Змеи

Когда говорит Птолемей, сын Лага, другие слушают. Как фараон, что утвердился на египетской земле, сейчас он имеет право говорить все, что угодно и о ком угодно. Его не осудят. С самого восхождения как полководца его ценил и Александр, и народ, находя незаменимым. Он и сейчас, на склоне лет, незаменим. Стариковский треп, что он ведет перед своим советником, о том, кто возвысил его, уже никак не может прерваться. Ему хочется высказаться, потому он говорит, прося записывать. А задумавшись над тем, что сказал, тут же просит сжечь папирусы, находя свои шутки сознания неубедительными: «Я не верил в его мечту. Как и мы все. Вот правда его жизни. Мечтатели лишают нас сил. Мечтателям стоит умирать прежде, чем их проклятые мечты убьют нас». Он удивляется себе, не понимая, почему вдруг стал говорить как поэт. Наверное, всему виной старость. «Как будто речь хоть когда-либо шла о мечтах», — с разочарованием уже про себя говорит Птолемей. Прикрывая глаза под палящим солнцем Александрии, смотря с высоты лет на свои свершения, он все чаще слышит шипение, вспоминая одно — мать Александра обожала змей. Этой женщины нет в живых, она сложила голову по приказу Кассандра слишком давно. Она словно преследует его в последние дни, когда он задумывается о своем друге. Рассказы о том, как Олимпиада играла с этим скользкими тварями, которых держала десятками в своей спальне, так и слышатся ему в забытье. Как смеялась и приговаривала: «Змеи, как люди. Ты будешь кормить их, заботиться, беречь их, но они все равно предадут тебя». Он вскакивает в холодном поту, думая, что ему чудится ее голос. Он бледен. Но потом вздыхает, прикрывает глаза, легко улыбается той улыбкой, которую никто никогда не видел на его лице, и отвечает в пустоту: «Наблюдение бесспорно верное». Это его маленькая тайна. Птолемей все чаще видит Олимпиаду во снах. Она расстроена, зла, груба и рассматривает его ненавидящим взором с одним-единственным немым вопросом: «Почему ты, а не он?!» Птолемей в эти моменты заливается искренним смехом, вызывая еще больше ненависти у этой мегеры, а его малый в сравнении с завоеваниями Александра клочок земли так и мигает где-то в отдалении, маня покоем и уютом. Птолемей никогда не боялся мертвых, он как никто другой знает, что проблемы идут от живых. Все чаще думает о том, что разделяет любовь к змеям — они всюду. Птолемей после смерти Александра побывал во множествах сражений, подражая ему, но отстаивая только свой драгоценный Египет, а начинал он как тень, что следовала за Великим шаг за шагом, исполняя малейшие проявления воли, ни в чем не прекословя и нигде не выражая своего мнения. По какой-то причине его любили, он всегда был полезным. Как помогла Александру легенда о том, что он сын Зевса, так Птолемею помогла легенда о том, что он сын Филиппа. Удивительно, как Олимпиада не сжила его со свету. Помогло одно — Александр никогда не слушал своей матери. Правильно делал. Ее годовое правление и страсть к крови после его смерти, действительно выдавало в ней безумие. Месть за все те годы унижений отчаявшейся женщины, что так желала власти, но не умела ей распоряжаться верно. Будто бы ей попало в руки то, чего она так долго просила, но наконец-то получив, тут же от волнения забыла, как действовать. Несмотря на свою слепую любовь к сыну, Птолемей думает, что та сознательно желала ему смерти, жаждала ее темными ночами, когда тот в очередной раз отказывался приглашать ее в Вавилон. Страсти этой женщины не знали границ, она даже взяла под свое крыло Роксану с ее ребенком, чтобы укрепить свое положение. До этого жена Александра расправилась с особой жесткостью с его другой избранницей. Поспешные решения, что так перекликались и дополняли друг друга в своей отталкивающей силе и ненависти. Жесткость, соединившая этих женщин, жену и мать, продлилась недолго. «Хвала Богам!» — часто говорит себе Птолемей, еле сдерживая улыбку. Две повелительницы змей уживались рядом какое-то время, он бы на это посмотрел. Империя, что оставил после себя Александр, нуждалась в крепкой руке, но место правителя занял его слабоумный единокровный брат, что был пешкой в руках бывалых в бою македонских полководцев. Кубло змей, непримиримых и беспощадных. Птолемею в это же время одному удалось захоронить Александра на своей земле, на которую он удалился заранее, чтобы не участвовать в ненужных ему поединках. В последние годы, когда силы уже не те, он откровенно кокетничает с оставшимися правителями от воин Александра, помогая то одному, то другому, в зависимости от того, куда дует ветер. Змеи бьют друг друга головами, часто нанося смертельные удары. И с каждым годом их все меньше и меньше. Он же остается. Переженив всех своих детей, Птолемей закрепился на том положении, что у него есть сейчас, он не вмешивается в дела тех, кто находится от него дальше, чем он может себе представить. Наблюдает издали, наслаждается, но доверяет дела больше своим потомкам, понимая, что за ними будущее. И они ему преданы. Этого не хватало ни Филиппу, ни Александру. Им не на кого было оставить свои дела. Первый заложил начало второму, но какой ценой… Учиться нужно на чужих ошибках, потому Птолемей был женат всего трижды и всегда во всем знал меру. Он делал свои политические и военные шаги осторожно, всегда оборачиваясь назад и сравнивая; оба взгляда, что от его мнимого отца, что от почившего друга, останавливали его в тот или иной момент. Наверное, он слышал шипение в секунды важных решений… Или ему сейчас только кажется? Как бы там ни было, осторожность привела его к почтенному возрасту. Змеи вокруг него вились и сворачивались клубками, их было больше, чем его сил, но они всегда ложились к нему под ноги. Ведь самой хитрой змеей всегда был и оставался он.