***
Дипперу некуда было идти. Холодная и суровая реальность, не сравнимая с умиротворением и лёгкостью Измерения Снов, встретила его тучами и дождём. Мокро и мерзко — то же покоилось в груди Диппера. Противное чувство собственного бессилия и одиночества. И лишь час назад он ведь имел всё — и место, где мог спрятаться от боли и страха, и дорогое сердцу существо, которое спасало от одиночества, и цель в своей никчёмной жалкой жизни. Одно слово, одно действия и всё рухнуло. И идти всё ещё некуда. Венди самостоятельно послала его, не выдержав такого эгоизма к себе. Форду и Стену на глаза попадаться просто было опасно. Мэйбл… У неё свои проблемы и дела — да и в очередной раз просить помощи у неё казалось диким и глупым. Они же уже всё решили, разобрались в своих проблемах, в своей ненависти и любви друг к другу. У Мэйбл сейчас Пасифика, которая в приоритете, которая стоит выше родного брата — не то чтобы Диппер сам до такого отношения к себе не довёл всех. Так странно нуждаться в ком-то. Ведь и раньше — до приезда в Гравити Фолз — Дипперу никто не нужен был, он прекрасно справлялся в одиночку, помощи чужой не просил, и просто существовал в сером пространстве, лишь ожидая когда настанет то самое лучше, о котором все говорят постоянно. Когда захочется не начать жить, а просто жить, и этой жизни радоваться. Не чувствуя ничего, не желая ничего, мимо проходили дни, и надежда на волшебство любое, лишь бы поменялось в жизни хоть что-то. Чтобы хоть что-то почувствовать в своей жизни — что-то кроме постоянно апатии, страха и боли. И вроде врёт Диппер самому себе, ведь нуждался он в людях и до Гравити Фолз. В маме нуждался. В такой же испуганной жизни, полной невысказанных обид и болей, в такой же одинокой и неправильной. Но она молчала. Всю жизнь Диппера она молчала — улыбалась натянутыми улыбками, делала вид, что всё хорошо, лишь бы показать Дипперу что жизнь не ужасна, что есть в ней цели, что есть в ней счастье и радость. Говорила, показывала и просто нагло врала. Потому что сама не верила в то, чему хочет научить. Потому что сломалась. Потому что сын родился тем, кого называют монстром. Но продолжала любить своего монстра. Будто никого лучше этого монстра на свете нет. Любила монстра и забыла про маленького героя, растущего рядом. Про Мэйбл забыла. Как окунулась в беспросветную пучину тьмы, полюбила её, и забыла про свет существующий рядом. Мэйбл вполне заслуженно Эбигейл ненавидела. Ведь делала всё возможное, чтобы мама — дорогая родная мама; та, о которой говорит каждый, говорит, что ближе нет человека на земле, что нет более важного человека в жизни, что лишь она любить будет всегда своё чадо, каким бы оно не было — просто могла гордиться, чтобы хоть раз обратила своё внимание на дочь. И не понимала Мэйбл всю свою жизнь, почему монстр важнее человека. И непонимание обратилось в ненависть. А Диппер всё оставался от мамы зависим, даже сейчас, находясь так далеко от неё лишь мечтал о том, как заберёт её с собой. Как они вдвоем, пусть и будут против всего мира, но смогут зажить счастливо. Хоть раз в своей жизни получат то самое лучше, поймут всю его желанность. Хоть раз в своей жизни они получат за свои страдания должное, смогут улыбаться искренне и без страха открывать глаза каждое утро. И ведь почти же получилось у Диппера. И сила ему была дана, и поддержка, и, как он думал, счастье. И всё покоилось это в одном существе, и всё это даровал ему Билл. Но рухнули в одночасье иллюзии, построенные мозгом. Осознание беззащитности против того, о ком думал как о защитнике, ледяным остриём вонзилась в сердце. Диппер ведь до конца отрицал свои чувства, пытался сохранять разумность, не поддаваться глупой привязанности, вызванной даже не им самим, а личной природой. И стоило только признать, что по-другому не сможет — стоило только признать, что всё-таки влюбился, даже если не по своей воле — как воображаемый замок, скрывающий от зла, на глазах стал разрушаться, оставляя после себя развалины надежд. Но не время сейчас предаваться очередным страданиям и боли. Пора уже наконец-то прекратить лить слёзы из-за любой лжи и страха. Пора прекратить верить в однажды волшебным образом наступившее лучше, а самому строить путь к нему. Чего бы это не стоило. Пора уже наконец-то признать, что эгоизма в Диппере больше, чем жадности.***
Дорога длилась как вечность. Форд нервно постукивал по рулю, пока ехал. В голове крутилось тысяча мыслей: и том, что он скажет, как только приедет, и о том, что скажет Эбигейл, когда его увидит, будет ли она сопротивляться или примет всё как данное. Форду кажется, что она уже давно готова встретиться лицом к лицу со смертью. Будто с того самого дня, девятнадцать лет назад, готова. Эбигейл не дура, она всё прекрасно понимает, и понимает, что ничего не исправить и никак ей уже не спастись. И смерти она не просто ждёт, а желает. Машина поворачивается. Форд видит знакомую улицу. Там на конце стоит одинокий дом. В него никто не ходит, даже газеты перед дверью никто и никогда не оставляет. Никто не приходит с дружеской беседой. Никто не хочет и просто видеть этот дом. И будь воля соседей, никогда бы они и не жили рядом с Эбигейл Пайнс. Форд заворачивает. Припарковывается рядом. Выходит из машины. Достаёт сумку. Всё закончится сегодня.***
Диппер сидел в городской библиотеке. Открылась она только только, пришлось на пороге, под небольшой крышей над дверью сидеть, чтобы не промокнуть, и ждать, когда наступят долгожданные часы работы. Милая старушка лишь удивлённо похлопала глазами, когда Диппера перед дверью увидела, но ничего не спросив, ничего не ответив, просто впустила помятого паренька внутрь. И даже принесла из подсобки старый плед, чтобы Дипперу дать возможность отогреться. На это он лишь благодарно улыбнулся. Сил разговаривать не было. И библиотекарша это понимала, и сама не спешила разговор начинать. Биллу нужен был дневник. Ещё с самой первой встречи ему нужен был он. Но почему-то до вчерашнего дня, он не так сильно желал его себе заполучить, даже согласился на то условие Диппера отдать его, когда тот сам этого пожелает. Но пришёл Форд, а значит, что его это желание. Да только для чего. Если он сам дневник и отдал. Не учёл что-то? Каким бы Форд гением не был, а такое возможно. Открывая третий дневник, открывая последние записи мамы, Диппер окончательно решил. Всё должно закончиться сегодня.***
Наступило моё день рождение. Заветные двадцать лет. И, знаешь, сложилось такое впечатление, что Форд только этого и ждал. И Билл вместе с ним. Моя жизнь полностью перевернулась. Первые месяцы я ещё мало чего понимала, и никакой угрозы не чувствовала. Приходить Форд стал часто, постоянно говорил о каких-то анализах, я мало понимала о чём он, но не противилась. Доверяла тогда ему. Да просто подозрения о том, что мой брат мог сделать что-то ужасного не было. Он брал кровь, часто. Я не придавала этому значения. Быть может очередное гениальное изобретения придумывал, которое охотникам жизни сохранять будет. А может лекарство изобретал. Меня не интересовали детали. Я тратила всё время на задания и тренировки. Иногда ездила в Гравити Фолз к Биллу. Нравилось с ним разговаривать. На душе легко после становилось всегда. И не чувствовала ничего подозрительного в их поведении. Прошлой второй месяц и третий. А Форд всё брал анализы. Только после стал уже приходить с какими-то склянками и шприцами. Говорил о возможных болезнях, а каких-то экспериментах и просил помощи. Уговаривать долго меня не пришлось, я только рада была помочь брату. Да и моя регенерация была прекрасной, так что я не боялась и несчастных случаев. А если бы те и произошли то Хранительницы бы в стороне точно не остались. Нужно было тогда всё же подумать перед тем, как соглашаться. Наступил четвёртый месяц после моего двадцатилетия… — И ты всё же пришёл, — в голове Эбигейл не было обвинений. Не было злости или страха. Не было грусти. Но было улыбкой и лёгкость. Она ждала Форда. Ждала всё лето. Ждала с того самого момента, когда он забрал её детей. Ждала с того самого момента, когда повестка в суд только появилась на пороге их дома. — Пришёл, — кивнул Форд. Он стоял по середине гостинной. Напротив спокойно сидящей в кресле Эбигейл. И не поверить сейчас, что худая, бледная она с грязными растрёпанными волосами, с пустыми безжизненными глазами, когда-то была лучшей охотницей в отряде Хранителей. Что такая как она была надеждой человечества. Эбигейл ведь было всего тридцать девять. И не должна она выглядеть так старо, так беспомощно, будто ей уже лет шестьдесят. И впервые Форду стало совестно. …Тогда я была у Билла. Мы просто болтали о всём подряд. Я слушала его завораживающие истории. Он всегда был моей отдушиной. Мир, где не нужно быть сильной. Мир, где ты просто слушатель, наблюдатель, читатель. Тогда пришёл Форд. Я думала, что он в очередной раз будет пытаться выпросить внимание Билла, доказать, что он не просто букашка в чужих глазах, а ровня Сайферу. Но всё пошло не по типичному сценарию. Форд тогда принёс папку. Я не знала, что внутри, но тогда наконец-то почувствовала угрозу. Билл принял папку в руки, открывая и быстро проегаясь глазами по строчкам. А после на его лице появилась хищная улыбка. И моё желание сбежать как можно дальше от них двоих почти выиграли. Но я осталась сидеть, готовая ко всему. Как я думала — ко всему. Билл тогда захлопнул папку и посмотрел на меня, прожигая взглядом. Вместе с его улыбкой зрелище было ужасающим. Тогда он впервый раз на моей памяти Форда похвалил. И после этого лишь махнул рукой. Я провалилась в сон. А когда открыла глаза лежала прикованная на операционном столе. А рядом стоял Форд. Диппер, я уверена, что ты множество раз задавался вопросом о своём отце. Ненавидел этого человека, считал его тем ещё мудаком, который бросил нас. А может думал, что это был лишь случайный человек, которого я однажды по глупости подцепила. Но правда ужасна. И я бы сама хотела, чтобы это была лишь случайная связь или чтобы меня просто кинули с детьми на руках. Но на деле отца у тебя и Мэйбл никогда не было. Все анализы, все эксперименты Форда были лишь для создания партеногенеза в человеческом теле… — Может скажешь хоть что-то? — усмехнулась Эбигейл. Всё так же грустно. Она уже давно не испытывала ничего кроме грусти. — Что ты хочешь от меня услышать? — прикрыл на секунду глаза Форд и покачал головой. — Извинения тебе не нужны. Тебе ничего уже не нужно. — Моя жизнь мне нужна, — как детская мечта. Эбигейл знала, что ничего уже не возможно вернуть. Форд сделал шаг. И ещё один. И теперь стоял он вплотную к Эбигейл. Возвышался над слабым телом на кресле. Всю жизнь он думал, что то, что сотворил безразлично ему, что ни о чём не жалеет. Но сейчас, готовый забрать чужую жизнь понял, что жаль ему Эбигейл. Жаль родную сестру, которая прошла через всё это. Жаль, что забрал чужую жизнь. И врал он себе, и врал другим. Цель оправдывает средства. И быть злодеем в глазах родных можно. Но страдать меньше от этого не получится. Не выдержал. Ноги подкосились и Форд упал на колени. Уткнулся носом в чужую юбку. Расплакался. Он привык быть холодным, расчётливым безумным гением. Но сейчас все эмоции, которые он так долго копил в себе взяли наконец-то вверх. И не ведь не он должен плакать и страдать в эту секунду, а Эбигейл. — А что тебе, братец, нужно? — она мягко положила ладонь на чужие волосы, начав перебирать пряди. — Моё прощение? Моя согласие на собственную смерть? Ты ведёшь себя сейчас глупо. Тебе ведь всегда было плевать чужие жизни и чужие жертвы. А сейчас, когда ты понял какая же ты мразь, решил исповедаться? И не было в её словах злости. Не было грусти. Всё такая же пустота. Будто и говорила она это лишь от надобности. Чтобы момент сделать этот душераздирающим. Чтобы просто сказать всё то, что копилось в душе, хоть и сейчас ей было всё равно на старые обиды. — Если таково твоё желание, то хорошо, — и даже не смотрела Эбигейл на Форда, продолжала пялиться вперёд и ничего не видеть. — Я прощаю тебя. Прощаю то, что забрал у меня жизнь, прощаю и то, что ты забрал у меня детей. Прощаю то, что мой сын рождён был для того, чтобы стать твоим инструментом в погоне за величием. И Билла я прощаю за всё тоже. Изо рта Форда вырвался задушенный всхлип. — Но я ведь не искренне всё это говорю. Я больше ничего не чувствую. И не простить тебя, не обвинить нормально не могу. Я уже давно перестала жить. Лишь существовала для того, чтобы сегодня ты меня убил. …Пришло время и мне грехи свои искупить. Диппер, я никогда тебя не любила. Как и Мэйбл. Я вас ненавидела. За то, что жизнь мне сломали. За то, что забрали у меня её. Но я продолжала тебя поддерживать, продолжала растить. И буду продолжать. На момент написания эти записей, вам уже четырнадцать лет. И единственное, почему я так вокруг тебя бегаю, продолжаю тебе улыбаться и говорить о великом чуде, которое обязательно наступит, — только так я могу продолжить бороться. Я осталась без магии, без какой-либо поддержки. И прости меня, хоть мне ни капли не жаль. Для меня ты, Диппер, — такое же оружие, инструмент, как и для Форда. Всё, что меня сейчас позволено, так это вырастить из тебя хорошего человека, которые не скатиться в глупую месть и обиду. Ты умный мальчик, я верю. И ты сможешь переиграть, что Форда, что Билла. Не пойдёшь на поводу у этих двоих. Не разрушишь мир, как они завещали. Ты выиграешь в их же игре, даже не зная правил. И только для этого я продолжаю жить, продолжаю тебе улыбаться и растить. Потому что будь моя воля, я давно уже перерезала бы и тебе глотку, и Мэйбл и себе. Но это ничего не исправит. Форд просто найдёт очередную возможность, чтобы на свет появилась ведьма. Найдёт способ стать бессмертным, чтобы продолжать свои эксперименты. Заключит очередную сделку с Биллом. Я ненавижу тебя, Диппер. Мне абсолютно безразлична Мэйбл. Вы никогда не были моими детьми. Вы были обузой. Вы были мои проклятием. Но только вы сможете Форда с Биллом остановить… — Почему ты так легко сдалась? — слёзы закончились, но Форд всё ещё стоял на коленях, а голова лежала на чужих коленях. — Я уже сделала всё возможное, чтобы спасти наш мир от тебя, — Эбигейл продолжала перебирать чужие волосы. — От детей избавиться на стадии беременности не вышло. Хранительницы мне не поверили. Я осталась одна с двумя младенцами. Тогда у меня остался лишь один выход — воспитать хороших людей, чтобы они не поверили в твои лживые речи. — Разве ты воспитывала Мэйбл? — усмехнулся Форд. — Ты всегда игнорировала её существование. А она всё пыталась и пыталась добиться твоего уважения… — Я хотела, чтобы она возненавидела меня, — честно ответила Эбигейл. — Возненавидела всю нашу гнилую семейку. Чтобы стала сильнее нас всех вместе взятых, лишь бы доказать, что не пустое место. Я тебя уверяю, Форд. Ты ещё будешь бояться Мэйбл. — Она и правда сильна, — согласился он. — Видимо, когда происходило деление на элементальную и чистую энергию, Мэйбл впитала и ту, что должна была быть у Диппера. — И хорошо. Значит будет тот, кто сможет тебя убить. — Если успеет. Но в моём плане нет дыр, а значит я буду лишь рад, забрать и её силу, — Форд выпрямился. — Хочешь ещё о чём-нибудь узнать? Эбигейл пожала плечами. — Билл там как? — первое, что пришло ей в голову. — Или Диппер. Без разницы. — Диппер та ещё сука, его характер начал проявляться, когда он перестал пить те таблетки, — усмехнулся Форд. — Идёт поперёк любых правил, постоянно дерзит и не слушается. — Вот и прекрасно, — выдохнула Эбигейл. — Значит и у тебя на поводу не пойдёт. — А ещё, — Форд поджал губы, — видимо, он в Билла влюбился. А тот влюбился в ответ. И впервые за последние десять лет Эбигейл рассмеялась по-настоящему, искренне. Поверить просто не могла в то, что Форд сказал. Но понимала, что возможно такое. Потому что знала, как ведьма и демон связаны — побольше Форда обо всём знала. И знала, что какие-нибудь чувства между этими двумя да вспыхнут. — А Мэйбл вообще встречаться с дочкой Нортвестов начала. — Какие, — смешок вырвался с её губ, — они у меня молодцы. Всех тварей силой любви себе покорили. Смотри Форд, план твой ещё чуть-чуть и развалится. — Не развалиться, — усмехнулся тот. — Билл и Диппер — те ещё эгоисты, и не пожертвуют собой из-за каких-то чувств. — Дурак ты, — откинулась на спинку кресла Эбигейл. — Дурак. Дело не в любви. Дело даже не в эгоизме. — А в чём тогда? Эбигейл ничего не ответила. Лишь хитро улыбнулась. …Сделка между Фордом и Биллом заключалась в следующем: Билл рассказывает, как можно воссоздать ведьму, а Форд исполняет эту задумку. Когда ведьма рождается, когда вырастет она должна будет снять барьер Билла, а за это Форд забирает ведьму себе обратно. Вот такие простые условия, которые исполняются так долго. Но я верю, Диппер. Верю в тебя. И знаю, что ты не позволишь этому миру пасть. Станешь героем. Прошу тебя, не подведи меня, Хранительниц, человечество. И последнее. Я нашла это в одной из книг Билла. Никак не могла понять, что здесь написано. Надеюсь, сможешь ты.***
И пока на одном клочке Земли на тонкую шею надевается петля — на другом по щекам текут слёзы. Пока один лишает жизни человека — другой как рождается заново.***
Внутри что-то сломалось. Разбилось на миллиарды осколков. Диппер думал, что начнётся истерика, что он будет кричать, что разнесёт весь город, сравняет его с землёй — уничтожит этот мир. Но в голове была лишь одна мысль, последнее, что завещала Эбигейл ему — не идти на поводу у Форда и Билла. Не играть в их игру. Форд только и ждёт, что узнай Диппер всё — сойдёт с ума и не выдержав такого количества эмоций уничтожит барьер. Но по щекам текут слёзы, в душе ужасная боль. Последние иллюзии рассеялись. И никому Диппер по-настоящему не был нужен. Для Форда, для Эбигейл, для Билла — он лишь инструмент. Но Дипперу надоело быть лишь куклой, за который дёргает ниточки каждый. Последняя строчка ставит окончательную точку во всём. Диппер открывает прикреплённый к странице согнутый листочек. И усмехается. Больше не будет побегов от суровой реальности в сладкую дымку иллюзий. Диппер сделал свой выбор. Ни Форд, ни Билл своего не получат. В библиотеке красиво горит огонь в камине читального зала. Красиво. И подходит атмосфере. Сам не понимая, что им движет Диппер медленно встаёт и собрав все бумаги с расшифровкой и сам третий дневник, идёт к камину. Всё отправляется в огонь. И Диппер наблюдает, как белые листы покрываются чёрными пятнами. Как третий дневник обугливается, под воздействием температуры тоже разваливается, превращаясь в пепел. Пора прекратить чужую игру. Пора добавить свои собственные правила.***
Форд заводит машину, отъезжая от дома, окружённого скорой и полицией. Он вызвал скорую через пару часов после того, как повесил Эбигейл в петлю в зале. Самоубийство. Такова официальная версия, а Форд просто приехал навестить сестру, но увидел лишь её тело. Не успел. Сказал, что прибудь он на часа три раньше, смог бы её спасти. И ему так просто верят — а как не верить мировому герою. Да и на Эбигейл всем уже было давно плевать — умерла наконец-то ошибка природы. И не более. Просто сумасшедшая, не выдержавшая того, что у неё забрали детей. Вот и решила та повеситься. Пару слов и несколько бумажек, как полицейским стало абсолютно на остальные детали плевать. Пора Форду вернуться в Гравити Фолз, рассказать всё Дипперу. И тот, не выдержав разнесёт всё вокруг. Таков план. И всё произойдёт чётко по нему. И безразличны Форду слова Эбигейл, не верит он ей — не ей точно. Не той, что жила последние девятнадцать лет в безумии и апатии одновременно. Всё кончено. Форд сделал свой выбор. Пора начать игру. Всё идёт по плану.***
Мэйбл готовит ужин, когда на порог заявляется Форд. Пасифика сидит за столом. Они перекидываются шутками. Стэн в зале вновь сидит с банкой пива перед телевизором. Время уже позднее — вот-вот и наступит двадцать четвёртое число. И Билл ведь говорил ей про эту дату, но ничего Мэйбл так и не поняла. Но наготове была. А Форд появляется на пороге, и никогда Мэйбл не видела его настолько убитым. В глазах стояла влага, а морщины вокруг глаз говорили о том, что слез было много и долго. Он задушено всхлипнул и прошёл вглубь хижины. Стен тоже оживился, тут же выключая телевизор. Быстро прошёл на кухню. — Форд? — Мэйбл выключила плиту, подходя к дяде ближе. Он сел на стул рядом, и кинул первый взгляд на Пасифику. Та под его взором чуть сжалась. Ей точно не место здесь, в семьи Пайнс. И разговор будет чисто семейный. Пасифика уже была готова встать и уйти, но почувствовала руку Мэйбл на плече, сжимающую в поддержке. В груди потянуло. Через полчаса двадцать четвёртое число. И то, что сейчас происходит с Фордом явно как-то связано с тем, что должно случиться. — Мэйбл, — тихо позвал её Форд, — позвони Дипперу. Мне нужно ему… всем вам кое-что рассказать. Она поджала губы. Грусть и отчаяние Форда выглядели натуральными, но отделать от мысли, что всё происходящее очередная актёрская игра, не получалось. Мэйбл уже потянулась к телефону, лежащему на тумбе рядом с плитой, как дверь резко отворилась, а на пороге появился Диппер. И ничего в его глазах кроме ненависти невозможно было разглядеть. Мэйбл сделала шаг назад, когда Диппер прошёл на кухню. Такую ужасающую энергию ей ещё не доводилось чувствовать. Казалось, что Диппер как бомба взорвётся в любую минуту, забрав их жизни вместе с собой. — Как хорошо, что ты сам пришёл, — облегчённо выдохнул Форд. А после взглядом указал Дипперу встать рядом с Мэйбл. Когда тот послушался начал. — Я сегодня ездил к вашей маме… В общем… — он замялся, подбирая слова. — Я обнаружил её в петле… Мэйбл могла бы приложить руку ко рту, показав так свой шок. Или отрицать происходящее. Сделать хоть что-то лишь бы показать то, как ей жаль — может даже расплакаться для достоверности. Но она не отреагировала никак. Лишь вздохнула как-то облегчённо — теперь Эбигейл точно будет спокойна. И в ту же секунду повернулась в сторону Диппера. Для Мэйбл мама была никем, буквально пустым местом, а для брата Эбигейл была миром. Единственной цепью, что всё ещё связывала Диппера с этим миром. Но к её удивлению Диппер лишь усмехнулся. Так, будто уже обо всём знал. — Она сама повесилась или ты помог? — Диппер улыбнулся, издевался. Пусть в его глазах и всё, что было — так боль. — Это не смешно, Диппер, — подключился Стэн, но Форд остановил его поднятой вверх рукой. — Это? Очень смешно. Хорошая актёрская игра, Форд. Ещё вчера я бы поверил, правда. Вот только ты совершил ошибку, — Диппер продолжая гадко улыбаться, сделал шаг вперёд теперь над дядей возвышаясь. — Ты пришёл вчера. Хотел ведь Биллу отомстить, да? Что-то он тебе такого сказал, что ты аж захотел нас ссорить. Но спасибо, я наконец-то смог всё понять. Диппер сделал шаг назад, от Форда отходя. Он обошёл стол, встав у перехода между кухней и гостинной. Так чтобы все видели его и он видел всех. — Итак, — вскинул руки, — думаю, пора рассказать всем план, рождённый девятнадцать лет назад. Но для начала — поясню для Форда одну вещь, — Диппер перевёл взгляд на дядю. — Билл вчера вышел из себя, где в море его криков он приказал мне отдать дневник. Именно в этом твоя ошибка и заключалась. Но обо всём конкретном чуть позже. — он выцепил стул, и развернув спинкой вперёд, уселся на него, сложив руки перед собой. — А начнём мы с беременности Эбигейл. Мэйбл, ты ведь не раз задавалась вопросом о том, кто наш отец? Так вот загадка решена — никто. Буквально, — Диппер перевёл взгляд на Форда. — Похлопайте ему, ведь этот человек первый в мире смог создать партеногенез в человеческом теле. Нельзя было смешивать ещё одну элементальную энергию, и нужно было как-то и чистую отделить. Ничего не подходит лучше непорочного зачатия. Молодец, Форд. Правда — это высшая степень гениальности. — Да ты…! Форд только встал со стула, хотел подойти и заткнуть обнаглевшего Диппера, но тот лишь одним взглядом пригвоздил того обратно на место. Радужка окрасилась в золотой. Форд лишь рыкнул, не в силах и двинуться. — Продолжим, — прочистил горло Диппер. — Все месяцы беремености Эбигейл Форд продолжал ставить эксперименты — нужно же было как-то сделать так, чтобы родился ребёнок с только чистой энергией. И Форда опять получилось. Поздравим вновь. Жизнь Эбигейл сломана, у неё на руках дети и постоянный контроль Форда и Стэна. Что же делать? Рассказать Хранительницам? Пыталась. Ещё когда беременной была — не поверили. Убить себя и детей? Форд бдит. Да даже если получиться, какова вероятность, что тот не придумает ещё способ появления ведьмы? Тогда родился новый план… — он перевёл взгляд на Мэйбл. — Мне жаль. Правда. Мама… Нет. Эбигейл не любила тебя. И меня тоже, если уж на то пошло. Просто единственный способ подпортить планы Форду — сделать так, чтобы когда придёт время подготовить меня ко всему. Воспитать хорошим человеком, как она сказала — тоже тщетно, как я думаю. А тебя Мэйбл, воспитать так, чтобы ты от ненависти от нашей семейки и вовсе отказалась. Потому что ты единственная, кто во всей этой истории «лишняя». И третий дневник со своими записями она подкинула Форду — тот всё равно шифр Сайфера не знает, прочитать не сможет, а я смогу его расшифровать. И узнать условия сделки тоже так же смогу. Я так понимаю, — Диппер вновь перевёл взгляд на Форда, — Венди тебе о написанном рассказала? И поэтому ты пришёл к Биллу, попросить у меня дневник забрать. Но что-то пошло не по плану, и ты решил нас с ним рассорить, дабы насолить Биллу. Но он всё ещё помнил про записи дневника — это вас и выдало. Билл однажды уже просил у меня дневник, но готов был ждать хоть вечность, а тут так он резко понадобился. Ты сам проебался Форд, потому что не пойди ты на поводу у своей гордости, то я бы и дальше про дневник не вспоминал. — А что по поводу двадцать четвёртого числа? — вступилась Мэйбл. — Билл приходил ко мне, говорил, что что-то произойдёт… — О, — вскинул брови Диппер. — Красивая дата, да, Форд? Дело в том, что два века назад двадцать четвёртого числа появился Разлом, и было восстание ведьм. Странногедон, проще говоря. И Билл с Фордом решили сделать красивую дату. Вот, он уже ездил к Эбигейл. Видимо думал, что её смерть и ссора с Биллом окончательно меня разъебут и я разнесу всё, заодно сняв барьер с Измерения Снов. Но… — он ухмыльнулся. — Всё будет, Форд, не волнуйся. Мэйбл пожевала губу. Кинула взгляд на разъярённого Форда, всё ещё прикованного к стулу. Теперь-то Мэйбл уже поняла, что от неё требуется. Но последние слова Диппера ей ужасно не понравились. Видимо тот придумал что-то своё. И это было точно очень опасно. Но после всего того, что она узнала, у неё было лишь два пути: остаться в их войне «лишней» и уйти, забыв о своей семье как о страшном сне, либо вступить в их игру — отомстить за свою жизнь. — Ну что же, — Диппер хлопнул в ладоши и встал со стула. — Есть ещё кое-кто, с кем мне нужно поговорить. А вы тут сами разбирайтесь. И развернувшись ушёл из хижины. И Мэйбл знала куда и к кому. И ей тоже хотелось уйти — взять Пасифику за руку и навсегда покинуть это место. Покинуть навсегда Гравити Фолз. Но барьер стоял и стоять будет, а значит если и уходить, то одной. Мэйбл перевела взгляд на растерянную Пасифику — она стала свидетелем чужих распрей и совершенно не знала, как себя вести. И лучше бы правда уйти. И Мэйбл пытается заставить себя сделать шаг. Нужно ведь просто взять Пасифику за руку и уйти — без разницы куда, главное подальше отсюда. И шаг Мэйбл сделала — но не к Пасифике. Всё, что копилось годами — обида, злость, боль. Всё в одночасье выплеснулось из Мэйбл вместе с ударом о нос Форда. От такой силы тот слетел со стула. Но теперь, не удерживаемый магией Диппера, быстро встал. Однако не спешил Мэйбл отвечать. Наклонил голову, как провинившийся. — Ты! — Мэйбл ткнула пальцем в воздух, указывая на дядю. — Ты, сука! Из-за тебя! Всё, блять, из-за тебя! О Бездна! — она возвела глаза к потолку. — Из-за тебя я всю жизнь живу, как изгой — что общества, что своей семьи! Ненавижу тебя! И тебя, Стэн, тоже! — она повернулась к нему. — Вы два больных ублюдка! Сдохните об- И не успела договорить, как мощной поток ветра сковал её как цепями по всему телу. А Форд всё так же стоял с низко опущенной головой, лишь руку вскинул вперёд, призывая элемент ветра. И только стоило кинуться выдернутой из хаотичных мыслей Пасифике к Мэйбл, как её пронзило током — Форд вскинул вторую руку, останавливая и её. Не выдержав такой боли — сознание Пасифику покинуло, и она упала на пол. Мэйбл лишь сильнее задёргалась в ловушке, в попытках выбраться. Не за себя сейчас боялась. А Стэн лишь стоял рядом, так ничего и не сказал: ни оправдываться не стал, ни извиняться. Лишь поджал губы на действия Форда. И всё так же молча подошёл к Пасифике, поднимая её тело и унося. Мэйбл закричала, забилась сильнее, умоляла отпустить Пасифику — но тоже не долго. Форд вновь взмахнул рукой, и электричеством пробило ещё одно тело, забирая разум в пучину тьмы. А в это время Диппер спокойным шагом шёл через лес туда, где ранее находилось его спасение. Туда, где сохранились лучшие моменты лета. Туда, где за золотой стеной находилось существо, которому Диппер почти был готов пообещать вечность. Ради которого хотел променять свою жажду свободы. Но Билл не был готов отдать свою жизнь в ответ. И это стало контрольной точкой. Рубикон. Дальше между ними не будет более ничего. И как бы воспоминания о прекрасном, о счастливом времени Биллом не всплывали в голове, Диппер не чувствовал больше ничего, кроме постоянно пульсирующей боли. То, что произошло вчера лишь окончательно доказало, какие именно между ними отношения — никто из них не готов уступить своё место другому. Никто из них не готов склонить перед другим голову. И даже та глупая привязанность, вызвавшая между ними эти иррациональные, глупые, чувства ничего не исправит. И Дипперу долгое время будет больно. А Биллу… Кто знает. Теперь уже без разницы. Перед глазами золотой свет и барьер, за которым покоятся лучшие воспоминания этого лета. И Диппер делает шаг, пересекая границу Измерения Снов в последний раз. Его никто не встретил, как обычно. Возможно это даже к лучшему — к лучшему быть с Биллом врагами. Их чувства — полнейший бред, который хорошо, что ушёл на второй план. Но поговорить всё же нужно. И Диппер мог бы просто к Биллу переместиться, но оттянуть их встречу хотелось намного больше. Потому что после ничего уже не будет как прежде. Медленными шагами он шёл по безжизненному лесу, где деревья стояли всё так же неподвижно, даже легко не шелестя листьями. И казалось, что с каждым новым шагом итак бледный зелёный цвет окончательно терял краски, оставаясь навеки серым. С каждым новым шагом Диппер думал о том, что скажет — и обвинит, и накричит, а может просто расплачется в очередной раз. С каждым новым шагом вперёд Диппер хотел сделать десять шагов назад. Не видеть Билла, не говорить с ним. Ничего просто уйти и забыть о том, что в лесу Гравити Фолз, за золотым барьером, который пересекать могут лишь те, в ком течёт ведьмина кровь, сидит, запертый уже как два века, Повелитель Разума, Билл Сайфер, чьё имя бояться произносить вслух до сих пор. И каждый новый шаг был тяжелее предыдущего. И хотел никогда о Билле не забывать. Не забывать о том, кто научил его эмоциям, о том, кто подарил мимолётное счастье, о том, в ком он по-настоящему нуждался. И каждый шаг болью отдавался в груди. И стоит, наверное, всё же убежать. И стоит, наверное, ничего не говорить. И стоит, наверное, забыть обо всём и просто остаться рядом с Биллом навсегда. Но Диппер не глупец. И у него есть план, которому он хочет следовать. Потому что продолжать быть пешкой в чужой игре уже невозможно. Потому что только так он может свободу получить. Свободу, беззаботность и спокойствие. И не нужно будет для этого от реального мира бегать. И перестать нужно быть от Билла зависимым. Перед глазами появился до боли знакомый особняк. И невидимая граница, не позволяющая его пересечь. Диппер замер, в последний раз обдумывая всё то, что он может сказать. И про Эбигейл спросит, и про Форда, и про себя, и даже про Мэйбл. И про дневник и записи расскажет, уличив во лжи. И про барьер с ним поговорит. А про свои чувства будет молчать — до последнего обещает себе, что будет молчать. Как бы не хотелось о них кричать, чтобы поняли, чтобы не позволили глупости творить, чтобы чуть ли не к себе приковали и никуда никогда более не отпустили бы. Смешно даже становиться. Ведь шёл сюда Диппер окончательно с Биллом разругаться. Был зол, ядом покрыт, готовый им же и плеваться, а сейчас ничего кроме тянущей боли и спокойствия не чувствовал, будто весь негатив Измерение Снов в себя впитало, не разрешая выплёскивать их на своего хозяина. Просто поговорить — и этого достаточно. Диппер протягивает вперёд руку и даже не удивляется, когда она упирается в невидимую стену. Лучше тысячи слов — Билл видеть его не хочет. Но если это было такой страшной преградой. Сжимает руку в кулак Диппер, и невидимая стена разрушается, падая мелкими золотыми пылинками на траву рядом и на особняк, как мелкий снег зимой — и тут же тает, как и не было будто никогда барьера вокруг. Диппер делает шаг, всё ближе подходя ко входу. Думал — надеялся, — что появиться рядом Пироника, или Криптос, которые тоже оттянут его встречу с Биллом. Но никого не было. И никто его останавливать не собирался. Всё же задействовав своё чутье, Диппер приблизился к воротам, распахивая их, заходя в как в тьму бездны. И даже не удивился, когда Билла нашёл в родной для них библиотеке. Он сидел, почти развалившись на кресле, откинувшись на спинку. Локтём упирался в подлокотник, а ладонью закрывал лицо. И весь он истончал такое отчаяние, что и Диппер им заразился. Поджав губы, сделал шаг ближе, и ещё один, и ещё. Встал ровно перед Биллом. Возвышался, но от этого не чувствовал себя могущественне — наоборот совсем. Диппер чувствовал себя до ужаса маленьким и глупым, хотелось сжаться в комочек и исчезнуть с лица этого мира. А Билл даже не шелохнулся, и Диппер бы подумал, что тот спит, если бы тот был человеком. И продолжал стоять, так и не в силах открыть рот и заговорить. Из головы вылетели все мысли, все фразы и обвинения, которые Диппер хотел высказать Биллу. И всё, на что у него хватило сил, было мягкое и тихое: — Билл… Так, как он говорил его имя всегда. С нежностью и придыханием, будто никого важнее его не было. Так, как Билла никто и никогда не звал. Медленно убрав руку от лица, он положил её на подлокотник, поднимая на Диппера взгляд. О прошедшей ссоре он не жалел, и больно ему от неё не было — была лишь злость на Форда, который позволил себе вывести на эмоции, разрушить с таким трудом построенное. И Биллу даже знать не нужно было зачем Диппер пришёл — дневник ведь у него остался, и совершенно точно до конца записи Эбигейл были расшифрованы. Билл надеялся, что Диппер, узнав всё, сбежит. И лучше бы он сбежал, чем приходил сюда и смотрел так загнанно и забито, но продолжал произносить его имя так — словно Билл был важнее всего остального мира. Впервые в своей долгой жизни он не понимал, что чувствует в данную минуту. Билл помнил свои чувства и эмоции, когда Аксолотль изгнал его в этот мир. Билл помнил свои чувства, когда познакомился с Богами и Тэдом. Билл помнил свои чувства, когда начал первый Странногедон. Билл тем более помнил свои чувства, когда его предали, а детей убили. Но сейчас Билл не понимал ничего. И вроде злость затмила разум, но в то же время грусть сдавила грудную клетку. Одно он понимал чётко — Диппер находиться в таком же смятении. — Билл, — повторил он вновь, делая ещё шаг, становясь совсем вплотную. И теперь они соприкасались коленями. — Я… И ничего сказать так и не вышло. Слова просто не слетали с языка, не позволяли разрушить всё окончательно. — Сосновое Деревце, — прошептал Билл, отводя взгляд в сторону, — лучше тебе уйти. На что Диппер лишь отрицательно покачал головой. Пожевал губу, всё же пытаясь найти хоть какие-то слова. На душе было паршиво. И сам не понимая, что творит, Диппер согнул колени, опускаясь на них. Билл чуть вздрогнул, возвращая взгляд, наблюдая, как Диппер, сидя на коленях перед ним, положил на его ноги голову, уперевшись щекой. Рвано вздохнул. — Ты ведь всё теперь знаешь, — рука легла на чужие кудри. — Так к чему это всё? — Я не знаю, — честно ответил Диппер, поддаваясь чужим пальцам. — Я хотел прийти, обвинить тебя во всём, поругаться, поиздеваться, но сейчас… — он сжал пальцами свои джинсы. — Стоило только тебя увидеть, как все слова забылись, — грустный смешок. — Ты плохо на меня влияешь. — Прости уж, — такой же грустный смешок сорвался и с губ Билла. — Но ведь пришёл ты не просто поговорить. — Не просто, — согласился Диппер. — Но поговорить тоже нужно. — Нужно. И никто ничего дальше так и не сказал. Диппер всё пытался заставить себя высказать все те противоречивые чувства, разозлиться, чтобы поставить Билла на место, но не получалось. Всё в нём противилось этому. А Билл просто не знал, что можно сказать — оправдываться было бы глупо, да и не искренние извинения бы вышли, не жалел он ни о чём. Лишь продолжал перебирать кудряшки на голове Диппера, и ждать чуда. Впервые в своей долгой жизни он надеялся на мнимое чудо, способное решить всё по щелчку пальца. И как же он докатился до такого. — Знаешь, — всё же набрался сил Диппер, — я так тебя ненавижу. Ужасно, просто. — Я знаю, — как факт, как аксиома. По-другому ведь быть и не могло. — Но я и благодарен тебе безмерно. Если бы не ты, со своей сделкой и идей, я бы никогда и не родился. Никогда бы тебя не встретил. Никогда бы не чувствовал всего этого… — Я правда не хотел, — тихо-тихо, но Диппер Билла услышал. — Надеялся, что Форд, получив невозможное задание, оставит свои попытки меня восхитить. Но он загорелся лишь сильнее. И ведь правда смог, понял как ведьму создать — и не просто пародию, — пальцы подцепили чёлку, открывая родимое пятно в форме ковша, — а настоящую. Есть легенда, связанная с этим созвездием, ты знал? — Считающиеся творцами Вселенной, восемь сынов бога, имя которого утеряно в нашей истории? — Красиво, — усмехнулся Билл. — Люди умеют красиво интерпретировать то, о чём не знают или не помнят. Созвездие появилось в день, когда родились ведьмы, ты знал? Диппер отрицательно покачал головой, хоть было и неудобно в таком положении. — На самом деле, люди перепутали всё. Творцами Вселенной были не сыновья неизвестного бога. Творцами Вселенной были мы с Тедом, а наши «сыны» были дочерьми, нашими ведьмами. И правильно это легенда звучит следующим образом: созвездие дочерей, неизвестных, ходящих во тьме, богов, что являются покровителями нашего тела и разума. — Как думаешь, почему всё так поменялось? — спросил Диппер, поднимая голову, вглядываясь в чужой золотой глаз. — Потому что люди не хотят помнить о том событии, не хотят знать о том, что когда-то существовали ведьмы. И Хранительницы и помнить, и знать не хотят, что когда-то смогли так оплошать. — Но вновь оплошали, — грустно ухмыльнулся Диппер. Билл мягко коснулся пальцами чужой щеки, проводя от скулы к внешнему уголку глаза. Вот бы следующие минуты не наступали. Вот бы застыть в этом мгновении навеки, лишь наслаждаясь друг другом. Им хватит и одного прикосновения кожи к коже. Не нужно слов, не нужно поцелуев. Их любви достаточно одного касания. Диппер поднял руку, кладя поверх ладони Билла, прижимая к своему лицу сильнее. И этого достаточно. — Знаешь, я остался один. Эбигейл всё это время ненавидела меня, как оказалось, а нянчилась со мной, лишь бы я не вырос обозлённым на весь мир. Я для мамы был таким же инструментом, как для Форда и для тебя, — произнёс Диппер. — В своих записях она попросила меня не идти на поводу у вас. Хотела, наверное, чтобы я узнав правду, сбежал как можно от вас всех дальше, лишь бы вы не воспользовались мной. И я хотел этого. Просто уйти, и забыть этот кошмар. Начать новую, спокойную, нормальную, жизнь, которую так долго презирал. Но… есть ещё кое-что. Было. И я решил, что вместо того, чтобы вечность скитаться, прячась от своего рока, поставить жизни свои условия. Билл нахмурился. — Что ты имеешь ввиду? — Сейчас не время для душевного разговора, Билл, — мягко улыбнулся Диппер. — Оно наступит чуть позже. А сейчас пошли со мной. Он медленно встал с колен, протягивая Биллу руку, прося послушаться и пойти с ним. Всё ещё не понимая, что задумал Диппер, он вложил свою руку в чужую. И они могли всё так же быстро переместиться в нужное место. Но Диппер потянул Билла на себя, ведя к двери. Одной рукой открыл её, возвращая их во двор. Сейчас нет смысла никуда торопиться. Время никуда от них не убежит. Выйдя из особняка, она всё ещё держась за руки пошли к окончательно посеревшим деревьям, и цвет как отражал состояние на душе Билла. То отчаяние, которым пропиталось всё вокруг. Медленно огибая деревья, они шли к барьеру. И молчали. Слова точно были бы лишними. Золотое свечение стало более явным. И вот они уже стоят рядом с границей, знаменующей конец. Конец возможностям Билла. Конец тайного мирка Диппера. Конец Измерения Снов. — Я бы хотел никогда не приходить к тебе, — Диппер развернулся, не разжимая рук, посмотрел внимательно в лицо Билла. — Никогда тебя не знать. Не чувствовать всего того, что чувствую. И многое, многое, чего бы не хотел в своей жизни. Родиться ведьмой я тоже не хотел бы… — К чему всё это? — закатил глаза Билл, готовый уже уйти. Но Диппер лишь сильнее сжал чужую руку в своей. Он протянул пальцы другой к чёрному треугольнику, рассеивая магию. Теперь смотрел в оба глаза Билла. Таких прекрасных, завораживающий. Разных и многогранных, как и сам Билл. Золотой глаз с кошачьим зрачком, как обозначение его хищной сущности, опасной, от которой нужно бежать, как от огня. И глубина космоса, как символ его бывшего титула, показывающий его силу и величие над всеми существами этого мира. Билл был разным, и многие его боялись. А Диппер больше нет. Потому что только Дипперу удалось узнать ту сторону Билла Сайфера, которая была не подвластна никому — лишь предыдущим ведьмам наверное. — Как я уже сказал, — Диппер всё же отпустил чужую руку. — Нормально мы поговорим потом. А сейчас, я начинаю свою игру. И я, если честно, без понятия, к чему она может привести. Он сделал шаг назад, поджал губы. Кинул быстрый взгляд на барьер. И это хватило, чтобы Билл всё понял. — Сосна… — не верил, не мог просто. — Ты не… — Я всю свою сознательную жизнь мечтал о свободе. Жаждал её. Не быть ни от кого зависимым. Не бояться многочисленных «если»… — Диппер сжал руки в замок, приложив их к груди. — И это единственный способ хоть на час, хоть на минуту, хоть на секунду, но ощутить эту долгожданную свободу… — Ты не вынесешь последствия, — говорил Билл, но не хотел. Он жаждал, что Диппер не послушает его, что сделает то, что задумал. Но говорил, продолжал эти глупые моление обратиться к разуму, потому что сам не хотел иметь дело с последствиями. — Ты не выдержишь, сойдёшь с ума… Ты… — Я уже, — сделал акцент Диппер, — сошёл с ума. Ещё в тот день, когда пожелал вновь к тебе прийти. Ещё в тот день, когда только пересёк границу Гравити Фолз. И развернулся лицом к сияющей золотом стене. Не знал что и как делать правильно. Действовал по интуиции. Вытянул руки вперёд. Почувствовал всю ту энергию, что текла в барьере. И столько боли, столько отчаяния, что хранила магия ведьм, потекли по его коже, и к их чувствам Диппер добавил свои. То же отчаяние, ту же боль. И всю ту ненависть, накопившуюся в нём годами. Ухватился за тонкую нить, из которых барьер и был сплетён. Сделал шаг вперёд, ближе к барьеру. Упёрся руками в него. Билл молчал. Не мешал. Потому что желал такого исхода два века. Ждал тот миг, когда барьер падёт, когда он вернёт себе свободу, а выбравшись отомстит всем тем, кто его и заключил. И Теда найдёт, и вернёт ему всю ту боль, которую Билл чувствовал столетиями. И Хранительниц найдёт и заставит их пожалеть, что не убили его тогда. Нет смысла Диппера отговаривать от своих действий. Как-никак он был рождён для сегодняшнего дня. Рождён, чтобы барьер разрушить. Даровать Биллу Сайферу свободу. А что он будет дальше, уже не Билла интерес. — Поздравляю, — последнее, что сказал Диппер, — с долгожданной свободой. И мир ослеп. И мир пал. Барьер, скрывающий Билла Сайфера, столько лет, оказался разрушен. Ужасающая сила взрывной волной прошлась по всему Гравити Фолз, в одно мгновение разрушая памятники и здания, откидывая жителей в разные стороны. Лишь Хижина Чуес стояла не шелохнувшись. Но Форд и Стэн повернули голову в сторону окна, отрываясь от жаркого спора. За окном всё было белым-бело. И в следующий миг город окрасился грязными жёлтыми, фиолетовыми и красными цветами. На улицах поселилась паника. На небе в форме креста сиял Разлом. А над городом парила золотая пирамида. И лишь одно существо, оглядев поселившийся хаос, ухмыльнулся. Он дождался этого чудного мгновения. Всё только начинается. А Диппер лежал на холодной земле один в лесу. Лишь рыжий всплеск промелькнул рядом, но тот его так и не увидел, перед тем, как потерять сознание.