Формула счастья

Осенний ветер трепал дымчато-чёрную, уложенную пробором чёлку невысокого школьника, шагающего по улице. Леви осмотрелся и заметил, что деревья постепенно начали желтеть. Погода была удивительно приятной, несмотря на первое сентября – худший день в году, по мнению парня. Леви вдруг поймал себя на мысли, что он вертит головой, оглядываясь по сторонам, совсем как эта хвостатая очкарита. И с чего он вдруг вспомнил об этой болтунье, из-за которой он вернётся домой на целых двадцать минут позже? И чего это он вдруг кинулся помогать девчонке, которую знал от силы пару часов? Неужто Аккерману стало её жаль? Девушка ведь не могла не слышать всех тех гадостей, которые полетели в её адрес, стоило очкастой войти в класс. Леви представил вдруг, что она чувствовала в этот момент. Ему было знакомо это чувство, ведь Аккерман не помнил ни единого дня в школе, чтобы за его спиной не раздавалось это едкое шептание. Конечно, ему не было никакого дела, что одноклассники думали и говорили про него. До тех пор, пока кто-то из них не заводил речь про его мать. Первый человек, пошутивший на тему её возраста, стал последним, потому что Леви сломал ему челюсть. Не исключили его тогда лишь из-за хороших оценок и из-за того, что Кушель прорыдала несколько часов в кабинете директора и клялась, что такого больше не повторится. Тогда Леви пообещал матери больше не драться и научился не обращать внимания на то, что говорят люди, чтобы не избить их до смерти. Но очкастая, по-видимому, тоже несильно расстроилась, когда её обозвали длинноносой, кривоногой, кривозубой зубрилой, и в этот момент Аккерману почему-то показалось, что они чем-то похожи. Однако парень ошибся. С девчонкой, которую родители забирают на такой машине, у него точно нет ничего общего. Но эта четырёхглазая сама заговорила с ним и вела себя удивительно дружелюбно. За все годы учёбы в школе Леви не помнил, чтобы хоть кто-то из одноклассников был к нему так мил. Конечно, в детстве он дружил с жившими через дорогу детьми Фарланом и Изабель. Леви слегка усмехнулся, вспомнив высокого, блондинистого мальчика и его младшую сестру с рыжими, лохматыми хвостиками и огромными голубо-зелёными глазами на выкате. Они вместе залезали на деревья, собирали консервные банки, надевали их на палки и играли. Изабель, в отличие от брата, была не больше белки. Она любила вопить «братишка Леви» писклявым голосом и залезать Аккерману на спину в надежде покататься. Родители этих двоих были алкоголиками и вскоре лишились прав, а Фарлана и Изабель отправили в детский дом. С тех пор Леви их не видел, и друзей у него больше не было. Аккерман фыркнул. Он видел эту очкастую впервые в жизни и знал несколько часов от силы, какие из них друзья? Они слишком разные: она болтливая, шумная, рассеянная и… судя по всему богатая. А он… Войдя в кварталы своего района Леви вспомнил, кто он, и всё его хорошее настроение пропало при виде валяющихся на дороге бомжей и от их запаха мочи вперемешку с алкоголем. Аккерман покрепче сжал складной нож, лежавший в кармане, и направился в сторону дома. Интересно, его отец тоже валялся пьяный на улицах? А может до сих пор валяется? Или же наоборот – живёт и радуется, не вспоминая или даже не зная о его существовании. Интересно, каково это – иметь отца? У всех в классе было оба родителя. Вот и у четырёхглазой их двое. Судя по тому, каким взглядом её папаша одарил Леви, очкастой запретят с ним общаться. Впрочем, парень ни на что и не рассчитывал. Уж явно не на то, что они с этой Зое станут друзьями. Да и нет у него времени на дружбу – экзамены всего через два года. Аккерман привык к одиночеству. В конце концов у него была мама. Хотя Леви и почти её не видел, ведь, сколько парень себя помнил, мать всё время работала, оставляя его с более ли менее приличными соседками или с Кенни, когда тот вышел из тюрьмы. Справедливости ради не стоило забывать и о дорогом дядюшке. Который судя по стоявшему около их калитки мотоциклу заехал в гости. Мама кажется тоже была дома. Леви сел под подоконник, желая послушать, о чём они говорят. – Кушель, честное слово, с этой прической я едва не перепутал тебя с сопляком. – до слуха парня донёсся громкий, прокуренный голос Кенни Аккермана. Судя по его словам, мать снова подстригла волосы. – Хах, ну Леви пока не начал носить мои платья в цветочек.– засмеялась мама. Звон посуды давал понять, что она расставляет тарелки на стол. – Учитывая, в какую школу он ходит, чудо, что ещё не начал. – ухмыльнулся Кенни. – Пусть лучше ходит в такую, чем в ту, что ходили мы. Наши учителя курили траву прямо на уроках. – недовольно произнесла Кушель. – Я никогда не считал это проблемой и не упускал возможности покурить вместе с ними – бросил мужчина, расхохотавшись. – Я рада, что в школе тебе было весело, но так у Леви есть возможность выбиться в люди. Учителя говорят, он один из самых умных в классе. – Ай-ай-ай, бедный коротышка, ты и правда вынуждаешь его учиться в школе. – По крайней мере, я знаю, что он делает уроки, а не курит чёрт знает что за гаражами. – отрезала Кушель. – Ну, судя по твоим волосам его учёба недешево обходится. – заметил Кенни. – Ну, я стараюсь и на университет откладывать с тех денег, что ты присылаешь. А волосы отрастут, тогда я снова их продам, и мне даже будет чем солить суп, – рассмеялась женщина, но сидящий на корточках под окном Аккерман отчётливо слышал усталость в её голосе. Впрочем, он не помнил такого момента, чтобы мама не была уставшей. – Да и Леви довольно часто деньги приносит. – И ты не интересовалась, какими способами он их зарабатывает? – иронично поинтересовался мужчина. – Чай готов! – бросила Кушель, проигнорировав вопрос брата. – Что-то его долго нет. – задумчиво проговорила женщина. – Не волнуйся, я научил малого всему необходимому для того, чтобы он вернулся домой целым и не ограбленным. – бросил Кенни, плюхнувшись на стул. Леви цыкнул про себя, поняв, что ему придётся зайти домой. Уж больно ему не хотелось видеться с дядюшкой. – Ма, я дома! – парень зашёл внутрь, всем своим видом доказывая, что не подслушивал ничьих разговоров, сидя под окном как минимум минут пятнадцать. – Поглядите-ка, а ты всё такой же, сопляк. – расхохотался Кенни, увидев племянника. – Кенни, шляпы уже не в моде. – бросил парень, оглядев дядю снизу вверх. Леви сделал вывод, что тот совсем не изменился: всё та же шляпа с широкими полями, из-под которой выглядывали чёрные, лохматые волосы до плеч и узкие серые глаза, похожие на глаза самого Леви. В своём длинном чёрном плаще дядюшка походил на мафиозного гангстера. – Гляжу, ты не очень рад меня видеть. – ухмыльнулся мужчина. Кенни сидел на стуле, покачивая ногой. – С чего ты так решил? – Аккерман возвёл глаза к потолку. – Ты же всего-то девять лет не объявлялся. – буркнул парень и направился в свою комнату. – Восемь, вообще-то! – бросил дядя ему вслед. – Или? – Кенни перевёл взгляд на сестру. – Девять, Кенни. – Кушель покачала головой и оттянула назад теперь уже короткие волосы. – Гляжу, сопляк на меня обижен. – задумчиво произнёс мужчина. Из его голоса пропала насмешливость. – Он очень расстроился, когда ты уехал тогда, – Кушель вздохнула и поставила на стол две чашки чая. – Всё выпытывал у меня, почему ты его бросил и что он сделал не так. Я пыталась объяснить, что это не из-за него, но видимо Леви воспринял это на свой счёт. В конце концов, он думал о тебе, как об отце. – женщина закрыла лицо руками. – А что до его настоящего отца? – спросил Кенни и попытался заглянуть сестре в глаза, но та старательно их прятала. – Кенни, пожалуйста, не надо. Не будем об этом. – Кушель вздохнула и положила пальцы на виски. – Он не знает? Видимо, ты ему не сказала. – сделал вывод Аккерман, откинувшись на стуле. – Можешь осуждать меня, сколько угодно, – бросила женщина. – Но я ещё не готова рассказать ему всё, я не могу сказать ему всю правду. Хоть он и спрашивает, и злится на меня за то, что я утаиваю, но я просто не знаю, как сказать об этом. – Кушель запрокинула голову наверх в надежде, что выступившие слёзы вкатятся обратно. – Да, ты даже со мной об этом не говорила. Мы не говорили об этом с тех пор, как я вышел. – произнёс мужчина. – Это не значит, что я готова об этом разговаривать, – перебила брата Кушель. – Да и Леви услышит. – Всё равно он когда-нибудь всё узнает. – проговорил Кенни, встав со стула. – Я это прекрасно понимаю. – бросила женщина и снова оттянула назад волосы, чувствуя, что её голова скоро взорвётся. – Эй-эй, прекращай, так вообще волос не останется, – Аккерман подошёл к сестре и, взяв её за запястья, осторожно убрал руки от многострадальных дымчатых кудрей. – Ну, что ты, мелкая? А? – мужчина погладил её по голове. – Всё будет нормально, – произнёс Кенни, – кладя руку сестре на плечо. – Сопляк-то у тебя умный, любит тебя, не пропадёшь ты с ним. Да и я ещё помирать не собираюсь. Вот, – мужчина кинул на круглый, деревянный стол пачку денег. – Малому на учёбу и на мороженое, и тебе на шампунь хватит. – Кенни, откуда столько? – взгляд женщины упал стопку наличных. – Я надеюсь, ты их легально заработал? – Об этом не волнуйся, – коротко произнёс Аккерман и ещё раз провёл ладонью по волосам сестры. – Ну, я пойду. – мужчина направился в сторону двери. – Уже? – Кушель подорвалась со стула. – Ты же только приехал. – Я приехал дать тебе денег, – отрезал Кенни, натягивая обувь. – Того и гляди с сопляком поцапаемся, ты нерничать будешь. Да и не нужен я вам здесь, соседи снова таращиться будут, да молоть всякую чушь про меня, и что хуже про тебя. Ни к чему тебе это, – проговорил Аккерман. – Ты честно скажи, соседские мамашки мною детей до сих пор пугают? – усмехнулся мужчина. – Не знаю, не замечала. – ответила Кушель. – Сопляку спуску не давай, а то больно он у тебя оборзевший. – Постараюсь. – женщина слегка улыбнулась. – Ага, конечно, любишь ты его сильно. Прямо, как я тебя, – Кенни обнял сестру одной рукой и слегка коснулся губами её широкого, бледного лба. – Ну, не скучайте. – мужчина развернулся и вышел на улицу. Кушель долго смотрела на захлопнутую дверь, а после села на пол, обняла колени и положила на них голову. – На полу холодно и пыльно. – раздался голос за спиной женщины. Она обернулась и увидела сына. Леви, уже переодевшийся в домашнее, стоял и глядел на мать. – Ты прав, – Кушель слабо улыбнулась и встала, отряхивая длинное платье с цветочным узором. – Ты голодный? Я суп сварила. – Я видел. Тебе тоже налил, – ответил парень, топая на кухню. – Кенни дал? – взгляд Леви пал на пачку денег. – Он не так плох, как ты о нём думаешь, – проговорила Кушель, садясь за стол. – Знаю, ты обижен, но он хотел, как лучше. – начала женщина. – Да, это я уже слышал, – буркнул Аккерман. – Ма, давай не будем, ты второй день на грани. – Леви решил закончить разговоры про Кенни по крайней мере пока, чтобы не доводить мать. Парень взял ложку и принялся за суп. – Ладно, – Кушель снова вздохнула, на сей раз с облегчением. – Расскажешь, как в школе? – Пятёрку получил. – коротко бросил Леви, не желая отрываться от супа. Он любил еду, приготовленную мамой. – Ты как-то поздно пришёл. – заметила женщина. – Да, так, класс закрывал после всех. Ну и помогал одной четырёхглазой девчонке. У неё очки больше, чем лицо, и она новенькая в общем. – Аккерман чувствовал себя странно. Они с мамой редко говорили по душам. А про друзей он ей вообще не рассказывал, потому что у него их не было. Тем более Леви ещё не определился, каким словом следует наречь эту очкастую чудилу, которая всё никак не выходила у него из головы. – Ты завёл себе подругу? – Кушель улыбнулась, глядя на сына. – Тч, не шути так, – отрезал парень. – Её просто подсадили ко мне за парту, а потом она споткнулась и расквасила коленку, пришлось вести её в медпункт, чтобы она не потерялась. Она очень…очень умная, хоть и неуклюжая и судя по всему право и лево не отличает. И она довольно милая, хоть и очень болтливая. По крайней мере, не смотрела на меня, как на кусок говна, что уже крайне дружелюбно. – задумчиво проговорил Леви, помешивая картошку в супе. – Хм, ну по крайней мере ты улыбаешься, говоря о ней. – заметила мама и слегка хихикнула. – Ничего подобного. – цыкнул Аккерман и поджал губы, чтобы у матери не возникло подобных мыслей. Но он не мог не заметить, что воспоминания об этой очкастой меняли его вечно угрюмое настроение в позитивную сторону. Что казалось ему крайне странным, поэтому он просто вернулся к своей картошке, в надежде отвертеться от расспросов матери. – Так, ну я пошла. – Кушель встала из-за стола. – Куда? – Сегодня моя смена, уже не отвертеться, а завтра возьму выходной. Можно заказать тебе новую школьную форму на эти деньги? – взгляд женщины пал на стол с заветной пачкой долларов. – Может лучше купим тебе лекарства от головы? – сказал Леви, поглядев на мать. – Ты второй день рискуешь выдрать себе волосы. – Ха-ха, ладно, придумаем ещё. – Кушель наспех отхлебнула чай из кружки, также спешно поцеловала сына в щёку и ушла в коридор. Леви услышал, как захлопнулась дверь. Отпив чай из кружки и поняв, что тот остыл, парень раздражённо цыкнул языком, после чего поставил чайник на конфорку и полез за новой порцией заварки. Чего-чего, а чая в доме Аккерманов всегда хватало. Леви позволил себе полчаса полежать на диване в обнимку с кружкой чая. Он устал думать об отце, о Кенни и о том, почему мама ему ничего не рассказывает и что такого ужасного произошло в её жизни, что она так боится говорить об этом. Парню оставалось лишь гадать, и его это жутко раздражало. В моменты столь сильной злобы Аккерман обычно вылезал через окно, бежал в самый отдалённый, забытый богом угол их района, где пацаны постарше устраивали бои на деньги. Это был тот самый способ заработка, о котором Леви не говорил матери. Это было ещё и его главным хобби. Мало, кто решался ставить на такого коротышку, поэтому все удивлялись, когда Аккерман выносил противника с одного удара и забирал свои деньги. Хоть в чём-то Кенни оказался полезен, ведь он научил Леви пробивать челюсть с одного удара так, как это делали в тюрьме. Парень считал, что это самый полезный урок в этой жизни, куда важнее физики, математики и прочего, что ему приходилось зубрить в школе, потому что мама решила отдать его в школу для умных. Эти драки помогали Леви не сойти с ума, не избить бесящих его одноклассников, которые плевали на него за спиной, помогали выпустить злость на этот мир за его заплатанную, застиранную одежду и вечно полупустой холодильник. За вечно работающую, уставшую и несчастную мать, которой он не мог помочь, и ненавидел себя за это. За исчезнувшего в неизвестном направлении и ни разу не объявившегося отца. За сидевшего в тюрьме дядю, который в своё время тоже не постеснялся исчезнуть, оставив его и мать. За то, что этот мир смотрел на него лишь, как на парня из самой неблагополучной семьи в их бомжатском, богом забытом районе. Избивая очередного незнакомца, Аккерман представлял, как бьёт несуществующего отца или действующего ему на нервы одноклассника. Несколько раз его даже приходилось оттаскивать, чтобы Леви никого не убил в порыве злости. Но только в такие моменты, поддаваясь этому гневу, парень мог чувствовать себя живым. И в то же время ему становилось страшно. Леви начал задумываться, насколько он близок к тому, чтобы преступить эту грань. Близок к тому, чтобы убить человека. Прям, как Кенни, который по рассказам соседей, по пьяни пустил пулю в голову какому-то школьнику, а после получил срок на пять лет. Это была одна из тех семейных историй, из-за которых мама оттягивала волосы сильнее обычного и запрокидывала голову, чтобы не заплакать, а после напоминала сыну, чтобы он не повторил судьбу дяди. Леви всегда закатывал глаза в ответ, но в глубине души парень не мог не замечать, что они с Кенни не такие уж разные. Что если однажды Аккерман не сдержится и перейдёт эту грань? Впрочем, в тюрьме не так страшно, если верить дядиным рассказам. Но в такие моменты Леви вспоминал о маме и думал о том, что с ней станет. Мать ведь всю жизнь и здоровье потратила на то, чтобы выучить его в приличной школе и дать нормальное образование. Аккерман вдруг представил её взгляд, если бы она обо всём узнала. Смотрела бы Кушель на него теми же глазами, полными любви, увидев, как её сын, которого она учила быть добрым и честным, бьёт людей за деньги, так ещё и врёт ей об этом. Но Леви почему-то был уверен, что даже тогда мама бы не перестала его любить. В конце концов, она оставалась единственной, кто всегда был добр к мальчику. Аккерман полагал, что все матери добры к своим детям, хоть и не был уверен. Внезапно парень осознал, что в его жизни появился ещё один такой человек – очкастая чудила по имени Ханджи, улыбавшаяся ему во все зубы. Возможно, это была простая вежливость, и Леви тешил себя ложными надеждами на то, что кто-то в самом деле захотел с ним дружить, но ему показалось, что столь странный, но при этом искренний человек, как эта очкарита, не способен на лицемерие. И с чего это вдруг парень вспомнил о ней? Будто эта Зое для него что-то значит. Бред какой-то. Леви сполз с дивана и с неохотой поплёлся делать домашнюю работу. Он удивительно быстро справился со всеми задачами по физике. Вероятно, потому что видел, как их решала четырёхглазая, и сразу всё понял. Разделавшись с уроками, Аккерман принялся за уборку. В доме всегда было что убрать – пыль на разваливающихся от старости окнах или отламывающихся от них подоконников, паутина между рассохшимися плинтусами. Неудивительно, здесь ещё бабушка с дедушкой жили. О них, согласно семейной традиции, Леви тоже ничего не знал. Разобравшись с делами, парень отправился спать, закрыв дверь на ключ.