейчас они, может, ещё не родились, а может быть, не дай Бог, уже и умерли… - Вот этого не надо, - поёжился Семён. - Давай так: пусть у них тоже прошло двенадцать лет. - Отлично. - Фумей расправил перед собой голографический экран и принялся читать с него: - Анатолий Никаноров - известный во всём Союзе и мире легкоатлет. Олимпийский чемпион, мастер спорта. Женат на Анне Тимирязевой, учительнице математики. Его сестра, Софья Никанорова - мемуаристка, выпустила популярную книгу о жизни мирного населения в ходе битв с Нечистью. - Не могла она эту самую жизнь видеть - насколько я знаю, она по больницам провалялась всё это время, - покачал головой Семён. - Может, потому эта книга и стала популярной, что несильно соответствует действительности, а? - хрипло хохотнул Генда. - Кстати, вполне возможно, - кивнул Фумей. - А Колян там как? Хотя он мне и не особо был приятен - уж очень назойлив - но друг был хороший, всё-таки… - Алиса странно дёрнулась, но Костян, похоже, этого не заметил. Или заметил, но не выказал по этому поводу никакой реакции. - Николай Каховский: успешный инженер-авиаконструктор. Женат - не поверите на ком! - на Рите Кузнецовой! Алиса откровенно прыснула. - Я, честно говоря, сомневалась, что он вообще сподобится жениться… Ну да ладно. - А остальные техники как? - спросил Семён. - Я, к своему стыду, не помню их по именам… - Александр Серёгин и Майя Апраксина. Муж и жена. Основали прогрессивную музыкальную группу «Три философа». Музыку к их песням пишет триада суперкомпьютеров «Мудрость Народа», выведенная из-под ведения оборонки и отданная для использования гражданскими. Фумей помолчал. - Как видишь, ваши друзья и знакомые вполне хорошо живут, женятся, даже, простите за такие подробности, рожают детей. Они сами справляются - без вашего прямого вмешательства. Это ещё раз доказывает, что вы не в ответе за этот мир. Он сам себя восстановит. Вот, ООН вновь образовали, и Вонг теперь - официальный представитель Китая в ней. Ему и так надоела вся эта военная кутерьма, а когда МОЗГ расформировали - он подался в дипломатию, отучился и заслужил несколько высоких наград на этом поприще… - Кстати, о детях: когда я уже буду нянчить внуков? - слегка укоризненно спросила Юлия. - Семён, Алиса, супруги ваши?.. Часики-то тикают… - Помилуйте, Юлия Добрынична, какие «часики»? - со своей обычной улыбкой спросил Костян. - В двадцать шесть лет жизнь только начинается… - Согласен, - кивнул Семён. - Зря вы так. Вот ты, Сёма, просто, наверно, не дозрел до того, когда растить дитя - это счастье. Ты был такой хороший, когда подрастал… - Ну ма-а-а-ам… - Помнится, ты однажды расплакался из-за того, что ты ел сырок, а он в процессе поедания стал коротким… - Юлия улыбнулась и захихикала, а Семён только испустил тяжкий вздох. - Да ладно тебе. Все мы в детстве совершаем поступки, которые позже кажутся нам глупыми, - ободряюще хохотнул Генда. Хохотки у него всегда получались ободряющие, даже если ему этого не особо хотелось - такая уж личность. - Я вот, к примеру, когда мне было лет пять, мог неделями грустить в уголку, потому что внезапно вспомнил, что через пять миллиардов лет Солнце потухнет. То, что я умру много раньше, меня отчего-то совершенно не заботило… - А насчёт внуков - это я серьёзно, - вновь заговорила Юлия. - Я понимаю, что вы хотите ещё пожить для себя, но… - Не извольте беспокоиться, Юлия Добрынична, в скорейшем времени внуки будут. - Костян отсалютовал тремя пальцами, как это делают американские скауты. - Как скажешь, мам, - криво усмехнулся Семён. Ну что делать, если он действительно, как она сама сказала, не дозрел? - Как было в том анекдоте: «Но сам процесс…» - проговорил Фумей и прыснул. Бывшие пилоты вместе с Гендой засмеялись. - Воистину, - кивнул Семён. - Кстати, Костянище, а куда вы на четверо суток с Алисой запропали после свадьбы? Мы вас везде искали, так и не нашли… - Ну, знаешь ли… Мы имели право. «…Оставит человек отца своего и мать свою, и прилепится к жене своей - и станут они единою плотью». Это, извините меня, Книга Бытия, а в Бытии… - …как гласит Бытие, вранья не напишут, - вновь прыснул Фумей. - Ладно, проехали, - бормотнула Раиса. На людях о таких вещах она разговаривать не особо любила. - А Марта где? - спросила Алиса. - Мы сами её вторую неделю не видели, - развёл руками Семён. - Макса тоже. - Из этого следует только один вывод… - Фумей состроил загадочное лицо. - Она идёт на рекорд. Тут и Раиса, и Юлия строго зыркнули на Хацунэ, и тот сник. - Если что - я не прикалываюсь. Был, был прецедент - лет сорок тому назад, - понуро и слегка обиженно продолжил он. - Давайте просто возблагодарим высшие силы за то, что её подопытным оказался Макс, а не кто-либо из присутствующих здесь мужчин. - Согласен, - серьёзно кивнули едва ли не синхронно и Семён, и Костян. Тут до беседки начали долетать звуки игры духового оркестра. - О, моя любимая… «Осенний сон», - погрузился в воспоминания Генда. Он улыбнулся и откинул голову назад. - Сём, пошли потанцуем!.. - Раисины глаза загорелись радостным светом. - Рая, я ж и танцевать-то не умею… - Семён потупился. - Да видал я, как ты «не умеешь», - усмехнулся Костян и подмигнул старому другу. - Братуха, это было двенадцать лет назад и во сне, - возразил шатен. - Если можешь что-то во сне - значит, сможешь и в жизни, - глубокомысленно бормотнул Генда. - Мне вот приснилось, что я сижу в аудитории одного из ленинградских университетов - а мне в то время было пятнадцать лет, я в Союзе-то ещё не бывал ни разу, ничего в Ленинграде не видел даже на картинках. И вот - мне двадцать, я учусь в ЛПИ! И ещё. Эти три дня праздничные, а в четверг, двадцать седьмого, ты вступишь в должность. Прибавится не только лычек на рукавах, но и обязанностей. Будет не до развлечений, это я тебе могу гарантировать - по меньшей мере, первое время. Так что погуляй напоследок. - Ладно. - Семён выдохнул, встал и, подав руку Раисе, вместе с ней пошёл к площади. За ними размеренным шагом шли Костян с Алисой. Спешить им было некуда - в этот день оркестр будет играть до полуночи, хотя бы один вальс они станцевать успеют… …Макс и Марта лежали вместе на широкой кровати, обнявшись. В окно с тёмно-синего, кажущегося ребристым неба светили разноцветные яркие звёздочки. - Ма-арт? - повернулся к девушке техник. Очков на нём не было, но даже размытая версия лица его единственной вселяла в него неописуемо прекрасные чувства. - Чего? - зевнула она - Марта задремала, и голос техника разбудил её. Харитонов лишь молча поцеловал свою зеленоглазую возлюбленную. Для второго захода он был слишком уставшим, поэтому пока ограничился этим. Некоторое время после этого они молчали, после чего Макс снова повернулся к ней и спросил: - Слушай, я только сейчас заметил… У тебя слева, под рёбрами, огромный шрам. Откуда он? Марта как-то странно на него поглядела. - Если этого не надо было спрашивать - прости меня, пожалуйста. - Да не за что извиняться-то, - вновь зевнула она, потянулась и, с непонятной эмоцией уставившись в окно, пробормотала: - Это долгая история…