Тетива

      Едва заслышав на рассвете  звонкую трель птицы, Хината скидывала тонкое одеяло, потянувшись на футоне, быстро надевала поверх ночной рубашки шёлковый длинный халат с вышитыми жёлтыми хризантемами на рукавах. Небрежно повязавала васильковый пояс, аккуратно раздвигала сёдзи и проскальзывала на энгаву. Немного мокрые после дождливой ночи  гладкие доски приятно холодили босые ноги. Обойти покои отца было страшнее всего, казалось, еле слышный скрип половиц мог разбудить его. Посему она задерживала дыхание и на цыпочках, перебирая крохотными ножками, словно мышка, пробегала мимо.       Пока все спали, маленькая госпожа позволяла себе небольшую шалость, как непослушный ребёнок, выйти в сад без дозволения и вскарабкаться на персиковое дерево, ветки которого были выше каменного забора. Взобравшись, Хината окидывала взглядом всё вокруг и с замиранием смотрела как круглое подобное  апельсину,  который чистила Нацу, солнце, выплывало из-за гор и окрашивало небо ярко-оранжевым. Замок был расположен на холме, а город находился в низине и был виден как на ладони. Вот первые лучи играют разнообразными цветами на черепичных крышах; блестят и шелестят зелёные кроны деревьев; собака, завидев кошку, бежит вверх по узким мощёным переулкам; человек, запряжённый в тележку, лениво тащится к главной площади. Хината закусывает  большой палец в предвкушении, ей очень хочется побывать там. Судя по рассказам Нацу, там полно диковинных вещей и детей, бегающих босиком и распевающих песни. Ей безумно хотелось заговорить с кем-то из «оборванцев», как их называла Нацу. Она всё время находилась в окружении взрослых, которые постоянно от неё что-то хотели; правильно говорить, петь, играть на биве и ходить маленькими шажками, не отрывая пятки от пола, а не как отец и господин Ко, размашисто.       Как-то подслушав болтовню слуг, она узнала, что в скором времени у неё будет братик или сестрёнка. Хината улыбнулась, порадовавшись, что в доме появится ребёнок с кем можно будет поиграться и через мгновение расстроилась. Вторая жена отца, была из очень знатного рода и не собиралась переезжать в их «захолустье» и что отец, если появится на свет мальчик, скорее всего, переедет и будет заезжать к ним один или два раза в год. Эта новость её опечалила несмотря на то, что отец внушал страх, его приезда она ждала больше всего. Бывало, вернётся он весь в пыли, уставший и в царапинах, посадит к себе на колени, проведёт крупной рукой по волосам, раскрыв мозолистые ладони, подарит какую-нибудь интересную вещицу. В сердцах она желала, чтобы родилась сестрёнка. В её маленькой голове поселилась навязчивая мысль, если она станет примерной дочерью, тогда отец не покинет её. Поэтому с особым рвением девочка учила песни, выводила иероглифы тушью на рисовой бумаге и играла на биве, пока ноги не отекали от постоянного сидения на коленях и пальцы не сводило судорогой. Чем больше она себя изводила, тем больше делала ошибок от усталости и напряжения, из-за чего неизменно ловила на себе разочарованный взгляд отца.       Петухи наперебой начали кричать и разочарованно вздохнув, маленькая госпожа переступила с ветки на ветку и хотела было спуститься, но обнаружила на расстоянии вытянутой руки два спелых розоватых персика, потянувшись к ним, ветка под ней хрустнула и она полетела вниз. Хината не помнила, сколько там пролежала, но судя по тому, что открыв глаза, обнаружила у ног лекаря и отца, расхаживающего по комнате заведя руки за спину, довольно долго.          — Перелом, господин, — сказал старик, коснувшись сухими морщинистыми пальцами до седой бороды. — Я наложу шину, походит месяц-другой. В их возрасте всё заживает быстро. Упала удачно, сами небеса уберегли её, а ведь легко могла разбить голову и переломать ноги, а так, отделалась сломанной рукой и парой царапин.        — Что ты там делала? — спросил Хиаши, как только лекарь покинул покои.       Голос его немного подрагивал, он рассеянно смотрел на дочь с противоположного конца комнаты. Внутри его шла борьба: с одной стороны, его одолевала радость, что его послушная и кроткая дочь осмелилась выйти в неподобающем виде, как-то незаметно проскочить мимо его покоев и охраны, взобраться на дерево, как мальчишка-сорванец; с другой стороны — разочарование, не пристало девочке так себя вести.       — Хотела сорвать персики.        — Персики значит, — с подозрением ответил отец.        — Да, — вторила Хината, прикусывая изнутри щёку и возвела глаза к деревянному потолку, избегая испытывающего взгляда отца.        — Ты же знаешь, Хината — врать нехорошо.       Дыхание у неё спёрло от слов отца, длинные пушистые ресницы дрогнули. В тот день, любимое дерево хозяина поместья было срублено. Дочь до сих пор не могла понять; вырубил ли он его в назидание или из-за страха, что она снова на него взберётся и на этот раз расшибётся насмерть.       У Хиаши родилась вторая дочь, судя по слухам — это его не радовало. Он стал раздражительным, подолгу уходил в военные походы, а когда возвращался, сидел в своих покоях ни с кем не разговаривал. Ему казалось небеса смеются над ним, даруя бесполезных дочерей. Кому он оставит завоёванные земли, кто будет гордо носить имя клана и сражаться до последней капли крови за честь.         За десять лет, отец ни разу не привёз сестру, хоть Хината настойчиво просила о встрече. Он отмахивался, говоря, что слишком опасное время для далёких путешествий и что вторая жена, не особо будет рада «таким» гостям. Если она продолжала настаивать, то ставил на колени на горох и надолго уходил. Со временем дочь перестала интересоваться и бесцельно слонялась по поместью сочиняя незамысловатые стихи и напевала мелодии, как-то услышанные по дороге в храм.       Один раз, отец взял её в поход,  желая показать их величие, но и там она успела натворить делов, осмелясь помешать расправе над побеждёнными. Хоть тогда перед толпой, он и виду не подал, что его разозлило такое дерзкое поведение, однако по возвращении, всыпал пять ударов розгами по спине, чтобы больше не смела подвергать сомнению его решения.       Хиаши никогда не кричал, он лишь смотрел холодно с укором, от чего у неё в жилах кровь стыла. Казалось, стоять на горохе было намного проще, чем выдержать на себе его взгляд.         — О чём ты думала?         — Я сама не заметила, как отошла от слуг.          — А ты куда смотрел? Я тебе велел не сводить с неё глаз, — спросил отец, грозно взирая на Ко.         Приспешник стоял на коленях, опустив голову, не смел шелохнуться. Сегодня он совершил ошибку, упустил госпожу из виду, из-за чего подверг опасности. Несомненно, он совершил ошибку и должен принять наказание, каким бы оно ни было.          — Отец, — проглотив слюну, боязливо продолжила Хината, — это я виновата. Не наказывай его. Я...на правах госпожи приказала ему изменить маршрут и свернуть на третьем переулке. Он всего лишь слуга, а слугам нельзя перечить своим господам, а затем воспользовалась ситуацией, когда он решил помочь споткнувшейся бабушке, убежала. Я хотела побывать на базарной площади, но вскоре поняла, что совсем не знаю город и заплутала. Если и есть кого наказывать, так только меня. Ты сам всегда говоришь, что за ошибки должны платить только те, кто их совершил, — закончила говорить Хината и быстро бросила решительный взгляд на Ко, который в недоумении слегка приподнял голову и с опаской смотрел на свою госпожу.        — Что ж...порой ты меня удивляешь, Хината, — проговорил Хиаши, подходя к ней. Приподнял лицо за подбородок двумя пальцами, заставив смотреть её прямо в глаза. — Как считаешь, не должен ли он наказать тебя, за то, что воспользовалась им в своих корыстных целях и подставила.       — Господин...       — Молчать. Слова не давал. Сколько ударов плетью она заслужила?       — Господин. Не надо. Госпожа...— взмолился Ко, приподнимаясь с колен.       — Я вроде понятно задал вопрос. Сколько ударов по-твоему она заслужила?— продолжая смотреть в глаза дочери, жёстко спрашивал Хиаши.       — Один.       — О, Ко. Ты слишком добр к ней, — лёгкая улыбка заиграла на губах, — я бы сек тебя до кости, чтобы навсегда запомнил, как нужно исполнять мои приказы.       — А ты Хината, как думаешь, сколько заслужила?       — Я...я...не знаю,— растерялась дочь и губы её задрожали, сжав их в тонкую полоску и сомкнув руки в кулачки, она собрала всю свою волю и ответила, — сколько считаете нужным, отец.       — Прекрасно. Тридцать пять ударов будет достаточно.         Хиаши с интересом наблюдал, как дочь сильнее сжимала гладкую ткань кимоно, терпела удары, кусая губы до крови, но не издавала и звука. Даже слёзы не текли по её щекам. Достойно, подумал он и хотел было прервать наказание, но быстро ворвавшийся слуга, что-то шепнул ему на ухо и Хиаши растерявшись выбежал из комнаты.         — Зачем вы солгали, госпожа, — сглатывая подступившийся ком, проговорил Ко и бросил плеть на татами. — Это же я решил Вам показать площадь и это моя ошибка, что я Вас потерял.       — Тебя бы он не пощадил, — ответила Хината, поднимаясь. Спина её дико болела, но она не подавала виду. Она подошла к нему и нежно коснулась его дрожащих рук и мягкая улыбка осветила её лицо, — Всё хорошо, Ко. Не вини себя.