***
Денис не хотел задерживаться в больнице — ему и так предстояло провести в ней ближайшие несколько месяцев, так как теперь он полон решимости побороться за свою жизнь. Но Петя бесхитростной манипуляцией вынудил его задержаться на сутки. В конце концов, Серёже тоже нужна была помощь, да и самому Пете не помешает укольчик хорошего успокоительного. Дорога до места, которое опознала Юля, заняла слишком много времени, да и, опять же, у них не было никаких гарантий, им просто повезло. Выходит теперь, Хазин у Пчёлкиной в должниках. Петя так давно не видел своего брата, что совсем успел забыть, как на самом деле сильно он к нему привязан. Все эти годы вдали от дорогих людей были просраны зря. Неужели он действительно думал, что наркота сможет заменить ему всё это? Теперь, когда Денис в безопасности, Петя обещает себе, что сделает всё ради того, чтобы помочь брату и заставить его бороться до конца. А ещё обязательно расскажет Игорю всю правду о том, почему ушёл тогда. Больше никаких секретов. Хазин берёт в автомате два кофе и спешит в палату к Денису, собираясь обсудить с ним дальнейший план действий. Кофе горячий и неприятно обжигает пальцы, поэтому Петя останавливается у ближайшего окна, ставя два стаканчика на подоконник. Всего секундная заминка — он бы, возможно, и не заметил даже, вот только копна ярко-рыжих волос слишком сильно выделяется в этом хмуром питерском пейзаже. Хазину хочется смеяться от собственной глупости, когда ему на глаза попадается жарко обжимающаяся на улице парочка. Крепкие руки Грома по-собственнически стискивают талию Разумовского, а тот в ответ виснет на нём, словно замечтавшаяся девица. Вот тебе и финал истории, Хазин, жрите не обляпайтесь. Не нужна Игорю его правда, и он не нужен, со своей просранной жизнью наркомана и убийцы. Разумовский, конечно, тоже человека, выходит, завалил, но человек тот, откровенно говоря, мразью был той ещё, да и порывы у Серёженьки даже тут благородные — за любимого отомстил. Гром простил сразу же, слова лишнего не сказал — только хмуро посмотрел на всех и приказал помалкивать и не забывать, что похититель оказал сопротивление. А теперь рыжий опять в его руках, и впереди у них сказочный хэппи энд. А Петя так, не самое приятное прошлое, о котором давно пришло время забыть. Ладно, на самом деле, он этого ожидал. Такие люди, как он, наверное, просто не заслуживают своего «долго и счастливо». Да и хрен с ним. Зато Хазин-старший будет доволен. В палату к Денису Петя входит с самой неискренней улыбкой на свете. Что тот замечает буквально в следующую же секунду. — Что-то уже случилось? — спрашивает Титов, поудобнее устраиваясь на больничной койке. — Нет, всё путём, — беззаботно бросает Петя в ответ, прекрасно понимая, что Денис ему совершенно не верит. — Оно и видно по твоему кислому фейсу. Хазин шутливо пихает Дениса в здоровое плечо и отмахивается, как от назойливой мухи. — Забей, дядь. Лучше скажи, куда дальше планируешь. Если всё ещё жаждешь сбежать прямо сейчас, то я вообще-то не против. Можем вместе рвануть в Мск, а оттуда — сразу в Германию. Титов недоверчиво хмурит брови в ответ на такое щедрое предложение. Не то чтобы Петя отличался импульсивностью в принятии решений, и потому такая смена координат несколько настораживает. — Я не собираюсь в Москву, — отвечает он. — Хочу убедиться, что с Серёжей всё в порядке. И если всё будет хорошо, то в Германию мы поедем вместе. Хазин не может сдержать рвущийся наружу горький смех. Он не хочет разбивать наивные фантазии Дэна вот так вот, но не сказать выше его сил. Они в этой истории лишние, и, по-хорошему, им бы прямо сейчас свалить в закат. — Ты за Разумовского не переживай, у него как раз всё путём. Я думаю, Игорёк его уже нагнул где-то в ближайшей подворотне. Так что всё, у голубков хэппи энд, а мы с тобой идём нахуй. Вот такая вот арифметика, бро. Петя не этого хотел, он мудак, да, но видеть, как сгорает весь свет в родных глазах, слишком даже для него. За Хазина говорят злость и обида. За себя любимого, конечно, но и за Дениску не меньше. Потому что наебали-то их обоих, а брата в обиду он больше не даст. — Это тебе Серёжа сказал? — тихо, стараясь не показывать своих эмоций, спрашивает Титов. — Это мне мои глаза сказали. И им я верю. Так что хорош тут нюни распускать, мне, знаешь ли, тоже сердце вроде как разбили. Едешь со мной? Денис на брата не смотрит — упрямо поджимает губы и простынь стискивает пальцами до треска ткани. Злится. Петя злится не меньше. Только вот Титов в ответ упрямо машет головой и наконец-то смотрит прямо в глаза, всем своим видом демонстрируя непоколебимость своего решения. — Я останусь. Сам с ним поговорить хочу. Хазин хочет брату своему хорошего леща отвесить. Незачем раны бередить. Дерьмово это, и только хуже будет. Петя это по себе знает. Вот только Дэнчик не ребёнок уже, и насильно его в Москву не потащишь. Упрямый не меньше самого Пети. А потому Хазин сдаётся, обещая себе, что обязательно вернётся за братом, если тот сам не наберётся ума. А пока Пете, наверное, и правда, нужно побыть немного одному, зализать собственные раны и вспомнить, как жить без Игоря. — Смотри сам. Но учти, что я тебя жду. Петя покупает билет на «Сапсан» и пишет матери, что к вечеру будет дома. Номер Грома летит в чёрный список, а в носу всё свербит от желания занюхнуть порошка.***
С Игорем они расстаются мирно. Серёжа его, правда, ценит и очень благодарен за всё, что тот для него сделал, но, по факту, они не дети и прекрасно осознают, что скорее спасались друг в друге, чем по-настоящему любили. Гром отпускает его со спокойным сердцем, хотя и знает, что вся эта история с Денисом тоже может закончиться нехорошо. Но Разумовский верит в Титова, а значит, верит и Игорь. Они справятся, так же как справились они с Петей. Гром хочет так много Хазину рассказать, а ещё отпустить то прошлое, что постоянно стояло между ними. После всего произошедшего он вдруг понял, что совсем не важно, почему тот тогда ушёл, — важнее то, что он вернулся. Да, у них было прошлое, но теперь у них есть будущее, и оно стоит того, чтобы рискнуть вновь. Именно с такими мыслями Игорь заходит в палату к Денису, где, впрочем, не обнаруживает никого, кроме него. — Петя разве не здесь? — глупо спрашивает он, чувствуя себя странно под гневным взглядом Титова. Гром не припоминает ничего, что могло бы так резко изменить отношение Дениса к нему. Серёжа ловко проскальзывает ближе к больничной койке и осторожно присаживается рядом с Титовым, пытаясь поймать его взгляд. — Так, может, ты определишься для начала, кто тебе нужен: Петя, Серёжа или, может, ещё кто? — язвительно бросает миллионер, прожигая Игоря такими знакомыми и незнакомыми глазами одновременно. — Так мы вроде это… Ну, определились уже, — глупо почёсывая макушку, отвечает Гром. — Не могу вникнуть в суть претензии. — Денис, что происходит? — спрашивает Разумовский, привлекая внимание к себе. И Титов вспыхивает как спичка. В этом он очень похож на своего брата. — Ты серьёзно не понимаешь? Пока мы сидели в клетке, он поёбывал моего брата, а теперь переметнулся к тебе. А ты что? Я думал, мне не показалось, что ты тоже… Но… Блять, забей, короче! Счастья вам там, детишек и прочей хуйни! Игорь от этой пламенной речи выпадает в осадок просто. Это что вообще было сейчас? И где, блять, Хазин, в конце концов? Серёжа молчит несколько секунд, явно пытаясь переварить информацию, а потом начинает смеяться — открыто так, радостно, Гром ни разу не видел его таким. — Вообще головой тронулся. Каких детишек-то, Денис? Мы так-то с Игорем всё порешали. А если уж хочешь знать, то не показалось тебе. Всё так. И я тоже. Правда. Титов непонимающе хлопает глазами, смотря на Разумовского как на восьмое чудо света, а после спрашивает осторожно так, словно на лезвие ступает. — А обжимались вы под окнами нахрена? Серёжа снова тихо посмеивается. — Ну так мы вроде как расстались, пожелали друг другу счастья и обнялись в знак будущей дружбы. Денису кажется, что с его плеч свалился неподъёмный груз. Сначала он чувствует счастье, Разумовского хочется прямо здесь и сейчас подмять под себя, но после он замечает Игоря, и вся хреновость ситуации обрушивается на него с новой силой. — Блять, — раздосадованно бросает он. — Блять? — непонимающе переспрашивает Серёжа, и Денис спешит оправдаться. — Петя видел, как вы обнимались внизу. Ну, естественно, свои выводы об этом сделал. Ещё и меня накрутил. Игорь будто из транса выходит, когда слышит любимое имя. — Идиот, — тяжело вздыхает Гром. — Ну и куда он пошёл? — В Москву он пошёл. Решил, что ты его бросил, и свалил подальше, чтобы вашему счастью не мешать. — Опять сбежал, значит? — грубее, чем хотелось, цедит Игорь. Его накрывает такая злость. После всего, через что они прошли, после всех слов и признаний, он снова сбежал, не сказав ни слова! — А что он должен был сделать? Он ради тебя и так свою жизнь по пизде пустил, а тут такой сюрприз, — не скрывая своего недовольства, шикает Титов. — Ради меня? Это когда, интересно? Когда пять лет назад сбежал от меня, не удосужившись даже объяснить, что я не так сделал? В этот момент запал Титова гаснет. Он смотрит с долей непонимания и сочувствия, и это злит ещё сильнее. — Так он тебе не сказал? — переспрашивает Денис и, прежде чем Гром взрывается новой порцией гнева, спешит объяснить. — Отец, когда о ваших мутках узнал, дома такой срач устроил, что до драки едва не дошло. Он клялся Петю всего лишить: и звания, и денег, но Петя такой, что ему похую всё это было. Тогда батя и понял, что на другое давить нужно. Пообещал, мол, если Петя не образумится, то он тебе жизнь подпортит, возьмут тебя там на взятке или на превышении… А ментов на зоне не любят, дальше и сам понимаешь. У Игоря земля из-под ног уходит, а на глаза наворачиваются злые слёзы. Он зол на Хазина-старшего, на самого Петю и больше всего на себя. — Он не свою жопу спасал, Гром, а твою. А не сказал, потому что знал, что ты сука упёртая и к папашке нашему на разборки побежишь. Хазин-старший — мразь та ещё, не зря я мамкину фамилию взял и съебался с этого дома: он, если пообещал жизнь подосрать кому-то, то сделает, не сомневайся даже. Гром ничего не отвечает и срывается с места так быстро, что Титов даже вслед сказать ничего не успевает. В том, куда направляется Игорь, он не сомневается ни на секунду. — Херни ведь натворит, — тяжело вздыхает Серёжа. — Давно пора, — улыбается Денис и тянется за полагающимся ему поцелуем, но вместо мягких губ чувствует чужие руки, упирающиеся ему в грудь. Титов искренне не понимает, в чём дело, ведь вроде порешали всё, но у Серёжи на этот счёт своё мнение. — Прежде чем мы продолжим, ты должен знать кое-что обо мне. То, о чём говорил Паша Исаев. Титов отрицательно машет головой. — Неважно это, Серёж. Прошлое — это прошлое. Я ведь тоже не ангел, да и сейчас пообещать тебе ничего не могу. Ведь может случиться так, что тебе придётся меня хоронить. А это такая себе перспектива на долгосрочные отношения. Но Разумовский непоколебим. И Денис, конечно же, сдаётся. Если для Серёжи это важно, то пусть будет так. — Паша этот с Олежей в один год в наш детский дом попал. И прилип к нему сразу, как репейник. Ты знаешь, всех бесило, что Олег со мной возится, ведь до этого я, можно сказать, был что-то вроде местной груши для битья, но, когда появился он, всё изменилось. Мы везде были вдвоём, и другие нам были не нужны. Паше это не понравилось. Они подстерегли меня, когда Олег на секции был. Я по глупости к озеру сбежал, а они уже там. Начали пинать, ерунду всякую про нас с Олежей говорить… Я ведь тогда не думал даже ни о чём таком и слов-то таких не знал. А потом они собачку поймали, маленькая такая дворняжка, я её булками из столовки подкармливал, вот она и прибежала. Они её камнями забить пытались, а дальше как в тумане всё: у меня бывали такие состояния раньше, но очнулся я, уже когда сарай горел. Я закрыл их там и поджёг. Паша выбрался как-то. Кричал, что я псих, что меня в дурку сдать нужно, но Олег тогда ребят нескольких подговорил и сам за меня вступился, мол, вроде видели они, как Исаев дружков своих сам там и запер, а меня и близко не было на этом озере. Мы ведь дети были, посадить его, конечно, не посадили, но в больничку надолго заперли. Он, когда вышел, совсем странный стал. Я вину свою чувствовал, но Олег смог убедить меня, что они сами во всём виноваты. И вот что в итоге вышло. Олег погиб из-за меня, и ты в этой клетке тоже по моей милости оказался. От меня одни проблемы вечно. Я ведь не помню, как застрелил его, Денис, вообще ничего не помню. Я сам себя порой боюсь, так что ты лучше подумай хорошенько, надо ли оно тебе. У Серёжи в глазах слёзы, невыплаканная боль и вина. Но даже после всего услышанного Денис не может заставить себя хоть немного разочароваться в нём. Титов тянет его на себя, крепко сжимая в своих объятиях. — Расклад у нас дерьмовый, Серёж, но мы справимся. Вместе. Обязательно справимся. И Разумовский ему верит.***
В Москве ветрено и сыро. Мегаполис встречает Петю привычными пробками, скандальными водителями и недовольным отцом, привычно устроившимся в своём излюбленном кресле. — Ты должен был сказать мне, что будешь работать с этим, — стоит только Пете стянуть с себя пальто, заявляет Хазин-старший. У Пети нет сил на выяснение отношений, он опустошён и хочет уснуть и больше не просыпаться никогда. — С кем — с этим? — сквозь зубы шикает он. Отец многозначительно поднимает брови. — Ты меня понял, — бросает он. — Но ты молодец, что вернулся. — Благодарю великодушно, — язвительно отзывается Петя, готовый выслушать очередной поток нотаций. К счастью, их разговор нарушает звонок в дверь, и Петя со спокойной душой собирается пойти в душ, а после спрятаться подальше от этой семейки. Он ожидает увидеть очередного папиного прихвостня или мамину подружку, но, когда вслед за мамой в комнате появляется Игорь с букетом цветов, Петя не может сказать ни слова — до того он охреневает с картины, открывшейся в гостиной. — Петя, я приехал, потому что должен был сделать это ещё пять лет назад, — неловко переминаясь с ноги на ногу, начинает говорить Гром. — Цветы, извини, не тебе. Это вот Вам. Он суёт букет ничего не понимающей матери и быстро преодолевает разделяющее их с Петей расстояние. — Послушай меня, пожалуйста, — просит Игорь и осторожно берёт ладонь Пети в свою. — Я многое сделал не так, и в том, что произошло, моей вины, пожалуй, куда больше, чем твоей. Но я не хочу провести всю жизнь вот так вот, зная, что снова отпустил тебя. Мне не нужен Сергей или ещё кто-то там. Я в тебе утонул давно, задохнулся, на дно ушёл, не выбраться уже, Петь. Хватит с нас уже расставаний. Прошу тебя, поехали домой. Петя не хочет рыдать, мужики не плачут, отец вдалбливал это в него с самого детства тяжёлыми кулаками, но в этот самый момент ему глубоко поебать на мнение папочки. Он слишком долго жил, боясь перечить его воле. Теперь Петя больше не мальчик, Хазину-старшему придётся принять его выбор. — Поехали, дядь, поехали — выдыхает он. Это всё, на что его хватает прямо сейчас. Без громких признаний, ведь Игорь и так давно знает, что он для Пети — всё. — Вы вообще страх потеряли, товарищ майор, — напоминает о себе отец. Про него Гром уже и забыл. Он мягко целует Петину ладонь и отстраняется, подходя к Хазину-старшему вплотную. — А теперь послушай меня, папочка, — угрожающе нависая над ним всем своим ростом, говорит он. — Я больше не летёха зелёный, только из академии в ментовку залетевший. У меня своих защитников хватает, и покруче тебя. Поэтому совет тебе, свёкор мой дорогой, не лезь к нам. И мы к тебе лезть не станем. Пете хочется смеяться. Такой рожи у его отца ещё не было. Игорь галантно кланяется маме и, схватив Хазина за руку, буквально выталкивает его из этого дома. Навсегда закрывая эту главу в их жизни. — Так ты меня вроде как из логова дракона похитил, — смеётся Петя, хватаясь за Грома руками и целуя в уголок губ. — Похитил, — соглашается Игорь. — И больше никуда не отпущу. Хазин понятия не имеет, как будет дальше, отпустит ли его прошлое, смогут ли они вернуться к тому, что потеряли пять лет назад… Но всё это кажется таким неважным. Ведь тут, рядом с этим человеком, Петя готов бороться, потому что больше своё он никому не позволит разрушить.